Кристина Иванова. Волшебный шкаф

ВОЛШЕБНЫЙ ШКАФ

 

Предисловие

 

…Я живу в мире магии, в мире, где возможно почти все. У нас есть волшебные шапки-невидимки, сапоги-скороходы, кувшины с водой, от которой прорастает все на свете, и многими другими штучками. У нас это – привычное дело. Уже редко можно встретить где-нибудь волшебника или колдуна – они попросту перестали существовать с развитием прогресса, хотя в нашем мире они все же существуют. Мы живем в мире, где есть столько волшебных вещей, но при этом сами волшебные существа стали редкостью. Они иногда прилетают или приплывают из других миров, торгуются этой же самой магией, но тут они почти не живут.

Впервые я поняла, что магия действительно есть, на своем школьном выпускном. Правда, выпускались мы пока что только из девятого класса, а не из самой школы. Но этот день я запомнила на всю свою жизнь. Я видела раньше и другое волшебство. Мы ходили в цирк, и там магистры показывали последнюю на нашей земле магию. Они доставали из шляп кроликов, пускали огненных тигров, или вдруг сами превращались в свободных голубей и улетали. Я знаю, что во многих других мирах это называется всего лишь фокусами, но здесь, здесь не бывает фокусов, это мир, пропитанный магией, хотя и уходящей в прошлое. Но, так вот, я всю свою жизнь жила в этом мире и видела разные чудеса, но именно этот день заставил меня поверить, что магия действительно есть.

Я была в белоснежном платьице и маленьких хрустальных туфельках, как настоящая Золушка. Время близилось к одиннадцати часам. Многие из ребят уже разошлись по домам. Нас, учеников из двух параллелей, оставалось человек двенадцать. Была там и моя подруга.

Но скоро нам нужно было идти домой. Наши родители уже выехали за нами, оставались считанные минуты, которые мы мечтали провести волшебно.

Но эти минуты прошли не так волшебно, как я думала. В коридоре меня нарочно толкнула девчонка из параллельного класса. Я запомнила ее навсегда. Ростом, наверное, чуть меньше меня, черные прямые волосы, не доходящие до плеч, с заколотой назад челкой, карие большие глаза, которые мне казались какими-то необычными. Она по-другому, чем я, смотрела на этот мир. И она нарочно толкнула меня в коридоре. Я, конечно, толкнула ее в ответ. И мы стали драться, обзываться, догонять друг друга, чтобы «убить» – ну, то есть так нам казалось, что мы хотим друг друга убить, потому что на самом деле, догоняя, мы не знали, что делать дальше. И мы обзывались и дрались.

Она приехала всего на несколько месяцев в параллельный класс, а потом собиралась уезжать обратно. В какой-то момент я поняла, что наша драка меня смешит. Я делала это только, чтобы веселиться, как будто бы мы с ней давние подруги, поэтому и деремся не по-настоящему. Но я не знала, правда она на меня обижена, или нет. Тогда я сказала ей, что наша драка напоминает потасовку человека и его кошки, когда кто-то из них нарочно выбешивает другого, просто для веселья. Она рассмеялась. Действительно, глупо я сказала.

А потом мы с подругой стали собираться домой. Время было позднее, родители будут ругаться… Но внезапно к нам подошли наши ребята. Они сказали, что Валерка Кулигин упросил нашу классную дать покататься в волшебном шкафу. «У кого еще на выпускном были волшебные шкафы?!» – помню, сказал он. Валерка его обвязал веревкой, чтобы управлять. Такой старый деревянный шкаф, у него еще всего две створки, и на них отверстия в виде двух перевернутых на бок лун. И они решили на нем покататься. Они даже сказали, что могут отвести после полета до нашего окошка.

Но нам с подругой нужно было идти. А они уже готовились лететь. Я вдруг закричала: «Стойте! Мы хотим с вами немного покататься».

Я взяла подругу за руку, и мы побежала к шкафу. А там уже были все другие. И он уже начал двигаться. Он был чуть наклонен назад, и на самой вершине сидел Валерка, в руках у него была веревка, словно поводья лошади. Мы побежали к шкафу, а он медленно двигался вперед. Мы были уже рядом с ним. Мы кричим: «Подождите нас!» – а Валерка смеется. Другие тянут к нам руки и говорят: «Держитесь!». Я бегу чуть впереди, вдруг замечаю, что подруга остановилась. Но я бегу дальше, а шкаф уже начинает подниматься в воздух. Я добегаю до него. Меня вдруг хватает за руки та девчонка, с которой мы дрались десять минут назад. Она держит меня, а другие тянут. Я вдруг внезапно понимаю, что мои ноги оторвались от земли. Они дотянули меня.

Я встала. Мы были уже так высоко над землей. Нас было человек шесть, самых рисковых. Я вижу маленькие дома, крохотные такие, как на ладони. И ветер, ветер, против которого мы гоним. Мы летим! Летим! Мы уже высоко в небесах. Мне дали вешалку, чтобы за нее держаться. До сих пор помню ее. Эти вешалки, о, эти вешалки! Они были красивее самого шкафа. Серебряного цвета, резные и такие необычные. И я держусь руками за них, слегка выдвигаясь вперед, стоя на носках. И мы летим. Это чувство свободы, когда чувствуешь ветер, холодный ветер, от которого дрожь по всему телу, когда ты царишь над всем миром, и, кажется, что он только твой. Ты летишь над ним, словно птица. Тебе одновременно и страшно, и дрожь по коже, но ты улыбаешься и смеешься. Это была самая настоящая магия!

А потом еще Валерка начал вытворять разное со шкафом. То перевернет его на заднюю стенку, так, что мы все будто бы в коробке оказались, а потом делает мертвую петлю, мы кричим. Мы летим, переворачиваемся, и это такое удовольствие, такие чувства, которых просто невозможно описать, аж дух захватывает. И держимся мы только за эти вешалки, которые переворачиваются вместе со шкафом, но не падают. Это был самый прекрасный миг в моей жизни.

Но вот мы подлетели к моему окну. Оно было открыто, лето же. Я нехотя ступила ногой на подоконник, прощаясь с ребятами. Двенадцать часов, и я снова всего лишь Золушка после бала. Одна туфелька все еще на моей ноге, вторая валяется около батареи. Я сижу на подоконнике, смотря на то, как мое чудо улетает. Они там летят на волшебном шкафу, смеются на фоне большой луны, горящих маленьких звездочек и пушистых облаков. А я здесь, должна быть дома. И, кажется, что я в клетке. Я хочу летать, хочу снова испытать это чувство свободы.

Такое не повторить. Я не знаю, куда они отправились потом, потому что через несколько дней после этого мы переехали в другой город, и я уже никого из них больше не видела. Но тогда, тогда я впервые поняла, что магия есть.

Теперь я выросла. Теперь меня уже нет. То есть, нет той прошлой Лавелины, верящей в волшебство, в чудо. Есть взрослая Лавелина, но это не я. Я осталась всего лишь тоненьким голоском где-то в прошлом, слабеньким колокольчиком-смехом, который лишь иногда навещает меня, взрослую Лавелину. Теперь она выросла и перестала быть тем, кем всегда была…

 

Глава 1

В пустом доме

 

Это история девушки, Лавелины, или Лавли, как ее называют друзья и родные. Хотя сейчас она почти ни с кем из них не общается. Она забросила свою жизнь, работу, семью, друзей. Кажется, она бы и дышать перестала, если бы могла. Недавно Лавли продала свою квартиру, и теперь она приобрела загородный дом, старый дом, в котором уже много лет никто не жил. Раньше там жила старая дама, которая умерла, а ее родные продали участок.

Лавли вошла в старый дом. Он ей нравился – старый, мрачный, пустынный, покинутый, она себя чувствовала такой же. Деревянный пол скрипел под ногами. Когда-то он был покрашен в ярко-красный цвет, теперь же почти выцвел, стал блеклым. Обои были тоже старые, в цветочек, такие, какие встретишь в квартирах древних старушек. Лестница, ведущая на второй этаж. Там было все так же мрачно. Сначала коридор – направо и налево, длинный такой, и по всему коридору окна, давно не мытые, с деревянными рамами, из которых падает желтый свет солнца. Нет, эти окна по всему коридору – единственное прекрасное в этом доме. С другой стороны коридора, не там, где окна, расположены комнаты. Здесь их, наверное, пять или шесть. Все пустые.

Она зашла в первую попавшуюся комнату, слева от лестницы. Там был небольшой коридор, ведущий к окну. А дальше эта комната. Она хорошо освещена. Лавли подошла к окну и отдернула полупрозрачные занавески. Оттуда лился утренний свет и был виден передний двор, который, по сути, представлял собой зеленый газон, даже забора не было. Дальше дорога и другие дома. Они выглядели более поэтично. Она открыла окно и задернула занавески. Затем отошла вглубь комнаты. Да, это подходящее место для спальни. Старая кровать здесь уже стояла.

Она еще долго ходила по комнатам. Там почти не было вещей, только те, которые прежние хозяева посчитали совсем ненужными. Там были небольшие комоды, шкафчики, полки без книг, на чердаке – разное барахло. Она видела чердаки и побольше. Там даже в полный рост нельзя встать и окно треугольное, оно сделано по форме крыши, всего в нескольких сантиметрах от конька. Потом приходили грузчики, они целый день толпились дома, бегали с коробками и остальными нужными вещами. Лавли хотела, чтобы они поскорее убрались из дома. Вскоре они уехали. Хорошо еще, что родные приедут только в среду. Теперь же она одна, одна в целом доме.

Лавли долго по нему ходила. Так тихо, никто не бегает по деревянному полу, никто не отвлекает. Она начала готовить ужин. Тихо так, одиноко. Вроде кухня пышет, вода течет, огонь горит, но все не так. Никто не зовет тебя: «Мама! Посмотри, какой рисунок я нарисовала! А я у тебя принцесса!».

Ее больше нет, нет маленькой принцессы, доченьки, маленькой Авроры. Она уснула непробудным сном и никогда уже не проснется. А без нее – в душе пустота, которую уже никогда не унять.

Внезапно в дверь позвонили. «Видимо кто-то из грузчиков здесь что-то оставил…» – подумала Лавли. Она открыла дверь. Но это были не грузчики. На пороге стояла женщина, лет сорока – сорока пяти. Волосы у нее были прикрыты небольшой косынкой, сама она была полная, в цветастом платье, в руках пирог.

– Я Наталья, – сказала она. – Ваша новая соседка. Пришла знакомиться. Вот, как говорится, хлеб да соль, – она передала пирог Лавели.

– Здравствуйте, – сказала Лавли. – Проходите. Я Лавелина.

– Необычное имя. Как выбирали?

– Мама выбрала.

Лавли не очень-то была расположена общаться с новой соседкой. Но все же накрыла на стол, поставила чай, пригласила гостью. Та за весь вечер успела рассказать ей, как правильно высаживать помидоры, какие цветы лучше выращивать, кто здесь чей любовник, у кого какие секреты в городе, какие мальчишки воруют соседнюю картошку. В общем, очень-очень многое. Лавли все больше молчала. Ей было нечего сказать. Она вообще не хотела, чтобы кто-то ее тревожил. Хотя этой встрече она была рада, хоть какое-то время в доме было не так тихо и пустынно. Этот голос женщины, она не вслушивалась, что та ей говорит, но слышала голос. И была, по крайней мере, некоторое время спокойна. Да, не было этой удушающей тишины.

Но вот время прошло, и Наташа ушла домой. И в доме опять стало пустынно. Лавли убрала со стола, вымыла посуду, сходила в душ, почистила зубы. Делала она это очень медленно, ей некуда было спешить, уже некуда. Лавли глядела в зеркало. Белые волосы, собранные в неаккуратный пучок, неподвижное выражение лица, тонкие прямые дуги – губы, и теперь пустые, измученные бледно-голубые глаза. Она открыла один из чемоданов и достала оттуда розовую пижаму, но так и не стала ее надевать. Так и легла на кровать в прежней одежде – в белом шелковом платьице. Но не смогла уснуть.

Яркие звезды горели на небе, не такие они в городе, вовсе не такие. И большая, просто огромная сияющая луна. Нет, решительно Лавли не спалось. И она начала ходить по дому. Теперь он, освещенный лишь ночными светилами, казался очень таинственным. Все в темноте выглядит иначе, более сказочно, но все же пустынно. В детстве, шагая ночью по дому, ты делаешь это очень осторожно, чтобы тебя никто не услышал, и боишься каждого шороха. На этот раз она знала, что в доме никого нет, и что можно ничего не бояться. Только почему-то все равно шла очень тихо и медленно, хотя, в принципе, так же она ходила и утром.

А вот комната в дальнем углу, которую она не помнила. Наверное, она туда заходила утром, но уже не помнит, что там? Она была темнее, чем другие комнаты, хотя там и был балкон. Кроме того, слева стоял ее старый диван из дома, а справа… справа был шкаф. Она медленно подошла к нему. Старая древесина, неприметный дизайн. Только на створках перевернутые на бок месяцы. «Может, это шкаф бывшей хозяйки», – подумала она. Но все же решила его оглядеть. Она вдруг заметила старую веревку, привязанную к задней стенке к одному из крюков. Это ее почти ошарашило. «Неужели именно тот шкаф?» – подумала она.

Лавли принялась его осматривать. «Нет, как это может быть – тот шкаф? – недоумевала она. – Это же другой город, старый дом старой бабушки. Как у нее мог оказаться этот шкаф?! И раньше она его не замечала». Может быть, его сюда нечаянно привезли, поставили. Но все равно в этом не было никакой логики.

Она открыла шкаф. Шкаф, как шкаф, только очень древний. Только это тот самый шкаф, в котором она когда-то летала. Палка приделана к нему, а на ней всего одна вешалка. Та же вешалка серебряного цвета, резная.

– Не может быть, – сказала Лавли вслух.

Она забыла о своем одиночестве. И попыталась понять, как же заставить этот шкаф работать. Она стучала по нему, дергала за поводья, говорила разные слова, вроде «Абракадабра!». Но ничего не работало. Лавли выдохлась, села на диван. И с чего она решила, что это именно тот шкаф, и что он волшебный. Нет, это был самый обычный шкаф, самый обычный древний шкаф старой бабки. Вот опять понадеялась на волшебство, захотела поверить в чудо, чтобы потом понять, что это была ложная надежда. Но она не так сильно переживала по этому поводу. В глубине души, наверное, она знала, что чудес не бывает, а если они и случаются, то уж точно не с ней.

Внезапно странное чувство охватило ее, будто бы в комнате стало еще темнее, от тени, нависшей над ней. Она тут же взглянула на шкаф. Он не стоял на прежнем месте, он был над полом, он летал, летал! Лавелина изумилась и вместе с тем испугалась. Она смотрела на улетающий медленно в сторону балкона шкаф. Он как-то непонятно, сам по себе, стал протискиваться в узкую балконную дверь. Из любопытства она встала и принялась следить за ним, как кошка за своей добычей. Но вот шкаф уже протиснулся в дверь. Он уже на балконе, и вот отлетает от балкона.

– Нет, нет, второй раз ты меня так не проведешь! – воскликнула Лавелина и отвернулась в другую сторону. Но сама, непонятно зачем, обернулась в последний раз. Он был еще так близко, и вон – болтающийся конец от веревки.

– Ну, дура! – сказала сама себе Лавли и тут же побежала к шкафу, разбежалась, запрыгнула на перегородки балкона и что есть силы сиганула вверх, вперед.

Она знала, что может упасть, но все равно прыгнула. Лавли ухватилась за конец веревки. И только теперь она поняла, какую ошибку совершила. Она взглянула вниз. Шкаф двигался все быстрее и выше. Она уже не сможет спрыгнуть. Там высоко! Ужасно высоко. Ей стало безумно страшно, и она закрыла глаза. Лавли дрожала, это ужасно, просто ужасно страшно. Зачем она прыгнула? Нельзя было просто дать улететь этому шкафу в неизвестность? Зачем? Но теперь нельзя бояться, нельзя сдаваться, нельзя разжимать руки и висеть на одном месте. Нужно открыть глаза и лезть, лезть вперед, вверх, иначе – смерть.

Она открыла глаза, тяжело дыша, чувствуя, как ходят ходуном ребра и дрожат от усилия мышцы. Она оторвала одну руку и потянула ее вверх, ладони и запястья уже болели, она чувствовала, как руки налились жаром, и на них появились мозоли. Но теперь нужно подтянуться, нужно обязательно подтянуться.

Еще немножко и еще... Вот теперь она уже ухватилась за сам шкаф. Теперь самое трудное – последний рывок. Но и его она сделала. Забралась в шкаф и сжалась в дальнем углу, чтобы не видеть ничего. Шкаф качнулся так, что она отлетела в другой конец. Стала видна вешалка.

– Нет, ты меня не заставишь держаться за вешалку. Это не безопасно, – сказала шкафу Лавли.

Но тогда шкаф еще раз качнулся. Лавли чуть не упала.

– Хорошо, хорошо, – завопила она.

Она медленно стала разгибать ноги, чтобы встать, зажмурив глаза. А потом – хвать вешалку. Ей пришлось взглянуть в сторону неба. Было так страшно, она опять отвернулась, но тогда шкаф опять дернулся. И у нее ноги соскользнули, она закричала от страха, повиснув на одних руках на вешалке. Она глубоко дышала, смотря на все круглыми испуганными глазами. А пол все уходил, шкаф закручивался медленно так, что она, в конечном счете, уже висела над землей на одной только вешалке, а шкаф был над ней. Она видела все эти маленькие огоньки городов, крохотные домики, и большая круглая луна освещала ей путь. А над этими маленькими домами висела Лавли и болтала босыми ногами. Ей было страшно.

– Все, хватит! – кричала она. – Я все поняла. Не нужно меня пугать. Пожалуйста.

Тогда шкаф закрутился обратно. И она встала на ноги. Теперь он уже был, как когда-то, как открытая коробка. Она сидела в уголке этой коробки, крепко держась руками за вешалку.

– Ладно. Хорошо. Куда ты меня везешь? – сказала Лавелина.

Но шкаф не отвечал. Он лишь быстрее полетел в неизвестном направлении.

 

Глава 2

Батут, кот и звезды

 

Шкаф долго летел по ночному небу. И вот, наконец, он приземлился. Лавли осторожно вышла из шкафа. Ну и в странном же месте она очутилась. Деревья тут были разноцветными – рыжими, желтыми, красными, зато все цветы – как из черно-белого кино. Да и земля тут была не землей, а надувным батутом, из которого произрастали деревья. Она стояла на этом батуте, и качалась, едва удерживая равновесие. Сейчас был день… кажется, день. Потому что светило солнце, но оно очень бледно освещало небо. Само небо было синим, на нем виделись яркие звезды, действительно, пятиконечные звезды. Вокруг был разлит желтый свет – единственная хорошо освещенная часть неба. Рядом со здешним солнцем висели два голубых месяца, развернутые в разные стороны.

– Ну, и зачем ты меня сюда принес? – спросила Лавли шкаф.

Тут шкаф встал, высоко подпрыгнул и полетел вверх.

– Эй, стой! Куда ты?

Лавли побежала за шкафом, но бежать по батуту было не очень удобно, она споткнулась и покатилась кубарем, пока во что-то не врезалась. «Ай!», – она потерла ушибленную голову и осмотрелась. Шкафа нигде не было видно. Сначала она злилась на этот шкаф за то, что он взял и бросил ее, потом на себя – не нужно было вообще лететь на нем, а потом подумала, что дома ей все равно делать нечего. Какая разница, где ей грустить, там, в пустом доме, или здесь. И она пошла дальше, точнее запрыгала.

Долгое время ей казалось, что этот лес из разноцветных деревьев бесконечный, и из него нет выхода, хотя она не так уж и долго прыгала. Кроме того, за все это время она не видела ни одного живого существа, будто все там вымерли, хотя не выглядело это место мертвым. И вот она услышала тихую мелодию, точно собравшуюся из тысячи маленьких тонких и нежных голосков. Онатот час же поскакала на эти звуки. Мелодия становилась все громче и громче, хотя по-прежнему была красивой и очень тонкой. И вот Лавли вышла на поляну. Середина поляны была освещена голубым сиянием с неба. Это одна из самых больших звезд освещала ее. На поляне росли хрустальные, полупрозрачные цветы, они двигались, издавая чудесную мелодию.

Она скакнула на эту поляну, с любопытством оглядывая цветы, которые, в свою очередь, с любопытством ее осматривали, прекращали петь и шептались между собой: «Это Алиса? Алиса. Конечно же, Алиса. Кто же это еще может быть, кроме Алисы?! А может, это вовсе не Алиса? Никто же не видел, как выглядят Алисы. Они могут быть и другими».

Тут внезапно она услышала совершенно другую мелодию, кажется, играла гитара. Она обернулась в ту сторону и увидела большого рыжего и круглого кота. Он смотрел своими зелеными глазами на Лавли, улыбаясь странной кошачьей улыбкой. В руках у него была гитара, на которой он играл. Он медленно крался к девушке. Слегка отталкиваясь лапками от батута, он прыгал из одного конца в другой, из-за своей круглой формы и столь медленного падения он напоминал собой воздушный шарик. И, правда, казалось, что он такой же легкий, как шарик. Он подлетел к ней поближе, оказавшись на уровне ее глаз.

– Ты Алиса? – спросил он, мурлыча. При этом, когда он мурлыкал, усы его растопыривались, а из глаз появлялись синие и красные искорки. И вообще звук его мурлыкания собой напоминал звук хлопающих и горящих бенгальских огоньков.

– Ты Чеширский кот? – тут же вспомнив сказку, спросила Лавли.

– Не помню, чтобы я когда-то откликался на это имя, – ответил кот. Он подлетел совсем близко к Лавли, так, что она могла почувствовать кончики усов на своих щеках. Она осторожно тронула кота за шерсть. Кот тут же отлетел от нее.

– Ну, а кто ты тогда? – спросила Лавли. – Мы сейчас разве не в Стране Чудес?

– Ну, ты можешь называть эту страну, как хочешь, – отозвался кот. – Но сомневаюсь, что это будет верно. Я Пуффи Вильям Пуговка. Так, значит, Алиса…

– Я не Алиса. Меня зовут Лавли.

– Я же не спрашивал твое имя! – она опять услышала те мурчащие искорки. – Алиса – вовсе не имя, а состояние души. Это, когда ты человек и девочка, и путешествуешь в другую Страну. Почему-то очень часто только такие персонажи и путешествуют в другие страны. И Дороти, и Венди, и Алиса. Так ты разве не Алиса?

– Наверное, Алиса, – сказала Лавли. – Только я уже давно не девочка, я уже взрослая.

– Опять не угадала, – сказал Пуффи. – Взрослой тебе быть или нет – не тебе решать. Взрослый – понятие относительное. Вот, я не вижу тебя взрослой.

– Ладно, пускай я Алиса и совсем не взрослая, – сказала Лавли. – Ты можешь мне сказать, где мы находимся?

– Мы в Стране под названием Микроволновка, – ответил Пуффи.

– Почему называется Микроволновка? – удивилась она.

– А почему бы и нет?

– Ты уверен, что мы не в Стране Чудес, а ты не Чеширский кот? Примерно так же странно там говорили.

– Даже, если бы ты попала в Страну Чудес, сомневаюсь, что там бы ты встретила того Чеширского кота. Прошло уже лет двести. Может быть, его уже и нет на том свете.

«Ладно», – Лавли присела на батут и начала размышлять над сложившейся ситуацией. А кот тем временем летал над ней, играя на своей гитаре. Мелодия вдруг переменилась, она стала более задумчивой и немножко навязчивой. Это надоело Лавли.

– Может, хватит нагнетать обстановку своей гитарой. Это мешает думать.

– Может, хватит нагнетать обстановку своими мыслями. Это мешает играть, – ответил на это Пуффи. – А о чем ты думаешь?

– Что мне теперь делать. Я попала в чужую Страну под названием… Как? Микроволновка? Я попала в Микроволновку, разговариваю с очень странным котом, а шкаф, который привез меня сюда, улетел.

– А вот я думаю о плавленом сыре с жареными в горящем спирте и масле сосисками.

Лавли посмотрела на кота:

– Так ты поможешь мне? – спросила она.

– В чем? – удивился кот.

– Вернуться обратно домой, – сказала Лавли. Будто бы это было не ясно.

– Как? – удивился кот. – Тебя доставил сюда волшебный шкаф, значит, только он может тебя отсюда увезти. А волшебные шкафы никогда никого не бросают, они только могут улететь ненадолго, но потом всегда возвращаются.

– И как же мне узнать, когда он вернется? – спросила Лавли.

– Откуда мне знать? Я же не вижу твое будущее. О нем знают только звезды.

И Пуффи взглянул в небо, наигрывая ласковую мелодию. Лавли тоже посмотрела в небо. Вон стая звезд отцепилась от неба и летит вниз.

– А звезды могут рассказать мне о шкафе? – спросила Лавли.

– Да, – ответил кот. – Они еще могут исполнить желание. А что?

– Тогда нужно скорее догнать звезды и попросить исполнить желание! – воскликнула Лавли и побежала в ту сторону, куда должны были упасть звезды.

Кот, естественно, полетел за ней. В один миг он ее перегнал и полетел впереди, а потом остановился, подлетел к ней, сказал: «Держись за меня», и полетел уже дальше с Лавли. Она почувствовала на себе мягкую кошачью шерсть и что-то воздушное в нем.

Они летели очень плавно и быстро и скоро увидели звезды. Это были небольшие, яркие белые звездочки, которые вполне могли поместиться у Лавли на ладошке. Их была целая стая, и все они летели над молочным озерцом, покрытым тонким слоем мороженного. Они летели и отражались в молочной воде. Они светились и сияли, и выглядели очень счастливо. Кот нес Лавли над молочной водой вслед за звездами. Пальцы ее ног касались воды, образовывая круги на ней. Вот они уже поравнялись со звездами. Она увидела их вблизи впервые. Такие светящиеся, яркие и захватывающие. Звезды вдруг обратили внимания на Пуффи и Лавли.

– Смотрите, – сказала одна маленькая звездочка совсем детским голоском. Другие звездочки тоже заметили их. Но они продолжали лететь.

– Вы ведь звезды? – спросила Лавелина. – Я слышала, что вы пишете будущее и можете исполнить желание.

– Да, – ответила звезда. – Мы видим прошлое и будущее. И можем исполнить твое желание, но только одно. Что ты хочешь?

– Я хочу вернуться, – сказала Лавелина.

– Нет, – ответила ей звезда. – Ты хочешь не этого. Ты и без желания вернешься. Но что ты хочешь на самом деле?

– Я хочу… хочу вернуть Аврору, – ответила Лавели. – Это моя дочка. Она погибла. Я хочу, чтобы вы вернули мне ее.

– Прости, – сказала ей звезда. – Даже звезды не всесильны. Мы не можем вернуть того, кто уже ушел из этой жизни. Такие правила.

– Но вы же… – голос Лавели сорвался, а из глаз выкатилась слеза.

– Но это только здесь, в нашей стране. Мы уверены, что найдется хоть одна страна во всей вселенной, где есть кто-то, кто может воскрешать из мертвых, – ответила звезда.– Сохрани свое желание на что-то другое, принцесса Луна...

И звезды вдруг резко полетели вверх, обратно на небо, они летели и плясали свои звездные танцы, пока, наконец, не устроились на своем прежнем месте.

Тогда кот опустил Лавли вниз на небольшой островок мороженого.

– Ну что? – спросил Пуффи.

– Они сказали мне, что можно вернуть мою дочку, – сказала Лавли, еле дыша. В глазах ее блестели изумрудные слезы.

Она сидела там на мороженном островке и думала, что, наконец, появилась надежда. Наконец, за столь долгое время она улыбалась.

– А куда она ушла? – поинтересовался Пуффи.

– Она не ушла. Она умерла, – вырвалось у Лавелины. Ее просто взбесил этот вопрос.

– Это и так понятно, – обиженно произнес Пуффи. – Но ведь умерло только ее тело, а душа же должна была куда-то уйти.

– А разве душа маленькой девочки могла уйти куда-нибудь в другое место, кроме Рая?

– Это же духи. Они могут уйти, куда хотят, – отвечал Пуффи. – Она могла уйти в Светлую Страну, Темную, или в Зеленый Лес, или Пепельно-дымный мир, а могла вообще вернуться назад.

– Подожди, – сказала Лавли. – Что это за миры? Я ничего не понимаю.

– Ну, как это? – удивился кот. – Ты, видимо, уж очень маленькая Алиса, раз не знаешь ничего о жизни духов. Светлый мир – это и есть твой Рай, можно было и догадаться. Темный мир – Загробный мир с вилами и чудовищами. Пепельно-дымный мир – это мир, который создают сами духи. Некоторые из них остаются в нашем мире и не могут уйти, но душа – слишком тонкая материя, поэтому она живет в более тонком отделении мира – Пепельно-дымном. Зеленый Лес – это мир невиданных и самых разных духов. Там обитают не души, а именно духи. В какой мир отправилась твоя дочурка?

– Ну, не в Ад, это точно! – вскочила Лавелина. – Она в Раю, конечно же. Но в каком мире может быть тот, кто способен оживить ее?

– Может, твой волшебный шкаф знает? – предположил Пуффи.

– Может, – ответила Лавли. – Только где мне этот шкаф найти?

– Я думаю, дедукция тебе не поможет в этом вопросе, солнышко. Неплохо бы просто развернуться, – ответил Кот.

Лавли удивленно взглянула на Пуффи, а потом обернулась назад. И (о чудо!) – шкаф стоял прямо у нее за спиной. Она тут же перепрыгнула на него, улыбнувшись. Как же она была рада, что шкаф, наконец, нашелся. Она скомандовала ему: «Вперед!», схватившись за вешалку. Странно, вешалок теперь было две, раньше ей казалось, что была всего одна. Шкаф медленно поднялся над землей и взмыл в небо. Нет, все-таки лететь в этом небе было потрясающе.

Я снова увидела улыбку на ее лице, кажется, я возвращаюсь к ней. Она снова может видеть чудо, она летит над землей, радуясь, мимо пушистых облаков по ярко-синему небу, рядом с другими звездами, которые летят по своим делам. Она видит все это волшебство, она чувствует его и верит. И я хоть на этот маленький миг, я вновь рядом с ней, будто бы никогда и не уходила.

Внезапно что-то толкнуло шкаф, в него будто бы что-то врезалось, Лавли услышала тихий скрежет, будто кто-то ползет по нему. Она медленно отцепила вешалку и привстала. Это что-то было уже близко, она размахнулась посильнее, но, как только собиралась ударить, вдруг увидела…

– Пуффи? – удивленно произнесла Лавли. – Ты что здесь делаешь?

А он уже сидел на стенке шкафа, лениво потягиваясь. Потом медленно, высоко подняв хвост, улегся на балке, упершись ногами во вторую вешалку.

– Как я понимаю, – ответил Пуффи, – ты новая Алиса, которой предстоит еще одно приключение, и которая опять попала в сказку. И я решил последовать в эту сказку за тобой, потому что какая же приличная сказка без волшебного кота?!

Кот лежал в этой, на первый взгляд, неудобной позе, зажмурившись и мурлыча от удовольствия, греясь в свете ночных звезд. От его усов отлетали маленькие дребезжащие искорки. Он медленно наигрывал на своей гитаре. Ну, что на это сказать?! Он кот, а коты делают то, что хотят. Им не прикажешь просто так взять и слезь с волшебного шкафа, да и кто захочет обижать такого лапочку, прогоняя его с места?

Лавелина покачала головой и уселась рядом с котом, держась за вешалку. На этот раз хотя бы шкаф не трясся и не делал мертвые петли. «Может быть, это и правда начало новых приключений?! – мелькнуло в голове у Лавли, а потом она сразу же опомнилась. – Какие приключения? Нет, я так сказала коту, только чтобы не расстроить его. Никакие приключения не могут ждать такую, как я». Кот мелодично мурлыкал и играл на гитаре. Она опустила на его пушистую шерсть свою голову. Лавли и забыла, как устала. Улыбаясь, она медленно закрыла глаза. И уснула.

 

Глава 3

Волшебный шкаф – всего лишь сон?!

 

Внезапный звонок в дверь разбудил Лавелину. Она проснулась, выпав из шкафа у себя дома. Наверное, был уже день, потому что солнце высоко стояло над горизонтом. «Кто бы это мог быть?» – думала она, спускаясь по лестнице, поправляя волосы.

Она подошла к двери и открыла ее.

– Лавли! – бросилась к ней с объятиями невысокая женщина с кудрявыми короткими волосами цвета серого пепла.

– Мама! – воскликнула Лавли, обняв гостью.

Они прошли в дом. Ее папа, тоже невысокий солидный мужчина в черных прямоугольных очках, слегка презрительно взглянув на эти все обнимашки, зашел следом. Лавли обняла и его.

– А чего вы так рано приехали? – спросила Лавли, как бы невзначай. – Я ждала вас в среду.

– Сюрпри-из! – воскликнула мама. – А мы вот на день раньше решили прийти. Да заодно, чтобы помочь тебе с ужином.

– С ужином? – переспросила Лавли. – Зачем мне помогать с ужином? Я и сама готовить умею, – тут ее вдруг просто осенило. – А где Женька? – спросила она у мамы, кажется, сама уже догадываясь.

– Сейчас с пакетами идет. Женек, – позвала она сына. – Давай поскорее, сестра тебя уже заждалась.

И вот в коридор зашел парнишка лет пятнадцати с темно-каштановыми волосами и несколькими огромными пакетами с продуктами. Он был младшим братом Лавли, хотя они были вообще не похожи. Он скорее напоминал ее отца, у него был такой же сейчас взгляд, немного сердитый, немножко презрительный. Конечно, заставили его тащиться в такую даль к сестре в гости, на каникулах, и еще пакеты таскать.

– Где кухня? – спросила мама задорным голосом.

Лавли с ужасом на лице показала ей направление. Женька потопал в ту сторону, оставил пакеты и пошел обратно в машину.

– За новой порцией, да? – спросила сердито Лавелина. – Теперь я вижу, зачем мне нужна помощь. И сколько человек ты пригласила?

Именно «Ты», потому что все это затеяла мама Лавелины.

– Только самых близких тебе, – ответила мама.

– И сколько у меня самых близких? Человек триста ближайших, да? – спросила она.

Но делать было нечего. Пришлось готовить, а потом принимать всех этих гостей. Часов в пять, когда мама наряжала ее, прямо как в детстве, перед зеркалом.

– Посмотри, какая ты у меня красивая, – сказала мама.

Лавли смотрела на себя и на маму в зеркало. Ее волосы длинными белыми прядями спускались на голые плечи – бардовое платье было с открытыми плечами. У нее было еще такое молодое лицо и тело, еще такое красивое. Но что-то такое в своем отражении ее отпугивало. Эти потухшие неяркие светло-зеленые глаза. На лице почти не отражалось никаких эмоций, оно застыло. Нет, такое лицо, такого человека нельзя было назвать красивым. Так посчитала Лавли. Все-таки она так не была похожа на свою мать. Ни одной общей черты, и на отца тоже не похожа, хотя еще год назад она бы сказала иначе, но год назад все было иначе, теперь же все изменилось.

– Мама, – она повернулась к ней. – Я сегодня ночью нашла волшебный шкаф.

– Неужели? – сказала мама.

– Да, это правда. Помнишь, тот, что наш класс подарил нашей классной в десятом классе на выпускной, – сказала Лавелина. На ее глазах уже показались слезы.

– Лавли, – сказала мама. – Это не может быть тот шкаф. Твои одноклассники его тогда разбили. Нас потом опять обзванивали, деньги опять просили сдать на новый подарок. Теперь вместо шкафа у нее стиральная машинка с тремя режимами.

– Но, мама, – сказала Лавли. – Я же его помню. Это точно тот шкаф. Он летал. Я летала на нем в волшебную страну и там был кот, Пуффи, который полетел со мной, и падающая звезда, которая сказала, что есть такие миры, в которых можно воскресить человека. Ты понимаешь, что это значит?

– Лавли, – с тревогой на лице сказала мама. – Ты должна смириться. Авроры больше нет.

– Нет, мама!– закричала Лавли, схватив ее за руку. – Я найду способ. Этот шкаф сможет меня привезти в тот мир, где есть способ вернуть мою девочку.

Она потащила ее в дальнюю комнату. Там стоял волшебный шкаф. Она с гордостью подвела маму к нему.

– Ну и что, это старый шкаф, – сказала мама.– Не все старые вещи волшебные.

– Но эта вещь – волшебная! – заявила Лавли. – Я тебе докажу.

Тогда она подошла к шкафу и попыталась заставить его работать, говорила разные слова, вроде: «Вперед, лети». Но ничего не работало, она дергала его за веревку, но он стоял на месте, будто бы вредничал. На шум прибежали папа с братом. Они спросили, что происходит?

– Она утверждает, что это волшебный летающий шкаф, – ответила мама.

Женька усмехнулся и показал жестом, что сестра вообще ку-ку. За это папа наградил его сердитым взглядом. Женька все понял и побежал вниз.

– Но это правда. Просто я не знаю, как заставить его работать. В прошлый раз он сам взлетел ночью, и я села в него. А потом полетела в страну Микроволновка, как сказал мне Пуффи.

– Микроволновка? – переспросил папа.

– Я знаю, что это звучит безумно. Но мне так сказал ее житель, кот Пуффи. Кстати, нужно его спросить. Пуффи! Где ты? Иди сюда, познакомишься с моими родителями.

Папа и мама переглянулись.

– Доченька, – сказала мама и подошла к ней, потом погладила по голове. – Это тебе все приснилось, дорогая. Это простой шкаф. Можешь хранить в нем свои вещи. Ты просто принимаешь желания за действительность. Это нормально. Ты такое пережила.

– Я все поняла, мама, – сказала Лавли, вырвавшись из ее рук.– Да, ты права. Это был сон. И все. Спустимся вниз, а то ужин подгорит.

