Александр Иликаев. Черниковские хроники

02.05.2016 20:11

ЧЕРНИКОВСКИЕ ХРОНИКИ

 

 

Асхат. В таких случаях обычно задают вопрос о самом

ярком впечатлении в твоей жизни.

Гульнара. Наверное, это когда я лежала в 13-й больнице

на Ульяновых. Мне шесть лет было.

Асхат. Я тоже в больнице тусовался в этом же возрасте,

только еще при Андропове, в году 83-м, наверное. Ну,

думал, на недельку положат, мне так папа сказал, а тут

неделя в целый месяц превратилась. Вот тяжелейшее

испытание в моей жизни.

Гульнара. А я вообще полтора.

Асхат. Я тебя понимаю: это вообще жесть, это

невозможно, столько времени находиться в заточении

маленькому человеку!

 

Нуриев Рустам. Из неопубликованной пьесы

 

1

 

Ящик Пандоры

 

Митя Любимов рос единственным ребенком в семье, но его никто не баловал. Все свои надежды Анна, мать Мити, возлагала на правильное воспитание. Меньше всего она хотела, чтобы ее сын стал похожим на отца-пьяницу, и поэтому решила, что самое лучшее – как можно больше загрузить ребенка, чтобы у него не было времени болтаться на улице.

Анна не доверяла спортивным секциям. Она считала, что туда идут одни хулиганы. Вначале Анна хотела отдать Митю в художественную школу, но туда брали только с девяти лет, и она запихнула сына в подготовительный класс детской музыкальной школы.

Ничего не понимая в музыке, Анна выписала по почте набор пластинок. Пластинки пришли в помятой обертке и неполной комплектности. Вместо «Детского альбома» Чайковского какой-то нечистый на руку работник «Мелодии» подсунул пластинку с гимнами союзных республик. Несколько пластинок оказались вообще бракованными. Когда их поставили, по комнате разлились гнусные, похожие на мартовский кошачий вой, звуки.

Митя, вначале испытывавший робкий интерес к черно-белым клавишам, уже через месяц тупого повторения бесконечных гамм и арпеджио люто возненавидел музыку. Однако ничто, даже отсутствие в свободной продаже фортепиано, не могло поколебать решимости Анны. Желая поскорее научить сына нотной грамоте, она стала рисовать клавиши на альбомных листах, подписывая названия нот.

Когда мода на музыкальные школы схлынула, и все комиссионки оказались забитыми никому ненужными инструментами, Анна, подумав о том, что все равно из Мити не получится композитора, остановила свой выбор на самом дешевом фортепиано, все достоинство которого, по словам настройщика, заключалось в том, что «на нем можно колоть орехи».

Разочаровавшись в музыке, Анна на два месяца раньше положенного срока забрала сына из подготовительного класса.

Вообще, воспитывая Митю, Анна считала, что ребенок не может понять того, что ему полезно, а что нет. Она считала, что даже игрушки должны способствовать развитию Мити. Так, вместо гоночных машинок Анна покупала миниатюрные грифельные доски или специальные весы для взвешивания пластиковых цифр; вместо водяных пистолетов — электронные викторины; вместо мячей и хоккейных клюшек — конструкторы и настольные игры.

Неудивительно, что постоянно находящийся в состоянии нервного напряжения, замкнутый в четырех стенах мальчик часто простужался. Однажды дело дошло до стационара. Анна поспешила обвинить во всем врачей, тем более что для этого имелся серьезный повод: болезнь Мити протекала вяло, и только рентгеновский снимок показал, что воспаление затронуло верхушки обоих легких.

После этого случая Анна стала с еще большим упорством оберегать сына от воздействий внешней среды, например, кутать в шарфы, да так, что Митя не мог глубоко вздохнуть.

Единственное, в чем она не отказывала мальчику, так это в удовлетворении его рано развившегося любопытства. Митю интересовало все. Например, почему на обратной стороне бутылочных ярлыков следы клея располагаются ровными полосами; почему трамваи не соскальзывают с рельсов; почему стрелка компаса всегда показывает на север.

Анна, как могла, отвечала на вопросы. Однако иногда они ставили ее в тупик. Несколько раз Анне приходилось даже обращаться к помощи энциклопедий, но она никак не могла уяснить, зачем понадобилось взрывать Троицкую церковь, чтобы на ее месте поставить Монумент Дружбы. Не лучше ли было сохранить единственный памятник уфимской архитектуры XVII, а по некоторым предположениям даже конца XVI века, а вполне заурядную гранитную стелу возвести на другом месте?

Постепенно любопытство Мити стало принимать бунтарский характер. Когда мать говорила, что это так, потому что по-другому быть не может, мальчик тотчас начинал думать о том, как хорошо было бы, если бы было наоборот. Он очень любил зеленый цвет и искренне недоумевал по поводу того, что не бывает зеленых цветов. Кроме того, ему казалось обидным отсутствие белой краски в акварельных наборах.

Совет Анны просто не закрашивать отдельные места на листе бумаги показался Мите настоящим кощунством. В нем было что-то противоестественное. К тому же белизна бумаги была слишком резкой и не сочеталась с сухой приглушенностью акварели. Если бы на месте Анны оказался учитель рисования, он бы, конечно, постарался объяснить ребенку, что для достижения нужного эффекта достаточно использовать сильно разведенные в воде другие краски, например, синюю или красную.

В какой-то момент Анна обнаружила, что мальчик отстает в своем физическом развитии от сверстников. Она перевела Митю в детский сад на Интернациональной, где был бассейн.

Митя, привыкший к тому, что действительность всегда обманывала его ожидания, стал упираться. Тогда заведующая отвела его в огромную комнату. И, о Боже, она была заставлена игрушками! Митя мгновенно позабыл о своих подозрениях и принялся возиться с машинками. Больше всего ему понравился огромный, почти ростом с него, самосвал, у которого имелся даже металлический стартер.

Однако уже на следующее утро, когда Митю привели в детский сад, его иллюзии рухнули. Не успел он подойти к игрушкам, как самосвалом завладел какой-то вихрастый карапуз. Митя принялся ждать, когда подойдет его очередь, но так и не дождался. В комнату вошла воспитательница и сказала, что сейчас будет завтрак. Митя облизнулся, представив блюдце со сливочным мороженным, украшенным вишенкой.

На завтрак дали плохо сваренную, всю в мелких комочках, манную кашу.

После завтрака, несмотря на теплую солнечную погоду, детей снова отправили играть в душную комнату. На этот раз Митя был проворнее и успел первым вцепиться в самосвал. Но, буквально через пять минут, на его руку наступил какой-то черноглазый мальчуган.

— Это моя машинка! — заявил он и так грубо толкнул Митю, что тот кувырком полетел в угол.

От боли, а еще больше незаслуженной обиды, мальчик заревел, уже представляя, как в комнату врывается рассерженная воспитательница и, гневно отчитав хулигана, возвращает ему игрушку. Воспитательница, растрепанная, с черной шпилькой во рту, действительно ворвалась в комнату, но только для того, чтобы, не долго думая, отобрать игрушку и поставить ее высоко на шкаф.

Обед оказался хуже завтрака. Вместо кофе детям дали напиток из цикория, вместо рыбы и овощей — кислые хлебные котлеты. Воспитательница ограничилась салатом из редиски и анчоусов.

Однако испытания Мити на этом не закончились. После невыносимо долгого тихого часа детей отвели в бассейн. Вместо положенного часа почти тридцать минут их мучили подготовительной гимнастикой, потом еще десять правилами поведения на воде. Когда Митя окончательно выбился из сил, всех ненадолго загнали в бассейн. От холодной, пропахшей хлоркой воды у Мити начался аллергический зуд.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения маленького страдальца, стала игра в правила дорожного движения.

Девочки должны были играть роль парикмахеров и врачей; мальчики — пешеходов и водителей. Разумеется, никто не хотел быть пешеходом. Однако трехколесных велосипедов, не говоря уже о машинах с педалями, на всех не хватало. Перед началом игры воспитательница сказала, что каждые десять минут мальчики должны будут меняться велосипедами и машинами.

Митя, твердо уверенный в незыблемости установленного правила, вначале не проявлял ни малейших признаков беспокойства. С необычной для пятилетнего мальчика важностью он прошелся по импровизированной улице, ограниченной установленными в спортивном зале складными ширмочками, посетил все, какие мог, парикмахерские и больницы.

Прошло десять минут, но никто из водителей не думал переходить в разряд пешеходов. Потом — еще десять минут. Кое-кто побежал жаловаться воспитательнице, в среде водителей возникло легкое замешательство. Митя успел воспользоваться им и схватил первое, что попалось под руку — велосипед. Однако он сделал всего один круг, как вернувшаяся воспитательница дунула в свисток и прекратила игру.

