Игорь Вайсман. Злая собака

07.12.2014 14:22

ОСТОРОЖНО, ЗЛАЯ СОБАКА!

Ивана, охранника частного предприятия, определили сторожить стройку.

– Консультацию по объекту пройдешь у прораба, – сказал его начальник.

Прораб, показав все, на чем следовало заострить внимание, предупредил:

– Да, собака у нас очень злая. Но ты не обращай на нее внимания и близко к будке не подходи. Это восточно-европейская овчарка, признает только меня. Но по выходным, когда меня нет, ее придется кормить. Вот в этом тазу сваришь ей рожки с костями. Таз поставишь поодаль и подвинешь к ней вон той длинной палкой. Чтобы она тебя не достала. Понял?

– Все ясно.

Вид у собаки и в самом деле был грозный, и поначалу она облаяла нового человека, вставая на дыбы из-за натянутой до предела цепи.

Наступила суббота. Сварив в тазу еду и дав ей остынуть, Иван подошел к овчарке. Та сначала замерла, почуяв желанный запах, но стоило охраннику взять в руки палку, разразилась таким бешенным лаем, что ее слюна разлеталась во все стороны, а цепь, казалось, вот-вот оборвется. Невзирая на явные признаки голода, собака в запале перевернула таз, и весь наваристый бульон быстро ушел в песчаную почву.

– Ну вот, себе же сделала хуже! – сказал вслух Иван, обидевшись на такое неблагодарное отношение.

Однако, спустя некоторое время, она перестала лаять на нового охранника. То ли от того, что он клал больше костей в приготовляемую пищу, то ли потому, что мягче к ней относился… А вскоре отпала нужда прибегать и к помощи палки. Овчарка молча смотрела на приближающегося Ивана, не проявляя никаких признаков агрессии, и спокойно принималась за еду.

Как-то в выходной прораб заехал на стройку, когда охранник как раз кормил собаку.

– Она что, принимает пищу из твоих рук?! – подивился он.

– Да. Привыкла, наверное…

– Такого тут еще не было! Других охранников она ни в какую не признает. Ты, видать, собаковод? Держишь собаку?

– Да нет. У меня только кошки живут.

– А-а, ну понятно! Значит, любишь животных. Они это чувствуют.

Еще через некоторое время овчарка при появлении Ивана стала дружески вилять хвостом. Даже когда он просто прохаживался по территории. Когда же он шел ее кормить, к этому добавлялся своеобразный танец: она нетерпеливо перебирала лапами и раскланивалась, миролюбиво повизгивая.

Как-то раз, поставив пищу возле собаки, Иван выронил сотовый телефон. Тот, ударившись о перегородку, отлетел к самой ее будке. Охранник наклонился за телефоном и, вдруг, попал в крепкие объятия. Овчарка обняла его передними лапами за шею и стала облизывать ему лицо. При этом она беспрестанно скулила, а в глазах выступили слезы. Взгляд же выражал такую любовь, такую преданность и, вместе с тем, такую тоску, одиночество и отчаяние, что мужчине стало не по себе.

Только сейчас он впервые задумался о том, как живется этой несчастной, от которой все шарахаются и видят в ней врага. Ведь это не жизнь, а самая настоящая тюрьма: тесная будка, несколько квадратных метров земли и тяжелая цепь. Да одна и та же скудная пища – тюремная баланда. И больше – ничего.

Ее положение даже хуже, чем у заключенных. Тем хотя бы есть с кем пообщаться. Их каждый день выводят на прогулку. Им иногда приходят письма и посылки от близких людей. А самое главное – они живут надеждой, что их заключение закончится и они обретут свободу.

Бедная же овчарка всего этого лишена. И за что ей такая участь, за какие преступления?!

Люди таких условий не выдерживают и накладывают на себя руки. А у нее и такой возможности нет.

Иван понял, что сейчас из души собаки вырвалось все то, что накопилось за время ее заключения. Что никакая она не злая. Что всего-то ей нужно в жизни две вещи – любовь и нормальные условия. Поэтому он не посмел сразу оттолкнуть несчастную, позволил излить душу и терпел резкий запах свалявшейся шерсти, никогда не знавшей воды и мыла.

Он понял и то, что единственным благородным поступком для него было бы забрать ее к себе домой.

«Но куда я возьму ее в обычную квартиру? – возразил он сам себе. – А жена что скажет? Семейного конфликта не избежать. Вот кошка – это совсем другое дело! Она маленькая, чистоплотная и хлопот с ней никаких».

Однако в глубине души охранник догадывался, что есть куда более веская причина не брать собаку. Догадывался, да не хотел в этом себе признаться. «Не смогу я ответить ей взаимностью, – думала глубина его души, – нет во мне такой любви – большой, чистой, настоящей, просто огромной, всепобеждающей, безоглядной, бесконечной… Как я буду смотреть ей каждый день в глаза, видеть в них эту сумасшедшую любовь и сознавать, что мне до такого, как до Луны?!»

Собака совсем забыла про еду и, похоже, готова была пробыть в объятиях до самой смерти. Но человека эта сцена стала тяготить. Он к такому оказался совсем не готов. «Уж лучше бы ты лаяла на меня, как прежде», – подумал он, а вслух сказал:

– Извини, подруга!

Затем освободился от собачьих объятий и, стыдливо опустив глаза, поплелся восвояси.