Скоро стали приходить гости, некоторых она даже и не знала в лицо или по имени. Они все галдели, шумели, ели и болтали друг с другом. Лавли молчала. Она бы спряталась в свою комнату, но каждую такую попытку замечала мама и возвращала ее обратно.

– Кстати говоря, – сказала во время ужина мама. – Мы уезжаем через семь дней на море. И, Лавелина, можешь последить за Женькой в дни нашего отпуска.

От этих слов и у Женьки, и у Лавли глаза на лоб полезли. Они, конечно, в детстве любили друг друга, играли, но теперь им обоим не нужна была эта дружба. Лавли не хотелось сидеть с младшим братом, который не считал себя ребенком, но за которым нужен был уход. Тем более все это время он собирался дома устраивать вечеринки, гулять допоздна и вообще делать все, что хочет. Вот так новость.

– Нет, мама! – сказал Женька.– Я еще раз повторяю, я уже не маленький, и я могу один справиться.

– Ха! Не маленький он! – усмехнулась мама. – Будешь есть всякую дрянь и засыпать за своим компьютером. Нет уж. Так не пойдет. Останешься с сестрой. Она за тобой приглядит. Да и одной ей дома одиноко. А ты поможешь ей.

– Мне не одиноко, – сказала Лавелина в безнадежной попытке уговорить маму. – Он будет хорошо себя вести дома, да, Женька?!

– Да, – подтвердил Женька. Они умоляющими глазами смотрели на маму, но все бесполезно.

– Нет, у меня так будет спокойнее на душе, – сказала мама.

Было уже часов восемь, когда к ней в гости пришла еще и соседка, та самая – Наташа. А еще минут через пятнадцать пришел мужчина лет тридцати пяти в смешной шапочке и с усами – Валентин Колесников. Это был еще один сосед и по совместительству – писатель. Очень важная особа.

Но Лавли это особо не волновало. Она старалась вообще ни на кого внимания не обращать. А вот этот сосед как раз и обратил на нее внимание. Время шло. Гости понемногу начали разъезжаться кто куда. Последними в двенадцатом часу уехали ее родители с братом, а мама напомнила, что они снова приедут через неделю с Женькой.

И вот Лавли опять осталась одна. Грязная посуда лежала пока что в раковине. Ей было сейчас даже неохота ставить ее в посудомоечную машину. Она решила, что это можно сделать и завтра. Она опять переоделась в то белое платье, смыла всю косметику, сняла туфли, колготки. Так ей больше нравилось ходить. И она снова пошла в дальнюю комнату. Шкаф одиноко стоял в уголке. Неужели это все и вправду был только сон, сказочный, сладкий сон. Если бы она верила в чудеса, то поняла бы, что это ложь. Она все так отчетливо помнила, чувствовала, а посему просто глупо было думать, что это был сон. Но она уже разочаровалась в жизни, и разочаровываться и грустить для нее было проще всего.

Тогда она открыла дверцу в шкафе – там все еще было две вешалки. Почему-то ей казалось, что вчера была всего одна. И она закрыла дверцу. Что за глупости, у нее – и волшебный шкаф. Нет, все это был сон.

Тут вдруг она обернулась. От балконной двери медленно к ней летел Пуффи, чуть отталкиваясь кончиками лап от земли, словно воздушный шарик.

– Пуффи? – удивленно спросила Лавли. – Так ты не сон?

– Нет, я кот. Столько же букв, но первая и последняя не такие, – ответил Пуффи.

– Но я думала…

– По-моему, ты не думала, – перебил ее кот.

– Так, раз ты сюда пришел, то шкаф настоящий, и полет тоже, и звезда. Но сегодня я тебя звала, почему ты не откликнулся?

– А разве я обязан? – удивился Пуффи. – Я же тебе не собачка, чтобы бегать по первому твоему приказанию. И тем более я спал.

– Но ты слышал, – сказала сердито она. – Ты же слышал, что мои родные подумали, что я совсем чокнулась – не отличаю сны от действительности. И ты меня тоже в это заставил поверить.

– Я не заставлял. Это была твоя воля, – ответил Пуффи и, лежа на диване, заиграл на гитаре.

– Но твое отсутствие... Ладно, – она глубоко вздохнула. Все равно бесполезно спорить с котом. – Почему шкаф не летал?

– Может, он летает только по ночам? – предположил кот. – Или, может, ты просто не устраиваешь его в роли водителя? Я вообще-то не знаю, я кот. А коты не имеют шкафов. Они им не нужны. У котов нет одежды. Только у Алис она есть.

– Я не Алиса, – сказала Лавелина. – Зато гитары у котов есть, да? Хватит уже играть мне на нервах своей балалайкой.

– Я играю на струнах гитарой, – поправил кот. – И, кстати, ты опять не видишь у себя за спиной парящего шкафа.

Она обернулась. Шкаф был уже рядом с балконом. На этот раз она, не задумываясь, побежала к нему и с легкостью залезла. А вот кот явно не торопился. Она позвала его. Только тогда он медленно поплыл в сторону балкона. Летел он намного медленнее шкафа, но все равно добрался.

Она держалась крепко за вешалку. Кот лишь изредка с ней играл. Потом шкафу опять захотелось с ними поиграть, и он перевернулся, а Пуффи выпал. Лавелина испуганно стала искать его глазами, звать. А кот вдруг внезапно появился, пройдя сквозь стенку. При этом видно было сначала только его мордочку – улыбка, длинные усы и пылающие искорки в зеленых глазах. Он еще смеялся над ней!

 

Глава 4

Мальчик, который потерялся

 

На этот раз они прибыли в какую-ту гавань. Было утро, стоял туман.

– Как ты думаешь, – сказала Лавелина, разглядывая одежду всех этих людей. – Из каких они веков? Я думаю, это средние века. У нас были такие примерно одежды еще во времена королей. Такие глупые наряды.

– Я думаю, что земля вместо батута – это глупо, – отозвался на это кот.

Внезапно он увидел в толпе маленького мальчика лет пяти, который плакал, и подлетел к нему. Лавли этого даже не заметила, она все думала, как отреагируют люди на ее внешний вид и на волшебного кота и шкаф. Но, кажется, в этом мире магия была не в новинку. Если к ней и подходили люди, они спрашивали, кто она – купец или просто турист из другого мира.

А вот кот подлетел к мальчику, стал мельтешить перед ним и смешить его. Мальчик даже на время перестал плакать. Потом Пуффи с мальчиком подошли к Лавелине. Она вопросительно посмотрела на кота.

– Это мой друг, Ханс, – ответил кот.

Мальчик, маленький, худенький, с карими, еще заплаканными глазами и черными с синеватым оттенком волосами обнимал кота, ему нравился этот большой пушистик. Кстати говоря, для Ханса он, действительно, был большой, про вес мы уже и не говорим, но в длину кот был по плечу мальчику.

– Здорово, – сказала Лавелина, ей явно не хотелось заводить новые знакомства.

– Вы поможете отыскать мне мою маму? – спросил Ханс. – Вильям, мне сказал, что поможете.

– Что за Вильям? – переспросила Лавли.

– Я Вильям, – ответил кот.

– Ты же Пуффи?

– Я Пуффи Вильям Пуговка, – ответил кот. – Все всегда забывают… Но вернемся к маме. Ты герой этой сказки и должна совершать подвиги. Вот первый. Найти его маму.

– Я, конечно, помогу найти ему маму. Но знаешь, кот, я не герой и подвиги совершать не обязана, – а потом обратилась к Хансу. – Где ты видел свою маму в последний раз?

– Вон там, – он показал на причал. – Она уехала на корабле месяц назад в экспедицию в другие страны, и должна была приехать три дня назад, но ее до сих пор нет.

– Так вот в чем дело, – сказала Лавелина. – Ты не волнуйся, она, наверное, просто задерживается. В дороге такое бывает.

– Нет, – сказал мальчик. – Обычно, если такое случалось, она посылала почтовых голубей. Я знаю, с ней что-то случилось, я чувствую это.

Лавелина отошла в сторонку. Что за мать, оставила такого малютку одного, то есть она, наверное, оставила каких-нибудь соседей за ним следить, но все же, как она могла оставить свое дитя, чтобы оно волновалось. Ей было жалко мальчика с одной стороны, но с другой, наверное, с матерью ничего такого не случилось. Нужно было решать, что делать: просто отвезти парнишку домой, или помочь ему разыскать мать. Она еще раз взглянула на мальчугана. У него был печальный взгляд.

– Хорошо, – сказала она. – Ханс, мы с котом поможем тебе отыскать твою маму. Кто-нибудь из взрослых знает, куда она отправилась? Кстати, я – Лавелина.

– Да, – расплылся мальчик в своей детской искренней улыбке. Лавли вздрогнула. – У меня две тетки. Они злые. Мама их со мной всегда оставляет.

И они все вместе отправились к злым теткам мальчика. И тетки, действительно, оказались злыми и к тому же уродливыми. Они злились, что мать Ханса до сих пор не приехала. Оказывается, она платила им за то, чтобы они сидели с собственным племянником. И они сказали название той страны, в которую отправилась его мать.

«Не волнуйтесь, – сказала Лавелина этим дамам напоследок. – Теперь я буду следить за ним, пока не найдется его мать». И они отправились в путь на волшебном шкафу.

Ханс был просто в восторге от полета. Шкаф на этот раз летел прямо над морем, при этом перевернулся он на заднюю стенку, так что было похоже, будто бы они плывут на лодке. Мальчик сидел впереди всех, подняв руки вверх и едва сдерживая рвущийся наружу крик радости. Глаза его блестели, душа пела. Коту явно не нравилось это путешествие, потому что все это время он сидел, прижавшись ко дну шкафа, не высовывая головы и наигрывая какие-то неприятные песенки. Были слышны сердитые постукивания его хвоста.

Лавелина была в растерянности. Она смотрела на этого ребенка, такого полного жизни. Он так напоминал ей Аврору. Дочурка была в том же возрасте, когда уснула навсегда. От этого у Лавли было тревожно на душе, но потом она понемногу успокоилась. Детский голос, боязнь за ребенка – для нее это было так привычно. Ей этого так не хватало. Появилось даже какое-то спокойствие на душе. Внезапно она взглянула налево и увидела рядом летящую с ней звезду – ту юную звезду в сияющих искорках, с которой она уже разговаривала, и которая обещала исполнить желание.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Лавелина.

– Я твоя путеводная звезда, – ответила она. – Я веду тебя. Тем более, ты еще можешь загадать любое желание. Можешь потратить его на этого мальчика.

От этой мысль Лавли всю передернуло внутри.

– Зачем же? – сказала она. – Я и без всякого желания помогу разыскать его маму. Тем более ты же нам поможешь. Ты же поведешь нас?

– Да, – подтвердила звезда. – Только поторопись, иначе будет поздно.

Наконец, они прилетели в нужную им далекую страну. Звезда временно спряталась, но предупредила, что в таверне находится человек, который знает, что случилось с матерью Ханса.

Они зашли в таверну. «Идите к стойке», – прошептала звезда. Единственный, кто там был – бармен.

Ханс тут же стал расспрашивать у него про корабль, на котором плыла его мама, об экспедиции, о своей матери. Но то, что они узнали, их не порадовало.

– Да, это было около пяти дней назад. Мы услышали новость о том, что какой-то корабль с чужеземцами захватили пираты.

Они вышли из таверны очень огорченные.

Все, особенно мальчик, знали, что пираты никогда не щадили своих пленников. Но маленькая звездочка все же твердила: «Я знаю, она жива. Это точно. Я в этом уверена». Но если мама Ханса была жива, то как можно было разузнать, где ее держат пираты? Лавли решила вернуться в таверну и еще раз расспросить этого человека. Она сказала бармену, что это единственный шанс мальчика. Если бармен не расскажет всего, что знает, то ребенок останется сиротой.

И бармен решил рассказать кое-что.

– Несколько лет назад, – начал он, – пошел слух о необычном человеке. Кто-то поговаривал, что он колдун, который знает все на свете. Только за свою помощь он всегда требует что-то очень важное для вас. Вам не нужно туда идти, это сделка с дьяволом!

– Спасибо, – сказала Лавли. – Я сама буду выбирать, с каким дьяволом мне сотрудничать, а с каким нет. Кто этот человек? Как его зовут?

– Стоун, – прошептал бармен.

– Это же камень, – нахмурила брови она.

Но делать нечего. Все они пошли к колдуну по имени Стоун. Звездочка все шептала: «Не ходи туда. Там слишком опасно и страшно». Но Лавли ей сказала, что лучше бы она замолчала и опять спряталась.

И вот они подошли к замку. Темный замок темного мага. Ничего удивительного. Они открыли скрипучую калитку и пошли дальше. Вдруг раздалась гнетущая мелодия.

– Кот, прекрати! – сказала Лавли. – И так на душе тошно.

– Раз тошно, не нужно было идти, – прошипел в ответ кот.

Они принялись подниматься по лестнице к колдуну. Вошли в замок. При этом невидимый хозяин силой магии предупредительно открывал перед ними каждую дверь. И вот они вошли в самый большой зал замка. Он был темным, и эхо их шагов гулко отдавалось по всему помещению. У Лавли сердце билось ужасно громко, ей казалось, что ее уже на Юпитере услышали.

В конце этого зала возвышался трон, спинка которого почти упиралась в потолок. А на этом троне кто-то сидел. Лавли показалось, что это была каменная статуя мужчины. Ему на вид был не больше тридцати трех – тридцати пяти лет. Но он не выглядел молодо. Да, его лицо выглядело каменным. Бывали статуи, изображающие детей, или юношей, и в них было столько задора, столько жизни. В этой статуе не было ничего подобного. От одного взгляда ее на коже появлялись мурашки. Несмотря на это, лицо мужчины было высечено идеально. Плавные красивые линии, будто бы лицо этого человека нарочно делали эталоном стиля. Глаза были тоже красивой, идеальной формы. Но они были такими неподвижными (и как у статуи вообще могут быть подвижные глаза?), холодного серого цвета, этот взгляд был таким надменным, словно хозяин считал себя выше всех. Кожа была цвета бледного камня. Волосы почти пепельно-серые, выглядели как-то неестественно, точно и впрямь у статуи. Но это был живой человек. Хотя сомнения в этом не раз появлялись у наших путешественников.

«Действительно, камень», – подумала Лавли.

Пустые серые глаза хозяина замка вдруг сфокусировались на людях, вошедших в зал. От этого у всех мурашки по кожи пошли. «Все-таки живой», – подумали незваные гости.

Резко, так, что все подпрыгнули от неожиданности, он подскочил к своим гостям и за пару мгновений уже оказался перед ними. У Пуффи шерсть дыбом встала, и он нервно стал тренькать что-то на своей гитаре. Ханс спрятался за Лавли. «По идее, нужно было оставить и кота, и Ханса на улице», – подумала Лавли, но теперь было поздно.

– Что вам здесь надо? – произнес он совершенно спокойным, без тени эмоций голосом.

Зал сам начал перестраиваться, сначала большой трон стал втягиваться в пол, пока совсем не исчез, потом стенки приблизились к центру, пока зал не превратился в небольшую комнатку. Тут же позади Лавли, Ханса и кота появились кресла. А впереди – рабочий стол, на нем какие-то книги, за ним – карта на стене.

Все так были удивлены и напуганы, что даже не заметили еще одно создание в этой комнатке – маленького человечка, ростом, наверное, с Ханса, с большими ушами, как у слона, и с лицом, которое отличалось от человеческого другими пропорциями между глазами, носом, который напоминал картошку, и ртом. Человечек стоял у входа в другую дверь, испуганный и подавленный.

– Мы пришли просить у вас помощи, – набравшись смелости, заявила Лавли. – Нам нужно найти одного человека, и нам сказали, что вы можете помочь в этом деле.

Звезда испуганно забилась под плащом Лавли, который она купила специально, чтобы скрывать ее. А кот тем временем уже совсем свыкся с новым местом и с этим страшным человеком. Он летал и с любопытством рассматривал все вещи, в особенности его очень заинтересовал человечек с большими ушами, он находился прямо напротив Пуффи, но Стоун шуганул кота от этого человечка, на что кот сильно обиделся, нервно забил хвостом, но все равно продолжал наблюдать за человечком.

– Я могу помочь вам найти любого человека, – сказал Стоун. – Только вот взамен я хочу у вас что-то попросить.

– Что же это? – спросила Лавли.

– Желание, которое ты загадаешь у этой звезды, – ответил Стоун.

– Нет! – тут же закричала Лавли. – Я не отдам тебе свою звезду, это мой единственный шанс…

Тут она замолкла, поняв, что сказала лишнее. Стоун все понял.

– Ты забываешь, что я могу найти все, что угодно, – сказал он. – Я могу вернуть мальчику его маму, а могу призвать того, кто поможет вернуть тебе твою дочь.

Лавли вздрогнула и вопросительно глянула на кота. Но ответа от Пуффи нельзя было дождаться, он никогда не показывал своим видом, о чем думает. А Лавелина думала, что же ответить колдуну. А Звездочка своим тоненьким голоском все твердила: «Не отдавай меня ему. Не отдавай меня ему».

– Ну, что ты решила? – сказал, наконец, Стоун.

– Спасибо, – сказала Лавелина. – Но я не могу заплатить вам такую цену. Мы сами найдем и маму Хан… мальчика и… В общем, нам не нужна ваша помощь.

– Ты уверена? – переспросил Стоун.

– Да, – ответила на этот раз еще уверенней Лавелина, чтобы только не передумать. – Мы уходим. Спасибо за то, что выслушали.

Лавелина, Пуффи и Ханс вышли из замка. А холодный взгляд Стоуна не сходил с них.

– Это точно она? – сухо спросил Стоун у маленького человечка. Тот мотнул головой в знак согласия. – Говоришь, без этой звезды ее можно не бояться. Ничего, этот маленький огонек потухнет рано или поздно.

А Лавелина, Пуффи, Ханс уже со всех ног бежали от этого места. Уж очень неприятным показался им этот Стоун. Только убежав далеко от замка, они остановились, чтобы отдышаться.

– Я так и знала, что ты меня ему не отдашь, – сказала звездочка, вылетев из-под плаща.

– А вот я в этом не уверена, – сказала Лавли. – Он же колдун, и мог обмануть нас. Но я так хочу вернуть Аврору, что иногда просто не соображаю.

А кот молчал. Кажется, он о чем-то задумался.

– Ну и как теперь мы сможем найти маму Ханса? – спросила Лавелина. Все уставились на нее круглыми глазами.

– Думаю, звезды подскажут, – сказал кот и посмотрел на звездочку.

– Я не могу сказать, где она, без желания. Я только указываю нужное направление. Но сказать точно, где она, я не могу. Я не могу видеть судьбу каждого.

– Но ты ведь знаешь звезды, – мурлыча и задумчиво произнес Пуффи. – Которые пишут судьбу этой… – кот задумался, как лучше назвать маму Ханса. Он бы назвал ее Алисой, но она казалась ему слишком взрослой для Алисы, тогда он сказал проще. – Этой женщины.

– Знаю, – сказала Звезда. – Но нужно время, чтобы я слетала на небо и обратно, я боюсь, что…

– Постарайся. Я молю тебя, – сказала Лавли.

– Я постараюсь, – пообещала Звезда и тут же взметнулась вверх.

Ее не было с ними некоторое время. За это время на Лавли опять напала тоска, сердце ее сжималось, когда она думала, что не сдержит обещание и не сможет помочь бедному мальчику. Но вот они все увидели маленький, быстро летящий белый шарик света. Звезда сильно разогналась, и даже боялась, что не сможет остановиться. Но Лавли поймала ее в ладошки. Какая же она была прекрасная, эта звезда. Она сияла разноцветными огоньками, смотря своими блестящими, как у ребенка, глазами на Лавли. Сама девушка не чувствовала обжигающего жара, она лишь ощущала тепло, греющее душу. Это был словно маленький ребеночек, такой чистый и такой добрый.

– Ты узнала? – спросила Лавли у Звезды.

– Да, – ответила она. – Следуйте за мной.

Они тут же сели в шкаф и взмыли в воздух. Звезда летела так быстро, что у Лавли просто дух захватывало от набранной скорости. Было утро, когда они прилетели. Не известно, прошли ли уже целые сутки, или просто там так рано светало. Звезда завела их на какой-то остров.

– Скорее, скорее, – кричала она, летя вперед.

Лавли и Ханс кое-как за ней поспевали. Но вот они услышали какой-то шум, и крики, и у них появилось второе дыхание. Они прибежали на пляж. Но то, что они увидели там, их просто поразило. Тринадцать каменных статуй разъяренных пиратов стояли на берегу. Рядом с ними был Стоун. Он склонился над телом еле живой девушки. Ханс тотчас же подбежал к ней: «Мама! Что с тобой?». Она истекала кровью.

– Помогли вы ей? – спросил Стоун. – В следующий раз слушайте меня, если хотите спасти своего друга.

И исчез. А Лавли подбежала к девушке. Она была, наверное, ее ровесницей, не намного старше.

– Прошу вас, – сказала женщина. – Я умираю. Позаботьтесь о моем сыне.

– Вы не умрете, – сказала Лавли. – Звездочка!.. Звездочка. Ты можешь исполнить мое желание? Чтобы она не умерла?

Звезда тут же подлетела к ней, она уже хотела исцелить маму Ханса, но вдруг остановилась, она взглянула на Лавли глазами, полные ужаса и сожаления.

– Прости меня, – сказала Звезда. – Я не могу исцелять мертвых.

Весь остров наполнился гробовым молчанием. Были только слышны слезы маленького мальчика, только что потерявшего маму. Они сидели на месте, не смея сказать ни слова. Ее похоронили там, на острове, под деревом с красивыми розовыми лепестками. Лавли еще долго не могла сказать ни слова Хансу. Она просто не знала, как дальше быть.

– Ты должна с ним поговорить, – вдруг обратился к ней кот. На этот раз его пальцы лишь слегка прикасались к струнам гитары, музыки почти не было слышно, а то, что доносилось, было очень грустным.

– Я не могу, – дрожащим голосом ответила она. – Я должна его утешить, но я сама неутешна. Мне придется забрать его к себе, а я не могу, не могу снова впустить в свою жизнь маленького ребенка, после того, как потеряла своего. Я не могу. Понимаешь, просто не могу.

– Если ты не сможешь, – сказал Пуффи, – ты обречешь этого ребенка на жизнь без семьи, жизнь впроголодь, жизнь на улице, в воровстве. Он или погибнет с голоду, или в конечном итоге отправится в колонию. Теперь подумай, можешь ли ты обречь его на это?

– Нет, – сказала девушка после минуты раздумья. – Я должна его взять с собой.

Она медленными шажочками направилась к Хансу. Рядом с ней летела звезда: «Я буду с тобой, чтобы тебе не было так страшно», – сказала она. Мальчик сидел на пляже, обняв колени, не глядя ни на кого. Лавли присела рядом с ним.

– Знаешь, – сказала она, смотря вдаль. – Прости меня. Я не должна была обещать того, что не исполню. Я должна была попросить звезду, но… не смогла. Слишком страшно потерять последнюю надежду. Всегда тяжело терять близких, и я не могу себе даже представить, что ты чувствуешь. Но нужно жить дальше, – она даже и не поняла, что сейчас сказала то, чему всегда противоречила. – А знаешь, звезда мне поведала, что в каждом мире свои правила, и что, возможно, есть тот мир, где можно воскресить того, кого потерял.

Мальчик поднял на нее свои красные глаза.

– Я не обещаю тебе, что я смогу найти этот мир, и что твоя мама снова будет жить. Я этого не могу обещать. Но я обещаю, что сделаю все, чтобы исполнить это желание, – сказала Лавли.

– Честно? – промолвил впервые за это время Ханс.

– Да, честно, – сказала Лавли. – А теперь нужно идти.

– Куда?

– Ко мне домой. Ты не спал всю ночь.

 

Глава 5

После этого

 

Жизнь в доме заиграла по-новому, после того как в ней появился маленький человечек. Несколько дней он ходил разбитый, кот всячески пытался его утешить, а Лавли не могла вымолвить ни слова. Единственное, что она могла предложить ему – телевизор и еду в качестве утешения. Но ему все равно было плохо. Лавли поместила нового постояльца в одной из комнат. Там была кровать, старый письменный стол и шкаф. Многие вещи своей дочери, самые любимые из них, Лавли хранила у себя в сундуке. А остальные ей посоветовали выкинуть или отдать в детдом. С этим она тянула долго. Но, кажется, сейчас она не жалела об этом, потому что ей было бы слишком больно, если бы другой ребенок лежал на той же кровати, где когда-то спала ее Аврора.

Потом Ханс понемногу стал отходить. Он уже бродил по дому, изучал разные комнаты. Пуффи уговорил Лавли сходить на рынок за детскими вещами для Ханса. Накупили ему одежды, игрушек и всяких принадлежностей для рисования. Мальчуган стал рисовать. Нарисует какую-нибудь каляку и бежит показывать Лавли, а она молчит, и слезы стоят в глазах. Так же делала и Аврора. Наверное, Ханс понял, что бесполезно показывать рисунки Лавли, и стал рисовать с котом. То они вместе рисуют, то кот позирует, то играют. В отличие от Лавли, кот любил играть постоянно.

Как-то они сидели на кухне и пили чай, и Пуффи увидел микроволновку.

– Что это за интересная коробочка? – сказал он.

– Это как раз и есть микроволновка, – ответила Лавли.

– Значит, это мой дом? – спросил кот.

– Нет, в ней разогревают еду, – сказала Лавли.

Но Пуффи ее не слушал. Он принялся изучать микроволновку, открыл дверцу и попытался в нее залезть. От этого зрелища Ханс залился смехом.

А кот не сдавался. «Она для тебя слишком маленькая», – сказала Лавли. На это кот лишь что-то ей мяукнул, а потом закрыл микроволновку, и вдруг поставил ее на время. В ней зажегся свет. Вдруг тело кота пропало, осталась только мордочка – и его большие глаза загорелись вдруг в микроволновке, он улыбался и мурлыкал, опять испуская искорки. Это было удивительное зрелище.

Лавли думала, пугаться ей или нет: ей всегда казалось, что, если залезть в микроволновку – взорвешься как яйцо. Но ведь это был необычный кот. Он мурлыкал, и его голову кружило в микроволновке. А Ханс смеялся.

Через несколько дней мальчик прибежал к Лавли, сказав, что у него кончилась бумага. «Но я же покупала две стопки, – удивилась Лавли. – Как ты ее истратил за два дня?». Она не стала покупать ему другую бумагу. «И что мне делать?» – спросил он. «Что хочешь, то и делай», – безучастно отвечала Лавли.

Вечером она зашла к нему в комнату, чтобы уложить спать, и обнаружила, что все стены разрисованы. Где-то он нарисовал Пуффи, где-то волшебный шкаф, и еще много чего другого. Ханс тут же сделал вид, будто бы спит, забравшись с головой под одеяло. Но Лавли не ругалась, она только тяжело вздохнула, кажется, у нее не было сил ругаться. Пуффи стал часто ложиться рядом с Хансом, но в любой момент мог улететь в неизвестном направлении.

На следующий день в гости к ней наведался какой-то странный человек в смешной шапочке. Он сказал, что его зовут Валентин Колесников. «И что?» – спросила она. Оказывается, это был тот сосед, что приходил к ней в гости несколько дней назад, которого она вообще не помнила. Ну, ладно. Пригласила его на чай. Он все что-то там рассказывал, а она думала о своем, только изредка поддакивая. Вниз спустился Ханс, у них с гостем разговор пошел, они о чем-то оживленно говорили. Потом Валентин Колесников ушел. Так и прошел очередной день.

И так же, незаметно и непонятно прошла неделя. О том, что к Лавли должен был приехать брат, она вспомнила только тогда, когда мама пришла с Женькой, обняла ее, достала большой чемодан. Они сели пить чай. В комнату забежал Ханс. Мама удивленно посмотрела на дочь. Она сначала подумала, что Лавли решила взять ребенка из детдома, но та наплела ей, будто соседка оставила ей сына на время. Мол, услышали, что вы на меня Женьку оставляете, решили, что я отличная нянька. Мама со спокойной совестью уехала к себе домой готовиться к отпуску. Женька только этого и ждал, он быстро куда-то смотался, ничего не сказав. Лавли подозревала, что пошел он в местный компьютерный клуб. Кот проследил за ним и подтвердил подозрения Лавли.

К вечеру брат вернулся. Было часов восемь пополудни. Они вчетвером сидели за столом. Лавли не хотела стеснять брата, поэтому почти с ним не общалась. А вот Хансу и Пуффи было интересно понаблюдать за новым человеком в доме.

– А ты брат тети Лавли? – спросил Ханс.

– Да, – ответил Женька, не отрываясь от телефона. Он постоянно нажимал на какие-то кнопки.

– А что ты делаешь? – продолжал расспрашивать Ханс, пытаясь заглянуть, чем же таким интересным занимается Женька. Но тот отодвинулся от ребенка.

– Что, не видишь? В телефоне сижу.

– Ты не сидишь в телефоне, – сказал Пуффи. – Ты бы в нем не поместился. Зачем ты нас обманываешь?

Женька зыркнул на кота. Кот подумал, что это вызов. И переместил свою мордочку, как тогда в микроволновку, только на этот раз в телефон.

– Эй, что за глюк! – воскликнул Женька и попытался что-то сделать с телефоном.

– Это не глюк, это Вильям, – сказал Ханс.

– Да вы все здесь психи. Достали! – сказал Женька, бросил телефон на стол и ушел наверх.

– А твой брат еще общительнее тебя, – сказал Пуффи.

– Ладно, пошли спать, – сказала Лавли, вставая из-за стола.

Вскоре весь дом умолк. Ханс уснул тотчас же. Женька занял самую большую комнату и, как подозревала Лавли, не ложился спать, а слушал по плееру музыку. Но она решила ему не мешать. Дом затих. А ей не спалось. Как-то грустно было на душе. Она пошла в дальнюю комнату и легла на диван. В своем собственном доме она чувствовала себя не своей тарелке. Женька был настроен против всех. Пуффи и Ханс постоянно где-то играли. А она старалась ничего не замечать, сама не зная почему. Тут она почувствовала осторожное колыхание в воздухе.

– Пуффи, я знаю, это ты, – сказала Лавли, не подымая голову. – Ты не с Хансом?

– А почему я должен быть с Хансом? – удивился Пуффи. – Я свободный кот, ничей не любимец, ничей не питомец. Где хочу, там и хожу. Где хожу, там и хочу быть. Смотри-ка, а, может, он и правда летает только по ночам?

Лавли обернулась. Шкаф опять был в воздухе.

– Так, шкаф. Стой, – сказала она строго, встав с дивана. Он повиновался. – Мы же не можем сейчас просто так взять и улететь. В соседней комнате спит Ханс. А в другой мой брат злится за то, что я вообще существую. Они же дети. Мы не можем их оставить одних.

– Ха, – усмехнулся кот. – Сказала Алиса. Сколько раз мне тебе объяснять, что взрослый – понятие относительное, а ребенок вообще – состояние души. Подумаешь, останутся одни. Все равно мы прилетим завтра утром. Никогда еще шкаф не задерживался на много дней. И, если ты так боишься, то Ханс присмотрит за твоим братом. А теперь залезай в шкаф! – скомандовал Пуффи.

Лавли послушалась кота и села в шкаф. Пуффи тоже туда запрыгнул, и они вновь полетели. Шум где-то по соседству заставил Женьку встать с кровати. Он пошел в дальнюю комнату. Там уже никого не было. И шкафа тоже не было. Но он, кажется, и не помнил о том, что сестра показывала ему этот шкаф. Он вернулся к себе в спальню.

 

Глава 6

Джек

 

Они медленно приземлились в каком-то лесу. Кажется, это были тропики. Лавелина опять забыла надеть обувь, поэтому она просто не представляла, как будет ходить без обуви по лесу. Кажется, этот мир не сильно отличался от ее мира. Светила белая луна, звезды сияли на небе, хотя их почти не было видно. Была холодная, облачная ночь. А на Лавли надеты только шорты и футболка – она собиралась спать.

– Как ты думаешь, что это за место? – спросила Лавелина шепотом, сама не понимая почему.

– Я полагаю, что это лес, – ответил кот.

Шкаф скрылся, а Лавли, дрожа и обняв себя руками, медленно пошла с котом вперед.

– Там, кажется, горит свет, – сказала Лавли.

И они зашагали на этот свет. Оказалось, что это всего лишь ночной фонарь. И три дороги, расходящиеся от него. Причем одна из них была из желтого кирпича. Это было хорошо видно в свете фонаря. Почему-то это было так знакомо Лавелине. Само это место, и дорожка из желтого кирпича, хотя даже не эта, а другая дорожка. Одна идет вниз, другая, из желтого кирпича – направо, а третья – налево. Вот та дорожка, которая идет налево, почему-то казалась ей до боли знакомой.

– Это дорожка из желтого кирпича? – все равно спросила Лавли.

– Ага, – сказал кот. – А все этот Изумрудный Город. Живут только на деньги от туристов. Вот в каждый мир свои желтые дорожки строят.

– Пиарщики, – улыбнулась Лавли. – Тогда пошли по дорожке налево.

И они пошли по дороге налево. Глубокая ночь. Где-то щебечут кузнечики. А в основном тут царила тишина. Но это место ей было знакомо. Словно какое-то воспоминание из детства, или сон. Всегда это такое странное чувство, когда ты вспоминаешь что-то странное из своей жизни, а потом думаешь, может, этого вовсе и не было? Может, это мне всего лишь приснилось?! Лавли вдруг заметила большое дерево, просто огромное. Такое необычное дерево со странными ветками. Она тотчас же подошла к нему, стала удивленно глядеть снизу вверх, потом обошла его один раз.

– Чего ты? – спросил кот. – Никак видами любуешься?

– Необычное дерево, да? – подметила Лавелина, когда Пуффи подлетел поближе.

И тут Лавелина услышала чей-то голос, будто бы звучавший откуда-то сверху.

– Неужели и правда гости?

Лавелина тут же подняла голову вверх, пытаясь разглядеть обладателя этого голоса.

– Кто здесь? – спросила она. – Друг или враг?

Она услышала легкий смешок, а потом увидела человека, который с ней разговаривал. Он сидел на ветке, не очень высоко от земли. Это был парень. Откуда-то сверху лился свет, поэтому Лавли смогла рассмотреть, как он выглядит, даже в такую темную ночь. Одет он был не по ее времени, может, это был средневековый наряд, примерно в таком она представляла себе принцев в детстве. Не было дурацких рюшек или непонятных одежек. Нет, это была простая одежда. Может, просто вид у него был какой-то царственный. У него были золотого цвета волосы. Именно золотого, а не просто светлого. Лавли еще, кажется, никогда не видела такого цвета шевелюры у парней. У незнакомца были светло-голубые красивые глаза. Когда девушка на него посмотрела, он улыбнулся своей искренней улыбкой так, что Лавли, сама того не понимая, улыбнулась в ответ.

– Ты знаешь, что так уже не выражаются лет двести, – сказал парень. – Я Джек. Если уж так хочешь, я друг. Не могу же я быть врагом такой прекрасной девушки.

Внезапно он что-то заметил в небе. Лавли, которая все это время смотрела на него, почти не отрываясь, оглянулась.

– Падающая звезда! – воскликнул Джек.

А это Звезда подлетела к Лавелине и сделала вокруг нее круг. Потом она увидела смотрящего на нее юношу и подлетела к нему. Он смотрел на нее так, будто никогда ничего более сказочного и чудесного не видел.

– И как же тебя зовут, красавица-звездочка? – спросил Джек.

Звездочка на миг задумалась и грустно посмотрела на него. Кажется, ей никто никогда не давал имени. И Джек это понял:

– Наверное, ты Искорка. Вот как искришься.

Искорка смутилась и, подлетев к Лавелине, спряталась за ней. Джек тут же спрыгнул с дерева и подошел к своим новым знакомым.

– Теперь, когда вы узнали мое имя, не соизволите сказать свое? – сказал Джек с иронией.

– Я Лавелина, Лавли, – ответила она.

– Лавли, так значит – очаровательная, – улыбнулся он. – Ты, Лавли, никогда не была в нашей стране? – спросил Джек, и единственное, что могла сделать Лавли – помотать головой. – Странно. Обычно я запоминаю лица. Твое мне кажется знакомым, – потом он обратил внимание на кота. – Вильям! – воскликнул Джек, и они обнялись с котом.

Лавли удивленно взглянула. Так они знакомы?! Искорка осторожно выглянула из-за спины Лавли, а потом, когда Джек повернулся к ним, опять спряталась.

– Может, пройдем ко мне? – предложил он. – А то смотрю ты, Лавли, уже совсем замерзла.

Они согласились отправиться в гости к Джеку. Его знает Пуффи, значит, ему можно доверять. Так решила Лавли. Но только куда?! Тут он постучал по дереву, после чего открылась дверь. Джек тут же в нее забежал, за ним кот. Лавли неуверенно зашла внутрь, дверь за ней закрылась. Она шла какое-то время по узкой крученой лесенке, пока, наконец, не добралась до самого верха. Это, кажется, был дом на дереве. Только был он уж очень большим. Весь сделан из дерева, с удобной мебелью. Первая комнатка была гостиной. Там были балкон и стол. Какие-то старые книги пылились на полках вместе со скляночками. Были и другие комнаты. Где-то спальня, еще кухня, и еще одна дверь. Но они пока туда не проходили. Несколько минут хозяин дома возился на кухне. Потом принес какао, печенье и конфеты. Для Лавли он взял какое-то одеялко и тапочки. «Видно я выгляжу как ледышка», – подумала про себя она. Ей не хотелось брать эти вещи, но она и правда сильно замерзла.

Разговор Лавли запомнила смутно. В основном говорили Джек и Вильям. Они, оказывается, уже встречались. Джек часто путешествовал по мирам и видел многое. Кот, конечно, не промолчал об истории, которая сейчас у них происходит. Лавли все больше отмалчивалась. Она сидела в мягком удобном кресле, закутанная в плед, в руках дымилась чашка какао.