Анна не была учительницей, но в свое время попала под влияние сестры, старой девы, помешанной на педагогике. Возможно, она так бы и осталась заурядной швеей, если бы попробовала хоть один день поработать в школе. Анна в глубине души всегда завидовала тому призрачному почету, которым была окружена сестра и даже стала подражать ее стилю в одежде. Она купила очки в черной оправе, придающей солидность, научилась высоко зачесывать волосы, неизменно увенчивая их круглой шишечкой, заткнутой двумя заколками в виде скрещенных спиц, и подрисовывать выщипанные брови тушью. При этом она взяла моду многозначительно округлять глаза, запрокидывать голову и смеяться низким грудным смехом, как подвыпившая делегатка комсомольского съезда.

Ее сестра Алефтина умерла в неполные тридцать один от обширного инфаркта, накануне поездки в Москву на конференцию отличников народного образования, оставив в наследство целый шкаф старомодных платьев и стопку журнала «Начальное образование».

Журналы оказались настоящим ящиком Пандоры. В одном из номеров Анна прочла о том, что большинство детей, не научившихся писать и читать до школы, автоматически попадают в разряд отстающих. Ее охватил дикий страх за Митю. В мечтах она уже видела его директором завода.

Сама Анна досконально знала только один предмет — черчение. Об остальных у нее сохранились смутные представления. Решив, что репетиторы берут слишком дорого, она принялась самостоятельно готовить сына к поступлению в первый класс.

Все лето Анна протаскалась с Митей по школьным базарам. Она знала, что на уроках черчения понадобится рейсфедер и постоянно спрашивала его, однако продавцы только разводили руками.

Наконец терпение Анны истощилось и она, как-то неожиданно, купила школьную форму, ортопедический ранец и письменные принадлежности. Форма оказалась на размер больше, ранец слишком неудобным и тяжелым, пластиковый пенал не прожил дня.

Ушить форму было проще всего, однако на обшлагах материал оказался настолько некачественным, что пришлось заменить его другим. Форма, отчасти, стала напоминать поношенную. Когда ранец для пробы загрузили книгами, пластиковая скоба, соединяющая два ремня, лопнула. Ремни стянули простым шнурком: шнурок постоянно развязывался и натирал спину. Пенал оказался еще хуже. Однажды он упал со стола и раскололся на две половины. Во избежание непредвиденных расходов, Анна раскалила шило и наделала дырок по краям раскола, соединив обе половины леской.

В самый последний момент Анна сообразила, что у Мити должен остаться как минимум один год в запасе и решила отдать его в школу этим же летом, не дожидаясь, когда Мите исполнится шесть.

Достав через знакомую, подругу покойной сестры, букварь, Анна принялась учить сына читать по буквам. В конце концов Митя запутался. Каждая буква казалась ему совершенно непохожей на другую, и он никак не мог соединить две буквы в один слог. Речь мальчика приобрела нечто среднее между собачьим лаем и щебетанием китайца.

Наконец в одном из номеров журнала Анна прочла статью о новом методе обучения чтению. Теперь, благодаря повешенной на стене таблице буквенных сочетаний, дело пошло куда быстрее. Однако, только выучившись читать, Митя опять принялся изводить мать новыми вопросами. Почему в таблице отсутствовали такие сочетания как кю, вю, рю? Анна поспешила перейти к занятиям математикой.

Достав задачник, она выписала типы математических задач для первого класса и, припомнив кое-что из уроков кройки и шитья, изготовила альбом, где, с помощью целой системы условных знаков — квадратов, треугольников, ромбов, из тафты и бархатной бумаги попыталась дать наглядные схемы решений. Однако Митя не столько пытался решить задачи, сколько недоумевал, почему неизвестное слагаемое должно быть вырезано из яркого вискоза, уменьшаемое из грубой юфти, разностное сравнение из толстого драпа.

Все окончательно превратилось в полный абсурд, когда Митя перешел к решению составных задач. Мальчик никак не мог понять, что ему нужно найти. Так в одной задаче сообщалось, что в ларьке было девять ящиков с фруктами. До обеда продали три ящика. Требовалось вычислить количество ящиков с фруктами, проданных после обеда, при том, что вечером оставалось два ящика. Митя смело вычитал из девяти три, получал шесть, а потом никак не мог понять, куда подевались еще четыре ящика: вечером — это ведь тоже после обеда!

Не меньшей парадоксальностью отличалась другая задача о пяти детских и двух взрослых костюмах. После того, как в ателье сшили еще несколько костюмов, заказчики получили десять костюмов. Спрашивалось, сколько костюмов было сшито дополнительно. Чувствуя какой-то подвох, Митя безрезультатно пытался считать отдельно взрослые и детские костюмы.

Анна предприняла несколько попыток растолковать сыну, чтобы он не зацикливался на мелочах и, осознав свой промах, изъяла злополучный альбом. Потом она наняла репетитора — не так давно вышедшего на пенсию математика. Однако Митя не слушал старика и только следил, как солнце играет на его лысой, как старая покрышка, голове. В конце концов репетитор заявил, что мальчик безнадежен.

Успокоив себя тем, что из Мити может выйти неплохой юрист, Анна решила развить в нем ораторские способности. Она где-то вычитала о том, что Перикл, вождь афинской демократии, в детстве обладал слабым голосом. Чтобы сделать его громким и четким, он выходил на берег моря и, набрав в рот гальку, пытался перекричать рев волн.

Подумав, что галька может оказаться грязной или повредить зубную эмаль, Анна стала заставлять сына читать с набранными в рот драже. И без того гнусавый голос Мити сделался совсем неразборчивым. Ко всему прочему от драже начался кариес.

Тогда Анна справедливо рассудила, что главное для прокурорских работников — умение красиво писать.

Услышав о том, что шариковые ручки портят почерк, она накупила чернил и несколько упаковок со стальными перьями. Однако слишком слабо развитые даже для пятилетнего ребенка пальцы Мити упорно отказывались держать ручку прямо. Вместо петелек выходили уродливые кляксы, вместо жирных линий — слишком тонкие, похожие на царапины, вместо тонких — чудовищно толстые, мохнатые, как гусеницы.

Анна махнула рукой на почерк сына: в конце концов, на что были секретари и печатные машинки? Митя получил долгожданную передышку и немедленно завел дружбу с дворовыми мальчишками.

 

2

 

За гаражами

 

Однокомнатная квартира Любимовых располагалась в кирпичном бараке на Борисоглебского. Находящиеся в стороне от проезжей части продмаг и поликлиника являлись неофициальным центром этой части Уфы, где, как в ступице, обозначенной трамвайным кольцом, сходились улицы Богдана Хмельницкого, Вологодская и Коммунаров.

Отец Мити умер через год после рождения сына. Любимовы остались совсем одни, если не считать живших в деревне родственников мужа. Единственным, кто время от времени заглядывал к ним, был сосед, дядя Вова. Анна не выносила его, но Мите нравилось, что дядя Вова не пытается никого учить. У дяди Вовы был гараж в кооперативе на улице Ушакова. 412-й «Москвич» казался Мите настоящим чудом, не говоря о самодельном мопеде с бензобаком из пластиковой колбы.

Кроме того, у дяди Вовы был погреб за вторым троллейбусным депо. Иногда он приносил в гараж пару килограммов мелкой проросшей картошки и давал мальчикам испечь ее в углях.

Митя с самого начала стал тянуться к тем, кто был старше его: толстому, все знающему, даже то, что от жевания гудрона может быть рак желудка, Ратмиру и высокому, с небольшим шрамом на лице, Хафизу.

Почти каждый день мальчики устраивали походы. Для этого им вначале приходилось пройти через трамвайное кольцо, тогда еще не соединенное с путями на Гастелло, и продолжить путь через автоцентр ВАЗа, плоский, словно коробка конструктора, павильон, окруженный новенькими «семерками», к небольшому, застроенному хрущевками, кварталу. Пройдя его, они выходили к зданию ЖЭУ с припаркованными во дворе тракторами и мусоровозами. Там было куда просторнее, чем на Борисоглебского или Суворова. Здесь начиналась самая крайняя, северо-восточная часть Черниковки.

Состоявшая сплошь из деревянных домов, утопавшая в яблонях и черемухах, улица Розы Люксембург, словно ржавый гвоздь, вбивала клин между районом автоцентра ВАЗа и панельными девятиэтажками на Ушакова. Миновав это последнее препятствие, мальчики выходили на финишную прямую: вниз, к гаражам.

Больше всего им нравилось бегать по крышам гаражей, перескакивая через проходы между ними. Самыми лучшими были плоские, залитые гудроном. Металлические, тем более покатые или гофрированные, представлялись не такими удобными. С них то и дело соскальзывали ноги. Однако вряд ли это могло остановить мальчиков. С диким хохотом, словно нечистые духи в Воробьиную ночь, они проносились по крышам, заставляя их греметь, как чудовищные тимпаны. Конечно, при этом мальчики старательно обходили гараж дяди Вовы.

Насладившись скачкой, они, в буквальном смысле, опускались с небес на землю и, не сговариваясь, отправлялись за гаражи. По существу там была свалка. Однако для ребят она представлялась настоящим Клондайком. Заваленный железяками, пенопластом, полистироловыми корпусами распотрошенных аккумуляторов, грязный ручей был для них тем же, чем Нил для древних египтян. Каждую весну он приносил со стороны Инорса новые артефакты. Однажды Мите удалось выловить пепельницу в форме дракона, в другой раз найти пачку черно-белых порнографических карт.

Пепельницу присвоил Ратмир, карты — Хафиз. От Хафиза Митя впервые услышал о том, что, достигшие определенного возраста, девочки и мальчики могут совокупляться. Конечно, этот грубый, постыдный акт, обозначавшийся матершинным глаголом, никак не был связан с появлением детей. Дети рождались только в браке; супруги могли спать без трусов или с трусами.

Хафиз был почти на шесть лет старше Мити. Однажды он привел девочку за гаражи и, оставшись с ней наедине, что-то долго шептал на ухо и целовал в щеку. Тогда Митя впервые почувствовал себя приобщенным к какой-то тайне, хотя никак не мог понять, что может быть хорошего в той вещи, о которой даже хулиганы говорили понижая голос.

Берега ручья представлялись идеальным местом для любимой игры мальчишек — войнушки. Большая часть времени уходила на строительство штабов и изготовление брызгалок. Ребята разбивались на два отряда, например, белых и красных. Целью игры был захват штаба противника. Однако его не так-то просто было найти. Местонахождение штаба тщательно скрывалось враждебной стороной. Кроме главного, существовало множество ложных штабов.

Делу мало помогали захваченные у противника карты — тетрадные листки бумаги, с нанесенными на них условными знаками. Вообще, именно тогда у Мити проснулся интерес к картам. Они представляли собой резкий контраст с теми мертвыми схемами, к которым Анна пыталась приучить его мозг. Еще ничего не зная о природоведении и физической географии, Митя уже знал, что волнистая линия с зубчатыми краями обозначает овраг, кружок с хвостиком — ручей.

Впрочем, от Мити было мало толка. Скорее, он только мешал старшим товарищам. Однако его ценили как соседа дяди Вовы.

Общение с дворовыми детьми не прошло для Мити даром. Еще не став первоклассником, он уже знал, какими могут быть штабы: простыми, в виде шалашей из зеленых веток американского тополя; сложными, в виде полуземлянок или почти настоящих строений из листов фанеры и шифера.

Иногда штабы возводились прямо на деревьях. Такие штабы считались настоящим шиком. Во-первых, в них всегда было сухо и прохладно, во-вторых, их не так-то было легко заметить в гуще листвы, в-третьих, из них было далеко видно и, в-четвертых, они становились неприступными, стоило только поднять веревочную лестницу.

Кроме того, Митя стал настоящим специалистом в изготовлении брызгалок. Пластиковая емкость наполнялась водой, завинчивалась крышкой, в которую вставлялся ствол из кончика шариковой ручки. Получалось подобие водяного пистолета.

Некоторые бутылочки из-под шампуня обладали чрезвычайной эластичностью, и вырывавшаяся из них струя, чуть ли не за два, а то и три метра, поражала цель. Однако вода быстро заканчивалась. Двухлитровая емкость из-под белизны как нельзя лучше подходила для брызгалок.

 

3

 

В первый раз в первый класс

 

Наступило первое сентября, и вольная жизнь Мити закончилась.

Анна взяла отгул, чтобы отвести сына в школу. Она хотела лично убедиться в том, что директор не соврала и Митю действительно посадят в лучший класс.

Весь вечер накануне прошел в лихорадочных приготовлениях. Однако, будто нарочно, все валилось из рук. Купленные для подарка учительнице розы осыпались, отскочившая во время глаженья от формы пуговица закатилась за тяжелый шкаф.

Когда Любимовы пришли, во дворе перед школой было так тесно, что, казалось, еще чуть-чуть и чугунные решетки ограды не выдержат и лопнут, как стенки вафельного стаканчика.

Анна долго не могла найти таблички с заветным 1 «А». Классная учительница сильно разочаровала ее. Она оказалась пожилой, обрюзгшей, с маленькими, как отверстия в дуршлаге, глазками. Потом внимание Анны переключилось на родителей одноклассников Мити. Больше всего ее возмутил мужчина с татуировкой на руке. Анна вдруг вспомнила о соседе Вове, который однажды даже намекнул на секс. Ее передернуло от отвращения, как будто она выпила стакан подсолнечного масла.

Впечатления Мити были совершенно противоположными. Он любовался рисунками на портфелях, разнообразными, переливающимися на солнце, как перламутр, сбрызнутыми блестящим лаком, огромными бантами на головах девочек. Его буквально оглушила масса темно-синих пиджачков, коричневых, с белыми кружевными фартучками, платьиц, букетов и атласных лент. Словно впервые попавший в столичный город провинциал, Митя стоял, забыв о матери, без конца озираясь вокруг.

Торжественная часть началась с того, что включенные на полную мощь динамики заиграли «МУчат в школе, мучат в школе…». Потом к микрофону вышла директор, высокая худая женщина в черном костюме.

Свою речь она завершила следующими словами: «А теперь, наши дорогие первоклассники, пусть прозвенит первый в вашей жизни школьный звонок!»

Митя привстал на цыпочках, чтобы посмотреть, как выпускник несет на своих плечах девочку со звонком. Однако не увидел ничего, кроме спин других детей.

Первые дни Митя с радостью ходил в школу, но потом ему быстро наскучило выписывать бесконечные палочки и крючки. Монотонная, словно гудение в проводах, речь Элеоноры Константиновны, классной руководительницы, вгоняла в сон. Чтобы взбодриться, Митя смотрел в окно. Старые вязы, выплывающие из утренних сумерек, напоминали огромные скалы. Когда светало, с деревьев с шумом срывались черные вороны.

В классе были старые парты с откидывающимися крышками и отверстиями для чернильниц. Митя не мог понять, зачем были нужны эти крышки. Набитый учебниками ранец не умещался под ними, а железные петли мешали писать.

Митю посадили за одну парту с Федей Бровкиным, у которого были длинные, как у девочки, загнутые ресницы. Стянутый леской пенал Мити вызвал у него приступ дикого хохота, и он принялся показывать его другим детям.

Однажды на перемене, когда иронические комментарии Феди перешли в откровенное издевательство, Митя не выдержал и вырвал пенал из рук товарища. Он сделал это так резко, что пенал упал на пол, разломившись посередине.

Через три дня после этого, возмущенная бездействием классной, Анна сходила на прием к директору школы и выяснила, что Элеонора Константиновна заслуженный педагог, пользующийся успехом не только в младшем, но даже в старшем звене. Однако Анну не так-то просто было сбить с толка. Проверив прописи Мити, она обнаружила, что почерк мальчика стал еще хуже, чем был до поступления в первый класс.

Теперь каждый вечер превратился для Мити в настоящую пытку. Накормив сына невкусным ужином, Анна, невзирая на усталость, садилась с ним за уроки и начинала водить рукой мальчика. Митя, как мог, расслаблял мышцы, впадая в полусонное состояние. Только однажды его дремота была потревожена взрывом лампы. Целый сноп ярких, как огоньки фейерверка, искр, обрушился на разложенные на столе тетради, в мгновенье ока уничтожив их полиэтиленовые обложки.

Убедившись, что Митя слишком быстро устает, Анна вновь решила прибегнуть к испытанному приему — обучающей игре. Она купила кассу — большую папку с кармашками для карточек с буквами и цифрами.

Желая похвастать перед товарищами, Митя взял кассу в школу. Однако после занятий он с удивлением обнаружил, что в папке не достает четырех «З». Убыль карточек продолжалась до тех пор, пока кассой стало невозможно пользоваться. Из гласных осталось одно «Ы», из согласных — шесть «Ф».

Мите понравились чтение и рисование. Зато математика повергла его в ужас. К счастью, Элеонора Константиновна избегала сложных задач, ограничиваясь простейшими арифметическими действиями. Большинство одноклассников Мити пришли в школу неподготовленными, и поэтому на протяжении первой, второй и большей части третьей четверти к мальчику никто не придирался.

Когда начиналось правописание, Митя принимался разглядывать развешанные на стенах учебные пособия. На одном из них был изображен крокодил Гена с соломинкой, из которой вылетали мыльные пузыри. На каждом пузыре было написано какое-нибудь правило: «Жи – Ши – пиши через букву «и», «Ча – Ща – пиши через букву «а». Митя не раз задумывался над тем, почему крокодил Гена пускает пузыри из соломинки, а не из трубки, как в мультфильме.