Мурчащий голос кота ее успокаивал. Она слышала тихую мелодичную музыку, издаваемую гитарой. Кажется, кот рассказывал старому другу все ее секреты. Но Лавли было все равно. Она уже давно не видела звезду, Искорку, как теперь ее все называли. Но и на это она уже давно не обращала внимания: эта звезда постоянно то исчезала, то вновь появлялась. Лавли взглянула в сторону балкончика, даже отсюда, с кресла, открывался шикарный вид. Темный ночной лес, скрывавший какую-ту тайну, маленькие огоньки – звездочки, сияющие в небе. Кажется, она даже и не представляла, что одна из них еще недавно находилась рядом с ней. Когда звезды там, наверху, они кажутся какими-то волшебными, недосягаемыми. Когда же они совсем рядом, так, что рукой подать, их начинаешь уже воспринимать как нечто должное.

Она поставила чашку на стол, положила голову на согнутые колени и принялась глядеть в окошко. Ее глаза начали медленно закрываться, она уже почти засыпала, но почувствовала, как кто-то подхватил ее на руки и уложил в кровать. Через мгновение она уснула.

Лавли проснулась рано утром. Очутилась она в какой-то маленькой комнатушке, на кровати. Солнце уже давно встало. Она соскочила с кровати, забежала в зал, но там никого не было. Тогда она решила обыскать комнаты, зашла даже в ту, которая до этого была закрыта. Там стояли диковинные колбочки, внутри них разные корешки, травки, жидкости, и прочие странные предметы, вроде лягушиных лапок. А еще книги, разные бумажки и посуда. Здесь царил самый настоящий кавардак. В этой комнате уже давно не убирались. Это было единственное, что удивило Лавли здесь, а лягушиные лапки – тьфу, такое у многих в доме может найтись.

Ну, раз уж ее все бросили, то было бы глупо оставаться в этом доме, пока они гуляют непонятно где. Лавли решила осмотреться в лесу. При свете дня это был самый скучный лес в мире. Лес, как лес, кто не видел леса?! Каким-то непонятным образом она вышла к морю. Кажется, они пребывали на острове посреди моря, большом острове. Сейчас она вышла не к берегу, а к высокому обрыву. Пойдешь дальше – и нет тебя. Хорошо, что хотя бы этот обрыв огорожен растительностью, разными деревцами, лианами. Но тут внезапно она повернула голову чуть левее. Посреди моря в солнечный день повисла большая туча над огромным темным замком. Она ужаснулась, этот замок она уже где-то видела, точно видела. Это был замок Стоуна. Точно такой же. Но как он может быть и там и тут? Не важно. Этот ей сразу же не понравился, она не хотела бы еще раз встретиться со Стоуном. «Лучше пойду назад», – подумала она, но как только она обернулась и шагнула вперед, столкнулась с чем-то, будто бы ударилась о скалу, которой до этого не было, и тут же упала от этого удара. Она помотала головой, открыла глаза и увидела его. Это был опять Стоун.

– Что ты тут высматриваешь? – сказал он.

На этот раз голос его показался Лавли страшноватым. Она, ничего не отвечая, вскочила и побежала. Но тот час же упала опять, зацепившись ногой за что-то. Но она не зацепилась, это лиана схватила ее за ногу. Она встала, попыталась отцепить от себя лиану, но та не пускала. Она опять упала.

– В прошлый раз я был очень огорчен, что ты сначала предложила сделку, а потом решила ее расторгнуть. И теперь ты приходишь ко мне домой снова.

– Я не прихожу, – сказала Лавли. – Вы же не здесь живете. Этот замок был в другом мире. Почему он и здесь?

– Нет, – он присел на корточки, чтобы быть наравне с ней. – Как раз наоборот. Этот замок только здесь. Просто заколдован так, чтобы такие бедные и несчастные люди, как ты, могли приходить ко мне из других миров. Но не говори, что ты не знала этого. Иначе ты бы не пришла сюда.

– Это случайность. Я нечаянно сюда забрела, – сказала Лавли. – Отпустите меня, пожалуйста. И я больше вас не побеспокою. Мне не нужны проблемы.

– Серьезно? – сказал Стоун.– Только почему я должен тебе верить?

– Да зачем вы мне? Я просто хочу…

Тут внезапно она услышала шорох и обернулась. Перед ними стоял Джек.

– Отойди от нее, – приказал он.

– Так это наша общая знакомая? – спросил Стоун, поднявшись.

– Джек, – прошептала Лавли и молящими глазами взглянула на него.

– Так, значит, Джек тебе нужен, а Стоун нет? – сказал Стоун.

– Даже не говори с ней, – сказал Джек.

– Нет, мне просто интересно, почему. Ты предложил ей более заманчивую сделку? Не устраивает тебя магия одного колдуна, тут же бежишь к другому? – обратился он к Лавли.

– Ты колдун? – вопросительно взглянула на Джека Лавли.

Джек ничего не сказал на это, он только сделал что-то руками, и лиана отпустила Лавли, тогда он проговорил: «Беги!». И Лавли побежала так, что пятки сверкали. Но при этом она поминутно оглядывалась. Ситуация принимала угрожающий оборот. Джек и Стоун стали сражаться на мечах, как древние рыцари, только с использованием магии. Горел огонь, дул ветер и всякое такое. В какой-то момент Джек даже одолел Стоуна и воткнул в него свой меч, прямо туда, где должно было быть сердце. Но, видимо, его не было, потому что Стоуну было все равно, он вытащил меч Джека так, что тот остался беззащитным. Лавли тотчас же повернула голову назад и припустила дальше. Мысль о том, что ее нового друга убьют прямо у нее на глазах, пугала ее. Она бежала так, пока не добралась до кота.

А Стоун и Джек продолжали бой, пока, наконец, не поняли, что Лавли уже далеко, за той границей, где заклятие Джека уже действовало, та часть острова, куда Стоун не может пройти.

– Я думал, ты просто так не нападаешь на незнакомых девушек, – усмехнулся озлобленной улыбкой Джек, вытирая кровь с лица.

– Совет тебе, – сказал Стоун. – Хочешь, чтобы она осталась жива, позаботься о том, чтобы спровадить ее с этого острова.

– Это угроза? – опять усмехнулся Джек, только на этот раз его и правда смешило то, что колдун ему угрожает. – И почему же ты не хочешь, чтобы она была здесь? Опять испугался чьего-то предсказания?

– Я все сказал, – ответил Стоун и исчез.

Как ни хотелось Джеку остановить Стоуна, он не мог. Этот колдун был намного умнее и хитрее Джека. Поэтому в каждом его заклятии он находил какую-ту заковырку. Джек заклял остров так, чтобы он не выпускал Стоуна в другие миры. Тот стал через какие-то непонятные порталы в замке проходить в них. Правда, обойти заклятия очень тяжело, потому что открывать двери в новые миры очень сложно. Наверное, это основная теперь его задача – открыть порталы в другие миры, а Джека – остановить его.

Сам по себе Стоун был всегда таким – он хотел всего. Происходил он из обычного каменного человека, создания, которое не так уж и сильно. Оно почти не обладает никакой магией. Просто умеет ходить, думать. Часто их заставляли что-то охранять. Но Стоун был особенным, он не хотел так жить. Не известно, как это все началось, может быть, он так же загадал желание на звезду, но у него появилась магия. Он стал выглядеть как человек. Ходил между людьми, имел свою волю и никому не подчинялся. Но ему этого всегда было мало, он хотел быть человеком, а для этого была нужна сила, все больше и больше силы. Он добывал ее, поступая неправильно. В конце концов, он забыл свое первоначальное желание. Теперь он хотел, чтобы ему подчинялись миры. Он даже стал в некоторых мирах злым королем, тираном. Теперь у него была власть, магия, вечная жизнь. Но все равно чего-то не хватало. Он не умел чувствовать. Тогда он попросить у нимфы способность чувствовать и уметь любить. И он научился, он любил и был любимым, но каменная часть, жестокость, зло, которое было в нем всегда, однажды пересилило его, он убил ее и стал прежним тираном.

Неизвестно как они повстречали друг друга, и какие личные счеты у них были, но Джек всеми способами пытался остановить злого колдуна, а Стоун всегда пытался уничтожить свою главную помеху – Джека.

Лавли добежала до кота.

– Улетаем! – закричала она. – Нам нужен шкаф. Живо.

Кот не понимал, к чему такая спешка, но все же сел в шкаф. Тут подбежал Джек.

– Не подходи ко мне! – закричала Лавли. – Мы улетаем. Нам не нужны проблемы с вами, колдунами.

– Я просто хотел спросить, в порядке ли ты? – сказал Джек.

Лавли была вся на нервах. Джек смотрел на нее с сожалением. Она ничего не отвечала. Кот тоже молчал, говорить «Прощай! » – нет, это было не для него. Он ни за что так не упадет низко перед людьми. Джек встревоженно и опечаленно смотрел вслед улетающему шкафу. Все-таки не очень хорошо получилось с этой девушкой. На такое прощание никто не рассчитывал. Но это было к лучшему. Теперь Лавли будет далеко от Стоуна.

 

Глава 7

Ну, что тут поделаешь?

 

Они вернулись утром. Все сели завтракать. Точнее, кот и Ханс сели завтракать, Лавли просто сидела за столом, а Женька спал. Лавли сейчас было просто не до него. Но потом он все-таки проснулся. Почему-то, спустившись, первым делом он спросил:

– Вы переставляли шкаф?

– Чего? – переспросила Лавли. – Какой шкаф?

– Ну, там, в дальней комнате. Ночью шкафа не было. А теперь вы его опять поставили. Зачем?

– Мы не переставляли, – ответила Лавли, она помешивала ложкой в стакане давно остывший чай без сахара.

– Но ночью его там не было, – с претензией сказал он.

– Может, тебе показалось, – с пустым видом сказала Лавли.

– Нет. По-твоему, я идиот?!

– Заметь, это сказала не она, а ты сам, – вдруг пробурчал кот.

Женька медленно повернулся к нему с озлобленным видом. Какой-то кот его подкалывает!

– А тебя, уродец, кто спрашивал? Что вообще он здесь делает? Это же тупая говорящая скотина.

– Я примерно такой же вопрос сам себе задал, когда ты приехал сюда, – ответил кот, мурлыча, как бы не обращая внимания на оскорбления Женьки.

Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не звонок в дверь. «Дин – дон».

Женька нехотя открыл дверь. Ну, ничего, он еще придумает, как отомстить этой говорящей крысе. На пороге опять стоял Валентин Колесников. На этот раз у него были цветы и тортик. Женьке было все равно, он просто открыл дверь и тут же ушел. Лавли пригласила соседа к столу. Ханс был очень рад приходу Валентина, особенно тому, что то принес торт. Валентин вручил Лавли цветы, хотя она этого не заметила.

Общаться этому соседу в доме оставалось только с Хансом.

Прошло несколько часов после этого. Лавли решила навестить брата. Она постучалась и сразу же вошла, не дождавшись ответа, потому что он навряд ли ответил бы. Комната, в которую он заселился, сильно изменилась. Теперь она была завешана какими-то странными плакатами. На полу валялись диски и грязные носки. Ноутбук вместе с кучей разных шнуров лежал в углу и заряжался. Кровать была, конечно же, не заправлена. Женька сидел у открытого окна с большими наушниками на ушах и смотрел вниз.

– Как дела? – спросила у него Лавли.

– Ты давно знаешь это пугало в шапке? – спросил Женька, не отрывая свой взор от окна.

– Кого? – переспросила Лавли.

– Того чувака, который приходил с цветами?

– Это сосед по даче, – ответила Лавли. Она уселась рядом на стул.

– И только? – переспросил Женька. – Чего это он тогда к тебе с цветами и тортом пожаловал?

– Я не знаю, – сказала Лавли. – Я не спрашивала.

– И еще что это он с Хансом все время общается? Кому вообще охота общаться с ребенком малознакомой соседки?

Ханс был там во дворе и играл в мяч с новым соседом.

– Ну, я же вроде говорила тебе, что этот мальчик – ребенок другой соседки по даче, – сказала Лавли, хотя сама не выпускала из головы слова, которые говорил ей брат. И правда, зачем сосед общается с Хансом?

– Только не заливай этот бред. Не знаю, откуда ты взяла этого парнишку и этого кота, но точно не у соседки. Он даже не в курсе, что такое телефон.

На этом, кажется, разговор был окончен, потому что Женька опять включил свою музыку на полную громкость. А Лавли решилась на хитрость. Она позвала к себе из дома Ханса, мол, поесть торт. Ханс тотчас же прибежал, оставив нового знакомого на улице. А сама Лавли начала незаметно его расспрашивать, что они с Валентином делали, о чем говорили. Ханс отвечал, что Валентин – сказочник. И он придумывал веселые истории. А еще, что он решил рассказать этому Валентину истории, которые ему рассказывал кот. «И какие же?», – спросила Лавли. «Ну, разные, – отвечал Ханс. – Про то, как кот жил и что видел». «О другом мире?» – спросила Лавли. «Да, и о нем тоже», – ответил Ханс. «И о шкафе?» – спросила Лавли. «Да, и о нем», – ответил Лавли.

Для нее уже было достаточно, чтобы сделать вывод. Она взяла биту, которая осталась у нее от бывшего мужа, которая всегда валялась непонятно зачем в шкафу, и вышла с этой битой на улицу.

– Так, – закричала она. – Значит, вы использовали Ханса, чтобы выведать информацию о шкафе? Отвечайте, – она наставила биту на Валентина. Тот испугался.

– Я просто хотел узнать побольше об этом шкафе, – тут же выпалил он.

– Зачем вам это? – закричала Лавли, еще сильнее размахнувшись битой.

Женька наблюдал за всей это картиной и только и ждал, чтобы Лавли, наконец, избила этого идиота. От навязчивых ухажеров избавились, теперь осталось только избавиться от этого глупого животного, которое постоянно раздражает его.

– Вы из секретной службы, или журналист, гонящийся за сенсацией?

– Нет, нет же, – говорил Валентин. – Я писатель. И, как только увидел шкаф, вылетающий из вашего окна, решил разузнать о нем побольше. А вы беседу явно не хотели вести.

Лавли медленно опустила биту, хотя продолжала ее крепко держать.

– А можно его увидеть? – спросил Валентин, тут же забывший, что ему только что угрожали.

– Что? – не поняла Лавли.

– Этот волшебный шкаф. Я хотел бы изучить его свойства, может, сделать фотографии.

Лавли взбесил этот вопрос, она тут же подняла биту и буквально вытолкнула со своего участка этого наглеца.

– Убирайтесь! И больше не возвращайтесь.

– Но, Лавелина! – воскликнул Валентин.

– Для вас я очень опасная соседка с битой, которой лучше больше не попадаться на пути.

Так Лавли выгнала соседа по даче со своего участка. Но на этом эта история с соседом не закончилась.

Той же ночью Женька вдруг проснулся от странного шума. Это было похоже на то, будто кто-то скребся о стену. Он сначала не понял, что это было. Но потом, выглянув в окно, увидел темный силуэт, который лез в дом. Он направлялся не в ту комнату, где спал Женька, а дальше. Он бормотал про себя: «Где же был этот шкаф? Вроде в той комнате. Хотя нет, он же вылетал из балконной двери. Значит, там». Когда он пролез мимо окошка Женьки, Женька выглянул в него, но увидел лишь, как этот черный силуэт залез в другое окно пустующей комнаты. Он тут же побежал к сестре, схватил ту самую биту, и они вместе подбежали к дальней комнате. Женька не хотел ждать, он ворвался в нее, напугав человека. Вор тут же побежал к окну, потом понял, что не успеет спуститься, побежал к двери, а Женька подумал, что он бежит навстречу ему или сестре, поэтому раз – и шарахнул по голове преступника. Тот, сначала покачавшись, упал в сторону окна, но так как это окно было открыто, злоумышленник вывалился прямо в него.

Брат с сестрой подбежали к окну и выглянули в него с ошеломленным видом.

– Кажется, я его убил! – сказал Женька.

Они тут же побежали вниз смотреть, не умер ли вор. У Женьки уже даже возник план, как они вместе с сестрой ночью сейчас пойдут где-нибудь в лесу закапывать труп. Так всегда представляешь себе самое худшее. Как кто-то говорил: люди нарочно смотрят криминальные хроники, надеясь увидеть там своих знакомых.

Но этот человек был жив. И этот человек был – Валентин.

– Он? – сказал Женька.– Ему что, днем было мало?

– Зачем он туда полез? – задумчиво промолвила Лавли.

– Он все лопотал про какой-то шкаф. Что это за шкаф? Почему ради него соседи лезут к нам в окна? – спросил Женька, но Лавли не отвечала ему.

Тут сосед все-таки очнулся, он взглянул на Лавли, гадостно улыбнулся, как пьяный.

– О, прекрасная Рамулара! – прошептал он.

– Ты чего здесь делал? – набросилась на него тот час же Лавелина.

– Прекрасная Рамулара, я пришел к тебе, чтобы сказать… – бубнил он что-то.

– Он цитирует Лазаря? – сказал Женька. – По ходу, сильно ударился.

– Да, вижу, – сказала Лавли. – Его нужно к доктору отвезти.

Тут во двор прибежали Ханс с котом.

– Что произошло? – спросил Ханс, глядя жалостливо на пострадавшего. – Что случилось с дядей Валентином?

– Этот идиот пролез ночью в дом, чтобы увидеть какой-то дебильный волшебный шкаф! – заявил Женька.

– Волшебный шкаф? – удивился Ханс. – А зачем он хотел увидеть волшебный шкаф? Он хотел полетать на нем?

– А, ну да! – злился Женька. – Он хотел полетать. А то я сразу не догадался. Вот и полетал. Ха! Вспоминаю мамины слова: «Если ты будешь с сестрой, мне будет спокойней за тебя!». Ну да! Сначала чокнутое говорящее язвительное животное дома. Потом какой-то извращенец – психопат, который решил полетать на шкафу. Идиотизм! Я пошел в дом, пока еще какой-нибудь динозавр не прилетел на волшебной комете, чтобы спеть колыбельную.

И Женька развернулся и пошел в дом.

– Подожди, – сказала Лавли. – Уложи спать Ханса. Мне придется отвезти Валентина в больницу!

– Обяза-ательно! – закричал Женька, захлопнув с силой дверь.

В больнице оказалось, что у Валентина временная амнезия. Вот и прекрасно! А еще Лавли заставили рассказать, как это произошло, и кто она, и вообще, откуда знает этого человека. И она рассказала, что этот чокнутый – ее сосед, давно пытается за ней ухаживать. А этой ночью пытался залезть к ней в спальню, но сорвался. А еще она сказала, что всего пару дней живет в этом доме и ответственности за этот случай вообще не несет. А кот, который непонятно зачем увязался за ней, сказал, что Лавли живет не пару дней, а свыше недели, и что, кажется, проникнуть человек хотел не к ней в спальню, а в комнату с волшебным шкафом, а еще что у него синяк на голове, хотя он упал спиной. И, наверное, его кто-то чем-то стукнул. В общем, сдал со всеми потрохами. Но Лавли больше думала, не упекут ли ее теперь после рассказов волшебного кота в психушку.

Но доктор, к счастью, (а, может, и не к счастью) не поверил в рассказы кота: когда Лавли вышла, она услышала, как доктор набирает телефон своей жены и рассказывает ей про сумасшедших любовников, один из которых, возвращаясь после бурной ночи к себе домой, почему-то вылез через окно и упал.

«Быстро же, – подумала Лавли. – Быстро же я стану жертвой слухов. Хотя все равно. Все равно…».

И, действительно, на следующий день в обед к ней заявилась другая соседка – Наташа. И начала расспрашивать. Спросила, когда она успела с Валентином начать роман, и каким образом он потерял память, и другое. Ну, что тут поделаешь?

 

Глава 8

Шкаф сбежал из дома

 

Было воскресенье. День. Кажется, здесь, в этой деревне, похоже, никто не сидел в своем огороде днем. Они все куда-то отправлялись. Скорее всего, как подозревал Женька, они мотались в рядом располагавшийся город, чтобы хоть где-то видеть цивилизацию. Он тоже хотел уехать в город, но уже опоздал на автобус, а идти пешком не собирался. Лавли предложила ему велосипед, он только отмахнулся и ушел опять наверх. Лавли было, в принципе, все равно, что соседей не было в их домах. Меньше сплетен и внезапных приходов в гости. Кот, как всегда, играл с Хансом в прятки на улице. Ханс хотел спрятаться под ванную за домом, он тотчас же побежал туда, но внезапно увидел шкаф, стоящий посреди двора.

– Тетя Лавелина, Вильям! – закричал он. – Женя! Шкаф сбежал из дома!

На такое заявление все тут же сбежались.

– Что за бред! – сказал Женька. – Зачем вы опять его переставили?

– Мы его не переставляли, – промурлыкал в ответ Пуффи. – Он сам переставился.

– Ну да! – с сарказмом воскликнул Женька. Тут шкаф пошатнулся. – Он с каким-то механизмом? – спросил Женька.

И стал искать то, что заставляло двигаться шкаф. В результате он даже залез в него, прощупывая стенку. Как раз в этот момент шкаф поднялся над землей на полметра. Женька почувствовал это и мигом вылез.

– Ура! – закричал Ханс и в следующее мгновение побежал в шкаф, пытаясь залезть в него. – Мы опять летим к приключениям!

Сам он не мог залезть, поэтому шкаф чуть-чуть опустился вниз. Тогда уже Ханс залез в него, схватился и повис на вешалке, раскачиваясь на ней, как на качельках. Кот тут же пристроился на жердочке. И Лавелина не слишком решительно зашла в шкаф.

– Вы серьезно? – недоумевая, взглянул на них Женька.

– Полетели с нами, – предложил Ханс. – Здесь есть еще одна вешалка для тебя, чтобы ты держался.

– Полететь в шкафу? Я еще не совсем спятил. Если захочу полетать, лучше куплю билет на самолет, или марихуану.

– Странный мальчик, – промурлыкал кот. – Пускай не летит. Он слишком психованный для других волшебных стран.

Женька выругался на кота, но все равно он не хотел лететь с ним. Он всегда считал себя реалистом, а летать на волшебном летающем шкафу непонятно куда и непонятно как – нет, это глупо и опасно. Так он посчитал. А кот посчитал, что быть реалистом в магическом мире, наверное, очень трудно. Не верить в судьбу, магию, волшебную силу случая, в падающие звезды, и не хотеть прокатиться в волшебном шкафу – это абсурд. Хотя, по сути, кот и не знал, что означает слово абсурд, но само слово ему понравилось. Но Женька был слишком гордым, чтобы попытался понять что-то. В свои годы он не хотел иметь никаких дел с родственниками, докучающими его глупыми правилами и не понимающими, что он уже давно вырос; с идиотами – учителями, которые все пытаются впихнуть ненужные ему знания, утверждая, что это самое важное в жизни, хотя Женька понимал, что эти знания в жизни не пригодятся, потому что самим учителям они же не помогли стать богатыми или знаменитыми. Да и вообще уважал он только рок, интернет, звезд боевиков, успешных и богатых людей и своих друзей. До всех остальных и до всего остального ему дела не было.

В этом доме его бесило всё. В особенности кот. «Не мечтай, а делай», – главное правило успешного человека, считал он. А этот кот. Что он делает? Повсюду играет, веселится, еще пытается говорить какую-ту умную чепуху, а что он может знать? Он же кот! Кот! Глупое животное, которое не сравнить с превосходящим его во всех отношениях человеком.

Пуффи чувствовал озлобленность этого мальчишки, но ему было почти все равно, что этот человечишка думает о нем. Но при этом любить этого Женьку коту было не за что, поэтому он всяческим образом пытался его выбесить, порою даже не нарочно.

Теперь они улетали. Но без Женьки. Женька не хотел лететь с ними. «Ну, и пусть – его воля», – подумала Лавли, и наказала брату следить за домом. Он опять только отмахнулся. Ну, а куда ему было деться. Родителям не пожаловаться на глупую сестру – они телефон отключили, уехать отсюда нельзя.

Волшебный шкаф влетел в облака, он летел сквозь них. Путешественники как будто оказались в тумане, белом, мягком и мокром тумане. Шкаф летел очень быстро, и в глаза бил ветер вперемежку с замороженной водой. Лавли закрыла глаза, наверное, теперь вся одежда промокнет. А шкаф летел все быстрей и быстрей, а потом вдруг начал резко снижаться. Она попыталась открыть глаза, но они все еще слезились от воды, и почти ничего не было видно. Шкаф приземлился, будто бы его швырнули о землю. Она удивилась, как этот шкаф не развалился на месте.

Лавли оказалась под шкафом, все остальные были где-то снаружи, видимо это получилось, потому что она крепче всех держалась за вешалку. Наконец, она, проморгавшись, смогла открыть глаза. Как же темно было под шкафом. «Эй, помогите!» – закричала она, когда поняла, что одна не сможет поднять шкаф. Но это не понадобилось, потому что в ту же секунду шкаф взлетел ввысь и был таков. Она зажмурила глаза, готовясь к яркому свету солнца, ведь был полдень. Но, к ее удивлению, свет не блеснул ей в глаза, когда она открыла их. И что же увидела Лавли?

Темно-серое небо. Не голубое, не красное, как бывает с рассветом или закатом, даже не черное, ночное со звездами. Оно было серое. Светло-серые облака плыли по этому серому небу. Солнце не обжигало, оно выглядело белым пятном, таким мы его видим на фотографиях. Лавли тут же вскочила на ноги. Все вокруг было таким же серым. Серая трава, серая земля, серые цветы. Кот и Ханс тоже были серые. Они ошеломленно смотрели на это огромными испуганными глазами. Таким испуганным Лавли Пуффи никогда не видела, да и не увидит. Она взглянула и на свои руки. Они были такими же. Это было так странно, будто бы ты попал в черно-белое кино. Но, когда ты смотришь это кино, твои глаза привыкают к этим странным окраскам, но видеть мир таким это задачка не для слабонервных, видеть себя таким! Хотя сразу же в голову лезут мысли о дальтониках, или некоторых зверях, вроде собак, которые видят мир в таком цвете. Это страшно.

– Что это такое? – пролепетала Лавли.

– Где мои цвета! – топнул ногой Ханс, на его глазах готовы были появиться слезы. В любой момент он мог бы разреветься. Кот ошарашенно смотрел по сторонам.

– Здесь нет магии! – заорал он так, как орут кошки, когда им очень плохо. – И цветов нет! И вообще ничего нет! Заберите меня назад! Не хочу тут оставаться.

На этот раз он даже не тренькал на своей гитаре, он носился взад-вперед по всей поляне с ужасными криками, бесполезно ища выход.

– Шкаф улетел, – сказала мягко Лавли, она пыталась утешить кота, но это было бесполезно. Своим поведением он заставил еще сильнее испугаться Ханса. До этого мальчик еще не знал: плакать ему или нет. Теперь он был уверен, что можно пустить слезу. Лавли решила все взять в свои руки.

– Так, всем молчать! – крикнула она. Девушка еще ни разу не кричала ни на кого в своем доме, даже на надоедливого соседа она крикнула не так сильно, как сейчас, просто, наверное, сейчас она волновалась больше. Все тут же остановились и оглянулись на нее. Ханс шмыгнул носом.

– Здесь нет магии и красок. Мы останемся навсегда в этом черно-белым кино! – завопил через минуту вновь Пуффи.

– Нет, – сказала Лавли. – Шкаф смог сюда прилететь, смог улететь, значит, и сможет за нами вернуться. Ты ведь сам говорил, что волшебные шкафы никого не бросают. С чего ты вообще взял, что здесь нет магии?

– Разве ты не чувствуешь? – закричал кот. – В этом мире нет магии. Это кошмарно! Я даже не могу искрить глазами, и музыка… О нет! музыка! Я не слышу ни птиц, ни насекомых!

И, правда, было очень тихо, даже как-то страшновато.

– Я не могу даже музыку придумать в голове. И, кажется, о нет! кажется, я начинаю забывать, как думать, и скоро превращусь в обычного домашнего любимца!

Ну, с этим кот явно преувеличивал.

– Ты же по-прежнему летаешь, – отозвалась на это Лавли.

Пуффи, и правда, был сейчас над землей, он колебался, поднимаясь то немножко выше, то ниже. Она и раньше не могла понять, как это он так странно летает.

– Я не летаю, – обиженно проговорил кот. – Я ведь дышу гелием, поэтому я такой легкий.

Лавли уставилась с удивлением на Пуффи. Так вот, что ей все время напоминал его полет. Это был словно воздушный шарик, надутый гелием, который почти целый день пролетал по комнате, а под конец дня из последних сил держался над землей, но все же, если его немного подтолкнуть (кот всегда слегка отталкивался от земли ногами), он взлетит, хоть и ненадолго.

– А голос? – сказала Лавли. – У тебя должен был быть смешной голос. Но у тебя он мурлычущий.

– Я не учитель анатомии, – ответил кот. Кажется, с этим разговором он почти забыл об отсутствии магии, поэтому вел себя, как обычно, то есть как бы стоя над всеми, свысока. – И я не должен тебе объяснять все это, – ответил он, но потом опять начал ныть.

– Я же сказала: шкаф вернется, – ответила Лавли.– Нужно только время. И зачем он отвез меня в мир, где нет волшебства? Как в таком мире могут вернуть мою Аврору…

Лавли ту же опомнилась.

– Ну, раз принес, значит, для чего-то, – размышляла она вслух. – Нужно пойти в город и разведать все. Да, так и нужно сделать.

Она говорила в каком-то забвении так, что даже Пуффи удивленно на нее уставился.

– И как же я пойду в город? – сказал он. – Может быть, ты и Ханс привыкли видеть говорящих котов, но, насколько я знаю, все без исключения, говорят: «Ничего себе! Говорящий кот!». Взять хотя бы твоего слабоумного братика.

Ханс хихикнул. Но Лавли будто бы этого и не заметила.

– И что? – спросила она. Лавли все еще пыталась понять, зачем ей все это говорил Пуффи.

– Мне, кажется, – сказал он, обращаясь больше к Хансу. – На нее этот мир тоже плохо влияет. Подумать только! Мир без волшебства! Мир без красок! Музыки здесь нет! Еще и люди глупеть начинают! Я здесь умру! – закричал Пуффи и опять стал мотаться взад-вперед.

– Пошли в город, – сказала она.

– Как? – воскликнул Пуффи. – Я ведь кот. А у них коты мяукают, и не летают, и не такие большие, и не такие красивые, и не такие чудные.

– Да, точно, – рассеянно сказала она. – Тогда я пойду с Хансом в город, принесу тебе одежду, мы замаскируем тебя под человека, и потом вместе пойдем опять… в город.

От одной мысли, что его, величественного кота, будут маскировать под человека, Пуффи съежился, но, видно, единственный способ улететь отсюда был – сделать что-то необычное в этом мире, после чего шкаф со спокойной совестью заберет их назад. Но что? Это было непонятно.

– Пошли, Ханс, – сказала Лавли. И они направились к городу. Причем, Хансу, в отличие от Пуффи, эта затея показалась очень интересной. Будут какие-то приключения – отлично. Но кот вдруг бросился за ними.

– И вы оставите меня здесь одного? – сказал он. – Когда мне так плохо! Пусть Ханс останется со мной.

Ханс умоляюще взглянул на Лавли. Приключения или приглядывание за котом, которому так плохо, – думаю, выбор очевиден. И он так надеялся, что она скажет: «Нет. Ханс пойдет со мной». Он даже был уверен, что, если бы Лавли так сказала, Пуффи бы согласился. Но она согласилась не с Хансом, а с котом. И сама пошла в город. Ханс обиженно уселся на траву. «Может, все-таки сбежать от Вильяма и пойти за тетей Лавелиной?» – подумал он и тут же выбросил эту мысль из головы.

А Лавли пошла вниз, к городу. И шла довольно долго, может, это просто потому, что шла она одна, а одной идти гораздо скучнее. Но вот она добралась, точнее, не совсем, оставался еще один последний рубеж. Теперь она была чуть выше города и смотрела на него с высоты примерно пятого этажа, сидя на пригорке.

Тут внезапно кто-то прикрыл ее глаза ладонями. «Угадай кто?» – послышался чей-то веселый голос. Если бы она могла к нему прислушаться, то поняла бы, что это голос молодого человека, но было у нее такое состояние, что она не могла ничего запомнить, что было с ней секунду назад. Она только поняла, что сказал голос, и что он был веселый. И ей пришло в голову только то, что сзади нее или Пуффи, или Ханс. Ее даже не волновало то, что руки были гораздо больше, чем у пятилетнего мальчишки, и что они не были мохнатыми, как у кота. Но играть ей было некогда. Она тут же убрала руки и обернулась. Это был не Ханс, даже не Пуффи. Это был какой-то молодой парнишка, веселый улыбчивый, у него было очень красивое лицо. Теперь она разглядела лицо: будто бы каждую линию плавно и красиво вырисовывал художник черной пастой, пытаясь создать идеальное лицо. Волосы были светлыми (насколько можно судить в черно-белом мире). Одет он был как-то не очень: в черной шапке (зачем она в такую теплую погоду), каком-то не очень богато выглядевшем плаще темного цвета, свитере, штанах. Но даже эта некрасивая одежда не могла испортить такое красивое личико. И тут же Лавли вспомнила, что уже его видела.

– Джек? – с изумлением сказала она. – Что ты здесь делаешь?

Это было немножко похоже на преследование, но такая мысль не пришла в голову Лавли. Она просто очень удивилась.

– Я-то понятно, – ответил он. – А ты? Пуффи с тобой? Зачем вы прилетели сюда?

– Шкаф принес, – ответила она. – А потом тут же сбежал. И мы не можем обратно вернуться. Нужно изучить этот мир, может, сделать что-то важное, чтобы он прилетел обратно. И поэтому я пошла в город.

– Ну, вряд ли, тебе будет удобно ходить по этому грязному городу босиком? – рассмеялся Джек. – Неужели у тебя совсем нет ботинок?

Лавли посмотрела на свои ноги. И, правда, она опять не взяла обуви. Хотя ей и без туфелек было прекрасно.

– Я сейчас тебе сбегаю за обувью. А ты жди здесь, – сказал Джек.

– Подожди, – сказала Лавли. – Пуффи тоже хотел пойти в город…

– Ему нужна маскировка, да? – догадался Джек. – Сделаем.

И убежал. Но вскоре вернулся. Он принес новенькие балеточки для Лавли, даже хотел сам ей их надеть, но она отказалась. Сказала, что наденет, когда они пойдут в город. А теперь нужно побыстрее сходить за Хансом и Пуффи. Джек схватил ее за руку и побежал быстро в гору. И как можно так быстро бежать в гору? Лавли этого просто не понимала. Но уже вскоре она с Джеком была на месте. Джек, как только увидел это странное состояние, рассмеялся, подскочил к коту и обнял его одной рукой. Начал подшучивать над ним.

– Ты здесь опять путешествуешь или дела? – сказал Пуффи. Теперь, когда он не мурлыкал, не играл на гитаре, он был уже не тем котом, которого знала Лавли. И говорил он даже теперь то, что до этого никогда бы не сказал.

– Дела, – ответил Джек. – Что-то в этом мире понадобилось Стоуну.

«А ему он рассказывает свои планы», – подумала Лавли.

– Что? Здесь же нет волшебства? – удивился Пуффи.

– Я, думаю, есть, – сказал Джек. – Я слышал одну легенду. Про волшебную звезду. Она приносит магию даже туда, где по всем законам ее просто не может быть.

– И он хочет ее похитить? – сказал Пуффи. – А почему ты не взял своих друзей сюда?

– У них есть другие дела, – ответил Джек. – И тем более, зачем? Я и один могу справиться. Здесь Стоун тоже не может колдовать. Ну, раз уж вы здесь, можете помочь мне. Подождите. Кто этот маленький зайчонок – трусохвостик? – Джек вдруг обратил внимание на Ханса, который до этого застенчиво сидел на траве. Джек тут же подбежал к нему. – А ты у нас кто? Мы с тобой не знакомы. Я Джек, – и он протянул ему руку.

– Ханс…

– Какой бука! – воскликнул Джек. – Это твой братик, да? Сынок?

– Нет, – сказала Лавли. – Просто друг.

Уже через пять минут Джек и Ханс, казалось, были лучшими друзьями. Они смеялись, веселились, играли, плюс к этому наряжали Пуффи так, чтобы он был похож на человека. Получилось очень смешно. Во-первых, он напоминал кого-то вроде Карлсона, когда тот, танцуя с домомучительницей, надел на себя длинный плащ, сам был маленький кругленький, и летал, создавая тем самым видимость большого роста. Во-вторых, они надели на него шляпу и очки. Ну, что за агент 007! Без смеха ни взглянешь. Причем, Ханс так сдружился с Джеком, что успел уговорить Джека отвезти на его остров, показать там все, познакомить с его друзьями. Джек описывал своих друзей очень интересными личностями. Один из них был солдатом Второй мировой. Другого он описал, как истинного джентльмена, оказавшегося в джунглях. И еще среди этих друзей была девушка. «Она вроде как холодный огонь, или огненный лед», – сказал о ней Джек. Естественно, Джек, прежде чем согласился на условия Ханса, спросил разрешение у Лавли. Наверное, понял, что теперь она за него отвечает. Лавли была не против.

Но вот странная четверка отправились в город. Там они решили разделиться. Джек сказал, что волшебная звезда (звезда, опять какое же совпадение) находится где-то в городе. И что, если они увидят что-то странное, то обязательно должны его позвать. Они разделились. Джек пошел один, Лавли тоже, а Ханс с Пуффи – все равно их двоих нельзя было отправлять в одиночку, Ханс был слишком мал, а Пуффи было уж слишком плохо.