 

4

 

Октябрята — будущие пионеры

 

Сразу после 7 ноября Митю приняли в октябрята. Класс разбился на звездочки по четыре человека во главе с командиром. После этого Элеонора Константиновна объявила детям, что теперь они взрослые и могут выбрать старосту, который будет отвечать за проведение культурно-массовых мероприятий.

Тотчас поднялся галдеж. Каждый пытался заручиться помощью соседа, чтобы выставить свою кандидатуру.

Чтобы восстановить порядок, Элеоноре Константиновне пришлось самой назвать фамилию старосты. Им оказался Артур Редискин, круглый отличник и задавака, уже научившийся извлекать пользу из своего положения.

Первое время Митя чувствовал гордость оттого, что теперь его форму украшает настоящий, недетский, значок — рубиновая звезда с золотистым, на белом эмалевом фоне, изображением кудрявого ангелочка — маленького Ленина. Похожие чувства испытывали Митины одноклассники. Развернулась настоящая борьба за звание «лучшей звездочки». Однако очень скоро оказалось, что она была предрешена. Отличники наотрез отказывались подтягивать троечников и двоечников. Ударники старались держаться особняком; их положение было слишком шатким.

Звание «лучшей звездочки» имело материальное воплощение в виде водружаемой на парту фанерной цифры пять. Поскольку обладание этим трофеем не сулило их владельцам ничего, кроме необходимости постоянно отдуваться за отстающих, гонка за отличные оценки неминуемо должна была выдохнуться и сойти на нет.

Не меньшей абсурдностью отличилась затея с дежурными санитарами, которые были обязаны проверять чистоту рук у входящих в класс. Мальчики показательно отказывались слушаться девочек.

Элеонора Константиновна, не меньше своих учеников тяготившаяся организационными вопросами, не стала препятствовать естественному процессу саморазрушения идеологических химер.

Между тем, разочаровавшись в октябрятах, Митя стал жадно ждать того момента, когда его примут в пионеры.

 

5

 

Елка

 

Наконец наступил Новый Год. Анна решила отвести Митю на ёлку во дворец Машиностроителей. Незадолго до этого она подарила ему книжку-раскраску о том, как одевались люди в разные времена. На одной из картинок мальчик увидел мушкетера и попросил сшить ему синюю накидку с белым крестом.

Кроме накидки, из черной замши, Анна изготовила шляпу, укрепив поля и тулью тонким картоном; из остатков малинового вельвета — короткие брюки, украшенные внизу костяными пуговицами и лентами-завязками.

Когда Митя оделся и подошел к зеркалу, он не узнал себя. Вечно оттопыренные уши и залитое веснушками бледное лицо – куда-то исчезли. Теперь на него смотрел хорошенький мальчик с аккуратно расчесанными искусственными черными локонами. Вышитый белыми нитками крест сверкал как снег в ясный зимний день. Даже петушиное перо не портило впечатления, напротив, в переливах его красок было что-то таинственное, как в блеске линзы кинопроектора.

Однако Мите так и не выпало счастье заболеть нарциссизмом. Дело в том, что (читатель, обрати внимание на этот зловещий щелчок судьбы!) за день до ёлки к Любимовым забежала дочь дяди Вовы, чтобы ненадолго оставить пакет с костюмом Чебурашки.

Когда мать и сын пришли во дворец Машиностроителей, Анна обнаружила, что перепутала пакеты. От огорчения Митя заплакал и стал проситься домой, но мать обещала купить две порции мороженного с малиновым сиропом, если он не станет огорчать ее и оденет чужой костюм.

После того как они вошли в зал, Митя почувствовал страшный стыд. Огромные куски материи хлопали по вискам, и как будто бы кричали: «Посмотрите, какой ушастик!» Взрослая девушка, исполнявшая роль Снегурочки, быстро взяла Митю за руку и чуть ли не насильно затащила в хоровод вокруг ёлки.

Митя принялся завистливо смотреть на роскошные костюмы других детей. Даже нелепый костюм Звездочета, с остроконечным фиолетовым колпаком, обклеенным кривыми звездами, показался ему в сто раз лучше собственного. Что уж было говорить о нарядах Принцев и Принцесс?

В какой-то момент Митя приободрился, увидев, что всем надоело пялиться на его нелепый наряд. Он стал рассматривать ёлку, но она оказалась так густо убрана дождем, что больше напоминала металлический конус, чем живое дерево.

Наконец хоровод остановился, и к детям вышел Дед Мороз. Митя сразу обратил внимание на то, что грим на лице Деда Мороза был наложен неровно и местами отвалился, обнажив расчерченную лопнувшими капиллярами кожу. У Снегурочки оказались длинные, покрытые красным лаком, ногти и хриплый голос. Эти детали настолько не вязались с атмосферой разыгрываемого действа, что Митя равнодушно воспринял сообщение о том, что по дороге к ёлке какие-то разбойники похитили у Деда Мороза мешок с подарками.

Анна, стоявшая у входа в толпе родителей, напротив, была довольна. Костюм Чебурашки оказался Митиного размера. На ёлке не было ничего лишнего, этих опасных стеклянных шаров и сделанных из раскрашенной ваты игрушек. Анна была рада тому, что организаторы праздника не стали показывать детям нелепых страшилищ, ограничившись безобидными пиратами — двумя студентами театрального училища в украинских шароварах.

 

6

 

Пьянству бой

 

Хотя муж Анны скончался несколько лет назад, она до сих пор без содроганий не могла произнести слово «водка».

Поддавшись неожиданно вспыхнувшему чувству, Анна вступила в ряды местного общества трезвости. Теперь, каждую субботу и воскресенье, она стала исправно посещать лекции, предоставив Мите полную свободу.

Анне наконец стал известен подлинный смысл выражения «клин клином вышибают». Оказывается, в старину существовала бутылка в форме клина, недвусмысленно намекавшая на справедливость слов булгаковского беса Воланда о том, что подобное лечится подобным.

Посещение заседаний общества трезвости имело следствием постепенное приобщение Анны к политике. В перерывах между выступлениями ей часто приходилось слышать «подрывные» разговоры. Один оратор по секрету признался в том, что первый секретарь Ульяновского обкома явно злоупотребляет спиртным. До обеда он еще ничего, а после не вяжет лыка.

По случаю завершения курса лекций о вреде алкоголя и табака, было решено устроить торжественное мероприятие. Накануне, со свойственной ей исполнительностью, Анна обошла с пригласительными листовками окрестные дворы, не пожалев единственной приличной пары чешских туфель.

Придя на следующее утро в зал, она увидела, что он до отказа забит народом. Изумление Анны еще более возросло, когда среди слушателей она увидела несколько записных пьянчуг.

Тайна разрешилась сама собой, как только объявили о банкете. Кое-как дослушав последнего лектора, толпа устроителей и гостей ломанулась в буфет.

Вместо кипятка в чайниках оказалась водка. Кремовый торт был настолько пропитан коньяком, что его избегали даже пчелы. Не прошло и получаса, как вчерашние заклятые враги принялись дружно чокаться гранеными стаканами, во имя гласности, ускорения и нового мышления.

В заключение председатель общества рассказал анекдот о визите Цеденбала, главы Монголии, в Уфу:

— Вышел Цеденбал около гастронома на Первомайской, видит — люди стоят. Спрашивает: кто это? Ну, ему отвечают: алконавты и бухаринцы. А что они здесь делают? Приехали на винпозиум. Для чего? Обсудить проблему вермутского треугольника.

Так получилось, что в этот же день Митя стал свидетелем забавной сцены. Расстреляв брызгалку, он подбежал к водопроводной колонке, как вдруг увидел висевшего на ее ручке мужчину в рванных полосатых брюках. Мужчина, захлебываясь, пил холодную воду. Рядом с ним валялся пустой пузырек из-под перцовой настойки.

Неприятно пораженная рассказом Мити и собственным опытом, Анна поспешила упрятать сына в школьный лагерь.

Теперь Мите снова приходилось вставать рано утром, чтобы идти в опостылевшую за зиму школу. Распорядок дня в лагере отличался образцовым однообразием. После зарядки начиналось построение, на котором вожатый зачитывал «план на сегодня»: прогулка на свежем воздухе, посещение кино (музея), обед, тихий час, полдник.

Митя оживал только в тот момент, когда все, и октябрята, и пионеры, начинали бодро выкрикивать речевку: «Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд!» Мальчику страшно льстило считать себя одним целым со старшими товарищами. Поднятие флага под нестройную барабанную дробь и хриплые звуки двух горнов довершало короткий, но красочный спектакль.

 

7

 

Искусство лжи

 

Когда Мите исполнилось девять лет, Анна с прежней энергичностью взялась за воспитание сына. Однако не прошло нескольких дней, как ее энтузиазм выдохся, разбившись о лед Митиного равнодушия. Нельзя сказать, что именно стало причиной перемен в характере мальчика: влияние сверстников, ненависть к дополнительным занятиям, все по отдельности или вместе взятое.

Однажды, соблазнившись заводной машинкой соседа, Митя обменял ее на металлический конструктор. Сразу после совершения сделки его охватил панический страх. Митя знал, что мать никогда не станет заниматься рукоприкладством, но куда больше его страшил бесконечный, доводящий до слез, поток нравоучений.

Не зная как помочь горю, Митя обратился за советом к Феде Бровкину, уже научившемуся ловко обманывать Элеонору Константиновну. У Феди имелся целый набор отговорок. Иногда эти отговорки принимали настолько фантастический вид, что в них нельзя было не поверить.

Выслушав Митю, Федя предложил:

— А ты скажи, что потерял конструктор в школе.

Митя был поражен таким ответом. Обманывать классную руководительницу одно, а мать — совсем другое!

— А если она спросит, откуда у меня машинка?

— Ну, ты даешь! Тебе что, трудно соврать: «нашел в песочнице»?

Готовясь к предстоящему объяснению, Митя досконально вызубрил свою роль. Дебют прошел успешно. Анна разразилась гневной отповедью в адрес плохих мальчиков, присваивающих оставленные без присмотра чужие вещи, однако с подозрительным равнодушием отнеслась к известию о находке машинки.

В годовщину рождения Ленина Элеонора Константиновна объявила классу о том, что послезавтра их примут в пионеры. Двоечник Егор Паровозов, не в силах сдержать ликования, вскочил на парту и на глазах изумленной публики исполнил сложный акробатический номер. Однако Элеонора Константиновна поспешила заметить, что Паровозов и еще несколько мальчиков, как отстающие в учебе, будут оставлены на осень.

Паровозов пришел в такое уныние, что расплакался. Федя, которому тоже не повезло, презрительно надул губы, всем своим видом показывая, что «старая шлюха», так он называл Элеонору Константиновну, только пугает.

Митя, боясь, как бы его тоже не зачислили в отстающие, принялся зубрить текст пионерской клятвы. Его пылкое воображение уже нарисовало грозную и величественную картину грядущего мероприятия. Одетый в ослепительно белую рубашку, он идет через строй пионеров под несмолкающий грохот барабанов. Когда Митя подходит, все замирает. И вот, в оглушительной тишине, он зачитывает «Торжественное обещание пионера Советского Союза». Отдав салют красному знамени, Митя гордо вытягивает шею, выпячивает грудь, чтобы вожатый мог повязать ему галстук и нацепить значок.

Утром, гладя купленный после трехчасового стояния в очереди галстук, Митя умудрился прожечь в нем дырку.

Когда мальчик пришел в класс, он с удивлением выяснил, что почти никто не знает текста клятвы. На какой-то миг в его мозгу возникла мысль о том, что сегодня только он один удостоится чести быть принятым в ряды пионерской организации.

Однако Митиным надеждам не суждено было сбыться. Актовый зал вертолетного училища в Затоне оказался до отказа забитым школьниками. Вся церемония свелась к короткой поздравительной речи и коллективному повторению клятвы. Кое-кто не постеснялся вытащить заранее вырезанный из тетради текст.

 

После майских праздников Паровозова и еще нескольких отстающих приняли в пионеры. Это событие окончательно убедило Митю в лживости слов взрослых.

 

8

 

Случай с мороженным

 

Однажды после уроков Федя и Митя решили проводить двух девочек из класса.

Когда дети вышли из школы, Митя, с некоторых пор испытывавший необъяснимый интерес к Гальке, обладательнице идеально ровно подстриженной челки, с удивлением обнаружил, что несет два чужих портфеля. Федя явно не довольствовался вниманием блондинки Светки и напропалую болтал с Галькой, которая, вместо того, чтобы возмутиться таким поведением, строила ему глазки.

 

Дойдя до продмага на Коммунаров, Федя неожиданно остановился и, оставив девочек шептаться, с таинственным видом подошел к Мите.

— Слушай, давай угостим их мороженным!

Митя недовольно надул губы.

— Разве не ты обещал, что Галька будет дружить только со мной? А сам…

Лицо Феди обиженно вытянулось, побледнело, как будто кто-то посыпал его мелом.

— Ты, что, думаешь, я зря с ней болтал? Да я только о тебе и говорил, рассказывал, какой ты настоящий друг!

Когда дети зашли в продмаг, выяснилось, что Федя забыл деньги дома. Митя, не в силах вынести умоляющего взгляда Гальки, расплатился за всех четверых, разом лишившись накопленных за пару месяцев сбережений.

 

9

 

Анекдот

 

На следующий день после отставки Шакирова, дядя Вова пришел к Любимовым с двумя парами дефицитных фирменных сланцев. Анна с опаской спросила его:

— Ты что, с цеховиками связался?

Дядя Вова рассмеялся.

— Да нет, один знакомый кооператор уступил за полцены.

— Дорого?

Как истинный джентльмен дядя Вова уклонился от прямого ответа.

— Дай я лучше анекдот про кооператора расскажу!

— Расскажи.

— Гони рубль!

Довольная шуткой, Анна, не стала разочаровывать ожиданий гостя. В свою очередь дядя Вова оказался настолько щедрым, что удовольствовался двумя с полтиной.

Когда он ушел, Анну охватило сомнение. Подвергнув обновку осмотру, женщина выяснила, что фирменные сланцы весьма смахивают на разрезанные опасной бритвой калоши. Что касается надписи на иностранном языке, она оказалась аккуратно приклеенной к сланцам бумажкой.

 

10

 

Тимуровцы

 

После того как Элеонору Константиновну сменила языковед Елена Алексеевна, молодая, энергичная, как только что сошедший со стапелей теплоход, класс Мити преобразился в настоящую пионерскую дружину. На уроке мира, посвященном памяти Саманты Смит, новая классная руководительница предложила детям написать на тетрадных листках имя самого достойного на должность председателя совета отряда.

 

Митя отдал свой голос Егору Паровозову. Как и Федя, он считал победу Редискина неизбежной, и сделал это скорее из мести, чем сознательно. Редискин действительно набрал немало голосов, однако, благодаря девочкам, председателем совета отряда стал миловидный, но не отличающийся умом Данька Жуков. Не оставалось никаких сомнений в том, что одним из самых сильных аргументов в пользу кандидатуры Жукова стала привезенная его родителями из Польши куртка с капюшоном, снабженным замком-молнией.

Между тем развернувшаяся в стране кампания по критике культа личности достигла своего апогея. В журналах и газетах один за другим были опубликованы ранее запрещенные цензурой произведения Платонова и Солженицына. Директор школы не поленилась лично обойти средние и старшие классы, чтобы рассказать детям о том вреде, который нанесли стране репрессии Сталина. По ее словам, теперь нужно было сделать все, чтобы, сплотившись вокруг светлого образа основателя советского государства, продолжить борьбу с командно-административной системой.

Заглохшая на какое-то время пионерская работа закипела с новой силой. После того как класс разбился на пятерки во главе со звеньевыми, даже Федя согласился сходить помочь убраться по дому к одной старушке. Митя, притворившись, что не собирается отлынивать от общественной работы, пошел вместе со всеми, но, зайдя за угол школы, незаметно свернул на ведущую к дыре в ограде тропинку.

Однако на следующий день он был неприятно поражен рассказом Феди о том, как старушка не только отказалась от помощи, но даже угостила гостей ежевичным вареньем.

Митя решил не зевать, и когда звеньевая Светка предложила сходить к инвалиду Отечественной Войны, вызвался первым.

Инвалид встретил тимуровцев с книжкой Приставкина в руках. Услышав о названии пионерского отряда, он рассвирепел.

— Что? Имени Павлика Морозова? Того, который родителей с потрохами сдал за мешок зерна?!

Увидев, что дети не на шутку струхнули, инвалид несколько успокоился и даже разрешил им выпить по стакану воды, сопровождая столь щедрый жест матерными комментариями в адрес коммунистической партии.

Когда Елена Алексеевна узнала о случившемся, она посоветовала тимуровцам не падать духом, философски заметив, что даже в наше время встречаются недобитые враги советской власти или их потомки. После этого она лично отвела их в подъезд дома на Ульяновых, в котором жил старый большевик, кавалер ордена Славы третьей степени.