Итак, Лавли шла по городу, рассматривая и ища какие-то необычнее вещи. Но, как назло, это был самый скучный город на свете. Люди здесь были и впрямь черно-белые. Даже, если бы они теперь ходили во всех цветах радуги, на лицах у них почти не было веселых эмоций. Они куда-то спешили, о чем-то спорили, злились, ходили с кислыми минами. Их одежда была довольно скучна и некрасива. Джек подобрал такую же странную и некрасивую одежду для себя. Но, думалось Лавли, он так или иначе выделялся из этой толпы, потому что был уж слишком веселый, как, наверное, и Пуффи с Хансом. Но не Лавли. Она не выделялась. Она выглядела, как и все люди в этом городе – скучно и уныло. Единственное, пожалуй, отличие – она никуда не спешила. Ей вовсе не нужно было никуда спешить уже давно, никаких дел, никаких желаний, ничего. Уже давно ее жизнь текла медленно и скучно.

Она смотрела по сторонам. Да, это был словно ее город. Остаться бы здесь жить, чтобы тебя никто никогда не беспокоил и просто не обращал внимания. Чтобы мама больше не приезжала и не пыталась вернуть ее к жизни, когда ей этого не нужно. Чтобы в гости к ней не приходили назойливые соседи. Чтобы никто не влезал в ее жизнь. Но… она тут же опомнилась. А как же Аврора? У нее есть миссия: нужно найти способ вернуть свою дочурку. И только это заставляло каждый раз открывать дверцу шкафчика и лететь в неизвестность. А, возможно, это волшебная звезда поможет ей в этом? Раз она настолько могущественна, что ее магия действует даже в том мире, в котором любая другая магия зачахнет, может, она сумеет вернуть к жизни ее малютку? Но ведь ее звезда, то бишь, маленькая Искорка, сказала, что звезды не смогут выполнить это желание. Но нужно постараться найти магическую звезду все равно…

Она наблюдала. Вот ветер поднял в воздух у человека листки бумаги. Это волшебное стечение обстоятельств или просто нелепая случайность? А вон там женщина наступила в лужу, сильно разозлилась, а потом машина проехала и еще раз окатила ее водой. Какая старая машина. Лавли такие машины только в музее видела, и то им было уже лет под сто. А здесь разъезжает спокойнехонько. Может, это магия вызвала машину из прошлого. Но, кажется, нет, остальные же не удивились такой старой машине. Наверное, здесь она – новая. А вон там идет такая гордая дама, в длинном платье, с зонтиком, наверное, богатая, с ней рядом ребенок. Он вдруг увидел что-то в соседней лавке. Наверное, какую-ту забавную игрушку, подскочил к лавке, уткнулся носом в стекло и с явным удивлением на что-то уставился. Мать его оттащила, хотя это стоило ей трудов, и вновь пошла гордо вперед. Лавли взглянула на лавку. Там были не игрушки, а книжки и картины разные. Она пошла дальше. «По-моему, в этом городе вообще ничего не происходит волшебного», – рассудила она.

Но вот Лавли ушла. И вдруг «на сцене появился новый актер», то есть Стоун вдруг постучался в лавку и зашел в нее.

– Здравствуйте, мадемуазель, – сказал он. Молодая девушка вышла к нему. Она улыбнулась посетителю.

– Здравствуйте, я могу вам помочь? – спросила она.

– Да. Вы можете мне подсказать, – сказал Стоун. – Не найдется ли у вас красок красного, зеленого и фиолетового цветов?

А Лавелина все ходила и ходила по городу. Грязный городишка, в котором, кажется, не происходит ничего волшебного, все, что тут происходит, так же грязно и обыденно, как и сам город. И вот все они встретились около одного фонтана, тоже грязного, где вода была скорее черной, чем прозрачной.

– Ну, что? Что-нибудь нашли? – сказал Джек.

– Ничего, – ответила Лавелина. Но даже отсутствие здесь чего-либо ее не очень волновало. Ей было все равно. Несмотря на ужасный вид города, ее собственный дом казался ей не менее мрачным.

– Мурр, да, – промурлыкал Пуффи.

– Что же? – спросил Джек.

– Морроженное, – промурлыкал он в ответ и облизнул свои «молочные», ну здесь даже скорее мороженные, усы.

– Кое-как его успокоил, – шепнул на ухо Джеку Ханс, от чего оба переглянулись и улыбнулись.

Внезапно Джек будто бы заметил что-то вдали, он напряженно смотрел на крыши домов. Потом повернулся к друзьям и спросил:

– А в той части кто был?

И он указал в ту, сторону, откуда только что пришла Лавелина.

– Я, – ответила она. – Но там, кажется, ничего.

– Ты уверена? – переспросил. – Потому что я вижу что-то.

– Я тоже, – сказал Ханс вдруг.

Лавли внимательно пригляделась. Она ничего не видела там необычного. Такая же крыша, как и все в городе. Может, она не туда смотрит? Кот тоже обернулся, но так и не сказал, видит ли он что-то там, или нет. Теперь он был прежним Пуффи. Он мурлыкал, старался не обращать внимания на что-либо и только занимался своим мороженным.

Но они все же решили проверить. Итак, они вновь пошли в те дрянные уголки, в которых была Лавли. Хотя, она даже и не понимала, что была там. Весь этот город был похож на один муравейник – лабиринт с совершенно одинаковыми домами, улочками, людьми. Ничего здесь не было примечательного. Но вот Джек и Ханс ускорили шаг, глядя на что-то с увлечением. Думается, и Пуффи бы ускорил шаг, но он не шагал, а парил, и на данный момент времени у него было дело посерьезнее, чем поиски звезды – такое вкусное и такое сладкое ванильное мороженное. Лавли определенно ничего не понимала.

Джек и Ханс забежали в какую-ту лавку. Послышался звон колокольчика на входе. Мир в лавке не был тем скучным и обыденным миром снаружи. Это был совершенно другой мир. Они вдруг очутились в месте, полном самых ярких на свете цветов. Думается, даже там, где жил Джек, или Ханс, не было настолько потрясающих цветов! Сами они тоже вновь стали цветными, отчего радость их была чрезмерна. Они чуть ли не запрыгали от нее. В лавке торговали историческими книгами, но все свободные полочки, уголки у стены, сами стены, были заняты самыми необычными картинами на свете. Там были нарисованы и волшебные единороги с отливающими золотом гривами, и смешные великаны, ходящие неуклюже по городу. Пуффи зашел в лавку не спеша. Но как только он понял, что цвета вновь к нему вернулись, подпрыгнул до потолка, при этом вся маскировка осталась на полу, стал прыгать в разные стороны, как неугомонный попрыгунчик, и веселая мелодия вновь заиграла.

Ханс пожирал глазами лавку с картинами, когда Лавли зашла туда. Колокольчик зазвонил еще раз. Лавли взглянула... Простая лавка, ничего приметного, книги какие-то, картины черно-белые. И что может быть прекрасного в черно-белых картинах?

– Ну, и что здесь? – сказала она. – Мы зря теряем время. Здесь ничего нет?

– Как это ничего нет! – воскликнул Джек. – А краски? Цвета? Знаю, в наших вселенных нормально быть разноцветным, но здесь цвета – это просто волшебство, а художник – самый настоящий волшебник.

Лавли уставилась на него с непониманием. Что он этим хочет сказать? При чем здесь краски, цвета какие-то? Что, эти черный, белый и серый цвет как-то отличаются от тех черного, белого и серого цветов?

– Краски, – еще раз сказал Джек. – Мы снова цветные. Ты должна говорить: «Вау! Классно!». Можешь подпеть Вильяму, а то это у него не очень получается.

Пуффи сделал вид, что не слышал этого, он прыгал по лавке, мурлыкал, что-то даже насвистывал. Ему определенно здесь нравилось.

– Но здесь все такое же, как и на улице, – сказала она, нахмурив лоб.

Джек тоже нахмурился, а потом рассмеялся, сказав, что это отличная шутка. – Но это не шутка! – сказала Лавли. – Здесь все так же, как и на улице.

Но Джек ее не уже не слушал, он был полностью уверен в том, что эта красавица просто разыгрывает его, или делал такой вид. Он продолжал рассматривать картины. Потом вдруг над одной картиной он стал смеяться, взял ее в руки и показал Лавли. Ханс тоже подбежал посмотреть. Там была девушка, молодая девушка, светловолосая, зеленоглазая, со светлыми волосами, в белом легком платьице. Она парила в воздухе. Точнее… Волшебный шкаф парил в воздухе, а девушка держалась на одной вешалке, находилась в какой-то ненормальной позе, почти падая, в страхе. Лавли (а на картине была именно она) выглядела смешно.

– Смотри, какая ты здесь красавица! – закричал Джек, он еще сильнее засмеялся. И, правда, этот нелепый испуг на ее лице был весьма забавным, и растрепанные, но продолжающие быть красивыми, волосы, и босые ноги, которые соскальзывают со дна шкафа.

– Это не я, – сказала Лавли.

– Это ты, тетя Лавелина, – сказал Ханс и хихикнул. – Да, Джек!

– Что вы делаете с моей новой картиной! – послышался голос какой-то молодой особы.

Все оглянулись. Они и не заметили, как вернулась хозяйка лавки. Она стояла около стола с посылками и немножко сердито поглядывала на непрошенных гостей. Джек аж ахнул при ее появлении. Настолько эта девушка была красивой. У нее были просто огромные синие глаза, как море, или нет, как иногда бывает ночное небо, в то время, когда еще не появились звезды, а светит только большая голубая луна. И этот цвет, благородный синий цвет, свел бы каждого с ума. А еще у нее были рыжие роскошные волосы. Сама она была тонка как кипарис (уж, простите за такое банальное сравнение, но оно просто напрашивалось), ее губы были цвета самых красивых в мире алых роз. Она сама казалась каким-то особенным волшебным цветком, последним в оранжерее, окруженным скучными сорняками.

– Извините нас, пожалуйста, – сказал Джек и улыбнулся.

Джек подошел к ней и стал что-то говорить таким голоском, будто бы это не Пуффи здесь был котом, а он. Девушка слегка улыбнулась ему, а потом вдруг увидела Лавли. Она подбежала к ней и стала с удивлением разглядывать, при этом щупая ей волосы и даже лицо.

– Не может быть! – сказала девушка.– Точь-в-точь как на моей новой серии картин.

Лавли поморщилась. Ей нравилась эта девушка все меньше и меньше. А та уже достала первую картину, и вторую. На ней было нарисовано только лицо Лавли, ее рука, тянувшаяся к какому-то маленькому комочку света (это и была звезда), в ее глазах отражался свет, он же отражался и в водной глади.

– Удивительное сходство, – сказал Джек, подошел к картине, потом взглянул на Лавли. – Ты недавно начала писать эти картины?

– Я начала их несколько недель назад, – сказала девушка, а потом задумчиво произнесла. – «Чудные приключения в шкафу». Неужели это и есть героиня моих рисунков?

– Нет, – произнесла Лавли и отстранилась от всех. – Это не я. Разве вы не видите, это не я. Тем более даже сложно сказать что-нибудь, глядя на эту картину. Она же черно-белая.

– Черно-белая, – задумчиво произнесла девушка и присела на табуретку. Она вдруг так опечалилась и стала задумчива, но это была какая-та напряженная, а не просто грустная задумчивость, ее что-то беспокоило. – Наверное, ты права…

– Нет же! – воскликнул Джек. – Алцина (Джек уже выяснил, как звали девушку), это же она. Я не знаю ни одной девушки на свете, которая бы летала на волшебном шкафу и каждый раз забывала свои туфельки дома.

– Но, Джек, туфельки на месте, – сказала Алцина. – Она ведь не…

– Не видит краски? – сказал Джек.– Ну и что? Я уверен, не все в твоем городе видят их. И ты не раз думала, по-настоящему все это или ты просто спятила. Просто не все могут смотреть и видеть краски даже в том мире, где весь мир только и наполнен ими. Но, уж поверь, мы видим их. И ты не ошиблась. Эта девушка, действительно, девушка с твоих картин.

– Ты сказал, миры? – вдруг повторила Алцина. – Это, значит, что вы из другого мира?

– Да, – ответил Джек. – И прямое тому подтверждение – вон под потолком летает.

Алцина оглянулась и прямо-таки ахнула.

– Это потрясающе! – воскликнула она и даже руками от удивления махнула. – Такой милый и чудный котик!

Пуффи услышал похвалу в свою сторону, спустился, поклонился, как истинный джентльмен, даже поцеловал ей руку, промурлыкав.

– Пуффи Вильям Пуговка, – сказал он.

– Алцина, – девушка сделала легкий реверанс.

Тут к ней подскочил Ханс.

– А я Ханс, – сказал он. – А это тетя Лавелина. И Джек.

– Привет, малыш, – сказала она и потрепала его по голове. – Какая чудная у вас команда! – сказала она, потом ее глаза остановились на Джеке, и ее взгляд вновь встал встревоженным. И она сдержанным голосом продолжила говорить. – Но что вы тут делаете? Вы же из другого мира, как я понимаю, наполненного красками и музыкой. Так зачем же вы сюда пришли? В наш скучный мир?

Джек продолжал оглядывать ее картины. Это явно не нравилось Алцине.

– Нас принес волшебный шкаф, – ответил Ханс за всех. – А Джек здесь с секретной миссией.

– С какой же? – допытывалась Алцина. Но, кажется, Джек ей ничего не собирался говорить.

– А из чего ты делаешь краски такого цвета? – сказал он. – Я раньше таких цветов нигде не видел.

– Это из… – Алцина подошла к нему и отодвинула от него картину. – Вы здесь надолго?

– Пока не отыщем секретный артефакт! – ответил Ханс, он ухватился за кота, чтобы тот возил его так же, как когда Пуффи возил Лавли. – Я самолетик! Еху-у! Лети, лети, мой боинг две тысячи…. Лети выше звезд, под самый потолок. Лети туда, где нарисован большой цветок. Это наша цель. В цветке живет злой крокодил, который хочет проглотить принцессу. «О, нет, ты меня проглотишь?» Кто из вас будет принцессой? – вдруг задал вопрос Ханс Алцине и Лавли.

– Ну, с этим я тебе помочь не смогу! – рассмеялся Джек. – Я могу быть максимум прекрасным принцем.

Лавли усмехнулась, кажется, она заметила то же самое на лице Алцины – усмешку.

Алцина явно была не рада, что гости ее не собираются уходить, особенно один гость. Но делать было нечего, не прогонять же их? Тем более большинство из них ей нравились. Они видели все эти краски, умели веселиться, петь. Да и кому не понравится пушистый летающий кот, маленький озорной ребятенок и собственный оживший герой с картины. Да, они определенно ей нравились. Может быть, даже Джек с его обаянием. Но она все пыталась разгадать их, она не доверяла им. Так они пробыли в лавке около часа, занимаясь в основном бесполезными вещами. Алцина продолжала обслуживать клиентов, хотя и приглядывала за новыми гостями.

– Чего мы здесь ждем? – шепотом спросила Лавли у Джека.

– Я знаю Стоуна, он уже выяснил, где звезда. У этой девушки. Нельзя уходить от нее, пока Стоун где-то поблизости.

Алцина подозрительно взглянула на их перешептывание, но ничего не сказала. Пару раз в лавку заходили взрослые люди и с сухим видом брали книги по истории. Но забегали туда и дети, маленькие дети, которые и говорить-то еще толком не могли. Они прислонялись лицом к зеркалу и удивленно глазели. И подбегало их такое множество, что все зеркала снизу были покрыты следами от детских мордочек. Или порой мальчишки и девчонки, бегающие во дворе с мячом или со скакалкой, вдруг останавливались, в изумлении и в каком-то ступоре уставившись на витрину. Не все видели эти цвета, даже не все дети, только особые, один из десяти. Не многим хватало смелости зайти туда и посмотреть работы. Но как только очередной малыш перешагивал через черту «реального» мира в мир цветной и яркий, они сами обретали цвета. Дети с раскрытыми ртами глядели на картинку, один малыш, которому было года три, решил обменять одну картинку на свое мороженое. Алцина согласилась на обмен. Многие, выходя из лавки, продолжали быть цветными, другие, что были постарше, теряли цвета, но это было редко.

Лавелине определенно было здесь одиноко. Все, все видели яркие цвета, волшебство, красочные картины. Она же видела черно-белый фон. От этого можно было сойти с ума. Ей сейчас было ничуть не лучше, чем тогда в своем пустом доме. Какой-то малыш, заглянув в лавку, оставил тут свои мелки. Лавли, заметив это, скорее побежала за малышом. Но вскоре она потеряла его из виду, кажется, ей показалось, что он забежал в подворотню. Она помчалась за ним.

И тут вдруг кто-то крепкой хваткой схватил ее и прижал к стене, закрыв рот и подвесив над землей. Она хотела закричать, убежать, но не могла. В свете тусклого фонаря она увидела все те же запоминающиеся холодные черты. Это был Стоун.

– Ну, вот мы и встретились вновь, – сказал он.– В прошлый раз я был с тобой добрым. Я даже дал тебе вторую попытку. Но, видимо, по-хорошему ты не понимаешь. Ну что, на этот раз тебя некому защитить, да? Героичный Джек сейчас охраняет другую принцессу. Он ведь и не услышит и не поймет, если я возьму этот нож и вырежу у тебя твое сердце!

Лавелине на этот раз стало действительно страшно. Она размахнулась посильнее и ударила его ногами, от чего ботинки ее отлетели в разные стороны, а Стоун скорчился от боли, расцепив свои руки на мгновение. Лавли вырвалась и скорее рванула в лавку.

– Стоун здесь! – закричала она еще с порога. – Он здесь, здесь! Он хотел меня убить!

– Лавли, успокойся,– Джек подскочил к ней и попытался унять, потом он вырвался на улицу, но через несколько минут вернулся.

– Что-то случилось? – проговорила Алцина. Было не похоже, что она волновалась за Лавли, но что-то ее все равно тревожило. – Я могу помочь?

– Один ужасно плохой человек пришел, – проговорил Ханс ей с некой опаской. – Этот Стоун меня пугает…

– А кто он? Из того же мира, что и вы?– спросила Алцина.

– Я… я не знаю, – честно ответил мальчик. Он посмотрел вопросительно на Джека и Лавли. Может, они знают. Лавли точно и представить не могла, кто же такой Стоун. А вот Джеку он был знаком, и с давних пор. Он-то наверняка знал, откуда Стоун, но на вопросы не собирался отвечать.

– А зачем? Зачем вы здесь? Зачем он здесь? – наконец, сорвалось у Алцины. – Просто вы уже два часа меня здесь мучаете, ничего не говорите. Это с ума сведет!

– Стоун хочет, – чуть ли ни шепотом сказал Ханс, – отобрать твою звезду, а мы хотим ее спасти…

– Звезду? – Алцина вздрогнула. – Какую звезду? – испуганно сказала она.

– Мурр… – вдруг резко над ней появилась мордочка Пуффи, так резко, что испугала ее. – Ты ведь и сама знаешь, – промурлыкал он. – А все трагедии строишь. Наверное, тяжело их строить, трагедии. Строить. Мурр… – здесь было бы уместней сказать: «Хмм…», но он произнес именно: «Мурр…», такое задумчивое «Мурр». – Это звезда. Такая шестиконечная звезда, которая дают миру краски и любовь, и музыку. Ты ведь это знаешь.

– Я не з… – испуганно произнесла она. – Да, знаю. Она у меня дома. И появилась недавно. Забирайте ее, только чтобы меня не тревожил Стоун. Пойдемте…

Она буквально вытолкнула всех своих посетителей на улицу, стала закрывать дверь на ключ, но руки у нее дрожали. Она оставила так дверь, потом подтолкнула всех за спины. «Там, впереди. Улица Кроткова, дом три… Там за переулком. Четвертый этаж, семнадцатая квартира…». Она вся дрожала, и руки у нее дрожали, и голос. Все происходило в каком-то нервном, шоковом состоянии. Никто даже опомниться не успел. Она все время оглядывалась. «Там на полке лежит… А там вроде человек за нами».

– Алцина, успокойся, – вдруг остановил ее Джек, взяв за руки и серьезно взглянул на нее. От этого она еще сильнее испугалась, глядя на него так, будто бы он был маньяком и сейчас собирался убить ее топором.

– Бежим! – вдруг закричала Алцина, увидев что-то позади.

Естественно, ее слова подействовали, и все побеждали. От кого? Куда? И зачем? Это они не успели разобрать. А, когда остановились, то поняли, что Алцина пропала.

– Я думал, что она с ума сошла, – проговорил с трудом Джек. – Зачем она нас туда вела. Звезда же у нее в лавке. Иначе бы на нас не появились краски.

– Да, – промурлыкал Пуффи. – Она была у нее в лавке, в колокольчике, который звенел, когда кто-то входил. Мурр… А еще она тебя боится и нас всех. А сама сейчас побежала в лавку за звездой, чтобы отдать ее Стоуну.

– Что? – закричал Джек.

И они всей толпой ломанулись к лавке.

Да, Пуффи не врал. Алцина, действительно, не доверяла им, особенно Джеку. Она уже встречалась со Стоуном. И он уже говорил с ней о звезде и о Джеке. Он сказал, что сам пытается спасти ее мир от Бесцветия, которое принес в его собственный мир, то бишь, в мир Стоуна, Джек. Да, он сказал, что Джек был ужасным человеком и главным злодеем во всей этой истории. А сам он, Стоун, пытался спасти этот мир и последнее его волшебство – Звезду. А еще предложил ей уйти вместе с ним в другой мир, тот, в котором есть и цвета, и книги с придуманными историями, и огонь, горящий красным пламенем, и волшебные закаты, когда ярко-желтое солнце погружается в багрово-красные облака, готовясь ко сну. Да, все это хотела увидеть Алцина. И Стоун убедил ее, что все это возможно лишь со звездой. Но она не знала, можно ли оставить свой город, свой дом и лавку. И никогда больше не увидеть своих родных и друзей.

Хотя какие родные? У нее никого не было, они ее бросили совсем маленькой. Алцина всегда считала себя другой. Не лучше, не умней, просто какой-то другой. С самого детства Алцину тянуло на что-то необычное, она сама создавала себе проблемы и заодно приключения. Ее тяготила скучная жизнь и скучные люди. Учителя, которые хотят от детей только прилежного обучения, дети, которые засыпают на уроках, но все равно не позволяют себе поговорить или посмеяться на уроке, и никогда не прогуливают свои школьные занятия, и не бегают на переменах. Это угнетало ее. Потому что самой ей хотелось прыгать, смеяться, совершать бесшабашные поступки. Она ведь была ребенком, и это нормально. Но не там. Дети в ее городе были такие же спокойные и скучные, как и взрослые. А Алцина не была такой. Ее никогда не понимали. Ей хотелось быть веселой, доброй. Вокруг же были одни печальные и рассерженные чем-то люди. Она хотела рисовать пейзажи, а все говорили, чтобы она рисовала таблицы с научными данными. Да, это сводило ее с ума. И так на протяжении долгих, долгих лет.

Но однажды ей сообщили, что у нее была семья, живая и здоровехонькая, все это время. И только недавно все они, вся ее семья, погибла. Авария это была, или какой-то несчастный случай. Тогда она не поняла. В наследство ей досталась одна небольшая коробка, опечатанная со всех сторон скотчем. Алцина часа два провозилась с этой коробкой, пытаясь открыть ее, любопытство руководило ею. И что же там было? Там находилась она, шестиконечная сверкающая звезда. Верхний и нижний концы были чуть подлиннее, другие – покороче. И как только Алцина прикоснулась к ней, звезда засияла, и все вокруг изменилось.

Тогда Алцина увидела мир в других красках. Теперь она поняла, что это не она была такой странной, просто ее город, все эти люди, они были лишены того, что всегда имела Алцина. И теперь она это поняла. Начала рисовать, пытаться научить детей видеть прекрасное, быть веселыми и яркими, потому что надежда была только на них, на детей, дети всегда рождаются особенными, теми, кто видит гораздо больше своими удивленными глазками. И у нее это получалось, ну, может, хоть немножко, но получалось.

А потом появился Стоун. Он предложил ей исполнить ее мечту, переместить в тот мир, где уже есть все это, где дети и так смеются на переменах, прислушиваются к музыке, могут уставиться на картину и разглядывать ее часами, а потом взять маркер и пририсовать рожки. Он как-то убедил ее, что только со звездой можно покинуть эту черно-белую вселенную. И что за звездой этой еще будут охотиться. И, скорее всего, эту звезду будет разыскивать самый страшный злодей, который только рождался – Джек. Да, он рассказал и о Джеке тоже: как он выглядел, что мог сказать. И он предложил ей уйти из этого мира. На раздумье дал день.

Алцина не знала, что ей выбрать. Она думала остаться, потому что не хотела покидать свой город, свой дом, но тут явился Джек. Тот самый «злодей», который пытается уничтожить все то, что она любит. Конечно, Алцина испугалась, хотела в тот же момент как-нибудь отделаться от него и сбежать, но тут увидела Лавелину. Лавелина – та самая девушка, которую она нарисовала недавно, о которой она задумала столько интересного, которую она никогда не видела, а выдумала, выдумала! И вот теперь она стояла перед ней, посреди лавки. А еще веселый мальчишка с чудным (ударение на Ы) котом. И все это заставило ее еще раз задуматься. Она сомневалась, какое решение ей принять. Как могут героиня ее рисунка, такой хорошенький мальчишка и такой милый кот дружить с таким «чудовищем», как Джек? Видимо, он их обманывает, или они притворяются. Да, притворяются. Он и сам отличный притворщик.

Но все равно все это не укладывалось в ее голове. Теперь же она была так напугана. Она побежала скорее в лавку, оторвала колокольчик и побежала на встречу к Стоуну. Да, Пуффи был прав. Шестиконечная звезда всегда была у них под носом, она была в колокольчике и каждый раз звенела, когда какой-то маленький мальчонка прибегал в лавку, и обретал цвета, когда звезда каждый раз преображала его. Пуффи это знал, кажется, он всегда знал больше, чем говорил. Это было не потому, что он был таким хитрым, как раз, наоборот, он вообще почти никогда не был хитрым, просто он не считал нужным это говорить. Это казалось для него такой же незначительной деталью, как и лежащая на полке книга с названием «Нейролингвистическое программирование».

Теперь у Алцины не оставалось выбора: нужно было спасаться от этих людей бегством. Она рванула к Стоуну, даже не заметив, как вся эта дружная команда осторожно последовала за ней.

Она выбежала из города, поднялась вверх, направо, в лес, где нужно было найти поляну, на которой спрятался Стоун. Да, он был там. Тот же холодный взгляд, то же неподвижное лицо и тело, как у памятника. Даже теперь, будучи черно-белым, он не сильно отличался от себя цветного. Кожа его всегда была такой же белой, а волосы черными. Да, думается, он никогда в жизни не носил цветной одежды. Он всегда был таким, мрачным, неживым, без эмоций. Если человеку некого любить, ему остается только ненавидеть.

– Они меня выследили, – задыхаясь после бега, проговорила Алцина.

– Идем со мной, пока не поздно, – сказал Стоун и протянул руку. Алцина с опаской взглянула на нее, потом на свою маленькую шестиконечную звезду.

– Нет, – вдруг услышала она чей-то голос. Это закричал Ханс. Они уже были рядом с ней.

– Не подходите! – крикнула Алцина.

– Зачем ты это делаешь? – продолжал говорить Ханс. Но все-таки вся команда повиновалась. Они остановилась, иначе Алцина от испуга могла передать звезду Стоуну. – Он ведь злой и страшный!

– Он не злой. Вы злые! – как-то по-детски ответила Алцина.

– Скорее, – повторил Стоун. – Ты разве не видишь, они хотят тебя заболтать, чтобы отнять волшебную звезду.

– Ну да, – вдруг закричал Джек. – Только этим и занимаемся, что забалтываем и грабим. Как ты можешь ему верить? Не знаю, что сказал тебе Стоун, но все это ложь. Как можем мы быть злодеями? Посмотри на Лавелину. Разве она похожа на злодейку? Ты ведь ее нарисовала. Ты придумала ее историю. Разве в этой истории Лавли злодейка? А Ханс. Тебе самой он понравился. Ты думаешь, этот пятилетний ангелочек может быть злым? Вильям. Вильям вообще и мухи не обидит. А ты говоришь: злые!

– Хитро придумано, – проговорил Стоун больше Алцине. – Использовать кота и ребенка. А еще найти похожую девушку с твоих рисунков.

– Но, Стоун, она ведь так похожа, – будто бы, оправдываясь, сказала Алцина. Она все еще крепко держала в руке звезду, а Стоун все еще стоял с протянутой рукой.

– Нет. Она только притворяется твоим персонажем. Не верь ей. Она даже не может увидеть твои рисунки. Разве эта та девушка, которая поймала звезду, которая ступила в волшебный шкаф? Она же не верит. Она просто не может этого.

Лавли испуганно взглянула на Джека. На этот раз Стоун говорил правду. Лавли просто не могла этого, не могла. Все, все, возможно, даже Стоун, видели краски, но не она, не Лавелина. И это все портило. Это так портило ситуацию, ведь Стоун мог вполне серьезно убедить Алцину, что говорит правду.

– Что он тебе пообещал? – вдруг закричала Лавли. – Он всегда что-то обещает. Совершает сделки.

– Я смогу уйти в другой мир, – проговорила Алцина.

– А зачем? – вдруг спросил Пуффи. Все это время он будто бы нарочно не участвовал в разговоре и даже делал вид, что его все это не касается. Но этот вопрос будто бы взбесил Алцину.

– А зачем вот он хочет уничтожить все последние краски моего мира и волшебство? – закричала она, указывая на Джека.

– Чего?

– Она все знает, Джек, – сказал Стоун. Лавли, недоумевая, взглянула на него. У Джека было такое лицо. В нем не было какого-то удивления или возмущения. И из-за этого она вдруг на миг подумала, что то, что говорит Стоун, правда.

– Да. Мне все рассказал Стоун, – проговорила Алцина с какой-то ненавистью. – Он жил в том мире, где было много красок и волшебства, но однажды появился ты и все испортил! – да, на этот раз от злости она даже кричала. – И его мир потерял все это. Краски, радость, веселье, музыку и любовь! А Стоун бросил тебе вызов, поэтому ты отправил его в этот мир, где ты уже однажды украл краски, и сделал так, чтобы он не смог вернуться. Но эта звезда, – она подняла звезду вверх. – Она позволит мне и ему уйти в другой мир, наполненный красками. Вот только ты хочешь опять разрушить все наши надежды и уничтожить звезду.

– Торопись. Джек очень коварный. Мы должны покинуть этот мир прямо сейчас, – сказал Стоун, взглянув на звезду. Алцина медленно опустила руку и уже хотела отдать звезду.

– Стой, – закричал Джек так резко, что Алцина даже отдернула руку. – А как же все те дети?

– Дети? – недоумевая, спросила Алцина и вновь обратила свой взор на Джека.

– Не слушай его, – сказал Стоун. – Отдай мне звезду скорее.

– Да, дети, – Джек будто бы и не обращал внимания на Стоуна. Он говорил только с Алциной. – Они ведь видят все это, видят волшебство, видят все теми ясными и чистыми глазами. Неужели ты просто бросишь их? Неужели сможешь?

– Но… – Алцина хотела что-то на это сказать, Джек не дал.

– Как ты можешь бросить свой родной город? Ты ведь в нем родилась, здесь твой дом, твоя семья, друзьям.

– Мне там так тоскливо, – проговорила Алцина. У нее глаза блестели от появляющихся слез. Джек был прав. И эта последняя фраза. Алцина сказала тоже правду. Она знала, что это было эгоистично, но эта было правдой.

– А представь себе, как тоскливо всем остальным! У тебя есть оружие против этой тоски – волшебная звезда, которая еще может вернуть в твой мир чудо, сделать его разноцветным. А ты хочешь бросить свой мир. Ты хочешь его бросить. Знаю, тебе страшно. Но как ты будешь себя корить, зная, что у тебя была возможность, тебе был дан дар свыше, тебе уготована была судьба спасти свой мир, а ты решила сдаться на полпути! Ты ведь сделала уже большие успехи. Некоторые, не все, но стали замечать твои краски. Ты не должна сдаваться сейчас. Не ради нас прошу, ради всех этих людей, твоих друзей, твоих родных, твоих будущих внуков, не уходи с ним, не отдавай ему то, что сможет принести всем счастье.

Алцина испуганно взглянула на Стоуна и на Джека. Да, теперь она хотела убежать к ним, к Джеку, к Хансу, Лавли. Хотела. Вдруг слова Пуффи заставили ее содрогнуться.

– Дети, – мурчащее прошептал он. – А дети всегда у вас лежат за камнем связанные?

Все переглянулись. А Стоун, который все это время стоял именно рядом с камнем, вдруг потянул за какую-ту веревку, и вдруг все увидели маленького мальчишку, связанного веревками, с заплаканными глазами. Лавли показался этот мальчишка знакомым. Все уже ломанулись на Стоуна, но он быстро схватил мальчишку за шкирку и приставил нож к его шее.

– Стойте на месте, или я убью его, – сказал он. Все остановились. – А ты, – обратился он к Алцине, – отдай мне звезду. А я ведь и правда мог отправить тебя в цветной мир. Какая жалость, что появились они. Ты меня слышишь? Отдавай звезду!

Алцина вся дрожала и со злостью и в то же время тревогой смотрела на него. Она медленно протянула руку, Стоун потянулся за звездой.

То, что произошло дальше, заняло всего пару секунд. Вначале что-то маленькое вдруг полетело прямо в глаз Стоуну. Вообще-то это была скомканная бумажка, выпушенная Джеком из трубочки, которую он взял у Ханса. И эта бумажка попала прямо в глаз к Стоуну. Стоун отдернул руку, чтобы протереть глаз. В тот же миг на него набросился Пуффи. То есть не набросился, а полетел, вырвал мальчика из рук колдуна. Тогда же Стоун сообразил и схватил звезду, но Алцина не давала ему вырвать ее из рук, она тянула звезду к себе. Тут подскочил Джек, он хотел стукнуть Стоуна, от этого Стоун отскочил назад, отпустив руки. Алцина от неожиданности стала падать назад, также отпустив звезду. Звезда несколько мгновений парила в воздухе, а потом с силой рухнула на землю и сломалась на две части. Стоун, поняв, что проиграл, вскочил, схватив самый маленький осколок от звезды (получается, третий осколок, которого даже никто и не заметил) и скорее побежал. Джек рванул за ним, но не догнал. Он вернулся.

Алцина сидела на земле. В руках у нее были два оставшихся осколка. Пуффи и Ханс успокаивали мальчишку, а Лавли – Алцину. Джек сел рядом с ними.

– Я не догнал его, – произнес он с сожалением.

– Ничего, – произнесла Алцина. – Он сюда все равно не вернется.

– Нам жаль, – проговорила Лавли с некоторой паузой между словами. – Мы не хотели, чтобы звезда сломалась.

Алцина резко повернула голову и взглянула на Лавли, а потом засмеялась.

– Так ты переживаешь из-за того, что звезда сломалась? – улыбаясь, продолжала Алцина. – Смотри! – в тот же момент Алцина соединила две половинки, что-то сверкнуло. И они были опять целыми. На мгновение Лавли показалось, что она и правда вдруг увидела цвета этого мира. «Только показалось», – пробормотала она про себя. А Джек улыбнулся.

– Браво!– сказал он.

– Да, – проговорила Алцина, улыбнувшись в ответ. – Я еще тогда в первый раз, когда увидела эту звезду, от удивления уронила ее, сломала. Так что, это ничего. Эту звезду всегда можно починить. Вы это… простите меня…

– Мы не в обиде, – сказал Джек, быстро вскочил, подал руку Алцине, потом Лавли. – Нужно вернуть мальчика его родным. В город! – скомандовал он.

И они пошли в город. Алцина всю дорогу говорила с Джеком, о ее мире, о городе, что ей сделать, чтобы все увидели цвета. Ну, и так далее… Мать сама нашла своего ребенка. Она подбежала к ним, еще тогда, когда они не дошли до города. Оказывается, Стоун вырвал мальчишку у нее прямо из рук после разговора с Алциной.

– Мальчик мой! – закричала мама, бросившись обнимать и целовать малютку. – Спасибо вам! С тобой все в порядке? Тебя не обижали?

Она была вся в слезах, черная тушь растеклась по лицу, но Лавли подумала, что ничего красивее она не видели уже давно. Мама. Ее ребенок. Они любят друг друга и всегда будут выручать друг друга… У Лавли самой на глазах появились слезы.

А мать уже бросилась обнимать всех вокруг стоящих. Внезапно она вскрикнула. Она остолбенела на несколько секунд.

– Что это? – произнесла она почти шепотом.

Лавли испугалась, неужели вернулся Стоун. Но здесь было другое, то, чего Лавли просто не видела и поэтому не могла знать. А Алцина знала.

– Вы видите это? – сказала она, улыбнувшись так, будто бы ей сейчас сделали сюрприз на день рождения.

– Ты видишь это? – спросил мальчик.

– Да, – неуверенно ответила женщина.

Тогда уже Алцина начала обнимать ее, прыгать, как ребенок, вместе с тем мальчишкой.

– Она видит! Видит! – кричала Алцина.

Да, это был первый взрослый человек, живущий в этом мире, который смог увидеть мир в красках.

На площади в полдень были выставлены лучшие картины Алцины. Маленькие дети играют возле фонтана, зовут родителей поглядеть на настоящие краски. Кажется, даже само небо и солнце, наконец, обретают здесь цвета, так ясно и ярко светит солнце. Время прощаться. Алцина уже давно простилась с Джеком, Ханс и Пуффи решили вообще не прощаться, они просто играют с другими детьми. Наверное, Пуффи сильно перепугал бы родителей, если бы не надел ту одежду, опять не стал агентом 007. Теперь Лавли прощается с Алциной.