Когда дети переступили порог квартиры, Митю охватил благоговейный трепет. Никогда еще ему не приходилось видеть высоких потолков с настоящей лепниной, тяжелых штор из темно-красного бархата. Пожилая женщина повела гостей в большой зал. Его стены украшали портреты в рамах и вымпелы с золотыми кистями. Старик, казалось слившийся в одно целое с креслом, приветствовал тимуровцев легким кивком головы. Его грудь, густо увешанная орденами и медалями, напоминала панцирь доисторического животного.

Митя приготовился услышать какой-нибудь захватывающий рассказ о кровопролитных сражениях, но вместо этого старик стал долго и нудно, то и дело путаясь в деталях, пересказывать содержание книги Гайдара «Тимур и его команда». Когда Светка вежливо заметила, что об этом они читали в школе, старик искренне удивился и пожелал молодому автору долгих лет жизни.

На следующий день перед классом выступил высокий, с комсомольским значком на груди, молодой человек. Он начал говорить об открытом письме Бондарева и Распутина, в котором критиковалась рок-культура, а также о той роли, которую имеет деятельность прогрессивных борцов за светлые идеалы коммунизма — Луиса Корвалана и Анжелы Дэвис.

Поначалу Елена Алексеевна не придавала значения тому, что, осуждая западные фильмы и музыку, молодой человек слишком подробно рассказывает о них. Однако постепенно ее тревога росла, в конце концов сменившись настоящей паникой. Комсомолец вошел в раж и принялся нести такую пургу, что даже Паровозов, позабыв о морском бое, навострил уши.

Сразу после уроков Федя и Митя увязались за комсомольцем.

— Почему бы вам не погулять с девочками? — неожиданно спросил тот.

Бросив красноречивый взгляд на Федю, Митя испустил глубокий вздох.

— Они мороженое любят.

Комсомолец усмехнулся.

— Ну так пригласите тех, которые не любят.

Поняв намек, друзья поспешили в подъезд, где жили Вика и Жанна.

Когда они вошли в него, Федя вспомнил, что забыл номера квартир одноклассниц. Некоторое время друзья грелись возле батареи, думая о том, что делать дальше. Наконец Митю осенило.

Не прошло минуты, как подъезд был взбудоражен новостью о сборе подписей в защиту Луиса Корвалана и Анжелы Дэвис.

 

11

 

Компаньоны

 

Наступило лето. Земля на газонах высохла, превратившись в пыль. Ветер разнес ее по всей Черниковке, так, что даже одевшиеся в новую листву деревья стали напоминать вынутый из театральных запасников реквизит.

Хотя Вика и Жанна оказались не такими капризными, как Светка и Галька, очень скоро приятели обнаружили, что остались без копейки денег. Целыми днями они шатались по улице, придумывая себе забавы одну глупее другой: перепрыгивали через открытые люки, разбивали старые люминесцентные лампы, любуясь вырывающимися из стеклянных колб клубами разноцветного дыма.

Как-то раз, гуляя в сквере перед дворцом Химиков, Митя и Федя увидели большую очередь, выстроившуюся в кооперативный видеосалон. Из приоткрытых окон буфета доносился гнусавый голос переводчика, прерываемый выстрелами и истошными криками. Стоявший на входе качок, одетый в советские, похожие на дерюгу, джинсы и белую футболку с надписью «Перестройка» громко спорил с пожилым гражданином.

— Я тебе русским языком говорю: билет стоит один рубль.

— Пропусти хотя бы за четвертак, — умолял старик.

— Не могу.

— Как же так? Я кровь за Родину проливал, когда твоя мамка еще под стол пешком ходила.

Неизвестно, чем бы закончился этот разговор, если бы за спиной старика неожиданно не выросла фигура в штатском.

Лицо качка стало одного цвета с футболкой.

— Разрешение на показ фильмов имеется? — вкрадчиво спросил незнакомец.

— Имеется.

— Репертуар согласован?

— Вроде как.

— Ничего запрещенного не крутим?

Лицо качка расплылось в неуклюжей улыбке. Взяв оторопевшего от неожиданности старика под руку, он сказал:

— Да вы что, у нас есть даже бесплатные сеансы для ветеранов! Правда, отец?

В этот момент Митя и Федя прошмыгнули в буфет. Помещение оказалось до отказа забито публикой. Люди сидели на коридорных тумбочках и пуфиках. Кое-кто смотрел стоя.

Друзья, мгновенно забыв о качке и человеке в штатском, погрузились в полуторачасовое смакование безыскусной череды погонь, взрывов и стрельбы из всех видов оружия.

Резкая боль от выкрученных ушей положила конец беззастенчивому влиянию заокеанского кинорежиссера на неокрепшие умы юных уфимцев.

— Попались голубчики? — загрохотал над мальчиками грозный голос. — А ну, живо платите!

— У нас денег нет, — промямлил Федя.

Усмехнувшись, кооператор вручил друзьям заранее приготовленные швабры.

Когда Митя и Федя закончили с уборкой, кооператор решил сменить гнев на милость.

— Знаете что, вы вроде не глупые ребята. Если хотите подзаработать, приходите, но только чур с бабками.

Несмотря на жесточайшую экономию, к началу июля Мите удалось собрать пятьдесят копеек. Феде повезло и того меньше. Однако судьба любит преподносить сюрпризы. Однажды, выходя из подъезда, Митя нашел кошелек с десятью рублями.

Кооператор встретил друзей с подчеркнутым радушием. Он отвел их в служебное помещение за буфетной стойкой. Усадив мальчиков на трехногий табурет, кооператор выложил перед ними несколько карточек с кадрами из фильмов.

— Ну как? Здорово?

Митя вопросительно посмотрел на своего товарища, потому что никак не мог понять, в чем здесь подвох.

— Сколько? — спросил Федя.

Лицо кооператора сделалось круглым, как блин, глаза подернулись масляной пленкой.

— Рубль за штуку. Навар — ваш.

Выйдя на улицу, свежеиспеченные компаньоны немедленно отправились на футбольную площадку. По дороге они только и делали, что говорили о том, сколько заработают до конца месяца, если будут продавать карточки по два рубля.

Слова кооператора оказались пророческими. Карточки произвели фурор среди мальчиков. Однако, как только речь зашла о цене, оказалось, что ни у кого нет денег.

Митя и Федя уже собрались уходить, как неожиданно к ним подошел какой-то очкарик и предложил продать ему все карточки. Он уточнил, что живет неподалеку, в двухэтажном бараке.

Когда они пришли, очкарик сказал:

— Я сначала брату скажу.

Взяв карточки, очкарик с необъяснимой быстротой скрылся за дверью квартиры.

Некоторое время до слуха Мити отчетливо доносился скрип старых половиц, однако потом все стихло.

Устав ждать, друзья принялись искать кнопку звонка, но не нашли ничего, кроме деревянного кругляшка с двумя дырками от шурупов. После этого они принялись стучать в дверь: сперва робко, а потом со всей силой.

Вылетевшая из квартиры женщина набросилась на мальчиков.

— А ну марш отсюда, хулиганы!

Митя попытался объяснить в чем дело, но женщина пригрозила, что позвонит в милицию. Друзьям ничего не оставалось делать, как поспешно ретироваться.

 

12

 

«Что, где, когда»?

 

За неделю до открытия школьной ярмарки Екатерина Алексеевна сказала, что каждый ученик должен принести какую-нибудь выпечку или поделку.

Вспомнив об уроках труда, Митя взял коробку из-под конфет и приклеил к ней вырезанные из поздравительных открыток фигурки. Для полноты впечатления он добавил кусочки ваты, изображавшие свежевыпавший снег.

Когда Митя показал поделку матери, Анна снисходительно улыбнулась и на следующий же день вручила ему книжку под интригующим названием «Сделай сам».

Митя тотчас принялся за работу. Впрочем, его энтузиазм довольно быстро иссяк, столкнувшись с целым рядом трудностей. Во-первых, в ассортименте хозяйственных магазинов не было ни гипса, ни пенопласта, ни папиросной бумаги, ни других, столь же распространенных, по мнению авторов книги, материалов. Во-вторых, Митя никак не мог расшифровать иезуитского языка методических рекомендаций по изготовлению той или иной поделки.

Как-то раз, решив сделать «шлем космонавта», Митя вырезал из картона круг, надрезал по радиусу, сложил из круга конус и сшил его нитками.

Осмотрев получившуюся поделку, он попытался уверить себя, что это и есть обещанный авторами шлем, но тут же, бросив взгляд в книгу, наткнулся на странное замечание об оставленной части круга.

Когда его, наконец, осенило (перед тем как склеивать круг, надо было отогнуть одну дольку), выяснилась другая, еще более неприятная вещь: картонный гребень оказался слишком непрочным. Он то и дело норовил упасть на бок или загнуться самым нелепым образом. Как ни странно, авторы не только умолчали об этой вещи, но и еще имели смелость написать о том, что гребень можно надрезать в виде лучей, разрисовать и даже обклеить аппликацией.

В конце концов Митя счел правильным последовать примеру Феди. Он сходил в магазин, купил две разделочные доски и аппарат для выжигания. Немного попрактиковавшись, Митя украсил доски выполненными по трафарету рисунками.

Наконец открылась долгожданная ярмарка. Хотя никто не читал поздравительных речей, не бил в барабаны и не размахивал флагами, в школу набилось столько народу, что стало трудно дышать. Родители учеников ходили между вынесенными в коридоры столами, заставленными тарелками с высохшими тортами и подгоревшим домашним печеньем. Иногда это кулинарное однообразие перебивалось кипами носовых платков, украшенных кривой вышивкой, пестрыми, до дурноты, ухватками и целыми штабелями разделочных досок.

Несмотря на всевозможные ухищрения, только ближе к вечеру Мите и Феде с большим трудом удалось избавиться от своих досок.

После ярмарки наступил черед конкурса «А ну-ка девушки!». Светка и Галька не преминули воспользоваться случаем, чтобы поразить школьное жюри своими талантами. Для этого, по совету Мити и Феди, они сперва хорошенько изучили вкусы директора и завуча, заключавшие в упорном предпочтении мяса всем другим видам пищевых продуктов. Пока конкурентки мучались составлением сложных фруктовых салатов, Светка и Галька преспокойно демонстрировали дурно скроенные фартуки, совсем не обращая на раздававшиеся в актовом зале смешки.

Получив первый приз, торжествующие победительницы поспешили упорхнуть за кулисы, пить чай со своими кавалерами.

Незадолго до зимних каникул Елена Алексеевна огорошила класс предложением поставить две картины из «Двенадцати месяцев». На роль королевы, девочки четырнадцати лет, она назначила пухленькую, с вечно надутыми губами, отличницу Катю Иванову. Роль профессора досталась Мите.

Неизвестно, о чем думали составители учебника литературы, предлагая эту пьесу для школьного театра. Она была хороша во всех смыслах, однако совершенно не учитывала особенностей детской психики. Юные актеры меньше всего нуждались в зрителях. Единственная приличная роль — роль королевы — не могла удовлетворить их тщеславия. Елена Алексеевна добилась бы куда большего успеха, если бы попыталась расширить список участвовавших в пьесе титулованных особ.

Ознакомившись со своей ролью, Митя пришел в негодование. Мало того, что профессор всячески унижался перед королевой. Вместо описания героического деяния кого-нибудь из ее грозных предшественников, он диктовал нелепый стишок про зеленеющую травку, а потом начинал изводить нудными нравоучениями по поводу ценности человеческой жизни.

На первой же репетиции Митя обнаружил такое презрение к роли профессора, что Елена Алексеевна сочла за лучшее передать ее Редискину.

Однако репутация эрудита продолжала тяготеть над Митей.

Однажды, попав на конкурс «Что, где, когда?», он был сильно удивлен вопросами, которые задавали знатокам. Митя неожиданно вспомнил об уже как полгода пылившейся под его письменным столом электронной викторине «Занимательная география материков и океанов». Не в силах удержаться от искушения, он стал шептать правильные ответы, сердясь на тупость старшеклассников. Случайно оказавшаяся рядом завуч была поражена его познаниями. Пользуясь правом председателя жюри, она предложила Мите самостоятельно выбрать приз.

Под гром аплодисментов так ничего не понявшей публики, Митя подошел к выставленному на сцене стенду с книжками. Некоторое время его взгляд растерянно скользил по отнюдь не сверкающим новизной обложкам. Впрочем, в этом не было ничего удивительно, учитывая, что призовой фонд был целиком составлен из списанных в макулатуру библиотечных раритетов. Наконец внимание Мити привлекла черная, потертая с боков обложка, на которой были изображены скрещенные цеп и вилы. Митя мысленно перевернул ее, и прочитал напечатанное красным затейливым шрифтом название: «Разбойники на одно лицо, или подлинная история братьев-близнецов Выжигиных, которые родились в Фатежской тюрьме и в течение пятидесяти лет своей разнообразной жизни наводили страх и ужас на жителей европейских губерний от Санкт-Петербурга до Екатеринодара. Написано по их собственным заметкам».

Вернувшись на место, мальчик обнаружил, что стал обладателем романа о колхозной жизни. Его главный герой, бригадир Петренко, по ошибке получал право на премию. На протяжении трехсот страниц Петренко мучился философской дилеммой: брать или не брать премию, и, в конце концов, решал — не брать.

23 марта 1989 года, когда вся республика дружно отметила семидесятую годовщину образования БАССР, состоялся второй этап конкурса. На этот раз он проходил среди команд пятых классов. Сбитый с толку кондовой тематикой, Митя отвечал глупо и невпопад. Если бы не расторопность Редискина, с легкостью называвшего фамилии партийных бонз в разное время руководивших Башкирией, их команде вряд ли бы удалось пробиться в финал.

Митя совсем упал духом, когда прозвучал вопрос о том, где был воздвигнут первый в мире памятник Ленину. Желая реабилитировать себя в глазах одноклассников, мальчик кивнул Редискину, прося досрочного ответа. Команда конкурентов, уже числившая себя победителями, замерла в тревожном ожидании.

— В Симбирске! — выпалил Митя и тут же простодушно добавил: — В родном городе Владимира Ильича.

Руководитель команды конкурентов выждал зловещую паузу, а потом сказал:

— В Уфе, на пересечении улиц Ленина и Коммунистической.

У Мити поползли мурашки по спине, когда он увидел позеленевшее от злости лицо Редискина.

 

13

 

Сделка

 

У дяди Вовы сломался телевизор, и поэтому он почти каждый день заходил к Любимовым. Анна слушала его, наслаждаясь одним звуком мужского голоса.

Дружба между дядей Вовой и Митей крепла день ото дня. Анна окончательно забыла о своих честолюбивых планах.

Митя поспешил воспользоваться подвернувшимся случаем. Однажды, придя к дяде Вове в гараж за подшипниками для велосипеда, он, как бы между делом, спросил:

— Это правда, что вчера вечером, когда вы хотели поцеловать мою маму, она надавала вам по щеке и сказала, чтобы вы больше к нам не приходили?

Дядя Вова выпучил глаза.

— Что?!

Митя пожал плечами, изобразив такую невинность, что дядя Вова только с презрением пробормотал:

— Сопляк.

— Как хотите, но если об этом узнает тетя Клава, — сказал Митя и тут же замер, пораженный собственной смелостью.

С трудом переборов желание немедленно проучить наглеца, дядя Вова криво усмехнулся:

— Чего тянешь, говори!

Митя выложил целую программу требований, включавшую посещение тира, каруселей и покупку сахарной ваты.

В тот же день они отравились на Гастелло.

Разумеется, дядя Вова не смог пройти мимо окруженного железным забором пивного киоска. Вывеска, на которой были изображены оснащенные неправдоподобно большими клешнями раки, только подчеркивала его уродство. Немало не заботясь этим обстоятельством, возбужденные толпы мужчин с упорством и отвагой, достойными героев Сталинграда, шли на приступ крохотного окошечка. Оставалось гадать, что бы случилось с киоском, если бы не стоявший неподалеку желтый, как притаившаяся в зелени деревьев иволга, милицейский бобик.

Взяв кружку пива, дядя Вова с трудом протиснулся к свободному столику на высокой ножке. Митя решил, что наступил благоприятный момент для разговора о мороженом и американских горках. Его расчеты оправдались на все сто процентов. Сделав несколько глотков, дядя Вова заметно повеселел и даже стал хвастаться тем, что однажды выиграл главный приз в тире. В это время к столику подошли еще двое мужчин.

— Вот курва, опять сифонит! — пожаловался первый, смахивая прилипшую к рыжим усам пену.

Его товарищ усмехнулся.

— Мне жена рассказывала про свою знакомую, Люську. Кто-то из мужиков настучал на нее в ОБХС. Ну, значит, приезжает инспектор, а она пива на десять рублей не продала. Что делать? У Люськи навара чистоганом на две сотни набралось. И ты прикинь, что она придумала: бросать мелочь прямо в кружки!

— Может на эту Кошкареву тоже настучать? Хоть деньги назад вернем! — предложил первый.

— Вернешь, — отмахнулся второй, — да у нее все схвачено. Говорят, зять в райисполкоме работает.

На Гастелло играли «Белые розы» и «Волшебника-недоучку». Взрослые и дети сновали между аттракционов и продавцов с воздушными шариками. От ярких, резких красок рябило в глазах, так, что казалось, еще чуть-чуть, и вся картинка рассыплется на разноцветные кусочки.