– Знаешь, Лавелина, – говорила она. – Раньше я считала себя какой-то необычной, особенной, пророчила себе великую и красивую судьбу. Но потом начала терять надежду, а вы мне ее вернули. Я, и правда, могу сделать мой мир прекрасным. Начну со своего города. Это замечательно, просто замечательно. Знаешь, Лавли, – проговорила она почти шепотом и очень хитрым голосом. – Когда я рисовала рисунки, где изображена ты, я думала, что рисую на них себя. Я ведь такая же, такая же… неуверенная, сомневающаяся… Да Бог с этим. Я просто придумывала для себя интересные приключения, но теперь я знаю, что они будут принадлежать тебе. Даже как-то немножко завидно, – она рассмеялась. – Знаю, что ты думаешь, будто бы не ты на картинах, но я-то знаю правду. Да!.. такие истории, такие истории я выдумывала… Но теперь я поняла – хорошо, что это не мои приключения, не очень весело знать заранее свою историю, но благодаря вам я знаю, что и у меня будут свои приключения, не хуже. И еще кое-что… Тсс… Я напророчила девушке из волшебного шкафа, то есть тебе, прекрасного принца, но все никак не могла придумать его лицо, но теперь я, кажется, придумала… Удачи тебе!

– Тебе удачи, – сказала Лавли. – Думаю, тебе удастся разукрасить этот город. И люди поверят…

– Да, они уже верят! – воскликнула Алцина и указала на фонтан.

Там был Пуффи, без этой глупой одежды, зато весь перемазан в красках. Ребятня взяла эти краски, бегала с ними, всех пачкала. А Пуффи… Этот рыжий проказник играл на гитаре веселую мелодию, искря глазами и пританцовывая. Кажется, и вода пританцовывала вместе с ним. Люди дивились и, кажется, начинали обретать цвета. И как не поверить в чудо, когда видишь перед собой летающего кота и слышишь смех стольких детей?!

Они попрощались. Наши герои отправились в путь, а Алцина осталась на площади. Да, она была довольна собой сегодня. Она еще раз прошла мимо рисунков. Вот на этом Лавли повисла на летающем шкафу. Здесь она поймала звезду. И другой рисунок, где сталкиваются друг с другом день и ночь на одном небосклоне. Яркое задорное солнце и тоскливая романтичная луна.

– Кто бы мог подумать, что солнца и луна могут быть вместе? – сказала Алцина и улыбнулась. Она-то ведь знала, как эта история закончится. Она ее придумала, хотя тогда и не подозревала, что ее история может сбыться.

Итак, все они вместе решили полететь на остров к Джеку. Было так странно для Лавли после черно-белого мира снова очутиться в цветном. Непривычно как-то, глаза резало, а всем остальным хоть бы что. Джек руководил шкафом, он сел не внутрь, а наверх, держась за ту веревку, которую еще в девятом классе повесили одноклассники Лавли. Да, это так ей напомнило прошлое. Девятый класс…

– У нее получится, да? – обратилась Лавли к Джеку.

– Да, – ответил Джек. – Конечно, ломать – не строить. Но у нее получится вернуть краски.

– Почему ты говоришь – вернуть краски? Они разве когда-то были там?

– А ты как думаешь? – ответил он. – Если бы их не было, если бы не было художества и всего остального, как бы эти люди создали вообще цивилизацию. Уже несколько столетий там нет красок, мир почти не менялся, люди менялись, но мир – нет, не знал я только, как их вернуть. А она знает.

– А как они исчезли? Краски? – спросила Лавли.

– Мы на месте! – воскликнул Джек и спрыгнул со шкафа.

 

Глава 9

Матушка Гудвин

 

Они пробыли на острове, может быть, несколько дней. Сложно об этом говорить, потому что здесь время текло иначе, как-то более медленно, или, наоборот, быстрее. Опять же сложно сказать. Лавли, Ханс и Пуффи познакомились со всеми обитателями этого острова. Оказывается, их здесь было всего пять человек. Это сам Джек, Стоун. И еще трое, те, о которых рассказывал Джек.

Сначала они пошли к первому. Его звали Вова, Владимир. Как это ни странно, хотя нет, как это странно: он жил в разбитом старом самолете. Пожалуй, это все, что заинтересовало Лавли в нем.

Другой был Ричард. Ха! Ричард казался ей очень взрослым. Ему было явно больше лет, чем Лавли, и уж тем более Джеку. Она вообще удивлялась, как они сошлись. Джек казался ей таким мальчишкой, все время смеялся и подшучивал. А Ричард был совсем другим. Он был… да что тут говорить, Джек был прав: его можно было назвать только джентльменом старой закалки. Весьма обходительный, сдержанный, почти не проявляет свои чувства. Черные, слегка вьющиеся волосы, бакенбарды, круглые очки, которые он иногда надевал, когда начинал читать. Мало говорил, но по делу. А сам жил в таком красивом доме на берегу реки, посреди джунглей. Он был вроде тех робинзонов, которые попадали на необитаемый остров, не терялись, строили себе уютный домишко из деревьев, с разными удобными механизмами, вроде мельницы для электричества и другое. При всем своем джентльменстве он был одет как какой-нибудь археолог. Светлый костюм, шапочка.

И самым загадочным существом этого острова оказалась Дикарка. Джек решил не идти к ней в гости. Это было бы бесполезно, потому что у Дикарки было около десяти разных домов или мест жительства, где она могла бы жить. Да и то в этих домах она надолго не задерживалась. Почти все время она бегала по острову, по разным потайным тропам. Она знала этот остров лучше всех, хотя жила здесь по сравнению с Джеком недавно.

Итак. Он протрубил в рог. И вот через несколько минут появляется она. Сначала был какой-то шорох на дереве, потом вдруг в кустах, после где-то сверху, и вот вдруг появляется ледяная горка, с которой скатывается она. Да, это точно был ледяной огонь, или огненный лед, как говорил Джек. Дикарка. Все время живет в джунглях. При этом она была совсем белая, совсем. Альбинос, как она объяснила. У нее была очень бледная кожа, белые, как снег, волосы, которые она никогда не заплетала, они были распущены и очень объемные, и синие глаза. Взглядом своим она словно говорила: «Я здесь царица. Я здесь главная. Вы все ниже меня». Да, настоящая снежная королева! Она удивительно умела себя держать. У нее была такая ровная осанка, поистине царская, и при этом такая обольстительная походка.

Первым же делом она обнялась с Джеком и поцеловала его в щечку, стараясь вообще никого здесь замечать. От чего-то у Лавли сердце екнуло, она почему-то вдруг возненавидела эту холодную самодовольную девицу. При этом последняя была одета в короткое платье золотого цвета. Как она сказала, это была шкура того льва, что не уступил ей дорогу. Опасная, опасная была Дикарка. Но в ней не только чувствовался холод, в ней бил какой-то неведомый огонь, она могла в любой момент сорваться и загореться. Да, удивительно было за ней наблюдать. Дикарка, которая живет в джунглях, прыгает по лианам, и при этом ведет себя так, как ведут себя королевы во дворце. Это было очень странно, потому что дикость и королевские манеры тяжело уживаются друг с другом. А в ней они уживались. И еще на ней были сандалии, такие, какие носили только древнегреческие богини.

Такими были друзья Джека.

Но вот как-то раз Джек играл на улице с Хансом. Лавли наблюдала за ними. Искорка тоже была рядом и с радостью присоединилась к девушке. «Какие же они дети!» – подумала Лавли. Внезапно она вспомнила, как раньше так же сидела на скамеечке во дворе, а ее маленькая Аврора бегала там, играла во что-то, а Женька (Женька? Почему Женька?) дурачился с ней. Лавли вдруг стало так больно и обидно. Ее все это возмущало. Теперь она здесь, сидит и смотрит за чужим ребенком, когда ее Аврора мертва. Нет, так нельзя. И почему она вдруг подумала, что Женька играл с Авророй? Он никогда в своей жизни не согласился бы сидеть с племянницей.

Лавли заторопилась, взяла Ханса, вскочила в волшебный шкаф и полетела домой. При этом Пуффи, конечно, был тут как тут. Он уже мирно мурлыкал в шкафу, смешно и мило играя с комком шерсти.

Они вернулись домой. Закат. Сколько дней уже прошло? Лавли помчалась в дом.

– Женя! – закричала она. – Сколько нас не было?

– Ты что, с ума сошла! – закричал на нее брат. Он лежал в своей комнате, смотрел какой-то фильм, и вдруг к нему врывается полоумная сестра. – Часов пять прошло! Вали из моей комнаты! Нельзя так просто врываться к человеку! Уходи!

И еще один печальный вечер прошел. Утром Лавли сидела на своем подоконнике и глядела вниз. Пуффи и Ханс играют и играют… Да, хорошо быть ребенком – не надоедает играть. Веселись хоть целый день – все равно будет мало. А ей… ей скучно играть даже в компьютерные игры. Лавли ведь всегда считала, что они-то точно не могут надоесть, а вот надоели. Уже в печенках сидят. Даже Женьке повезло. Он ведь тоже еще ребенок, хотя и считающий себя взрослым, может беситься, танцевать, еще сколько у него бессонных ночей будет в университете, да, веселые ночки были и у нее. А что теперь? Теперь ей скучно жить. Да, кажется, что вся жизнь уже прошла и впереди уже ничего не будет. А она ведь не старая, ей даже тридцати нет. «Совсем еще ребенок», – скажут другие. Почему же она этого не чувствует?

Почти целый день она не выходила из дома. Пуффи и Ханс все играли, Женька тоже чем-то занимался, старательно игнорируя сестру. Наступил вечер. Еще один грустный вечер. Ну, что же поделаешь, пора ложиться спать. Итак, Ханс уснул. Женька, да, она заглядывала к нему, он спал, весь в своих проводах, какие-то журналы. На лице у него была тревога. Что его так тревожило?..

А ей все никак не уснуть. Да и зачем ложиться рано? Она бродила по дому без толку. Наконец, ушла в дальнюю комнату. «Хоть бы, хоть бы шкаф был теперь там», – бормотала Лавелина. Да, он был здесь, будто бы никогда и не улетал. Но и теперь, кажется, никуда не собирался. Она присела на диван, стала ждать. Шкаф стоит. Подошла к окну, занавеску отодвинула – звезды на месте. Шкаф стоит. И так около часа. Ей было ужасно скучно ждать. Кажется, сегодня он никуда уже не полетит.

Лавли, сама того не понимая, начала медленно засыпать. Посреди сна Лавли вдруг услышала мягкую, бархатную мелодию. Это было словно переливание воды, тихое, спокойное, красивое. Еще сквозь сон она услышала другое. Это было… ощущение спокойствия. Да, именно его она ощутила. Это то ощущение, когда ты в детстве пугаешься кошмара, бежишь к маме, обнимаешь ее и засыпаешь, чувствуя безопасность. А еще мурчание.

Лавли проснулась. Она медленно плыла по воздуху внутри шкафа, он не спешил, боясь разбудить сонную девушку. Напротив нее сидел Пуффи, играл на гитаре и мурчал в свое удовольствие. Он перенес ее во сне в шкаф. Да, именно так. Теперь они медленно летели среди ночи по небу. Лавли молчала. Пуффи тоже. Они приземлились куда-то.

И уфф… Это были болота! Скользкие, мерзкие болота. Стояла ночь. И Лавли вообще не хотелось выходить из такого уютного шкафа. Но нужно было. Может, здесь она найдет способ помочь своей малютке?! Она ступила в мерзкую холодную слизь болота. Да уж, ощущение не из приятных. Пуффи повезло, он мог лететь над ним. В тот же момент шкаф поднялся ввысь и улетел, как всегда.

Лавли огляделась. Невдалеке находился домик. Домик небольшой, крепкий, внутри него горел свет. А вот и дорожка. Девушка кое-как вышла на нее и пошлепала к дому. Пуффи за ней. Она постучалась в дверь. Ответа долго ждать не пришлось. Тут же на порог выскочила женщина в старом платье, фартуке, волосы у нее были собраны в пучок. Она очень удивилась и обрадовалась Лавли, хотя и не ждала ее. Ей было лет тридцать пять, такая статная дама, темные волосы, круглые черно-угольные глазки.

– Здравствуйте, – сказала она весьма повелительным голосом.

– Здравствуйте, – дрожащим голосом прошептала Лавелина. – Я пришла сюда, чтобы…

– С порога не говорят! – сказала женщина, – Проходи в дом. Там и объяснишь. Только ноги вытри! – Обратилась она к Лавли. – Вот посмотри, какая! Бегать босиком по болоту!

Лавли было как-то странно находиться рядом с этой женщиной. Как она с ней говорила! Будто бы Лавли была ребенком, хотя и разница была между ними всего лишь лет десять.

Она зашла в дом. Это был весьма темный и маленький дом. Входная дверь находилась рядом с правым углом. Дальше налево зал. Деревянный стол, над ним большая лампа. И еще диван в углу под окном. А прямо – стенка, за которой находилась, как видно, кухня, вход в которую был через зал. После зала небольшая спальня и лестница, под которой небольшой люк, ведущий в погреб для хранения разных запасов. Был еще второй этаж. Но Лавли туда не заходила.

– Присаживайся, – сказала женщина. – Меня зову Матушка Гудвин. А ты кто?

– Я Лавелина, – ответила девушка, присев на уголок стула.

Тут в дверь вошел Пуффи. Матушку Гудвин чуть всю не передернуло.

– Он со мной, – поспешно проговорила Лавли. – Это Пуффи Вильям Пуговка. А это, Пуффи, – Матушка Гудвин.

Кот тупыми глазами взглянул на Матушку Гудвин и полетел на второй этаж, вообще стараясь не обращать внимания на хозяйку.

– Вы уж извините его, – сказала Лавли.

– Кот, – поморщилась Матушка Гудвин. – Не люблю котов. Слишком они самостоятельны. «Где хочу, там и хожу». Дрянь. Другое дело собаки. Всегда послушны.

– Наверное, – сказала Лавли.

Матушка Гудвин… Матушка Гудвин. Как тот волшебник из Изумрудного Города. Кажется, его тоже звали Гудвин. Похвалялся, похвалялся, а оказался простым парнем из Канзаса. И почему у нее такое же имя? Или это фамилия? Хм…

– Я к вам решила обратиться, – сказала Лавли. – У меня к вам есть один вопрос, – она все никак не могла сформулировать свои мысли. – Здесь же есть волшебство, да?

– Волшебство есть везде, – ответила Гудвин. – Оно пропитывает каждую веточку.

– Здорово. Но я не об этом. Есть ли у вас, то есть вообще в этом мире, такое волшебство, которое смогло бы возвращать людей из мертвых?

– Из мертвых? – переспросила Гудвин. – Есть. А вам оно так уж нужно?

Лавли вдруг резко приподнялась со стула, а потом тут же вернулась на прежнее место. Губы у нее дрожали, она сама вся затрепетала от услышанного. И странное чувство на нее нахлынуло. Это была не радость от наконец законченных поисков. Это был страх, ужас, отчаяние. Она и сама не понимала, почему вдруг все это нахлынуло на нее. Лавли не могла поверить, не могла понять, она хотела что-то спросить у Гудвин, но язык не поворачивался.

Внезапно произошло то, что она никак не ожидала. Да и как такое можно ожидать? Лавли услышала сначала встревоженные детские голоса со двора, потом стук в дверь, какой-то нервный и отчаянный. Гудвин тут же вскочила со своего места и метнулась к двери. Уже через минуту вся гостиная была забита маленькими детьми. Столько разных детей она в жизни не видела, даже на утреннике. Они все были разных национальностей, возрастов (никому из них не было больше двенадцати или меньше двух), на них даже одежда была совершенно разных эпох. Кто-то был в костюме пирата, кто-то в одежде маленькой принцессы, кто-то в одеянии, подобном тому, какой носил египетский фараон, одна девчонка была в школьной черно-белой очень, кстати, стильной форме, а другой мальчишка – ну, вылитый рок-музыкант. Но пришли они сюда не для того, чтобы похвастаться своими костюмами. В их глазах был испуг. Где-то в толпе среди детей виднелась собака. Такая длинная, худая, уже дряхлая, вся какая-та порванная, грязного серого цвета. У нее были несоразмерно длинные лапы, она была выше, чем дети. И боялась еще безумнее деток.

Через полминуты вошла Матушка Гудвин. На руках она несла ребенка. Ему было года четыре или чуть больше, совсем малыш. Девочка с огненно-рыжими волосами, яркие веснушки белели на ее лице, платье серебрилось на свету… в груди у нее торчала стрела. Девочка была мертва. Стрела поразила прямо в сердце ребенка, совсем маленького ребенка…

Лавли чуть не закричала, закрыла лицо руками. А потом она еще сильнее ужаснулась так, что замерла от страшного удивления. Она увидела в толпе мальчишку. Ему было восемь лет. Такой симпатичный мальчишка, блондинчик, бледно-серые, испуганные глаза. Он глядел на Лавли как-то нервно, не отводя глаз, Лавли тоже не сводила взгляд. И вдруг внезапно перевела его чуть ниже. Она увидела в руках этого мальчишки, этого восьмилетнего мальчишки, арбалет, точно такие же стрелы. Мальчик быстро перевел свой взгляд тоже на арбалет, в испуге он отбросил его в сторону.

А Гудвин уже переложила девочку на диван. Все стояли и отупело глядели на то, что происходило. А Гудвин все бегала из комнаты в комнату, от ящика к ящику, она носилась с какими-то травками, смешивала их, поджигала, выдавливала сок, и все это на ходу. И вот, наконец, она бросилась на колени перед девочкой, вытащила стрелу из сердца, капнула свою кровь в полученную смесь, потом еще раз перемешала и намазала рану смесью. Потом Лавли услышала какой-то утробный голос, говорящий так страшно и непонятно. Она взглянула на лампу. Та мигала – то горела, то гасла. От такого по телу пошли мурашки. И тут девчонка резко вскочила, вдохнув при этом воздух так, будто бы до этого задыхалась. Но ведь она не могла дышать или задыхаться, она была мертва еще минуту назад. Нельзя выжить после такой раны.

– Посторонитесь! – закричала Гудвин. Дети тут же отпрыгнули на несколько шагов назад. – Милочка, ты в порядке?

– Да, Матушка Гудвин, – проговорила девочка хриплым голосом.

Лавли все еще не верила своим глазам.

– Кто? – вдруг закричала Гудвин на детей. Взгляд у нее был разъяренным. Даже Лавли от него стало страшно. – Кто это сделал? Кто стрелял?

Дети начали перешептываться. Лавли взглянула на того блондинчика. Он стоял совсем рядом с ней, позади, испуганно глядел на нее. Кажется, ему бы просто не хватило смелости признаться. «Но он должен», – прошептала Лавли. – «Давай же!» – повторяла она. Внезапно она увидела, как кто-то шагнул вперед. Она обернулась. Это был другой мальчишка. Он был в каких-то лохмотьях на первый взгляд. Бардовая рубашка, черная жилетка, оборванные штаны и при этом просто роскошный кожаный ремень с черепом. Потом Лавли догадалась. Он же в руках держит шляпу. Это была пиратская шляпа, а мальчишка был в костюме пирата. Сам этот мальчик был очень красивым, даже красивее того светленького. Было что-то уж очень милое в его личике. Кожа смуглая, короткие черные лаковые волосы. И у мальчика были очень резкие глаза. Точнее даже не глаза, а взгляд, да, взгляд. Карие прекрасные глаза с удивительно длинными ресницами. Какая-та неведомая мощь таилась в этих глазах. И это было понятно. Мальчик взял вину на себя.

– Это я, – громко сказал он.

– Женька? – шипящим голосом проговорила Гудвин (сейчас она взорвется!!!), она тут же дала мальчишке пощечину. – Чтобы больше никогда не стрелял в людей! Ты слышишь меня! Это и ко всем относится, – но уже через мгновение она остыла. – На столе печенье. Будете есть в своей комнате. Обойдетесь без ужина. Наверх! Живо!

Дети тут же побежали на верхний этаж, толкаясь и пинаясь. А Пуффи полетел вниз, на первый. Он увидел большого пса, который тут же зарычал на него. Пуффи даже не вздрогнул, только сказал, что лучше пойдет отсюда на улицу.

– Ну, так о чем мы с тобой говорили? – сказала Матушка Гудвин бодро. – Рекс, иди на свое место!

– Хорошо, – прохрипел старый пес и тоже вышел на улицу. Наверное, чему очень будет «рад» Пуффи.

– Вы… вы колдунья, да? Девочка была мертва? – прошептала Лавли.

– Да, – ответила Матушка Гудвин.

– А вы можете мне помочь? – сказала Лавли. – Моя дочь. Она умерла. Я хочу ее вернуть.

– Когда умерла и от чего? – поинтересовалась Гудвин. Она заваривала чай.

– Два года назад. Заболела, – ответила Лавли.

– Хм… – послышалось с кухни. Матушка Гудвин вышла и протянула гостье чашку чаю. – Сядь. – Лавли села, Матушка Гудвин тоже. – Мне нужно подробнее узнать о тебе, то есть о твоей проблеме. Выпей чай, а я посмотрю по чайным листикам.

Лавли выпила чай и передала чашку Гудвин, та налила ей другую.

– Итак, – сказала Гудвин, разглядывая недопитый чай. – Ты ведь всегда любила ночь, да? Ты живешь ночью. Звезды, луна посреди темноты. Тебе нравиться ночь. Но имя. Имя – Утренняя Заря. Аврора. Эта та, которую ты так любила и потеряла.

– Да, это моя дочь, – сказала Лавли.

– Расскажи мне что-нибудь о ней, – сказала Гудвин.

– Об Авроре… Она была просто маленьким чудом, моей радостью. Я до сих пор помню, как держала ее еще маленькую на ручках и баюкала. А она так смирно лежала и смотрела на меня своими ясными голубыми глазами. Такая маленькая кроха, я так о ней заботилась, души не чаяла. У нее были такие красивые золотые волосы. И она так смеялась… Этот смех мне иногда по ночам снится, я все пытаюсь его догнать и не могу. Просто чудо, а не ребенок. Никогда не плакала, всегда слушалась меня, помогала всем. Ангел, а не ребенок.

– Да, – проговорила Матушка Гудвин. – Все они ангелы, пока не вырастут.

Лавли со злобой взглянула на Гудвин. Она издевается? Нет, она издевается! Как можно было ей говорить такое, когда Аврора умерла.

– Ах, вот, – продолжала Гудвин. – Я вижу другое имя. Лена, Луна, Лара, Лана… Да, точно. Лана. Это имя будто бы из твоего прошлого. Не существовало такого человека.

– Я так себя называла, – проговорила Лавли. – В детстве хотела, чтобы меня звали Ланой. Но как это может быть связано с Авророй? Мне нужно знать про Аврору, что она…

– А вот другое имя, – перебила Гудвин. – Важное имя, того человека, который всегда был рядом, поддерживал. Что-то родное. Благородный. Евгений. Женя.

– Что? – проговорила Лавли. – При чем здесь мой брат? Вы несете бред! Скажите мне, как вернуть Аврору!

– Ее нельзя вернуть, – холодно ответила Гудвин.

– Что? – у Лавли затряслись руки, и она уронила чашку. – Вы же сказали, что можно оживить. Вы сами оживили девочку.

– Мила умерла недавно, тело не успело остыть. А твоя дочь умерла два года назад, – ответила Матушка Гудвин. – Как мне оживлять девочку? Выкапывать ее из могилы, этот изуродованный труп двухлетней давности?

– Не говорите так!

– От нее уже ничего не осталось. Слишком много времени прошло, – сказала Матушка Гудвин. – Аврора слишком давно потерялась. О чем ты вообще думала? Как ты собиралась ее оживлять.

Лавли уже не могла разбирать слова. Ее била лихорадка, она вся стала белой в один миг, голова закружилась, и вот уже она не помнит себя.

 

Через некоторое время Лавли очнулась. Она сначала не поняла, что произошло, где она находится. «Сколько я была в отключке?» – подумала она. Кажется, несколько часов. Голова болела так, будто бы она целую ночь не чай пила, а что-то другое. Ночь… ночь… Почему-то в комнате было так темно. «Неужели еще ночь?» – недоумевала Лавли. Она ведь точно уже проспала много времени. Не могла быть до сих пор ночь. А потом она припомнила все происшедшее. Почему дети Матушки Гудвин гуляли ночью одни, среди болота, с арбалетом? Как можно было их вообще отпустить? Почему-то раньше этот вопрос ее вообще не волновал, хотя это, по идее, первый вопрос, который возник бы у нормального человека в подобной ситуации. Было темно. Видимо, вся семья еще спала.

Лавли глубоко зевнула, закрыв род ладошкой. «Ой», – произнесла она вслух, почему-то ее собственный голос показался ей таким детским. Она присела на краешек дивана и стала думать, прикасаясь к голове руками, как бы заставляя работать свой мозг. При этом она касалась своих волос. Что-то было не так. Слишком короткие волосы, причем не прямые, как были у нее, а кудряшками. И челка. Да, челка. У нее не было до этого челки.

Лавли испуганно вскочила с кровати, чтобы пойти и взглянуть на себя в зеркало – что с ней натворили. Но она вскочила и как-то неожиданно упала чуть глубже, чем ожидала. Такое бывает, когда идешь по лестнице и шагаешь, и шагаешь, а потом раз – и одной ступени нет – и ты перешагиваешь сразу как бы две ступени в высоту.

Здесь было почти то же самое. Она с грохотом свалилась с дивана. «Что такое! – воскликнула Лавли. – Или диван увеличивается, или я уменьшаюсь!». И тут девушка осознала жестокую правду. Она вскочила, оглядела себя, ощупала и закричала от ужаса. Она была ребенком! Ребенком! Она взглянула на стол. Теперь он доходил ей до груди, хотя раньше казался совсем маленьким. Это что же получается! Она росла, росла на протяжении двадцати лет, чтобы теперь опять стать лилипутом. И челку отращивала с пятого по седьмой класс, чтобы теперь она опять у нее стала короткой.

На крик тут же сбежались все жители дома. Первой, конечно, прибежала Матушка Гудвин, она зажгла лампу в доме. Дети тоже сбежались. Все в пижамах, с сонными глазками, недовольные.

– Что вы со мной сделали? – закричала Лавли на Матушку Гудвин. О, нет, какой голос, какой голос. Это ведь голос маленькой соплячки, хорошо хоть, что не шепелявит и выговаривает букву «Р».

– Не кричи на старших! – грозно сказала Матушка Гудвин так, что Лавли на мгновение потеряла сноровку, в испуге отошла на шаг назад, подумав, что она и правда маленькая девочка, которая грубит старшим. Но тут же вспомнила, как было на самом деле.

– Это вы! – закричала Лавли. – Вы превратили меня в ребенка! Напоили своим чаем. Ведьма! Преврати меня немедленно обратно! Сделай меня взрослой!

– Да как ты смеешь! – закричала Матушка Гудвин. – Так говорить со своей матушкой. Ты должна быть благодарна мне, а ты кричишь. За такие слова тебе нужно язык с мылом помыть. Ну-ка немедленно извинись, Лана!

– Ни перед кем я не буду извиняться! – кричала Лавли. Ее голос был таким детским, как все-таки глупо кричит ребенок. – Я не Лана! Я Лавелина. А вы мерзкая ведьма! Где здесь зеркало?

Лавли тут же вскочила и побежала в соседнюю комнату, зажгла лампу. Там была всего одна кровать, большой шкаф и зеркало. Она скорее взглянула на себя. Ей захотелось взвыть от отчаяния. Ну, что это такое! Рост от горшка в два вершка. Нет талии, тощая щепка. Волосы уложены назад мелкими кудрями и челка. Она еще в свои десять лет ненавидела, когда ей мама так делала волосы, как-то даже плакала по этому поводу. А теперь все казалось еще более отвратительным. Вместо ее белого платья на ней теперь была розовая длинная, но по размеру, сорочка. В принципе, она была очень даже красивой маленькой девочкой. Светлые волосы, зеленые глазки, ее лицо продолжало быть грустным, а взгляд каким-то отвлеченным от жизни, но уже не было таким мертвым. Было просто личико грустной девочки. До того же она видела в зеркале какую-ту старуху.

В комнату вбежала озлобленная Матушка Гудвин. Это была ее комната.

– Лана! Ты совсем ополоумела? – закричала она.

Лавли быстро развернулась и закричала в ответ:

– Я Лавли! Хватит меня так называть! Расколдовывай. Живо. Я не намерена терпеть это!

– Ты же сама говорила, что тебе нравилось это имя в детстве, – сказала Матушка Гудвин.

– Ой, только не надо. Вот зачем вы смотрели в мои чайные листики! Шпионили за мной, хотели узнать мои детские секреты. Ведьма. Где мое платье? Я улетаю!

– Оно тебе будет большевато, – ответила Гудвин. – Кстати, вот, – она протянула ей куклу со светлыми волосами, голубыми глазами, красивую куклу. – Это куколка. Она говорит: «Мама». Ты ее очень давно потеряла. Ее зовут Аврора.

– Что? – закричала Лавли. Ну, всё. Мало того, что она издевается над ней, превращает ее в ребенка, так еще теперь пытается издеваться над ее любимой доченькой, над маленькой погибшей Авророй.

Лавли вдруг побежала, она выбежала из дома, скорее, скорее отсюда… Маленькие пятки так и блестели. Кажется, в ту сторону. Там, не на дорожку, а в болота.

– Пуффи! – закричала Лавли. – Пуффи! Где ты? Где ты? Шкаф! Шкаф! Пуффи! Ну, кто-нибудь, отзовитесь!

Она так кричала, бегала повсюду, но не могла никого найти. Будто все они потонули в этом болоте! Еще ночь. Такая ночь. Нехорошая ночь. Вроде не так уж и темно, но страшно, страшно бегать по болоту. Ноги она давно промочила, сорочка стала грязной. Было ужасно холодно, ноги болели, она устала их передвигать. Где она была – понятия не имела. Лавли окончательно заплутала, не могла найти дорогу и ужасно устала. Боже! Как ей было плохо. Оказаться одной посреди темного болота!.. Еще ноги начинали вязнуть. Все эти мысли постоянно повторялись в ее голове. Кошмар, просто кошмар. «Наверное, я так и утону здесь!» – закончила свое размышление Лавли.

Она остановилась. Бесполезно было искать дорогу назад или дорогу вперед. Она была обречена. Лавли упала на землю. Да, там нашелся небольшой клочок земли. И зарыдала, зарыдала так, как не рыдают взрослые – их рыдания бывают от страданий, детские же рыдания другие. Дети могут рыдать и из-за пустяков, и из-за чего-то страшного. Хуже всего было то, что теперь она рыдала, как ребенок. Все ее мысли стали какими-то другими. «Хочу к маме!» – говорила она самой себе. Кажется, она постепенно погружалась в детство.

Внезапно она почувствовала чью-то теплую руку на своем плече. В слезах она обернулась. Это была Матушка Гудвин. Черт возьми! Она была рада видеть даже ее! Отчего стало еще печальней. Матушка Гудвин дала ей свою руку, Лавли взяла ее. Они вместе пошли назад.

…Прошел день, еще день. Хотя какой день? Здесь всегда была ночь.

…Прошла ночь, еще одна и еще, и еще. Лавли постепенно стала забывать, что когда-то была взрослой. Она поселилась в доме Матушки Гудвин, познакомилась со всеми ребятами, хотя подружилась только с одним – с тем мальчиком Женькой, может быть, на каком-то подсознательном уровне ассоциируя его со своим братом. Она даже приняла эту маленькую куклу Аврору, считая, что когда-то ее потеряла, а теперь нашла, отчего ей еще больше нравилась она. И Матушка Гудвин, ее она, видно, ассоциировала со своей мамой. Это печально, печально писать. Но она забыла о прошлой жизни, забыла. И это была не ее вина.

 

Глава 10

Сумасшедшие и Благородные

 

– Лана, Лана! – закричал Женька.

Он был, как и тогда, в костюме пирата. Маленькая Лана стояла посреди кухни рядом с Матушкой Гудвин.

– Тебя не учили стучаться? – сказала Матушка Гудвин сквозь завесу фиолетового дыма. – Не видишь, что она сейчас занята.

– Но мы договорились поиграть на улице, – сказал Женька, немножко обижаясь.

– Подожди пять минуточек, – проговорила Лана и улыбнулась Женьке. Он сел на стул и нетерпеливо стал ждать.

– Как ты думаешь, Ланочка, – проговорила Матушка Гудвин, – откуда берется волшебство?

– Ну, – задумалась Лана, потом положила в котел какую-ту травку, дым стал желтым. – Потому что у людей есть способности к магии… И еще волшебная травка, специальная. Здесь нужно пол-ложки мелиссы.

– Да, конечно. Я помню, – сказала Матушка Гудвин. – Но ты не совсем права на счет волшебства. Ты говоришь: «Волшебные травки». Но многие из них – это самая обычная трава, на которую человек не обращает внимания. Например, подорожник, или одуванчик. Они же самые простые. Но дело в том, что волшебство везде. И у подорожника, и у одуванчика есть особые свойства, которые имеются только у них... А вот смешивая их, мы получаем нужные результаты. А ты прямо прирожденная ведьма! – воскликнула Гудвин. – Так здорово у тебя получается зелья варить. Будто бы всю жизнь только и делала, что варила зелья… А вот ведь у всех есть задатки волшебства. И в тебе, и в Женьке. Только нужен обязательно талант и долгие тренировки. Как ты узнала, что сюда нужен одуванчик?

– Так здесь же приписано.

– Но ведь на другом языке. Хитрые волшебники засекречивают свои заклинания.

– Так вы же сами эту книгу написали! – рассмеялась Лана.

– Точно! – рассмеялась Гудвин. – Ну, бегите. Не буду задерживать вас, молодежь.

– Но мы же еще не закончили. А вдруг вам понадобиться моя помощь, Матушка Гудвин?

– Беги уже! – закричала она.

И Женька с Ланой скорее рванули из дому. Лана, как всегда это бывало, забыла надеть обувь и побежала босиком. Они бежали и бежали.

– И как на этот раз прошел урок зельеварения? – спросил Женька. – Я со скуки умираю от них. Как ты их терпишь?

– Ты что? Это же так интересно! Ты ведь можешь создать столько зелий. Зелье невидимости, заживляющее раны зелье, любовное зелье, – смущенно улыбнулась Лана.

– Тьфу! – воскликнул Женька. – Кому нужна это любовь? Влюбляться, чтобы потом разбивать сердце – да ни за что! А если тебя не бросят, будешь ходить по улице, обниматься, целоваться. «Моя киса», «мой котик», «я так люблю тебя», «а я тебя больше» – тошнит от этих сюси-пусьных фразочек.

– А я, когда вырасту, обязательно хочу в кого-нибудь влюбиться, – мечтательно произнесла Лана. – Это будет принц. Мы будет с ним танцевать на балах, и он без ума в меня влюбится. А потом он спасет мне жизнь от какого-нибудь злого колдуна или дракона. Да, лучше дракона. А потом мы вместе будем летать над землей, над горами, нам все будет казаться таким маленьким, а облака будут такими ласковыми. А еще он будет таким красивым. Высоким, стройным, с ослепительными золотыми локонами и светло-голубыми глазами.

– Тьфу, – на этот раз Женька, действительно, сплюнул. – Ну что за романтический бред. Признаю, весело бороться со злыми ведьмами, колдунами и драконами. Но танцевать на балах, летать под облаками и при этом думать о разной романтике! Да лучше летать как на американских горках, то вверх, то вниз, и чтобы голову кружило не от любви, а от веселья и страха. Да, и кто тебе сказал, что ты все-таки вырастешь. Мне кажется, что я вечно уже ребенок. Мне одиннадцать лет! – он выделил эту фразу. – И, по-моему, одиннадцать лет мне уже на протяжении многих лет. Не помню, чтобы хоть раз праздновал свое день рождение.

– Ну что, на поляну ко всем остальным? – спросила Лана, остановившись. – Или пойдем на пиратский корабль, тонущий в болоте?

Женька хитро усмехнулся. Конечно, было сразу ясно, куда хочет направиться он. Внезапно перед лицом Ланы оказался повисший вниз головой большой рыжий кот. Она закричала. А кот стал с каким-то любопытством и безо всякого смущения рассматривать ее реакцию, при этом поворачивая голову то к правому плечу, то к левому.

– Здравствуйте, – сказал Женька, встав рядом с Ланой и отгораживая ее тем самым от кота. Кот тут же перевернулся в привычное положение и теперь уже стал смотреть на Женьку.

– Привет, – промурчал кот.

– Нам Матушка Гудвин запрещает говорить с незнакомыми, – сказала Лана, выглядывая через Женьку.

– А как же тогда у вас вообще появились знакомые? – спросил кот. – Если вы ни с кем не знакомились, не могли же знакомые сами появиться, как по волшебству.

– Думаю, просто тогда мы не знали этого правила, – оправдывалась Лана.

– Итак, Алиса… – кот полетел направо, чуть выше, чтобы как следует рассмотреть обоих детей.

– Я? – спросила Лана. – Меня зовут не Алиса, а Лана.

– Опять новое имя, – с удовольствием промурлыкал кот. – А ты не очень напоминаешь мне Алису, – сказал кот Женьке.

– Конечно, – рассмеялась Лана. – Это же Женька! Женька!

– Как твой брат? – спросил кот.

– Почему «как»? Это и есть мой брат.

– Думаю, данный человек по имени Женька не может быть твоим братом, – промурлыкал кот. А Лана съежилась. Ей никогда не нравилось слово «данный», это так, будто бы говорят вовсе не о человеке, а о каком-то неодушевленном предмете. Ей так и представлялся какой-то очкарик в офисе, который гнусавым голосом говорил: «Макет данного здания в данной области и данном направлении не подходит для данного вида чего-нибудь там. Для решения данной проблемы предлагаю другой способ. Он дан…», ну и так далее.

– А ты кто вообще? – выпалил Женька. – Я тебя никогда здесь не встречал.

– Пуффи Вильям Пуговка, – промурлыкал кот. Лана заметила, что в руках у него была гитара, на которой он что-то бренчал. Глаза у него заискрились. – Я тебя тоже здесь не встречал. Тебе не кажется, что здесь уж очень мало, кто живет?