Очень скоро дяде Вове надоело ходить с Митей. Однако мальчик был неутомим. Чтобы обрести долгожданную свободу, его незадачливому наставнику пришлось пожертвовать двумя рублями.

 

14

 

Дуэль

 

Вопреки ожиданиям дяди Вовы, Митя не стал злоупотреблять своей властью. Более того, рассказав матери об аттракционах на Гастелло, он ни словом не обмолвился о посещении пивного киоска. Анна поспешила тут же забыть о злополучном поцелуе и, с еще большей, чем прежде, настойчивостью, стала звать дядю Вову в гости.

После этого случая дружба между Митей и дядей Вовой приняла особо доверительный характер. До сих пор узенький, то и дело пересыхавший по независящим от Мити обстоятельствам, ручеек карманных денег удвоился, расширившись до размеров небольшой речки. Галька была в восторге от щедрости своего кавалера и однажды даже согласилась сходить на «Семь самураев», хотя терпеть не могла фильмы «в которых дерутся».

Уязвленная успехами подруги, Светка решилась на отчаянный шаг.

 

Как-то вечером, открыв дверь, Анна увидела невысокую девушку в белой, на выпуск, футболке с криво обрезанными рукавами и короткой черной юбке, украшенной двумя рядами железных пуговиц.

— Вам кого? — спросила Анна.

— Митю.

Только тут Анна узнала в девушке одноклассницу сына.

— Ой, прости, Светка, а Мити сейчас нет.

Она хотела закрыть дверь, но Светка проявила неожиданное упорство.

— Можно, я подожду?

— Я не знаю, когда он вернется, — попыталась робко возразить Анна.

Однако Светка оказалась готова к подобному ответу.

— Это правда, что у вас есть пластинка с «Лебединым озером»? Я давно хотела послушать танец маленьких лебедей!

Анна пришла в такое радостное смятение, что даже не обратила внимания на довольно объемистую матерчатую сумку, оттягивавшую левое плечо Светки.

— Конечно есть, проходи!

Митя был сильно удивлен, застав Светку у себя дома. Однако его ждал настоящий сюрприз, когда гостья, дождавшись ухода Анны, вытащила магнитофон «Агидель» и целую коробку скрипучих кассет «МК-60».

Сначала они слушали «Автограф», «Волшебника Изумрудного города», «Поющие гитары» и даже отрывки из «Бременских музыкантов», а потом вдруг сразу перешли на «Modern Talking» и «Скорпионс».

Когда Анна открыла дверь квартиры, она подумала, что обвалился кухонный гарнитур. На самом деле в это самое время Светка поставила самый офигительный, по ее словам, тяжеляк — кассету с записью концерта «Kiss».

Как честная подруга, Светка через какое-то время обо всем рассказала Гальке и, сославшись на увлечение Мити heavy-metal, предложила поменяться кавалерами. Галька, зная о хронической неплатежеспособности Феди, хотела ответить категорическим отказом, но потом, подумав о том, что Митя в самом деле может перестать дружить с ней, попросила неделю на размышление.

На следующий же день она пришла к Мите с тетрадью, которую не показывала еще ни одному мальчику.

Перевернув обложку, Галька продемонстрировала написанный разноцветными фломастерами текст:

 

На К. моя фамилия,

На Г. меня зовут,

На С. подруга милая,

На ... мой лучший друг

 

В секрете пусть останется

Та буква, что сюда я не вписала

В последнюю строку.

 

Требование

 

Прошу тетрадь не портить,

Листов не вырывать.

И кому не следует в руки не давать.

А кто со мной не дружит,

Вообще не открывать.

 

Извинение

 

Прошу мои ошибки считать за улыбки.

 

Несмотря на утверждение хозяйки тетради насчет секрета, взгляд Мити почти сразу остановился на торопливо вписанной красной пастой букве «М». Густая краска залила его лицо. Смущение Мити еще более возросло, когда он, наконец, обратил внимание на наряд Гальки: сиреневую кофту с таким большим, открывавшим правое плечо, вырезом, что казалось, еще чуть-чуть, и Галька вывалится из нее.

Почувствовав, что цель наполовину достигнута, Галька решила несколько притушить раздутый ей пожар. Поправив кофту, она быстро перевернула несколько страниц, остановившись на свернутом в треугольник листе с надписью «секрет на сто лет». Митя опять отчаянно покраснел.

— Можешь посмотреть, я разрешаю! — сказала Галька и так загадочно посмотрела на Митю, что тот автоматически развернул лист.

На листе была нарисована фига, снабженная красноречивой надписью: «кто прочел, тот осел!»

Вволю нахохотавшись, Митя и Галька приступили к заполнению того, ради чего, собственно говоря, заводились подобные тетради — анкеты. Некоторые вопросы отличались почти клиническим простодушием: «Какое у вас самое заветное желание? Какой предмет вам больше всего нравится? Кого из семьи вы больше всего любите?» Другие содержали в себе элементы сочинения на свободную тему: «Вам нравится хозяин анкеты? Что в хозяине анкеты есть плохое? Что хорошее?» Третьи вовсе казались переписанными из учебника по литературе: «Что такое радость? Что такое горе?»

 

Узнав о вероломном поступке подруги, Светка пришла в ярость. Она сразу побежала к Феде жаловаться на Митю. Из ее рассказа Федя понял только одно, что его предали.

Когда Федя пришел к Мите, тот как раз заканчивал прилаживать мачту к корпусу изготовленного из молочного пакета фрегата.

— Слушай, это правда, что ты решил отбить у меня Светку?

— Скорее она меня, у Гальки, — не подозревая о подвохе, признался Митя. — Представляешь, приперлась с мафоном и кассетами…

— Значит, все-таки решил, — сказал Федя упавшим голосом.

Митя удивленно посмотрел на своего друга. Лицо Феди вытянулось, губы сложились в ломаную линию. Казалось еще чуть-чуть, и он заплачет.

— Ты что? — спросил Митя.

Федя некоторое время тупо смотрел на него. Наконец, сжав костяшки пальцев, еле слышно пробормотал:

— Я буду драться с тобой… на шпагах.

Подумав, что это очередной актерский трюк, Митя легкомысленно рассмеялся.

— Хорошо. Тогда давай выберем место и время.

Федя сперва оторопел от неожиданности, но потом быстро взял себя в руки.

— На берегу озера за Машинкой, в десять вечера.

«Озеро» представляло собой огромную грязную лужу, занимавшую дно заброшенного котлована. Его высокие, красно-коричневые берега, схваченные мелкой травкой, были по-своему красивы. Брошенные строителями железобетонные блоки мраморными уступами, словно обломки колон античного храма, спускались к густым зарослям светло-зеленого тростника.

Вокруг «озера» простирался сквер, обсаженный кустами шиповника и кривыми, будто скорчившимися от зубной боли, рябиновыми деревцами. Местами растительность исчезала, переходя в обширные пустыри, оживляемые кучами зловонного мусора.

Митя пришел первым, чтобы приготовить шпаги: две выструганные из кленовых веток палки с эфесами из полиэтиленовых крышек.

Вскоре появился Федя, в черном свитере и такого же цвета брюках.

Митя слишком поздно понял, что его товарищ намерен драться всерьез. От первого же удара шпага Мити затрещала, от второго разломилась пополам. Только теперь Митя смог оценить коварство Феди.

Соперники, охваченные взаимной ненавистью, застыли и, отбросив шпаги, сошлись в рукопашной. Некоторое время нельзя было различить ничего, кроме катающегося по земле клубка тел. И тут произошло нечто неожиданное. Увлеченные выяснением отношений, Митя и Федя совсем забыли о том, что находятся на краю котлована. Послышался шелест осыпающейся сухой глины, и в один миг оба соперника очутились в «озере».

К счастью, дно оказалось неглубоким. Вымокшие, покрытые зеленовато-бурой тиной и прилипшей к лицам, на манер блесток, ряской, Митя и Федя, шатаясь, с трудом выбрались на берег. Достаточно долгое время они сидели на земле, оглушенные разливающимся в воздухе лягушачьим кваканьем, ослепленные лучами выпавшего в пространство между многоэтажками солнца.

— Нам здорово повезло, что там не было железяк, — сказал наконец Федя. — Я слышал историю про одного мальчика. Мама говорила ему, чтобы он никогда не прыгал в воду в незнакомом месте. Однажды он не послушался и прыгнул. А там, на дне, была затопленная арматура.

Митя содрогнулся, представив беззвучно падающее в мутную воду тело в красных трениках. Торчащий, словно копье, железный прут легко входил в него, выплескивая струю густой, подобной вылитому в чашку с кипятком вишневому сиропу, крови…

 

© Александр Иликаев, текст, 2011, 2013 (с дополнениями)

© «Тропа доброты». Издательство «Китап», 2011

© Книжный ларёк, публикация, 2016

—————

Назад