– У нас здесь целая семья! – выпалил Женька. – Я, Лана, Матушка Гудвин, – потом он стал называть имена других детей. – И еще пес Рекс! Вы с ним подружитесь обязательно, Пуговка! – съязвил он.

Пуффи как будто не обратил внимания на слова Женьки. И все еще смотрел на Лану.

– А куда вы собирались идти? – спросил он.

– На пиратский корабль, – сказала Лана.

– Не говори ему! – выпалил одновременно с ней Женька.

Пуффи поморщился. Нет, ему бы, может, даже могли бы понравиться пираты, если бы они были не на корабле, то есть не на море. Он терпеть не мог воду, как и всякий уважающий себя кот.

– Как жалко, что вы собираетесь в плавание, – сказал Пуффи. – Иначе я пошел бы с вами.

– Но ты, Пуговка, не ходишь, а летаешь, – опять сказал Женька. Но Пуффи опять будто не услышал. – Эй ты, Пуговка! Я тебе говорю! Ну, чего ты не обращаешь на меня внимание.

– Может, ему не нравится, что ты ему грубишь? – сказала Лана. – Правда, Пуффи, тебе ведь не нравится поведение этого мальчика? Ты хочешь, чтобы он перед тобой извинился?

– Да нет, – ответил Пуффи. – Мне нравится, когда люди разговаривают сами с собой.

Женька и Лана переглянулись.

– Что такое ты говоришь, Пуговка? – закричал Женька. – Я не сумасшедший и не говорю сам с собой.

– Вот, видишь, опять, – сказал Пуффи.

Тут Лана, кажется, поняла.

– Женька, не называй его Пуговкой.

– Но почему? Это же его имя!

– Я думаю, это фамилия или что-нибудь в этом роде. И ему не нравится, когда его так называют. Пуговка! – позвала его Лана, Пуффи смотрел на свои лапы, не обращая внимания. – Видишь, он не понимает, что это к нему обращаются.

– А вы сегодня завтракали? – промурлыкал Пуффи. – Лично я – нет. Когда пойдем завтракать?

– Мы уже завтракали, – сказал Женька. – Но будем обедать. Только после того, как поиграем.

– В пиратском корабле, – Пуффи опять поморщился.– А разве нельзя играть в пиратский корабль без воды?

– Так он и не будет с водой, – сказала Лана. – Пиратский корабль в болотах.

– Тогда я пойду с вами.

– Ну, хорошо, – неуверенно сказала Лана.

И они втроем пошли на пиратский корабль. Это был небольшой корабль, который непонятно каким образом оказался в болотах. Детям очень нравилось играть на нем. Там можно было найти столько интересных вещичек. Там были и старые пиратские сабли, и пушки, и мостик, с которого сбрасывали пленников пираты, а еще куча интересных кают. Это напоминало им хождение в комнату страха. Пойдешь направо – будет каюта капитана, а там, в шкафу – скелет. Пойдешь налево – кухня. А в кухне разные кальмары поживают. Где-то дети находили золотые монетки, старые сундуки с жемчугом, коронами и украшениями. Никто их отсюда не уносил. Только разве что перепрятывали. Столько опасностей и приключений мог прятать этот пиратский корабль. Ловушки, клетки, где держали пленников, таинственные комнаты, спрятанные от чужих глаз. Все это нравилось до безумия детям.

Сложно сказать, понравилось ли там Пуффи, но с тех пор он каждый раз прилетал туда играть с детьми. Никто, кроме Женьки и Ланы, не знал о существовании волшебного кота, который подружился с детьми. Это был их секрет. Вредный старый пес Рекс все пытался вынюхать, с кем это играют дети, но у него ничего не получилось. Прошло еще много-много времени с тех пор, как Женька и Лана подружились с котом.

– Вот почему ты всегда зовешь меня Алисой? Я же тебе сто раз уже говорила, что меня зовут Лана, – обратилась девочка к Пуффи, она ходила по доске пиратов туда-сюда, глядя себе под ноги и выставив руки в стороны для равновесия.

– Да, – подтвердил Пуффи. – Ты говоришь, что тебя зовут Лана сегодня. Но ты ведь каждый раз называешься новым именем. А это не правильно. Поэтому я буду звать тебя Алисой.

– Это когда я называлась новым именем? Когда играла в пиратов? Так это же игра! Это были не настоящие имена. Мы играли роли.

– Нет, не тогда, – промурлыкал кот. Он заиграл очень веселую и задорную мелодию. – Когда мы с тобой встретились в первый раз, ты назвалась Лавелиной. А потом тебя все звали Лавли. А Искорка называет тебя Принцесса Луна. А теперь ты говоришь, что тебя зовут Ланой. Если у тебя так много имен, то называй их сразу, как и я.

– Нет,– сказала девочка. – В первый раз я представилась, как Лана, а не иначе.

– Нет, – промурлыкал Пуффи. – Ты представилась Лавелиной. А еще утверждала, что ты взрослая.

– Что?– еле слышно произнесла Лана. Она испуганно взглянула в глаза Пуффи, но эти хитрые глаза никогда не могли сказать правды. Лане уже давно казалась, что жила она не своей жизнью. Ей по ночам снилось, как она была взрослой и разные истории непонятные. Она все время ощущала это странное чувство, когда ей казалось, что она выросла уже давно, но почему-то до сих пор ребенок. И вот Пуффи говорит, что она была взрослой. – Так я была взрослой?

– Разве я говорил, что ты была взрослой? Я лишь сказал, что ты считала себя взрослой.

– Но подожди, – Лана подбежала к нему. – А как я выглядела? Я выглядела иначе? Выше, взрослее?

– Вы, женский род, каждый раз выглядите по-разному, – ответил Пуффи, он лег куда-то на самый верх, закрыл глаза и стал прелестно мурлыкать. Развалился кот!

– Ладно, – Лана стала тревожно ходить по палубе и думать. – Но ты обвиняешь нас, что мы постоянно меняем свои имена и свою внешность. А сам представился, как Пуффи Вильям Пуговка. И говоришь, что всегда нужно называть все свои имена. Но на имя Пуговка не откликаешься.

– Это имя, – сказал Пуффи, спрыгнув и медленно падая вниз. – Которое только будет у меня. Меня так будут звать, когда у меня будут котята.

– Откуда ты знаешь то, что только будет? Ты пророк?

– Ну, как же! – воскликнул Пуффи, и глаза у него загорелись. – Я ведь знаю, что происходило со мной в прошлом, знаю, что происходит со мной в настоящем, почему я не могу знать, что произойдет со мной в будущем?

– Но ведь я же не знаю, что произойдет со мной в будущем. Это же еще не случилось. Я не могу этого помнить, или знать.

– Так ты и не помнишь, что происходило с тобой в прошлом. И, кажется, представить себе не можешь, что происходит с тобой в настоящем, – ответил Пуффи. На этот раз он заиграл какую-то захватывающую дух мелодию.

– А что происходило со мной в прошлом? Скажи мне, – взмолилась Лана.

– Как же я могу рассказать тебе о тебе? – удивился Пуффи. – Ты помнишь: все относительно. И, если я буду рассказывать тебе о тебе, то я расскажу тебе о тебе со своей точки зрения, а не с твоей. И, значит, ты не узнаешь правду.

– Ты очень странный, – прошептала Лана. – Наверное, скоро Матушка Гудвин позовет нас обедать.

– Вот опять, – пробурчал Пуффи. – Матушка Гудвин назвалась вам не полным своим именем.

– А какое у нее полное имя? – спросила Лана.

– Анжел Риччио Бетта Гудвин Нас, – ответил Пуффи.

Внезапно на корабль вернулся Женька.

– О! – воскликнул он, подслушав последнюю фразу Пуффи. – Вы говорите о великой маньячке мира!

– Что? – оглянулась на него Лана. – О какой маньячке?

– Ну, Анжел Риччио и тэ дэ. Это же маньячка. А ты не знала?

– Нет. Расскажите мне о ней.

– Нет, – сказал Женька. Кот вообще замолчал.

– Но вы же такие заметливые… то есть, нет, заметчивые, замеча… – Лана все правильно не могла закончить свою фразу. Она хотела сказать, что они всегда замечают и помнят всякие истории, но решила слово «Замечают» перевести в разряды прилагательного, но не знала как.

– Замечательные? – спросил Женька.

– Да, просто чудесные. Ну, пожалуйста, – взмолилась она.

– Ну, хорошо, – сказал Женька. – Я расскажу. Все равно Пуффи не будет. Это история, как бы о сумасшедшей матери. У нее было всего пятеро детей, был муж. И, когда дети были маленькими, проблем не было. Да, она слегка вела себя странно. Много кричала, была раздражительна. Но никто бы и не подумал, что она сумасшедшая. Но вот дети выросли. Точнее, выросли первые четыре сына. У нее все были мальчики. И вот старшие, им, видимо, тоже передалось сумасшествие, и, когда они выросли, стали ужасными бандитами. И как-то они решили ограбить родную мать и убить ее. Но у них это так и не получилось. Анжел была ведьмой. Она сама убила своих старших сыновей. И, кстати говоря, нисколечко не раскаивалась. Наоборот, она взбесилась. Столько лет она растила этих маленьких ангелов, любила их больше всех на свете, а они так с ней поступили. И почему-то она решила, что вся проблема в том, что они выросли. Она пошла к своему мужу. И тоже его убила. А потом убила среднего сына. Дошла очередь до четвертого сына. А сказать по правде, четвертый сын был самым нормальным ребенком в этой семье. Когда ему было десять, его отправили куда-то учиться, и он долгое время не общался с матерью, поэтому вырос нормальным. Потом женился, у него было трое детей. Его с женой всегда называли в народе мистер и миссис Благородные. Уж не знаю, по какой причине. Но так называли. Знаю только, что звали его Евгений, то есть Женечка. Я еще помню о них, так много было рассказов. Мол, любили друг друга до безумства. А еще они, когда поженились, не стали покупать кольца, они сделали татуировки, потому что кольца можно снять, а татуировки навсегда. Он сделал на левой руке, а она на правой. Ну, так вот. Она пришла и к четвертому сыну. И убила его, и убила его супругу, потому что она тоже была взрослой. Но потом пожалела об этом. Она взяла его к себе, оживила и вновь превратила в ребенка. Но мистер Благородный хотел вернуться к жене и ребенку, ночью он устроил побег, хотел на занавесках сбежать из окна, но сорвался и погиб. А у Анжел оставался еще один сын. Она сбежала вместе с ним куда-то, но, говорят, перед этим отрезала ему палец, чтобы неповадно ему было взрослеть. Классная маньячка, да?

– Женька, – проговорила вполголоса Лана. – Пуффи утверждает, что Анжел Риччио Бетта Гудвин Нас – это Матушка Гудвин.

– Что за бред? – сказал Женька. – Пуффи! Зачем ты такую ерунду болтаешь Лане?

– Это правда, – сказал он.

– Ты ведь даже не знаком с ней, а уже говоришь, что ее зовут так, – сказал Женька.

– А давай мы их познакомим! – воскликнула Лана. – Пуффи, пойдешь сегодня к нам домой на обед. Ты увидишь Матушку Гудвин и поймешь, что она не та... ну, Анжел.

– Пойду, – сказал Пуффи. – Но не пойму.

– Пошли, пошли, – Женька взял за один конец гитары и пошел по направлению к дому. Пуффи не отпускал свою гитару. Поэтому получалось, что Женька нес Пуффи, как какой-то воздушный шарик на веревочке.

И вот они пришли в дом к Матушке Гудвин. Сказать, что Матушка Гудвин не любила кошек, все равно, что ничего не сказать. Она просто ненавидела кошек. Видимо, это была еще одна собаколюбка, которая на дух не переносит и котов, и их хозяев. Дети этого не знали. Да и откуда им было это знать?!

Дети сели за стол. Матушка Гудвин села во главе стола. Рекс сидел рядом с ней и кое-как сдерживался, чтобы не зарычать. Пуффи же сел напротив них. Да, он всем своим видом показывал, что ему совершенно по барабану их сверлящие глаза, хотя, может быть, ему и правда было все равно, или он просто не замечал. В любом случае, Пуффи сидел, улыбался, брал блинчики, даже вежливо разговаривал с детьми. Сами же дети смотрели то на Пуффи, то на Матушку Гудвин, готовясь к взрыву.

– Ну, и что предложить вам, мистер кот Пуфти Вилли? – сказала она, совершив ошибку в его имени, потому что именно так она запомнила имя – нарочно или не нарочно. Кот продолжал намазывать на хлеб масло.

– Его зовут Пуффи Вильям Пуговка, – поправила Лана. Она еще в тайне надеялась, что скандала не будет, но куда уж там! Это была последняя капля.

– Уж, извините меня, но это слишком! – закричала матушка Гудвин. – Подумаешь, в имени ошиблась, но он весь обед игнорирует меня. Этот самодовольный эгоистичный кот. Или ты, Вильям тире Пуговка тире Пуффи считаешь ниже своего достоинства заговорить со мной?

Пуффи поднял на нее свои хитрые кошачьи глазки.

– Она ко мне обратилась? – спросил Пуффи у Ланы. Та кивнула в знак согласия. Дети смотрели то на Пуффи, то на Гудвин, причем поворачивали головы одновременно и почти ритмично. Турнир начинается. – Анжел Гудвин, я не говорил с вами лишь потому, что вы сами со мной не желали говорить.

– Я обращалась к вам, но вы не желали мне отвечать, идиот! – закричала она.

Пуффи удивленно уставился на нее.

– Итак, – пробормотал он как бы сам про себя. – Пуфти, Вилли, Самодовольный, Эгоистичный, Идиот. Это не мои имена. Меня зовут по-другому. Среди детей нет обладателей таких имен. Значит, она говорила сама с собой. Значит, только в ее голове существуют эти Пуфти, Вилли, Самодовольный, Эгоистичный, Идиот.

– Что? Что ты сказал? – закричала Матушка Гудвин. Кажется, у нее из ноздрей уже пошел пар, как у быка.

– Это не мои имена. Они существуют только у вас в голове, – ответил Пуффи, он забренчал немножко тревожную музыку.

– Ты намекаешь, что я сумасшедшая! Это ты ненормальный! – закричала она. Кот посмотрел в потолок, будто бы там было что-то более интересное. – Ладно. – Матушка Гудвин встала с места. – Нужно успокоиться. Вы же мой гость. Чего же вы пожелаете, Пуффи Вильям Пуговка? Из еды, естественно. Чай, кофе…

– Сливки, – сказала Лана за Пуффи. Она вдруг испугалась, что он не ответит, и Матушка опять рассердится.

Матушка Гудвин, кажется, целую вечность хлопотала на кухне. Дети прислушивались к каждому звуку. Если бы у нее что-то падало из рук, или она нечаянно стукнулась, она бы непременно точно закричала бы, взбесилась и придушила Пуффи. Но никаких таких звуков не было. Правда, в движениях ее была какая-та скованность, будто бы все ее мышцы напряглись. Да, она злилась, но все же пыталась держать себя в руках. Вот она зашла в комнату, поставила перед котом чашечку со сливками, улыбнулась, отошла, села на место и с улыбкой на лице стала ждать. Кот и не собирался пить сливки.

– Почему же вы не пьете ваши сливки? – спросила она сдержанным голосом.

– Я не люблю яд, – ответил Пуффи и продолжал есть блинчики, как ни в чем не бывало.

«Ну, все! – подумала Лана. – Хана. Теперь она точно взбесится. Нужно что-то предпринять!». Лана быстренько встала со своего места и подошла к чашечке со сливками.

– Ну, раз Пуффи не будет, я сама их выпью, – сказала Лана. Да, согласитесь, это было на ее месте самым глупым поступком, но именно это ей пришло в голову, и именно это она сделала.

Матушка Гудвин тотчас же испуганно вскочила со своего места, подбежала к Лане, пытаясь ее остановить, она откинула чашку в сторону, та разбилась об окошко, и сливки безжалостно пролились на фиалку. Но было поздно. Лана уже успела глотнуть. Матушка Гудвин тут же побежала на кухню за противоядием. Да, это был яд. Лана испуганно глядела, как фиалка в один миг расплавилась от сливочек. Ей не было плохо, нет. Видно, яд не так работал. У нее только потемнело в голове, и она вдруг начала вспоминать, вспоминать свою жизнь, как это бывает перед смертью. И все эти картинки пролетели перед ней так быстро. И она вдруг так четко стала осознавать себя Лавелиной, той девушкой, которая прилетела в этот мир за помощью и которую превратили в дитя. Ей даже припомнились те моменты жизни, о которых она старалась забыть и забыла. Но они просто пролетели мимо нее, она снова о них забыла, как бы закрыла их на крючок. Да, теперь она точно осознавала себя Лавелиной, до того момента, когда забыла себя и стала ребенком. Только и вот эти детские воспоминания она тоже помнила.

Матушка Гудвин скорее принесла противоядие. Лавли выпила его, сначала сплюнув сливки с ядом.

Да, она была в бешенстве!

– Ведьма! – вскричала Лавли. – Пуффи был прав насчет тебя! Ты сумасшедшая. Ты убила своих старших детей, а других сделала детьми! И всех, кто приезжал или прилетал потом сюда, ты тоже превращала в детей. Ведьма! – вскричала она, отбежав от нее.– Я вспомнила, как была взрослой.

Женька тут же подбежал к ней. Может, Пуффи он и не поверил вначале, и этой истории, но Матушка Гудвин точно пыталась отравить кота. Это был факт. Сам же Пуффи просто с довольным видом наблюдал за этой картиной, не вставая с места.

– Ланочка, – попыталась что-то сказать Гудвин.

– Не подходите к ней! – грозно заявил Женька. – Все видели, что вы сделали, – потом он прошептал Лавли. – Медленно отступаем назад.

Теперь уже Пуффи сорвался со своего места. Он подлетел сверху к детям и встал рядом с ними.

– Женечка, это не то, что вы все подумали. Я нечаянно, – сказала она. – Ты ведь мой сыночек.

– Я не ваш сын, – закричал Женька. Такое возмутило даже Пуффи, он фыркнул. – Вы убили своего сына, вообще-то.

– Я не убивала! – воскликнула Гудвин. – Это был несчастный случай. И его душа перевоплотилась в тебя!

– Что за бред? – они медленно отступали к выходу.

– У тебя на правой руке под локтем. Посмотри! – воскликнула Гудвин. – У моего сына была татуировка в виде сердца на том же месте. А у тебя там родинка.

Женька в ужасе взглянул на локоть правой руки. Там и правда была родинка, которая напоминала сердце.

– Ну и что! – закричал он. – Это ничего не значит. Тем более у вашего сына была татуировка на левой руке, а у меня на правой.

Тут Матушка Гудвин будто бы ужаснулась от возникшей мысли. В это время Пуффи, Женька и Лавли уже выбежали из дома и наутек бросились от него. Тут они увидели летящий рядом шкаф.

– Шкаф! – закричал Женька и даже подскочил на бегу. – Летает!

– Да! – сказала Лавли. – И нам нужно в него забраться.

Пуффи первый в него залез. Потом он схватил Лавли, перетащил в шкаф и то же самое сделал с Женькой. А потом мирно устроился в уголке, свернулся клубком, замурлыкал, будто бы сейчас это не его собирались отравить.

– Потрясно! – произнес Женька. Глаза у него прямо-таки горели. – Мы летим! Уи-ху!! – он прямо-таки подпрыгнул в шкафу.

А Лавли осторожно подползла к Пуффи.

– Эй, не спи, – сказала она и потрясла кота. – Как же нам вырасти? Матушка Гудвин какое-то заклятие на нас наслала? Или что?

– Это проклятие, – не открывая глаз, ответил Пуффи. – Пролетим это болото, оно спадет.

– Стой. А как это?

Лавли еще что-то хотела сказать, но не успела. Она вдруг увидела там где-то вдали над горами маленькую тоненькую полоску из света. Женька тоже увидел эту полоску света и скорее подскочил на край шкафа.

– Заря! – закричал он, расправил руки, закрыл глаза от удовольствия. – Столько лет я не видела солнца!

В тот же миг Лавли почувствовала, как ее окружает солнечный свет мягкими и теплыми хлопьями. Они просто окружили ее со всех сторон. То же самое произошло и с Женькой. Лавли почувствовала, как проклятие, которое было на ней, улетает вместе с отрывающимися солнечными хлопьями. Когда они рассеялись, Лавли взглянула на свои руки, ноги. Да, это снова была она, она взрослая. Она вернулась. Лавли аж подскочила от радости.

И тут она взглянула на Женьку. Это был не Женька, точнее не такой, каким его представляла Лавли. Это не был Женька, это была Женька!

– Ты девчонка? – изумилась Лавли.

И, правда, перед ней теперь сидела девчонка. На вид ей было лет пятнадцать. Темненькая, черные волосы до плеч, выразительные глаза, смотрящие на этот мир иначе, чем она, Лавли.

– Да, а ты только сейчас догадалась! – закричала и рассмеялась девчонка, толкнув Лавли в плечо. – Погоди, я тебя, кажется, знаю…

– Я тебя тоже, – прошептала она.

– Мы с тобой в одной школе виделись.

– Да, еще на выпускном подрались, – сказала Лавли. Они будто бы дополняли рассказ друг друга.

– Так уж и подрались! – рассмеялась она. – Помнишь, что ты сказала? Это похоже на драку с моей кошкой! Что за ересь?! Я Аделька, а ты…

– Лавли…

 

Глава 11

Аделька хозяйничает

 

– Ой, как же ты постарела! – закричала Аделька. – Сколько же лет меня держала эта старуха?

– А как ты к ней попала? – спросила Лавли.

– Да вот на этой же развалюхе, – Аделька постучала по шкафу. – Еще тогда на выпускном, помнишь. Я ведь так и знала, что ты захочешь покататься на шкафу. Я тебя сразу раскусила с твоей романтической чушью. Ты вот и теперь в детстве болтала о принцах на белых конях. Ну, так вот. Я ведь сиротка. Временно перешла в ваш параллельный класс. Мы целую ночь почти катались. Охренели просто, когда поняли, что шкаф-то путешествует в другие миры. Ах да, точно. Помнишь пацана, который шкафом-то руководил?

– Валерка? – сказала Лавли.

– Нет, это оказывается, был не он. Оказывается, там была такая история. Это был парень из другого мира. Он подговорил всех покататься на волшебном шкафу. Потому что сам был чумачечий по жизни! Но вот, черт! Я опять отвлеклась. А потом, как знаешь, шкаф сломался, его на моих глазах сожгли. Починить уже нельзя было. А через несколько дней я просыпаюсь. Смотрю: а в моей комнате он стоит. Ну, я естественно, села в него и полетела скорее от этих приемных родителей. Они меня бесили ужасно. И вот от одних к другим. Так бы была уже взрослой… А чего ты такая грустная?

Лавли рассказала ей свою историю, как умерла ее малютка, и как теперь она ищет способ ее вернуть.

– Ну, ты, конечно, сумасшедшая мамаша! – закричала Аделька. – Одобряю. Надеюсь, сумасшедшая мамаша не сдаст меня в детдом?

– Нет, – ответила Лавли. – Можешь пока пожить у меня.

– Вот и заметано! – закричала Аделька и опять стукнула Лавли по плечу. – Только шмотки мне купи. Посмотри на мои. – Аделька была в штанах и рубашке. – Эти вышли из моды уже лет десять назад. Столько же прошло и времени, да?

– Больше, больше…

Они, наконец, прилетели в большой и уютный дом Лавелины. Она была по-настоящему рада этому. У Адельки было столько энергии. Она тут же выскочила из шкафа и стала осматривать комнату.

– А твой домик ничего внешне. Кто у тебя богатый в семье? Родители? Или, может, муж?

– Никого, – ответила Лавли. – Я разведена.

– Значит, отхапала половину наследства. Одобряю.

Внезапно в комнату зашел Женька. Было часов десять утра. И он был на ногах! В своей вчерашней одежде, каких-то тапках и весь замотанный – перемотанный разными проводами.

– Вы чего здесь орете? – сказал он сонным и явно недовольным голосом, потирая слипшиеся глаза. Да, видимо, Аделька его разбудила. – Это кто?

– Это кто? – почти одновременно с ним произнесла Аделька.

– Это мой брат, Женька. А это… – Лавли не успела закончить. Аделька уже протягивала руку Женьке.

– Аделька я. Здорово, – она пожала ему руку, потом вдруг увидела провода. – Это что – наушники такие? Ничего себе! Вот что, значит, десять лет меня не было!

– Где тебя не было десять лет? – сказал Женька довольно грубым голосом. Еще бы. Разбудить его, Женьку, в десять утра на каникулах. Девушкам еще повезло, а то ведь мог и скандал устроить, а потом целый день ругался бы и жаловался. Но он не стал этого делать. Видимо, были причины.

– Прикидываешь, я ровесница твоей сестры. Просто была в другом мире и не взрослела. А теперь показывай мне все свои наушники, игрухи, чтобы я знала, чем занимаются подростки этого времени.

– Хорошо, – неуверенно сказал Женька. На такой напор ему нечего было возразить.

Женька и Аделька тут же убежали в его комнату. Прибежал и Ханс, забрал Пуффи. Лавли осталась одна.

– А я пойду, приготовлю завтрак, – сказала она – стенам, что ли.

И пошла вниз. Она слышала, как Аделька бегает и кричит наверху, то есть говорит, да у нее такой тембр голоса, что похоже, как будто она все время кричит. Лавелина слышала, как ей что-то отвечает Женька намного тише. А еще она слышала, как Пуффи и Ханс играют в мячик. А она здесь одна готовит яичницу. Почему-то даже с приходом Адельки ее жизнь не изменилась. Теперь дом не был пустым, в нем жило столько людей и еще кот, но это ничего не меняло для Лавли. Она все равно была одинока. Она почувствовала себя вновь невидимкой, никому не нужной. Но, как она потом поняла, если в твоем доме поселяется Аделька, то на грусть времени уже не находится, потому что Аделька может быть три секунды назад наверху, а через две уже рядом с Лавли, а через пять уже гуляет в саду. Такой был у нее характер – она не могла усидеть на месте.

– Лавли, – она спустилась с лестницы, подбежала к ней и ухватила за руку. – Я уже выбрала комнату. Но у меня там нет вещей. Ты мне должна сказать, где бельевой шкаф, и одолжи пару одежек.

– У меня подгорит яичница! – воскликнула Лавелина.

Аделька быстро выключила ее и вывалила на тарелку.

– Недожаренная лучше пережаренной, да? – сказала она и потащила Лавли наверх, как до этого она тащила Пуффи. – Вот! – она открыла дверь в комнату. – Ну что, какую одежку вы, госпожа хозяйка дома, мне можете предложить?!

Лавли открыла шкаф и села на свою кровать – выбирай, мол, любую. У Адельки просто загорелись глаза. Она стала вытаскивать одежки, примерять их одну за другой. Размер у них оказался почти одинаковым, только у Лавли чуть больше. Аделька в конечном итоге набрала себе кучу одежки, среди которой были, в основном, шорты, футболки, штаны и, кажется, всего две юбки. К платьям она почти не притронулась. И переоделась в спортивный красный костюм, завязав из своих коротких волос хвостик.

– Откуда столько шмоток? Ты же сказала, что половину продала! – спросила Аделька.

Завтрак. Все сидели за столом и ели недожаренную яичницу. На самом деле нравилась такая яичница только Адельке и Пуффи. Ханс посмотрел на нее так, будто бы ему предложили не яичницу, а улиток под лягушачьим соусом. Все это время Аделька без умолку болтала, умудряясь отправлять порции Женьки и Ханса в один рот – свой! При этом она сидела на стуле, задрав коленку и сгорбившись.

– А вот Женька мне сказал, что ты недавно купила этот дом. И что ты уволилась с работы и на новую, кажется, не собираешься устраиваться. Ты чем за дом платишь-то?

Лавли вышла из транса.

– Я почти все продала, – ответила она. – И квартиру, и гараж, и машину, и лавку. Мне денег хватит.

Женька усмехнулся с какой-то злостью.

– Машину-то зачем! – закричала Аделька. – Я понимаю, глупую лавку, квартиру, но машину. Ты – дурья башка, зачем продавать машину? Где ты собираешься работать здесь, в деревне?

Лавли только моргнула.

– А деньги кто тебе доставать будет? Волшебник на голубом вертолете? Перевелись уже в наших местах волшебники. Чтоб сегодня начала работу подыскивать!

Лавли еще более удивленно поглядела на Адельку. И это ей говорит пятнадцатилетняя девчонка. Тут в дверь позвонили. Аделька сорвалась к двери, открыла.

– Вам кого? – спросила она.

– Лавелину, – влюбленным голосом произнес Валентин. В руках у него был букет цветов, шампанское, голова у него была перевязана.

– Лавли, – закричала Аделька. – К тебе хахаль!

Лавли тут же подбежала к двери. Аделька лишь на несколько шагов отошла назад. Ей было интересно подслушать.

– О, радость очей моих! – с порога проговорил Валентин. Он встал на колено и протянул цветы с шампанским Лавли.

– Валентин… – проговорила Лавли. – Хватит ломать комедию. Вы не влюблены в меня. Вы ушиблись головой, когда падали с моего окна, потому что хотели посмотреть на магический артефакт.

– Нет, я влюблен в тебя, о Лавелина. Не прогоняй меня! – сказал Валентин и взглянул на нее щенячьими глазами.

Тут ему прямо на голову свалилась недожаренная яичница. Лавли взглянула вверх. Но увидела только тарелку и чью-то руку, исчезающую за оконной рамой.

– Я посрамлен перед моей любовью! – закричал Валентин и тут же убежал, как ненормальный.

Лавли вернулась за стол. Сверху спустились Ханс и Женька. Ханс смеялся, а Женька только слегка ухмылялся.

– Ну, и зачем вы это сделали! – закричала Аделька на них. – Здесь даже телевизора нет, чью личную жизнь мне здесь обсуждать? Придется вашу.

Ханс и Женька переглянулись.

– Лавли, – обратилась Аделька к ней. – Пошли сегодня по магазинам. Мне нужно купить еще вещи для моей комнаты. Нужны новые подушечки, а еще наушники, телефон и еще одежду. Твоей будет мало. И в холодильнике у тебя пустовато. Не волнуйся, деньги дадут вот за это, – и Аделька вытащила золотую корону. – Я все-таки стащила с того пиратского корабля, – ухмыльнулась она.

И так целый день все делалось по указке этой девчонки. Вероятно, поэтому Лавли в ту ночь почти сразу уснула, как убитая. Но часа в два она все же проснулась. У нее просто вошло в привычку не спать в это время суток. Она пошла на кухню попить чаю. Лавли поставила чайник, заварила чай без сахара, сидела молча в темноте и думала о смысле жизни. То есть она, конечно, не думала о таких вещах, просто это выражение «думать о смысле жизни» так и напрашивалось. По-настоящему, она просто задумалась. Но вот Лавли услышала, что кто-то медленно, как зомби, спускается с лестницы. На ногах у него были спортивные штаны, какая-та желтая жилетка с капюшоном (Лавли эти цвета были видны в лунном свете, который не светил на голову зомби), вся голова была перемотана какими-то проводами. Зомби подошел к холодильнику, открыл его, от этого Лавли так четко стало видно его. Она вдруг заметила у него на левой руке, прямо над локтем, нечто. Это была родинка, и эта была родинка в виде сердца. На левой руке! Она даже встала, с изумлением уставившись на эту руку. Это ведь был Женька…

– Чего уставилась? – резко сказал он сестре.

– Ничего, – ответила она и присела назад.

Женька тоже взглянул на родинку.

– Ты родинок не видела, сестрица? Если что, я с ней родился. И она у меня всю жизнь была. Наверное, поэтому их и называют родинками. Ты не думала?

– Она в виде сердца, – робко произнесла Лавли.

– Это мозг у тебя в виде сердца, – ответил он.

Тут к ним прибежала Аделька. Она разбудила весь дом, звала всех куда-то.

– Вставайте, вставайте! – закричала она. – Слышите, шкаф вернулся. Он хотел улететь. Но как же без вас всех? Я его привязала.

Все нехотя подошли в дальнюю комнату. Действительно, Аделька привязала его. Даже жалко стало бедный шкаф.

– Ну что, полетели? – скомандовала она.

– Ура! Путешествие! – завопил Ханс и прыгнул в шкаф. За ним «поплыл» в шкаф Пуффи. Лавли осторожно ухватилась за вешалку.

– А ты что стоишь? – спросила Аделька, глядя на Женьку. Все взглянули на него, потом на Адельку, потом снова на него и на Адельку.

– Я что, идиот – лететь на шкафу? – вскричал он. Женька был уже не сонный, он еще в то время почти никогда не спал и не собирался. Поэтому сил у него было хоть отбавляй. – Ты в прошлый раз улетела на этом шкафу и не была дома десять лет! Какой-то сумасшедший чуть не убил Лавли. А этого котика чуть не отравили! По-твоему, я камикадзе? Не собираюсь я лететь неизвестно куда, неизвестно зачем!

– Ты что, идиот? – закричала Аделька. – Да кому удается побывать в другом мире? Единицам. Большинство населения даже ни разу не были за пределами своего города. Города! Им денег не хватает и времени. А здесь тебе предлагается бесплатная поездка в другой, параллельный, чертов мир! Плюс к этому можно месяцами пропадать в тех мирах, а здесь пройдет всего полдня. Ты сам мне говорил. И Пуффи говорил. Не знаю, почему со мной было по-другому.

– Бесплатная поездка. Хорошее турагентство! За травмы и чудные превращения ответственности не несем, – бормотал Женька.

– А я даже рада, что меня столько лет не было здесь, – сказала Аделька. – Представляешь, я бы сейчас была уже мертва. Меня же ни одни приемные родители больше полгода терпеть не могли. И я бы повзрослела, спилась, стала бы бомжихой и сдохла бы. И с тобой бы не познакомилась, с Пуффи, Хансом. Так что не стоит вообще беспокоиться. Шкаф знает толк в своем деле. Идем! – на этот раз она уже не стала церемониться и просто затащила Женьку в шкаф, он даже пискнуть не успел.

 

Глава 12

Две сотни слонов, одна справка и чудеса, чудеса…

 

Посвящается одной чумачечей, которая зовется моей лучшей подругой

 

Шкаф приземлился на одну полную народа улицу. Но поверьте, на этой улице магией мало кого удивишь. Базар. Видно, выходные. Все люди одеты в очень странные и нарядные одежки. На них пестрит что-то красное, желтое, голубое, синие. Повсюду рюшечки, блистающие украшения: серьги, кольца, браслеты, все золотое, с драгоценными камнями. Как говорится: «На людей посмотреть, и себя показать!» И безумная суматоха. Один мальчишка пытается продать красную птицу, напоминающую павлина, только с огненным хвостом. Торговка распродает, крича: «Любовные снадобья, отворот, приворот, зелье для омоложения. Бабушка, бабушка, зачем вам нужны эти чудо-бобы? Все равно вы не залезете на этот стебель сами. Вот, лучше зелья молодости. Ну, конечно, не постоянная молодость! Хотите, ищите источник молодости. Одно зелье – омоложение на две недели. А вы как думали? И ничего не дорого! За две недели, знаете, сколько молодым можно заработать?!». А вот важный такой человек едет на трехголовом черном цербере, хлещущим своими двумя змеиными черными хвостами по земле.

– Ну, и мирок! – присвистнула Аделина. – У нас-то, я думала, столько разной чертовщины есть. И лампа с джином, и шапки-невидимки. Но таких рынков я еще никогда не видела! Вы посмотрите! Куда ни глянешь, везде магия. Они, наверное, даже специально носят самозавязывающиеся шнурки, чтобы лишний раз не париться. Смотри, какие чудики, Жека! – указала Аделька на парочку, сидящую за столом. Это были девушка и мужчина, над ними парило красное дымное сердце, а сами они выдували еще подобные сердечки в какой-то прибор вроде кальяна.

– Этого только не хватало, – пробурчал Женька.

– Ой, слушай, – сказал Ханс. – А раз здесь столько волшебства, может, здесь найдется такое волшебство, которое может воскрешать?

– Да, точно! – воскликнула Аделька. – Я это выясню. Ждите. Кажется, вон та старуха – ведьма, у которой за бабки можно узнать свое будущее… ууу… Ну, короче, я у нее про воскрешение спрошу, про мертвяков там. Так. Оплата. Думаю, это золотое колечко будет в самый раз.

Аделька скрылась в толпе, а команда осталась ждать на улице. Они нашли свободную скамейку. Точнее, какие-то туристы отдали им эту скамейку за фотографию с настоящим летающим котом. И стали ждать.

– А ведь колечко-то не из тех сокровищ, – вдруг сообразил Женька. – Его в наше время делали, и оно появилось только вчера, после того, как ты с ней из магазина вернулась.

В тот момент к ним подскочила Аделька.

– Ты откуда кольцо взяла? – строго спросила Лавли.

– Какое кольцо? – переспросила Аделька. – Я все выяснила. Да, здесь оживляют мертвых! Представляете!

– Это правда? Кто же это делает? – посыпались вопросы. – Сколько это стоит.

– В том-то и проблема, – сказала Аделька. – Оживить мертвых под силу только самой сильной главной фее этого королевства. Эту фею зовут Краушли… Краулина… В общем, черт знает, как зовут. Но она тут высокий пост занимает. Кажется, она крестная короля. Так вот. За свои старания она берет вообще уму не постижимую плату, плюс записывается к ней столько людей, что нам и за столетие не пройти по очереди.

– Как это? – пробормотала Лавли. – Значит, ничего не получится.

– А вот и нет, опять же,– ухмыльнулась Аделька. – Это фея по какой-то, наверное, государственной поддержке бедных, или… Ну, в общем, каждый год устраиваются состязания. Ровно в два часа на площади собирается куча народу. Перед ними предстает какой-то чувак, который бросает жребий. Что-то вроде лепестков роз, которые выбрасываются в толпу зрителей и приклеиваются к «избранным», которые будут участвовать в соревновании. На этих лепестках роз будет написано задание, которое нужно выполнить до завтра. Завтра с подтверждением того, что вы сделали это задание (кто-то, кому вы помогли, его напишет), нужно предстать перед феей, и уже тогда она выбирать будет.

– Похоже на лохотрон, – произнес скептически Женька.

– Да, заткнись ты! – закричала Аделька. – Эта ведьма сказала, что знает тех людей, которым повезло. Была одна женщина, которая потеряла сына на войне, и фея вернула его. А еще была…

– Когда нужно быть на площади? – перебила Лавли.

– Ах, да. Ровно в два часа, – ответила Аделина.

Все быстро переглянулись, ища глазами часы. И вот увидели время на самой высокой башне.

– Без пяти два, – проговорил преспокойным голосом Женька.

– Бежим! – завопила Лавли.

И все они побежали. Было как-то глупо бежать туда, не зная куда. Но Лавли давно привыкла так делать. Бежать в неизвестность, в последний момент решиться бежать, прыгать сквозь огненные кольца. Да, это было в ее духе. Но сейчас это было безумием. Никто не знал, куда бежать. Никто не знал, кроме Пуффи. Он быстро подхватил девушку и полетел с ней над всем шумом, балаганом, над толпой зрителей. А потом вдруг выпустил. Он выпустил ее в самом большом скоплении народа. Лавли лишь почувствовала, как упала на асфальт (да, кажется, это был асфальт). Она еще не успела встать, так и сидела там, среди людей, стоявших и смотрящих вверх. Она тоже взглянула вверх. Лавли увидела сотни и тысячи нежных лепестков роз, плавно спускающихся вниз. Она сидела смирно, а люди бешено пыталась поймать лепестки. Кто-то ловил, от кого-то они отлетали и доставались другим. Один симпатичный прелестный лепесток, медленно кружась над всей этой суматохой, полетел прямо в руки Лавли. Она протянула их, и он завязался тонкой веревочкой вокруг ее запястья. Тут же из него вырос огромный бутон розы, таких размеров просто не могло существовать! Он раскрылся, и внутри его была записка.

Она была как в тумане. Лавли и сама не помнила, как встала, просочилась сквозь эту толпу, потом вышла по каким-то улочкам и наткнулась на своих друзей.

– Ну что? – спросил Женька. – Что за растительность на руке? Где задание?

Лавли медленно протянула им розовый листок бумаги. Женька и Аделька тут же схватили его и начали читать. Пуффи, похоже, это вообще мало волновало. Зато Ханс бегал и прыгал вокруг них. Ему тоже было интересно знать, что там написано. Но эти взрослые дети были слишком высоки для него и так прижались друг к дружке, что ни с какой стороны не подойти.

– Что там написано? Что? – не унимался он.

– Бред какой-то, – заключил Женька. – Две сотни воздушных гигантов, чей размер не определяет сути… Бред какой-то.

 

Глава 13

Желание, которого не желаешь…

 

Пройдя весь этот долгий путь, Лавели вернулась в фиолетовый замок. Она встала в толпу в надежде на то, что в этом году выберут ее. И вот появилась она, Фея. Она была в шикарном фиолетовом платье, будто бы сделанном из лепестков цветов и одновременно из света. Она была не юной феей, и не такой, как дети в наше время представляют фей: девочки-подростки в коротких юбках, спасающие мир. Нет, эта фея была уже взрослой. Может быть ей дашь лет тридцать восемь. Волосы у нее были цвета каштана, они грациозно лежали на ее красивых плечах, придавая обладательнице этой шевелюры шарм. У нее были темно-карие небольшие глазки. Она улыбалась. Но Лавли не понравилась эта улыбка, потому что она улыбалась почти все время, а таких людей не бывает. То есть, конечно, есть очень улыбчивые люди. Но обычно либо это очень веселые люди, которые ежеминутно шутят и вытворяют какие-нибудь глупости. Фея была не этим вариантом. А еще бывают постоянно улыбающиеся люди, которые своей улыбкой пытаются скрыть грусть, но этот тип бывает крайне редко, потому что очень печальным людям трудно быть всегда веселыми, и, естественно, Фея не была таким человеком. Она была человеком, который просто по своей должности обязан был постоянно улыбаться. Ну, какая бы она была добрая Фея без своей постоянной улыбки?! Но Лавли просто выбешивала эта улыбка. Ей вообще было тяжело видеть улыбающихся людей, после того, что с ней случилось. А от улыбающихся фальшиво – у нее появлялась теперь тошнота.

Но Фея осмотрела всех. И вдруг, расправив свои коралловые крылья, влетела в толпу. Лавли стояла почти в самом конце. У нее уже просто не было сил двигаться в передние ряды. Но Фее и не нужны были передние ряды, она все шла и шла к задним рядам, к ряду, где была Лавли. Она остановилась перед ней. Лавли испуганно взглянула на нее снизу вверх и поклонилась.

– Вот тот человек, который достоин исполнения желания в этом году! – воскликнула Фея.

Она взяла Лавли за руку. У Лавли были такие холодные руки, а у Феи теплые. Они тут же оказались в незнакомом помещении. Было светло, фиолетово все так… И комната эта была – огромным залом.

– Мне можно загадать свое желание? – с надеждой произнесла Лавелина. Ее глаза сияли от счастья.

– Да, дитя мое, – ответила Фея, но, кажется, она и не собиралась выслушивать Лавли, она сама решила отгадать это желание. – Вижу, вижу, – проговорила она. – В твоем сердце пустота, – сказала она и указала на ее сердце.

– Да, – торопливо заговорила Лавли. – Мне очень нужен один человек, но…

– Но его нет с тобой, – перебила ее Фея, оборвав на полуслове. – Ты хочешь быть с ним. Ты очень хочешь, чтобы исчезла пустота в твоем сердце. И я могу исполнить твое желание. Я могу дать тебе ту любовь, о которой ты мечтаешь.

И Фея взмахнула волшебной палочкой. Не успела Лавли проговорить и слово, как ее шелковое белое платьице превратилось в прекрасное бальное платье, которого краше нет на свете. Искорка, которая до этого пряталась у нее за спиной, вдруг превратилась в самый яркий и блестящий камень на ее груди. Ноги ее вдруг оказались в маленьких красивых сияющих туфельках.

Лавли поняла, что задумала Фея. Она хотела отправить ее на бал искать суженого! «Я не этого хотела!», – успела прокричать Лавли, исчезая. Но было поздно. Она появилась на балу в роскошной карете, запряженной самыми красивыми и резвыми лошадьми той волшебной страны…

На глазах у нее были слезы. Эта Фея могла вновь вернуть ей дочь, но она не захотела этого делать, да (черт!) она даже не захотела слушать ее. Конечно, что еще может пожелать красавица в грязном платье, пришедшая к Фее босиком?! Ну, да, все хотят найти себе прекрасного принца и жить с ним долго и счастливо. Но ведь не она же. У нее была возможность быть снова с дочерью, но глупая Фея исполнила не то желание. Сердце ее разрывалось. Лишь тоненький голос у ее груди говорил: «Не плачь, Лавли, все будет хорошо. Я знаю, ты вернешь свою малютку Аврору, ты самая сильная девушка, которую я когда-либо знала, поэтому вытри слезы, выйти из кареты и покажи им всем, на что ты способна». Слова маленькой звездочки смогли ее утешить. Она вытерла слезы и вышла из кареты. Все вокруг сияло, блестело. Люди, увидевшие Лавли, так и ахнули. «Они, видно подумали, что я какая-то принцесса», – думала она. Кто-то пошел провожать ее до большого зала.

Музыка остановилась, когда она вошла. Все люди переглянулись и застыли от удивления. Они были восхищены Лавелиной. И недаром, еще проходя мимо зеркальных дверей, она заметила, что Фея изменила ее лицо и волосы, и вообще всю ее внешность. Теперь она выглядела иначе, даже ее опечаленный взгляд был красивым на таком-то лице. Ну, конечно, видимо, она сама не достаточно красива, чтобы очаровать самого принца.

Но бал продолжался. Она уселась в дальний угол и собиралась весь вечер провести в одиночестве. Многие прекрасные (и не только прекрасные) молодые люди (и старцы тоже) пытались пригласить ее на танец, но все было без толку. Ее печаль не мог прогнать ни один принц на свете.

Так прошло четверть вечера. Внезапно к ней подошел еще один молодой человек. Она подняла на него свои большие печальные глаза. Он был недурен собой, прекрасно одет, да что говорить – выглядел он прекрасно.

– Почему такая красивая девушка сидит здесь в одиночестве и грустит? – задал он свой вопрос.

– Я не хочу ни с кем танцевать, если вы об этом, – сказала Лавелина.

– Нет. Я не об этом. У вас что-то случилось? Кто-то вас здесь обидел? – спросил он.

– Нет, нет, что вы, – замялась Лавли. – Я просто не хотела сюда приходить…

– Как интересно, – сказал молодой человек. – Вы позволите мне присесть? Хотелось бы послушать вашу историю.

Лавли кивнула. И молодой человек присел.

– Вообще-то, – сказала она, взглянув ему в глаза. – Я не привыкла рассказывать незнакомому человеку свою историю.

– Извините, – сказал он. Этот молодой человек улыбался. Даже его улыбка сейчас казалась ей чудной по сравнению с фальшивой улыбкой глупой Феи. – Я граф… Орлов, – он чуть замешкался, говоря это, и на секунду опустил глаза вниз, а потом снова поднял их и улыбнулся ей прежней очаровательной улыбкой.

– Вы меня обманываете, – сказала Лавли. – Вас не так зовут.

– Да, вы правы, – ответил он. – Просто сегодня я предпочел бы не называть свое имя.

– Хорошо. Я буду звать вас графом. Тогда зовите меня Ланой.

– Но и это не ваше имя, – сказал он. Глаза его не отрывались от ее глаз. Кажется, этими глазами они улыбались друг другу.

– Конечно, – подтвердила Лавелина. – Я обычно не скрываю свое имя, но ведь вы же предпочли свое скрыть. Так что? Вы еще один похититель женских сердец?

– Я? Да что вы, – с притворным возмущением ответил граф, а сам ухмыльнулся. Кажется, был такой грешок на его совести. – Мне вовсе не хочется похищать ваше сердце, да и чье-либо другое на этом балу. Балу… хм… Не очень я люблю эти балы…

– Почему же?

– Потому что все это как-то наиграно. Девушки приходят сюда не такими, как в обычной жизни, а надевают лучшие наряды, делают лучшие прически, только чтобы выйти замуж. И кокетничают, и не искренние они. А кавалерам только бы кружить голову молоденьким дурочкам. Нет тут правды. Здесь нельзя найти ни дружбы, ни любви.

– А приятное общение? – спросила она, глаза у нее почему-то засияли.

– За весь вечер общение с вами было самым приятным, – ответил он. Глаза Орлов все никак не отрывал от красавицы.

– Вы мне льстите, – ответила я. И да, это была точно я. Никто другой. Я вновь поселилась в ее сердце, хоть и на очень короткое время. Но я вновь чувствовала себя собой. Я, голосок из прошлого, сияние в глазах, трепетное сердце. Я вернулась, вернулась. И забыла все: всю боль, которую я испытала, я забыла даже, почему я тут. Мне было, кажется, все равно. Лишь бы он продолжал на меня смотреть этим очаровывающим взглядом…

– Нет, это правда, – сказал граф.

– Мне все-таки кажется, что вы меня обманываете. Если вы здесь не для того, чтобы завоевать чье-то сердце, то зачем?

– У меня особенная миссия государственной важности, – ответил он. – Ну, ладно. Со мной разобрались. А почему же ты грустила и не хотела здесь быть? Тебя заставили?

– Ну, можно и так сказать, – ответила я и опустила глаза. Снова стало больно. – Я прошла через огонь, воду и медные трубы, чтобы Фея исполнила одно мое единственное желание. Но она, даже не выслушав, решила, что я очередная дурочка, мечтающая о любви. И я оказалась здесь.

– Печально, – ответил он. – Печально, когда за тебя решают, о чем ты мечтаешь… Знаешь, я сомневаюсь, что мы когда-нибудь еще встретимся и сможем рассказать друг другу всю правду, но ты не хочешь подарить мне хотя бы один танец?

Я улыбнулась. И улыбнулась, действительно, искренне. Мне было и весело, и легко с ним говорить. И почему это?! Может быть, эта была любовь. Да, он прав, мы никогда больше не встретимся, но это и хорошо, быть может. Все-таки я тогда еще не совсем была готова к чему-то такому. Я появилась лишь на миг, чтобы скрасить этот вечер. И появилась, потому что сама Лавелина меня позвала, потому что появился он.

– Ты все-таки похититель сердец и ловелас! – засмеялась я, но все же приняла его предложение.

Он взял меня за руку, повел в середину зала, и мы начали танцевать. Как легко и хорошо было рядом с ним, это было счастье, какого еще никогда в жизни не испытывала, я чувствовала себя такой защищенной в его обществе, хотя понятия не имела, кто он и что здесь делает. Хотя нет, мне казалось, что я знаю его тысячу лет, и что он мой давний друг, и… Кажется, я влюбилась.

Вот первый танец, вот второй… Только бы этот вечер длился вечно. Но ему было пора. Он оставил меня и пошел к своим приятелям.

Лавли вновь почувствовала себя такой одинокой. Ее душу опять начали терзать сомнения. Это самое ужасное чувство, когда тебе так плохо, но некому высказаться. И вроде как бы хочется убежать ото всех, от всего мира подальше и остаться одной. Но и хочется, чтобы тебя утешили. Она вновь хотела увидеть Орлова. Впервые за столько лет она, пожалуй, ему единственному не боялась рассказать правду. То есть даже не так. Всю правду она не рассказала, но говорить с ним – было утешением для нее. Хотя почему это она вдруг решила, что он ей так уж и нужен? Нет. Фея глупая. Она не знала, что по-настоящему нужно было Лавли. А ей нужно было вернуть ее малышку. Она уже собиралась уходить с бала, как вдруг сама наткнулась на графа. Точнее не наткнулась. Она заметила его в дальнем коридоре с его друзьями, хотела пойти поздороваться, но его странные разговоры заставили ее остановиться и притаиться.

Она услышала, как он говорил о короле и его двенадцати братьях. Она услышала, о том, что кто-то из его братьев уже третий год строит козни против короля. Год назад их королевство воевало с соседним и, кстати говоря, завоевало его. Притом агрессор был со стороны соседнего королевства, то есть короля заставили вступить в войну. Мол, солдаты соседнего королевства грабили земли, убивали людей. Но недавно выяснилось, что это были не солдаты того государства, а какие-то наемники из собственного королевства. Полгода назад, когда король сильно заболел, опять была война. Но на этот раз это королевство само напало на соседнее. Причем главный помощник короля сказал, что приказ отдавал именно король, хотя тот ни сном, ни духом об этом не знал. Стали разбираться. И нашли много разных таких темных дел, что мама не горюй! Черная магия, вызывание мертвецов, интриги, козни. После этого короля пытались дважды отравить. И еще был замечен какой-то странный человек, которого подозревали в колдовстве. В общем, король уверен, что это один из его братьев. Как-то его уже пытались отравить. И на этот раз он боялся, что попытку предпримут еще раз. Этот бал, в общем-то, был прикрытием.

Лавли вздрогнула. Все эти разговоры… Бунты, перевороты, прикрытия. Она вдруг осознала, что их четверо. Трое молодых людей и дама. И она запомнила этот холодный жгучий взгляд… Она вдруг развернулась и чуть не побежала. Да, она могла перепутать любой другой взгляд, но такой взгляд был только у одного человека. У Дикарки. «Холодный огонь или огненный лед», – как сказал… А тот другой парень, с таким сухим и важным выражением лица, видимо – Ричард. А тот веселый, похоже, солдат – Владимир. А Орлов. «Джек», – зазвенело в ее голове. Кажется, друзья называли его так.

Внезапно кто-то остановил ее и развернул к себе. Это был Орлов.

– Что ты слышала? – сказал он. Лавли испуганно глядела на графа, он сверкал глазами. Была в них ярость.

– Граф, – кое-как проговорила Лавли, ей было тяжело дышать. – Я ничего не слышала.

– Если бы не слышала, не говорила бы, – сказал он.

– Отпусти меня, – повелевающим голосом проговорила Лавли. Она все еще продолжала смотреть со злобой на графа, он делал то же самое, но все же отпустил ее, потом быстро развернулся спиной к ней и нервно прижал руку к подбородку, как бы задумавшись. – Кто-то готовит покушение на короля? – сказала Лавли уже гораздо спокойнее.

– Да, – ответил граф, он все еще не поворачивался к ней лицом.

– Но тогда преступник должен знать об этом, – сказала Лавли. – Он бы не стал убивать короля при всех. Его же заклюют эти аристократы. Да, и здесь столько стражи.

– Но мы точно знаем, – граф развернулся к ней лицом и опять взглянул в глаза. Ей показалось, что отблеск в глазах дрожал из стороны в сторону.

– Как же тогда? – проговорила Лавли. «Ну, давай же, ответь мне», – будто бы молила она взглядом. Не понятно, по какой причине, но она считала себя обязанной знать правду.

– Он применит магию, – ответил граф. – Думаю, заставит людей вести себя не так, как обычно.

– Он напоит их? – улыбнулась она, но граф молчал. «Это он или не он?» – все время задавала себе она этот вопрос. Этот напряженный взгляд. Неужели он тоже пытался разгадать ее?

– Пошли в зал. Скоро начнется, – проговорил он.

Граф снова подал ей руку. Лавли осторожно дотронулась до него. У нее были просто ледяные пальцы. Они вошли в зал. Там ничего интересного не происходило. Но это пока. Уже через некоторое время Лавли заметила, как стали меняться люди на балу. Это были уже не те подхалимы, они злились. Да, точно, злились. Кто-то уже даже начал ругаться. Внезапно они увидели, как двое знатных мужчин, словно два расфуфыренных индюка, начали бросаться друг в друга перчатками, потом один стукнул другого, другой стукнул первого. Разгоралась драка. Их пытались разнять, но только большее количество людей ввязались в драку. Уже через пять минут после этого зал было не узнать. Девушки таскали друг друга за волосы. Мужчины дрались. Одна дама била зонтом своего кавалера. Это было просто кошмарище. Повсюду свалка, крики, визг, все ненавидят друг друга и пытаются задушить. Кто-то уже пытался напасть на короля. Лавли подумала, что Джек (ну, так она сама решила для себя) попытается защитить его Величество. Но он и не собирался. Он вдруг поймал взгляд Лавли и побежал с ней наверх. Она едва за ним успевала по ступенькам. Да, убежать с поля битвы – такого она не могла ожидать от Джека. Но прошлый раз он именно так бежал с ней, видимо шагать для него – слишком медленно.

– Зачем ты сюда пришел? – спросила Лавли. Они стояли на балконе. Граф, облокотившись о перила, глядел вниз. – Разве ты не собирался помочь королю?

– Мои друзья защитят его, – сказал он. – Из замка велено никого не выпускать. Все гости там внизу. Наша задача понять, кто из них ведет себя странно.

– Странно? – чуть не закричала Лавли. – Они же дерутся на балу! Графы и дамы. Кажется, тот вообще принц. Я знаю, что дерутся на свадьбах, но на балах! Это же средневековый бал!

– Не все,– проговорил граф. – Гляди. Сошли с ума только люди высших чинов. Почти все они постоянно крутятся вокруг этого дворца. Смотри, – он усмехнулся. «Знакомая усмешка», – подумала Лавли. – А на тех вон нет чар. Наверное, их тоже бесят эти дворцовые стены, или эти напыщенные графы-бароны.

«Ага, какие слова про графов, граф! – подумала Лавли. – Хотя он же сразу сказал, что врет. Зачем же я пытаюсь копаться в нем?».

– Смотри, – проговорил он почти шепотом. – Вон восемь принцев. Видишь, устроили драку в дальнем углу. А вон еще четверо – терроризируют короля. Значит, это не его братья. А кто тогда?

– А по каким параметрам мы высматриваем его? – прошептала Лавли.

– Есть люди, которые сейчас подвержены сумасшествию, – произнес граф. – Они нам точно не подходят. Он бы не стал так рисковать. Все остальные ужасно запуганные, пытаются тоже выбраться. Они тоже начинают сходить с ума, но не так… А вон смотри. Девушка. Не похоже на то, чтобы она была сумасшедшей, хотя сама бьет каждого проходящего стулом. Самозащита. Но она не выглядит и испуганной. Нужно ее проверить.

Граф рванул вниз большими шагами. Лавли тоже сорвалась с места и побежала за ним.

– Стой! – прокричала она. – Ты же не можешь быть точно уверенным!

– Никогда! – проговорил он с усмешкой.

Он резко затормозил внизу лестницы. До этого у Лавли не возникал вопрос, почему никто не поднимается наверх. Граф сделал какие-то пассы руками и перешагнул через черту, а потом быстрыми шагами направился к какой-то колонне. Лавли побежала за нимй. Он остановился, выглядывая из-за колонны и наблюдая за той девушкой. Лавли остановилась рядом с ним. «Ну, и дикие же у него глаза!» – подумала Лавли, взглянув на графа. Ей даже стало страшно за эту даму.

– Это королева, – вдруг проговорил он и взглянул на Лавли все еще горящими глазами.

– Она не под охраной? – проговорила удивленно Лавли. Да, это была определенно королева. На ней не было короны, волосы были растрепаны, но она знала, что так оно и есть. Они видела ее еще в королевском виде.

Граф вдруг сорвался с места, на котором стоял, и подскочил королеве. Она тоже захотела ударить его стулом по голове, но он схватился за стул.

– Не хотите сегодня со мной вальсировать? – сказал он, намертво вцепившись в стул.

«Да он сам обезумел!» – закричала мысленно Лавли. Она наблюдала, как они пытаются отобрать этот стул друг у друга. Лавли, казалось, не дышала. Ей было страшно за даму. Она же (черт возьми!) королева, и без охраны. А он намного сильнее нее и безумен, похоже. Она хотела ей помочь, но какая-та неведомая сила заставляла ее стоять на месте и наблюдать.

Это был неведомый страх, который не позволяет делать то, чего хочешь. Но Лавли не так много времени набиралась храбрости. Она вскоре опомнилась и побежала к графу и королеве. При этом она сама и не заметила, как отодвинула графа и сама стала сражаться с королевой. Причем она этого не хотела, а только защищалась. Стул они выронили, и королева хотела оттолкнуть Лавли, а Лавли, боясь упасть, схватилась за часть платья. А эта часть была карманом, и, когда она дернула за него, какая-то вещичка выпала и разбилась с оглушительным треском в полной тишине. Все замерли на месте. Люди застыли в удивлении, не понимая, зачем вообще здесь и что тут происходит. Заклятие перестало действовать, после того, как разбили эту вещь.

И вскоре все это поняли. Королеву арестовали. Вот ктои была зачинщицей всех войн – женщина. Кто бы мог подумать. Гости еще пытались прийти в себя, но уже не буянили, в отличие от самой королевы. Она жутко кричала и ругалась, в какой-то момент, проходя мимо Лавелины, она толкнула ее, и Лавли бы непременно грохнулась на спину, но…

Граф успел вовремя. Он подхватил ее за талию. И они оставались в таком положении. Когда Лавли, прогнув назад спину, в волоске от падения держалась лишь на руках графа. А граф стоял над ней. И смотреть им приходилось друг другу в лицо. И у Лавли было такое испуганное личико, и она смотрела на него, чувствуя, что единственное ее теперь желание, чтобы этот прекрасный граф поцеловал ее своими бархатными губами и держал крепко-крепко. Но этому не бывать! Он ведь Джек! Тот мальчишка, который… И он ей совсем не подходит, и она не может его любить, а он не сможет ее полюбить. И ей нельзя любить, нельзя, просто нельзя!

Внезапно Лавли услышала бой часов. Ровно полночь. Должно пробить двенадцать раз…

– Мне нужно бежать! – быстро проговорила Лавли. Вот оно, ее спасение – ложь. Она вырвалась из рук Джека (графа). – Заклятие феи действует только до полночи. Потом я опять стану собой, все увидят меня, и кошмар! Мне нужно бежать, бежать!

Она повторяла эти слова и бежала, все время оглядываясь назад, смотря на своего сказочного принца. А он стоял в недоумении, потом тут же побежал за ней. Она уже была на улице, на лестнице, сбегала вниз. Но неудобно было быстро бежать в таких туфельках. Она смахнула с одной ноги туфельку. Пробежала пару шагов – сломалась другая, и ее она смахнула в кусты.

– Куда ты, дурочка! – закричал граф, он остановился на лестнице, глядя на свою красавицу, все еще не веря в происходящее. А она уже забежала в лес. Он вдруг заметил блестящую туфельку, поднял ее. – Без туфелек удобней, да? – пробурчал он и усмехнулся печально.

А Лавли бежала по лесу. Платье рвалось и пачкалось, у нее все ноги были в иголках. В том лесу было много елок. А на глаза навернулись слезы. Всё пропало! Всё было напрасно. Ей никогда не вернуть ее маленькую Аврору. Она ведь так старалась. А все впустую! И судьба еще раз показала, что ей уже никогда не быть счастливой. Бал закончился крахом, а Джек… Почему только он у нее на уме?.. При чем здесь он! Так не должно быть. Не должно быть. Она должна вернуть своего ребенка, а фея посылает ее на бал! Замечательно! Просто замечательно! У нее была одна-единственная в жизни возможность, и она ее проворонила! Горькие слезы лились у нее из глаз, она не могла остановиться. Все бежала и бежала… Она давно уже не была той красавицей. Волшебство феи спало, ведь она же ушла с бала, и внешность богини уже ей была не нужна. А что сказать другим? То, что она веселилась на чужом балу, вместо того чтобы вернуть Аврору?

Была темная ночь. Лавли умылась в ручье, расплела волосы, оборвала лишние части и так уже оборванного платья и медленно тронулась в путь. Искорка, что все это время была у нее в украшении, выбралась наружу, показывая дорогу, хотя сама чуть не плакала из-за Лавли. Ей тоже ее было жалко. А Лавли успокоилась. Она всегда так делала. Загоняла все в себя, была спокойной, вообще без эмоций шла, с пустым лицом, с пустой душой.

Только утром она добралась до друзей.

– Ну, что? – спросила в надежде Аделька.

– Меня не выбрали, – ответила Лавли. Искорка встрепенулась от возмущения, но Лавли и так было плохо. Ее даже не спросили про платье.

– Бедняжка! – сказала Аделя совершенно искренне и обняла ее. Ханс тоже прижался к ней, совершенно раздавленный.

– А была где? – спросил Женька. Ему тоже было жалко сестру, но он старался не выдавать своих эмоций и не показывать, что волновался. Но впервые в жизни ей, кажется, было понятно, что ему не все равно.

– Не знаю я, – проговорила Лавли. – Я была слишком… раздавлена…

– Не говори ничего, – прошептала Аделька. – Не нужно. Полетели домой.

 

Глава 14

Звезды тоже теряются, звезды тоже находятся…

 

Лавли вновь увидела знакомые силуэты, очертание тропического острова. Не было никаких сомнений: на этот раз шкаф отвез всю дружную компанию на остров Джека. Да, после нескольких дней уныния и разочарований, Аделька вновь уговорила всех продолжить поиски.

– Так ты здесь была три раза! – воскликнула Аделька, оглядывая остров. – Это потрясное место. Посмотри! Тропики. Наверное, можно будет сходить на пляж, позагорать. Слушай, а если тебя уже третий раз посылают сюда, может, это судьба. Ты говорила, этот парниша, как его там, Джек? Что он колдун. Может, он знает способ, чтобы вернуть твою дочь, и мать Ханса с того света? Давай здесь останемся, а?

– Ну, в принципе, это логично, – сказала Лавли. – Только нужно будет найти…

Но Аделька ее уже не слышала.

– Слышишь, Женька? – закричала она, запрыгала, схватив паренька, так что ему пришлось тоже прыгать вместе с ней. – Наконец-то отпуск. Море, пляж, волны. Тропические фрукты на завтрак, жареная рыба, которую мы сами выловим, а еще танцы на песчаном берегу ночью с костром и гитарой, – она подлетела и стукнула по гитаре Пуффи, на что он чуть не зашипел от возмущения. А потом вдруг притаился, будто высматривая что-то интересное.

– Только в прошлый раз, когда я вышла к пляжу, один ненормальный хотел меня убить, – сказала Лавли, но ее никто уже не слышал. Женька, Аделька и Ханс уже бесились вовсю, кидались орешками, смеялись, кружились.

Внезапно Аделька поскользнулась и упала, за ней упали и Женька с Хансом, свалившись в общую кучу. Тут же появилась, как гром средь белого дня, Дикарка. Она казалась еще грозней и величественней, чем в первый, да и во второй раз… там, на балу. Друзей так и передернуло. Кто-то даже вскрикнул. Хотя не все так отреагировали. Пуффи даже глазом не моргнул.

– Я вас помню, – сказала она, взглянув на Пуффи и на Лавли, а потом грациозно подошла к куче детей, пытающихся встать. – А вы кто?

Аделька первая выбралась из кучи-малы и, как ни в чем не бывало, подскочила к незнакомке, протянув руку.

– Я Аделина, – сказала она.

– Дикарка, – ответила со всей своей гордостью та, сжав руку даже сильнее, чем Аделька.

– А ты чумовая! – воскликнула Аделька. – Ты живешь на этом острове? Мы тоже решили сюда переехать.

У Лавли чуть глаза не выскочили из орбит от ее слов.

– А где здесь на острове мы бы могли поселиться? – спросила Аделька.

Тут к ней подскочил и Женька, отстранив Адельку.

– Я Евгений, – сказал он.

«Пррр», – прорычал Пуффи. Опять же все говорили имена не по схеме. Кто вообще когда-либо звал Женьку Евгением. Нет, он решил повыпендриваться и назвал полное имя.

– Привет, – поздоровалась Дикарка. – Я вообще-то здесь не заведую недвижимостью. Вообще этот остров Джека. Лучше подойти к нему с такими вопросами.

– Это остров Джека? – переспросил Ханс. – А ты меня не забыла?

– Хм, – задумалась Дикарка. – Маленький надоедливый ребенок. Ханс! Нет, я тебя не забыла. Да, этот остров – Джека. Фамильное имение.

– Фамильное имение? – переспросила Лавли.

– Фамильное имение, – подтвердила Дикарка. – За мной.

И она резко рванула куда-то. Всем пришлось бежать за ней. «Если бы Дикарка и Джек были братом с сестрой, я бы подумала, что это у них семейное», – подумала про себя Лавли. Опять ее заставляют бегать. Но, по правде говоря, сама она не нашла бы дом Джека без помощи Дикарки. И как вообще можно так хорошо ориентироваться в лесу? Здесь же одни деревья, по домам еще можно узнать местность. Но как – по деревьям?! Тем не менее, вскоре они были на месте. Да, это было то большое дерево, его Лавли ни с чем не смогла бы перепутать, несмотря на то, что видела только ночью, в полумраке. Всей шумной толпой они поднялись наверх.

Было тихо. И хозяина не было в зале.

– Джек! – позвала Дикарка. – Хм. Не отвечает, может, дома нет?! Обычно в такое время он весь в делах.

– Да, весь в делах! – передразнила Аделька. – Вон он спит!

Они зашли к нему в спальню. Опять же всей толпой. Конечно, кому хотелось спокойно стоять в зале и ждать, пока хозяин дома проснется. Он лежал под одеялом. Вид у него был какой-то нездоровый и болезненный. Взмокшие волосы, беспричинная дрожь во всем теле, измотанный вид, тревожное выражение лица. Он, кажется, что-то бормотал во сне, задыхаясь. «Кровь, кровь», – вдруг ясно услышала в этом бормотании Лавелина, и вздрогнула. И как это Джек может бормотать во сне про кровь?! Он что, вампир? Брр. Что за глупые мысли иногда приходят в голову!

– Он задыхается? – спросила Дикарка и тотчас же начала тормошить Джека.

– Что?– он резко открыл глаза.

– С тобой все в порядке? – спросила Дикарка. – Ты будто бы задыхался. Чего спишь до обеда? Уже солнышко давно светит над горизонтом. А ты спишь!

– Действительно, – с удивлением произнес Джек. – Чего это я? – потом он слегка поднялся с кровати и взглянул на всех гостей, столпившихся у его двери. – Можно, я переоденусь, а?

Все вышли из комнаты. Минуты через две появился и Джек, уже переодетый. Он надел какую-ту бордовую рубашку, причем застегнул как-то небрежно. Волосы у него до сих пор были взмокшими и теперь лежали вьющимися медными локонами.

– Тебе нездоровилось? – спросила Лавли.

– Я в полном порядке, – ответил он с прежним задором и даже подмигнул. – Так вы все друзья Лавли? Теперь уже впятером летаете?

– Мы не друзья, – немного сухо ответил Женька. – Я брат ее, Женька.

– Джек, – он протянул ему руку и пожал. – А это твоя девчонка?

Женька усмехнулся. Подловил! А Аделька слегка толкнула Джека в плечо.

– Я Аделька, – сказала она. – И мне не нравится определение «Твоя».

– И как вы познакомились? – спросил он, рассмеявшись. Похоже, ему нравилось задавать такие вопросы первым встречным людям. А до Лавли только дошло: ее брат и правда встречается с этой Аделькой.

– Вообще-то благодаря Лавли, – ответила Аделина. – Представляешь, одна сумасшедшая меня в ребенка превратила лет на десять. Она всех взрослых превращала в детей. И Лавли занесло в ее болота. А ей ребенком быть неохота было. Вот она меня и перенесла к себе домой.

– Ясно, – сказал Джек. – Нужно будет повидаться с этой сумасшедшей.

– Тоже решил стать ребенком? – усмехнулся Женька. Да, у него была другая усмешка, нежели у Джека. Джек почти всегда улыбался и усмехался – для него это было нормальное состояние. Женька же почти всегда был серьезным, или злым, то есть его лицо казалось каким-то злым, и усмешка на его лице была просто чудом.

– А почему бы нет? – рассмеялся Джек. – Нет, ведь ничего плохого в том, чтобы быть ребенком, да, Ханс? Гуляешь целый день, играешь в игрушки…

– Сидишь себе на горшке, и никто не нужен, – добавила Аделька. Ханс лишь потер покрасневшие уши.

– А я хочу быть взрослым, – сказал он. – Неудобно быть ребенком.

И таким образом прошло где-то полчаса. Женька, Аделька и Джек о чем-то постоянно говорили, причем вовлекая в свою беседу сначала Дикарку, потом Ханса. Но Ханс решил поиграть в шахматы с Пуффи, поэтому почти с ними не говорил, только изредка вставлял какие-нибудь фразочки, поддерживая беседу. Они уже смеялись, рассказывали смешные истории. В общем, было похоже на встречу старых друзей. Аделька успела рассказать, что они решили некоторое время пожить на острове, и о доме, который им нужен.

– Отлично! – сказал Джек и взглянул на Лавли. Она молчала. – Рич занимался строительством домов. Сюда на остров постоянно кого-то да забросит. Вот он заранее и приготовил. Можете даже сами дома выбрать. А на счет воскрешения… Да, я слышал, Лавли, о таких случаях, о воскрешениях. Я еще подумаю и скажу тебе, ладно? А теперь пойдемте смотреть новые дома! Кстати, Лавли, а где твоя Искорка?

– Я не пойду, – сказала Дикарка. – У меня еще много дел.

– Ты не хочешь видеться с Ричем? – рассмеялся Джек.

– Да, – ответила Дикарка, гордо поднимая голову. – Он слишком нудный. Особенно насчет жилья.

– Ну, да, ну, да, – рассмеялся Джек. По дороге Женька спросил у него на счет Дикарки и Рича. Джек ответил:

– Они постоянно то ссорятся, то снова мирятся. Мы уже устали наблюдать за их страстями. Они то пара, то нет. И каждый раз кто виноват? Конечно, Рич.

– Женщины! – сказал Женька, почему-то вдруг зыркнул на Лавли и поспешно отвернулся.

– Ну да, мы всегда виноваты! – сказала Аделька и больно щелкнула паренька по лбу. – Вот и на этот раз. Это я стерва, а ты не при чем.

По пути Лавли выкроила минутку и спросила у Женьки:

– Так вы встречаетесь?

– Представь себе, – ответил он.

– Но… а разве вам, то есть, тебе, не рано?

– Мне пятнадцать лет, – произнес он с каменным лицом. – Куда уж позже?

– В восемнадцать? – улыбнулась она в надежде.

– Ты издеваешься? – произнес брат. – Такое ощущение, что со мной сейчас разговаривает не хм… – он как бы кашлянул, потому что ему не нравилось произносить это слово, – сестра, а старуха – монашка в парандже...

И вот они пришли к Ричу. Все было так же, как и запомнила Лавли. Рич почти не говорил, казался суровым и взрослым. Лавли еще удивлялась: неужели Дикарка и Рич действительно были вместе? Ведь он ее старше. Ему где-то тридцать два – тридцать пять. А ей на вид, несмотря на всю царственность, около восемнадцати – девятнадцати. Ей было бы интересно узнать, как такой человек, как Рич, мог вообще проявлять какие-либо чувства.

Джек и Рич показали домики, в которых потом и поселилась вся компания. Они находились на берегу реки, сделаны были из тростника, со всеми удобствами. В общем-то, приятные светлые пляжные домики. Аделька с Лавли поселились в одном, все мальчики – в другом. Только вот в сомнениях пребывал Пуффи. Он не отвечал, будет ли он здесь жить, или нет. Это было в его репертуаре. Он то приходил туда, то уходил. Что ж поделаешь?

Той же ночью они устроили новоселье. То есть вечеринку на пляже. Развели костер, Пуффи играл на гитаре, все веселились, жарили какие-то вкусности, смеялись. Женька говорил, что ему не нравилась та музыка, которую играл кот. Потом сказал, что лучше, если бы сейчас прозвучала его любимая рок-мелодия, и кот, как назло, сыграл ее, даже лучше, чем Женька. На новоселье пришли и Джек, и Дикарка, и Вова, и Рич. Джек, естественно, уговорил всех на танцы. Аделька тоже решила заставить Женьку танцевать. Для этого она запрыгнула ему сзади на спину. Он начал бегать, они смеялись. Ханс сказал: «Ура! Лошадки», побежал и тоже прыгнул на руки к Женьке. Женька пошатнулся. В этот момент Пуффи присел ему на голову. Все засмеялись. «Куча мала!» – закричал Джек и сбил его с ног. Веселый вечер был.

Даже Лавли заставили улыбнуться пару раз. А еще она узнала кое-что о Владимире, том парне из самолета. Он сам почти не веселился, а все сидел возле костра. Может быть, устал, а может быть, просто не любил веселиться. Лавли этого не знала. Но самой ей веселиться не хотелось, сколько бы ее ни уговаривали. Владимир, или Вова, как он просил себя называть, так разговорился с ней, что даже рассказал свою историю попадания на остров. Самое удивительное, что Лавли, наконец, разглядела его. Это был молодой парень, лет двадцати пяти, красивый, статный, с добрым лицом, открытый. Ростом он был чуть ниже Джека, широкоплечий, сильный, думается, очень сильный. Про таких говорят – большой добряк. У него было светло-русые волосы, карие глаза. Одет был в серую майку, светлые штаны и длинные сапоги.

Оказывается, Вова (Владимир звучало как-то непривычно, Лавли называла его просто Вова) был солдатом. Кажется, она слышала это от Джека. И был он летчиком, летел на самолете, потом что-то пошло не так. «Никогда я не видел подобного, думаю, и не увижу», – сказал он про шторм, в который попал тогда. Думал, что погибнет. А ведь у него была важная миссия. А потом вдруг очнулся и понял, что жив. А еще понял, что находится не в своей стране. Он был в диких тропиках. Удивительно, как такое могло произойти. Пробовал починить самолет – ничего не сработало, пошел на разведку. Встретил Дикарку, потом Джека и Рича. В общем, ему срочно нужно было лететь назад. Но Джек сказал, что уйти с этого острова обратно можно только тем же путем, что и попал сюда. Но Вова не слушал. Он попутно узнал о существовании волшебства. И о волшебных ботинках, которые носили все остальные жители этого острова. И эти ботинки, если их как-то по-особому сделать, могут перемещать между миров. И он заставил изготовить себе эти ботинки.

«Вот эти сапоги», – сказал он. Они и переместили его назад. Но было слишком поздно. Великая Отечественная Война, на которой он воевал, закончилась еще в сорок пятом году, с тех пор прошло больше полувека. У него почти не осталось живых друзей и родных, а те, кто остались, не смогли бы его принять. Все там так сильно изменилось, другие порядки, другие люди – тяжелые времена. Он пытался жить там, в том, уже в другом своем мире, но не смог. Сапоги, которые он первым же делом выкинул в реку, вдруг пришли к нему по почте, Вова вернулся вновь на остров и больше уже не бывал у себя на родине. «Прóклятый остров», – закончил Вова. Да, остров был таким. Он не отпускал тех, кто хотел уйти с него другим путем, не тем, которым пришел сюда. И он перемотал время на долгие годы вперед, чтобы Вова не мог оставаться у себя на родине.

– Ты говоришь, что воевал, – сказала Лавли. – Просто мне кажется знакомым вот эта… ну, Великая Отечественная Война. Я читала похожую книжку, фантастику, может быть…. Но страшная книга была. Она называлась «41-45». Там тоже было про войну. Только война была с монстрами-демонами, которых называли фашистами. Совпадение, да? – когда она говорила про совпадение, то серьезно верила в это.

– Мы воевали с фашистами, – вдруг услышала Лавли. Она нахмурила брови.

– Как это? – задумчиво произнесла она. – Ты же сам говорил, что раньше не верил в волшебство. А фашисты, это как бы злая магия. Это демоны. Они считали себя выше всех людей, хотели завоевать мир, сделать людей своими рабами.

– Нацизм – непереносимость других рас.

– Нет, подожди. Как это? Я просто не понимаю. Они же делали чудовищные вещи. Ты просто так говоришь, будто бы… Они же не были людьми?

– Смотря, с какой стороны посмотреть. Мне не нравится их так называть. Но да, думаю, ты права.

– То есть, как?.. – у Лавли дрожал голос. – Я… я правильно понимаю, что это одна и та же война? Просто… года и названия… Просто, когда я читала эту книгу, мне было страшно за людей… И, вообще, я считала ее даже страшилкой. Ммм… может, это все-таки разные войны?.. Что было в твоей войне? В книге был великий город, один из самых прекрасных во всем краю. И там этот город… окружили чудовища и держали в осаде несколько лет. Они бомбили их, и дети прикрывали свои дома защитными чарами – полотнами, чтобы домов не было видно. Но все равно. Они были, как в ловушке. Еды вообще не было. И умирали, в основном, не от дьявольских рук, а от голода… – Лавли как-то по-особенному выделила слово «от голода». – Но там была и Дорога Жизни. Такое место, единственное спасение людей. Но даже там умирали…

– Ленинград, – проговорил Вова. Для Лавли его слова были как удар грома. Она вся встрепенулась. Кажется, это название ей было знакомо, может, просто в книжке оно было чуть-чуть другое, но общая суть сохранялась. Город-ловушка для людей и Дорога Жизни все-таки существовали.

– Нет, но, – не унималась Лавелина. – Подожди. Но ведь это же не может быть правдой, – на глазах у нее уже сверкали слезы отчаяния. Она отказывалась в это верить. – Это не может быть правдой. Они ведь были чудовищами! Они не могли существовать! – теперь она уже чуть ли не кричала. – Это ведь ужасные злодеи, то есть в книге они представлялись, определенно, только злом… Мне нравилась эта книга, я переживала за героев. Там было много героев, и у всех у них тяжелые истории. Разве такие придумаешь?.. Столько людей умирали и страдали, они пересекались друг с другом, и расставались… И вообще, – Лавли на некоторое время остановилась. У нее уже болела голова от эмоций, било в виске. – А ведь они не могли быть людьми. Как же назывались эти… такие большие и бронированные, которые огнем…

– Бронированные… Может, танки?

– Танки, – задумчиво сказала она. – Кажется, танки… Они были тоже демонами. И людям приходилось бороться без всего с этими демонами. Представляешь, все равно, что рыцари боролись с драконами. Как же ты теперь говоришь, что боролся с ними, и что они были людьми? Это ведь выдуманная история! Они же по детям стреляли, проверяя меткость, – произнесла она совсем тихо с опустевшим от ужаса лицом. – А ты говоришь, что участвовал в этой войне…

Она медленно встала, сказала, что пойдет спать. У нее уже не было сил, слезы сами лились, она не рыдала, нет, на рыдание у нее не было сил. То, что она читала когда-то в детстве и считала самой страшной сказкой в мире, оказалось правдой. Она еще тогда рыдала над этой книгой, и утешала себя лишь тем, что все это выдумка, что этих людей никогда не существовало на белом свете… что никто никого не жег в печах, а подростков никогда не бросали с высоты в старую шахту, где они должны были умереть от перелома костей, без еды и воды. Она утешала себя лишь тем, что всего этого не было на свете, просто у кого-то слишком богатая и, может, больная фантазия. Но это оказалось правдой. Там не было ужасных демонов, а были люди. Но как же, как же люди могли быть такими? Как люди могли убивать себе подобных, детей, женщин? Как? Они не считали их себе ровней. Почему? А даже, если бы это и, правда, так было, неужели нужна такая жестокость? Зачем? Для чего это все было? Неужели только ради власти можно перестать быть человеком? Или какие еще цели они преследовали?

Она легла в свою кровать и долго лежала без сна. Все это время Искорка была рядом, она молчала, ей нечего было сказать, нечем было утешить девушку. Кажется, она сама страдала от каждого слова Лавли, и так же вздрагивала от слов Вовы. Но она молчала, не смела сказать ни слова. Это пугало ее. Потом, наконец, Лавелина заснула. И странный сон ей приснился после этого.

Детская площадка. Карусельки, качельки... И яркий такой день, солнечный. И в этом сне она увидела маленькую Аврору. Вот она, живая, здоровая. Она улыбается своей детской искренней улыбкой, потому что иначе дети и не могут улыбаться. И она смеется, бегает по всей площадке, с горки скатится, на качелях посидит. И почему-то Лавли вдруг забыла все печали и тревоги. Ей хорошо. Ей хорошо даже больше, чем наяву. Она и не думает, что это сон, и что дочь ее давно не жива, ей просто хорошо. Она бегает с ней. И во сне, почему-то, рядом с Авророй Женька. И зачем он появился здесь? Он ведь никогда не дружил с Авророй, даже с Лавелиной он не общался. Но Лавли это как будто не волнует, во сне у нее совершенно другое мнение. Это когда почему-то человек создает себе во сне такую ситуацию, которую он считает совершенно правильной. И вопросы возникают совершенно другие. У Лавли единственный вопрос был, где ее малютка оставила свои ботиночки? Почему она бегает босиком? А Аврора смеется, она убегает от Женьки. Они играют в догонялки. Вот они там, вот здесь, играют друг с другом, как дети. А Женька здесь и правда как ребенок. Ему лет двенадцать. Про Аврору и не нужно говорить.

Тут посреди сна Лавелина начала плакать. Она плакала не страдальческими слезами, ее слезы такие теплые и радостные, но в то же время и страшные. Страшные в том смысле, что подсознательно она понимает, что это ложь, но видит такие прекрасные картины, которые не хочется разрушать.

Вот Женька с Авророй стали крутиться на карусели, Лавли прыгнула за ними. И тут как бы она понимает, что это не Женька, а Джек, то есть образ ее брата медленно перетекает в этот образ. И Лавли во сне этого не замечает. Просто теперь перед ней Джек. И все. Они катаются на карусельках. И тут, бац, Лавли не удерживается и отлетает. Ей не больно. Но она не видит Аврору и Джека. Она пугается, оборачивается во все стороны, крутится, бегает, но нигде не видит свою малютку. Ей страшно, она чувствует беду.

Тут она видит ее. Подбегает, обнимает, целует. Сзади какой-то силуэт. Она могла бы предположить, что это Джек, но это не он. Это уже другой образ. Это Стоун. Он вдруг прицеливается и стреляет. О ужас! Он попадает. Но попадает не в нее. Он попал в Аврору. Девочка испуганно смотрит на свою грудь. На цветочно-желтом платье появляется кровь. «Нужен доктор! Скорее!» – решает она и бежит с малюткой поскорее в больницу. Она прижимает Аврору к себе, главное теперь – ее не отпустить. Она понимает, что Стоун где-то там позади, преследует их. Вот люди у больницы. Такая большая толпа, она пытается протиснуться сквозь толпу, на нее давят, а кровь все хлыщет. Сама Лавли оказывается в крови. А у толпы все нет конца. Она пробирается и пробирается. Тут понимает, что Стоун опять стреляет. Причем на этот раз, он не попадает ни в Лавли, ни в Аврору. Он попадает в людей на улице. И те умирают на ее глазах, все в крови. Они тянут руки к Лавли, еще умирая, они пытаются утащить за собой Аврору. Уже везде она видит красную кровь, она бежит, вся пачкается, чувствует эти руки смерти умирающих, которые пытаются утащить с собой ее малютку.

И все красное! И все такое грязное! И кровь везде, и смерть, и кто-то утаскивает с собой Аврору. Она пытается найти ее, но не может. Внезапно кто-то дотрагивается до ее плеча. Она знает, что это руки зла. В руках у нее оказывается меч, или что-то острое. Она быстро поражает зло. Но это не оно. Это Аврора. Она падает. Лавли видит Джека в крови, мертвого.

Такого ужаса она никогда не испытывала. Она закричала, проснулась и продолжала кричать. На ее крик вскоре прибежали все. Ее пытались успокоить, а Лавли даже не понимала, кто перед ней.

– Что произошло? – это была Аделька. Она была ближе всех к ней. Женька тоже был рядом. Потом вбежал Джек. А она, наконец, перестала кричать. У нее не хватало воздуха, волосы были спутаны, а лицо красное.

– Это ужасно! – вскричала она и спрыгнула с кровати. – Я не могу даже сказать, насколько. Я… я… Это все это дурацкое место! Это вы все! Ненавижу! Ненавижу!

– Лавелина, – внезапно услышала она тоненький голосок Искорки.

– Ты! Была рядом со мной, – вскричала она со всей своей агрессией. – Я тебя чувствовала. Это ты виновата! – вскричала она.

– Я?– дрожащим голоском произнесла Искорка.

– Лавли, – кто-то пытался ее остановить, но было поздно.

– А кто же еще? – продолжала она. – Это ты на меня навела этот кошмар, ты! Ты его видела, ты была со мной там. Я знаю это. И во всем этом ты тоже виновата. Какая ты звезда, если не можешь исполнить одно мое единственное желание? Ты паршивая звезда. Ты ведь должна знать будущее, да? Но почему ты его не знаешь? Почему ты мне не говоришь, как ее найти! А? Это все здесь нарочно подстроено, я не знаю зачем, может, чтобы поиздеваться надо мной. Или ты можешь воскресить ее, но не хочешь? А? Может быть, ты считаешь, что это Аврора не достойна жить или это все из-за меня, потому что ради меня ты не желаешь постараться?

– Лавли, – прошептала Искорка. Звездочка дрожала. Лавли пытались увести от нее, но она все равно бесилась. Тогда Искорка произнесла:

– Раз ты так думаешь, тогда я… Простите меня… Прощайте.

Звезда вдруг метнулась и вылетела прочь. Лавли все еще тяжело дышала.

– Ты что, из дурки сбежала или бухая, что ли? – сказал Женька.

– Я… я не со зла, – проговорила, заикаясь, Лавли и села на пол.

– А, по-моему, как раз наоборот, – пробурчал Женька. – Совсем рехнулась!

– Но это она навела на меня этот сон, – прошептала Лавли. – Я не знаю, как, но я знаю, что это она. Я не видела сны уже два года! И вот только уснула рядом с ней, как вот такой бред…

– Ты не могла видеть сны? – переполошился Джек. – Только с Искоркой увидела?

– Лучше бы не видела. Мне снились ужасные сны, ужасные. Там была Аврора. И она умирала! То есть, она умерла. И это я во сне ее убила. Так оно и есть. Я не оберегла ее, не смогла помочь. И теперь беспомощна. А сначала было все так прекрасно. Она играла на детской площадке…

– Возле Земского парка? – переспросил Женька. – Она туда же все время просилась.

– Да… откуда… откуда ты знаешь? Я думала, ты не интересовался нашей жизнью, – сказала Лавли.

– Я провидец! – вскрикнул Женька. Он разозлился от слов сестры, но Лавли это как будто не заметила. Женька стал ходить по комнате взад-вперед.

– Я ужасный человек. На себя мне уже давно наплевать. Но почему должна страдать Аврора? Дети не должны страдать из-за ошибок родителей.

– Согласен, – сухо ответил Женька, Лавли подняла на него свои большие зеленые глаза. Женька все еще продолжал свою ходьбу. – А знаешь, что? – резко сказал он. – А ты помнишь, чем ты там занималась в своей лавке? Что ты там продавала?

– Антиквариат, – произнесла она, дрожа.

– Ну, конечно! – съязвил он.

– Женя, если ты хочешь мне что-то сказать, говори, – испугавшись, сказала Лавли.

– Серьезно? – спросил он. – Ты, правда, хочешь, чтобы я сказал то, что думаю. – Лавли кивнула головой. – Хорошо. Тогда слушай. Ты права. Ты отвратительна мне, и я тебя ненавижу.

– Так, ребята, давайте оставим эту тему, – воскликнула Аделька.

– Ой, только не надо мне! – вскрикнул он. – Вы ее не знаете. А я знаю. Эгоистка! Зачем ты хочешь оживить Аврору?

– Она всего лишь маленький ребенок, она не заслуживала смерти.

– А кто ее заслуживал? Это идиотизм! Не нужно ее оживлять. Она умерла уже давно. Прошло почти два года! Два! Она давно погибла, так зачем ее мучить?

– И ты мне это говоришь? Я эгоистка? Я мучитель? – закричала Лавли, вскочив с пола, и разъяренно подбежала к брату. Они со злостью зыркали друг на друга. – Я отдам все, что угодно, только бы ее вернуть. Я все это время пыталась вернуть ее, пыталась помочь ей, а до этого спасти. А что сделал ты? Какое ты право имеешь мне это говорить? Не ты ее воспитывал, не ты ее рожал. Я так ее любила, я ее мать. Я ведь все делала, чтобы ее спасти, пыталась, но ничего не получилось. Но я все равно не сдамся. И хоть эта глупая Фе… – она хотела сказать «фея», но тут вовремя вспомнила, что рассказала графу, которого считала Джеком, про фею, – не исполнила мое желание, не вернулась. Все равно. Пусть она горит за это в аду. Но я все равно не сдамся. Я найду способ. И никто мне не помешает. Я готова свою душу и сердце отдать, лишь бы она была жива!

– Я тоже ее любил! – вдруг закричал Женька с обидой. – А теперь ты тормошишь ее, пытаешься пробудить то, что давно погибло. Вот тебе и снятся кошмары. И Искорка не виновата. Она только пыталась помочь. А ты! Не нужно воскрешать Аврору. Она давно погибла, понимаешь, два года прошло. Ей не нужно возвращаться, она уже смирилась со своей смертью, а ты пытаешься сделать то, что не в порядке вещей. Она уже не живая, она мертва, мертва, понимаешь? Она труп!

Тут Лавли не выдержала и дала пощечину Женьке. И тут же об этом пожалела. Сначала обидела Искорку, а потом ударила младшего брата. Что с ней творится?

– Да пошла ты!– прошипел Женька и мгновенно вылетел из дома.

– Да что с тобой! – закричала Аделька и тоже побежала за Женей. – Женя! Женя!

Лавли взвыла от досады и стукнула головой о стену.

– Что ты делаешь! – подбежал Джек и отвел ее в сторону.

– Я чудовище! – закричала она. – Я не знаю, что мне делать… – она схватилась за голову. Джек обнял ее, она пыталась вырваться, чтобы опять творить безумие. – Зачем я обидела Искорку? Нужно ее найти! А Женьку. Черт! Я никогда себе не прощу. Почему я не могу заплакать? Мне иногда кажется, что я сама мертва, я не могу больше чувствовать. Вот теперь, минуту назад я ощущала такую злость, всю злость, что накипела в душе. А теперь!.. я и этого не чувствую. Только пустоту. Это сводит с ума. Джек, скажи мне, разве я не права, что нужно вернуть Аврору? Неужели Женька прав?

– Лавли, – ответил он. – Ты не хочешь знать моего ответа, – внезапно он заметил что-то в окне, его взгляд стал озадаченным и даже суровым. – Нужно вернуть их в дом, – сказал он. – Что-то плохое будет твориться на острове. Надвигается буря.

– Точно, – вскричала Лавли и подбежала к выходу. Там она столкнулась с Аделькой.

– Он побежал в ту сторону! – вскричала она с порога. – Взгляни. А ведь с того места начинается шторм. Туда гроза била. Мне страшно было туда ходить одной.

– Аделька, – Джек подошел к двери. – Той частью острова владеет Стоун. Черт! Это не хорошо. Так. У меня есть защитные амулеты. Вот, держите. Нужно немедленно разыскать Женьку и Искорку. Куда именно он побежал?

– Я не знаю!– воскликнула Аделька. – Этот гаденыш прихватил тогда у тебя эти ботинки, летающие. И почему я его не остановила?

– Ладно, – сказал Джек. – Разделимся. Скорее.

Нужно было торопиться. Джек сообщил еще об этом Дикарке. Ей тоже не понравился надвигающийся шторм. И они отправились на поиски. Это было все равно, что искать иголку в стоге сена, потому что найти тех, кто улетел, не оставив следа, трудновато. Джек с Лавли пошли в одну сторону. Аделька помчалась в другую. А Дикарка так вообще помчалась своими неведомыми тропами. Лавли очень волновалась и за брата, и за звезду. Джек пытался ее отвлечь своей болтовней.

– Ты, правда, не видела сны два года? – спросил вдруг он.

– В этом нет ничего не обычного, – сказала Лавли. – Многие не видят сны.

– Наверное, – задумчиво произнес он. – Мне интересно, что ты ощущаешь, когда рядом с тобой Искорка. Просто у меня никогда не было своей звезды. И я не знаю, как это.

– Я тоже не знаю, – задумчиво произнесла она. – Я почти не замечала ее присутствия. Черт, это, наверное, ужасно с моей стороны. Но это правда. Я не чувствую, чтобы со мной был кто-то другой. Я чувствую только… себя. И спокойствие какое-то. То есть не совсем спокойствие. Но, когда ее не было, у меня было всегда такое чувство пустоты, которое меня пугало. А с ней нет этого страха.

– Ясно, – произнес он. – Ты думаешь, Искорка когда-нибудь была человеком?

– Человеком? – удивленно спросила.– Она ведь звезда. Разве звезды когда-либо были людьми?

– Не все, – ответил он. – Некоторые звездами рождаются, другие становятся. Звезды это ведь, по сути, кто-то вроде духов. Много было ведь легенд про то, как великие становились звездами, покровителями людей. Ты не знала?

– Нет, – задумчиво произнесла она. – Знаешь, я тебе завидую.

– Мне? – спросил Джек удивленным тоном, потом рассмеялся. – Почему же?

– Твоя жизнь мне кажется такой идеальной, в отличие от моей, – ответила она. Джек протянул: «Идеальной». – Я совсем потерялась. Не могу больше радоваться жизни, я для всех только обуза. Для родителей. Они пытаются мне помочь, но это бесполезно. А я бы, может, и хотела, чтобы все было как прежне, хотела бы их не беспокоить, но не могу этого сделать. Пыталась вернуть Аврору – не смогла, провалилась. Друзей у меня почти не осталось, а, если и остались, то я не могу им ничего предложить. Как ты быстро сдружился с Аделькой и Женькой, да и с Хансом тоже. А я чувствую себя такой одинокой. А Женька, Женька меня ненавидит. Я это вижу. Но я просто не понимаю, почему. Почему он меня терпеть не может? Что я ему сделала?

– Ну, – проговорил Джек, он хотел что-то добавить, но Лавли его прервала.

– Прости, прости. Я тебе надоедаю своей болтовней. Я такая глупая. Мы с тобой пару раз всего встретились, а я уже тебе чуть не всю свою биографию рассказала.

– Да, ничего. Я не против получше узнать тебя, – сказал Джек. – Тем более я привык. Все идут ко мне со своими проблемами. Может, мне стоило пойти психологом?

– Да, – усмехнулась Лавли. – Это потому, что ты нравишься людям. Они к тебе тянутся. Ты красив, молод…

– А тебе что, двести лет? – воскликнул Джек. – Тем более, на этом острове я даже постареть не могу.

– Почему?

– Время по-другому идет. И он заколдован. Это остров Богов. Здесь не стареют. Здесь человеку столько лет, насколько он себя ощущает внутренне. Ну, а те, кто внутренне чувствует себя, как старик, обычно не прибывают на этот остров.

– А сколько же тебе лет? Ты выглядишь лет на двадцать.

– Понятия не имею, – отозвался Джек. – Наверное, очень много. Я даже никогда свои дни рождения не праздную. Здесь тем более не понятно, какое время. Круглый год лето, никто не умирает, не стареет. И время летит как-то так, что не замечаешь, сколько уже прошло. Я даже не помню, как давно вы приехали. Мне кажется, что уж очень давно. Но это было только вчера. Так что… – он замолчал.

– Вот видишь. У тебя есть вечная жизнь, вечная молодость, ты много путешествуешь, помогаешь людям. Супергерой! – воскликнула Лавли, а Джек лишь усмехнулся – не стал переубеждать ее в обратном. – Я уверена: за свою почти вечную жизнь у тебя было столько девушек... И ты обладаешь колдовством. Еще неизвестно, прячешь ли ты где-нибудь здесь деньги, сокровища. Каждому, с кем ты сходишься, ты становишься другом. Вова рассказывал, что жизнь за тебя готов отдать, как, наверное, и Рич, и Дикарка. Настоящая дружба. У тебя есть все для счастья.

– Неужели?

– Да, а что же еще? – проговорила Лавелина. – Разве у тебя чего-то нет такого важного для счастья? Назови мне это.

– Семья, – Лавли не ожидало услышать это от Джека. Она и не знала, что сказать.

– Почему? – лишь произнесла она.

– Те, кому я был нужен, погибли, а другие меня не смогли принять, – ответил он. – Да, и я не хотел ничего с ними иметь. Ну, а своей семьей, как видишь, я не обзавелся.

Лавли было неловко от того, что она начала эту тему. Она думала, что жизнь у Джека была прекрасна. Он ведь всегда улыбался, выглядел безмятежно. Единственный, кто мог подпортить его жизнь – колдун Стоун, но с ним Джек неплохо справлялся. Да, именно так считала Лавли, Джек для нее был счастливейшим человеком, полностью довольным своей жизнью. Может быть, так оно и было на самом деле. Потому что Джек оптимист по своей природе, и даже, если бы его жизнь была ужаснейшей, он бы все равно ей радовался. Но все же у него были проблемы. Он жил ради других, потому что ему больше не было ради кого жить. Его родители, наверное, погибли, а с родственниками была взаимная ненависть. Вот и получается, что его жизнь была не такой идеальной, как думала Лавли. Да и как вообще может быть идеальной жизнь, в которой постоянно приходится разгребать чужие проблемы?! У него, оказывается, и свои проблемы есть. Теперь Лавли вспомнила свою семью. Ведь не смотря на все, что с ней произошло, у нее все же была семья. Мама как ради нее старается, отец. Они пригласили кучу гостей-родственников, устроили праздник. Ведь это ради нее, Лавли. А родственники… Может быть, они и не очень любят ее, но все же пришли, потому что так уж положено в семье: все друг другу помогают. Даже на работу люди устраивают своих родственников, только потому, что в их жилах льется, может и не точно такая, но родная кровь. А Джек был лишен этой поддержки. И, по сути, он был тоже одинок. Хотя свое одиночество он всегда компенсировал общением в избытке с окружающими и друзьями.

– Я слышал что-то, – прервал ее мысленные рассуждения Джек. –Там. Это Искорка. Я уверен. Слушай, – он остановил ее, когда она хотела подойти. – Давай, я сам сначала с ней поговорю.

– Хорошо, – осторожно проговорила Лавли. Джек побежал к Искорке. Она летала над озером. Ее движения теперь были похожи на то, как ходил Женька взад-вперед по комнате с руками за спину. Она летала так же над озером, задумавшись. Лавли прислонилась к дереву поблизости, но достаточно далеко от Искорки. Джек подошел поближе к звезде, присел на камен ьи начал с ней говорить.

– Почему ты на земле? – спросил он. В этом вопросе не было любопытства, или претензии. Он просто спросил.

– Я, – звонким голоском сказала Искорка. – Я ведь звезда Лавли. Ее желание еще не исполнено. Тем более, она так много чувствует, а я это ощущаю. Вот и не улетаю… Я ведь думала, что она уже не может чувствовать.

– Да, наверное, это действительно очень интересное зрелище: Лавли, которая бесится, – сказал Джек. – Ты вернешься?

– Нет, – воскликнула она и посмотрела умоляюще на Джека.

– Почему?

– Мне страшно, – с дрожью в голосе произнесла Искорка.

– Ну, не Лавли же ты испугалась!

– Я боюсь, что меня снова бросят, – ответила Искорка.

– Ты ведь была человеком, да, – сказал Джек, больше утверждая, чем спрашивая.

– Откуда ты знаешь?

– Я ведь так много прожил, много повидал, – рассмеялся Джек. Это было действительно странно слышать от парня, которому, возможно, не продали бы алкоголь в магазине. – Так кто тебя бросил?

– Я… я не могу тебе этого сказать, – ответила она. – Просто меня предали, растоптали, бросили, лишив всего. И это сделали люди. А звезды меня пожалели и к себе приняли. Лучше бы я не летала над миром живых, а оставалась светить на небе. Не было бы столько проблем.

– Но ты ведь не могла там оставаться, – сказал Джек. – В тебе ведь все-таки что-то осталось от человека.

– Да, – подтвердил звенящий голосок.– Мне нравилось жить. Но и звездой мне тоже нравится быть. Я любила смотреть на эти миры, восхищалась ими, у меня не было забот. А теперь… Лавли права. Это был мой сон.

«Твой сон?», – эта мысль очень изумила Лавли. Ведь во сне она ощущала себя собой, а это, оказывается, был сон Искорки.

– Это был вещий сон. И сейчас я предчувствую что-то плохое, но не знаю, с кем это случится, – сказала звезда.

– Да, я тоже это ощущаю. Поэтому нужно возвращаться в безопасное место, – сказал Джек.

– Ты знаешь, с кем это случится? Я по глазам вижу, что знаешь! А где… Где Женька? – Искорка встрепенулась. – А вдруг с ним что-то случится?

– Мы этого не допустим. Его уже ищут, – отозвался Джек. Лавли и не думала, что Искорку так волнует ее брат. – Искорка. нужно возвращаться.

– Я же сказала, что боюсь. Я не могу, – все это она говорила своим звонким голоском. – Меня опять бросят. Я боюсь. Я этого не хочу.

– Ты мне веришь? Я тебя не брошу точно, – сказал Джек, он остановил Искорку и взглянул ей в глаза. Он говорил на полном серьезе.

В тот момент Искорка увидела Лавли. Она застыла, глядя на нее. Лавли тоже уставилась на звезду, в ее глаза. Черт, в тот момент они были так похожи. Джек тоже поразился этому сходству. Лавли быстро подскочила к ней, начала молить о прощении. И Искорка сказала, что никогда и не умела злиться, она ведь звезда. Сказала, что прощает ее за все, что она натворила. А погода все больше менялась. Усилился ветер. И опять ударила молния, причем этот удар был как будто подстроенный. Джек обернулся.

– Я проверю, – сказал он. – Идите назад.

И он скорее побежал в то странное место. Лавли и Искорка переглянулись. Нет, они не собирались отсиживаться дома. Они рванули за Джеком.

 

Глава 16

Значение снов

 

Подобного сооружения Лавелина не видела никогда. Это была гигантская каменная площадь, если ее так можно назвать, округлой формы. Посреди – большой каменный стол, возвышение, на котором стоял еще какой-то другой камень. От этого каменного стола, как лучи от солнца, выходили каменные дорожки, под которыми была пропасть. Это выглядело величественно и пугающе, учитывая то, что сейчас именно над этим местом собралась гроза. Фиолетово-черные тучи сгустились над каменным столом, били молнией в центр. А еще на этом каменном столе лежало мертвое животное – жертва, олень. И, как всегда, если на острове или где бы то ни было еще происходит какая-та несусветная ересь, то виновником ее является Стоун. Он как раз собирался бросить в этот волшебный коктейль мертвого оленя и молнии – следующий магический компонент, но тут послышался выстрел, Стоун отстранился на несколько шагов назад. Лавли увидела в руках у Джека пистолет. Хм, точно в сердце попал Стоуну.

– Ауч, – сказал Стоун и взглянул на пришедших гостей. – И каждый раз так! ну, ведь знает, что я бессмертный, а все равно стреляет.

– Не бессмертный, Стоун. К каждому придет смерть рано или поздно, – сказал Джек. Они играли друг с другом. Стоун начал медленно ходить вокруг стола, Джек наблюдал за каждым его движением, и тоже шел, как бы повторяя со своей стороны траекторию соперника. Лавли увидела взгляд Джека. Он был диким, как и тогда. Точно такой взгляд был у графа. «Да, хватит уже пытаться выяснить, Джек это был, или нет, – сказала сама себе Лавли. – Ты же знаешь правду». Взгляд такой же дикий, можно было бы назвать его взглядом игрока – когда очень много поставлено на карту, ошибаться нельзя, но при этом столько разных чувств в голове возникает. Стоун тоже по-своему играл, отвлекая внимание, чтобы только успеть приготовить свое зелье.

– Только костюм мне испортил. Взгляни, какая дыра! – воскликнул он. – А это ведь новый костюм. Я как раз собирался отправиться в нем в отпуск.

– В отпуск? Неужели! – Джек ни капельки не верил ему. Они разговаривали, как старые друзья, давно знающие повадки друг друга. Хотя при этом были врагами.

– Да. Представляешь, такой чудный мирок подобрал. Там такие дивные человечки. На ежиков похожи, такие же колючие, маленькие. Нет, я серьезно. Чего ты смеешься? И ушки, как у ежиков, и носик похож, а колючки… Такими колючками любой бы гордился. Смотрю, мисс Очарование со своей летающей спутницей тоже здесь.

Лавли испуганно взглянула на него. «Да, это он о тебе говорит», – произнесла она самой себе. Вдруг она увидела, что колдун ходит уже не вокруг стола, он шагает по каменным лесенкам и дорожкам, которые появляются, как по волшебству, под его ногами. Она заметила, что и Джек необычно перемещается, следуя по пятам за Стоуном. Он как бы легкими шажками перепрыгивает с одной дорожки на другую, только эти дорожки далеко друг от друга, и здесь уместнее было бы сказать – перелетает.

– Смотрю, вы сильно подружились, раз она решила так надолго остаться. Может быть, красавица тоже хочет полететь со мной в отпуск? – сказал Стоун. Лавли все время следила за ним, но все же не могла понять, или предугадать, куда он движется.

– Ей по гороскопу сегодня запрещены дальние поездки, – ответил Джек. – Звезды запретили, – кажется, он очень боялся за Лавли, поэтому на некоторое время был не очень сосредоточенным и пропустил момент, когда Стоун кинул что-то на оленью башку. Тот час же опять ударил гром. Джек тут же стрельнул, но промахнулся. Он попытался медленно приблизиться к центру. Но его все время волновала Лавли. «И чего она стоит? Она ведь тут как мишень!» – думал про себя он, а потом добавил вслух:

– И вообще ей пора домой.

«Ну, иди же. Иди! – умолял Джек взглядом. – И зачем она увязалась? Я ведь ничего не могу сделать, пока она тут?». А Стоун нарочно старался теперь крутиться вокруг Лавли. И Джек при каждом его движении кидался в сторону Лавли. Этого темному колдуну было и нужно. При этом он пару раз снова бросил компоненты.

– Еще гости! – воскликнул Стоун. Все оглянулись. Поблизости были Аделька и Женька. «Ну, только их мне здесь не хватало!» – раздосадовался Джек. А Стоун уже нацелился на новую жертву. Он хотел подлететь к подросткам, когда у него на пути выросло большое дерево, служащее стеной, огораживающей детей от колдуна. – Не знал, что ты занимаешься восстановлением живой природы. Уже получил зеленый орден?

Аделька спросила Женьку: «Это и есть Стоун? А у него неплохой имидж!». Стоун тоже это услышал и что-то сказал в ответ. Аделька была поумнее Лавли и поторопила Женьку уйти отсюда, но тот не хотел возвращаться без сестры.

– А мы еще не представлены, – сказал Стоун. – Стоун. Ты, видимо, Аделина, а он Евгений. Да, да, прекрасные имена. Ты ее брат или родственник? Чувствуется семейное сходство.

– Тебе какая разница, урод? – выкрикнул Женька.

– Да, точно брат, – сказал Стоун. – Братья, они такие. У меня было много братьев. Около сотни, и все как две капли воды на меня похожи. Даже обидно, как в улье. Хотелось самовыражения.

– Ну, ты ведь и не был человеком, – сказал Джек. – Камень всего лишь, таких, как ты, действительно, было сотни.

Женька с Аделькой пытались отозвать Лавли. Но она стояла, как вкопанная. Им пришлось медленно пробираться к ней, чтобы забрать ее отсюда.

– Ты, как всегда, прав, – подумав, согласился Стоун. – Камень… Только вот обыкновенным я не мог быть. Иногда такое случалось, когда у таких, как я, было свое мнение, они могли помогать людям, или… Вот я стал помогать себе. Ну, а тебе-то грех на это жаловаться.

Женька с Аделькой уже были близко к Лавли. Джек изо всех сил пытался удержать внимание Стоуна на себе, даже в какой-то момент чуть не сцепился в схватке с ним. Но использовать свою силу он боялся при Лавли и детях (хотя они уже и не совсем дети, но все же они не волшебники, и для них это опасно). А Стоун… Он, видимо, боялся делать слишком резкие движения, чтобы Джек каким-то образом не сумел разрушить его заклинание. Пришлось им дальше хитрить и играть друг с другом. В один момент, когда Аделька и Женька почти приблизились к Лавелине, Стоун каким-то образом подобрался к ней, схватил у нее волосок и тут же отбежал. В тот же момент Джек сместился к ней поближе. Аделька и Женька взяли Лавли и стали медленно тащить ее назад.

– Волосок совсем не обязателен, – объяснил Стоун, но все же бросил на стол волос и еще что-то. – Просто ты же знаешь, мне всегда нравились светловолосые, особенно такие красивые, как она. А теперь мои – как мы их там назвали? – братья будут тоже светловолосыми. Да восстанет моя армия! – вскричал он.

В тот же момент из камней стали появляться живые статуи, которые выглядели, как Стоун, только из камня и со светлыми волосами, как у Лавелины. Они хотели напасть на Адельку, Женьку и Лавелину, но Джек несколькими ударами разрубил, испепелил и просто разрушил штук пять каменных солдат, а потом переместил друзей с этого поля. И сам чуть не вскричал от злости, когда это сделал, потому что у Стоуна появилось время открыть портал в другой мир, и вся его армия, и он сам, исчезли.

– Я за ним, а вы домой. Вову, Дикарку и Рича предупредите, но за мной не посылайте, сам справлюсь, – закричал Джек и рванул вслед за колдуном, пока портал не закрылся.

– Стой! – вдруг вскрикнула Лавли, она хотела даже побежать за ним, но Джек на секунду остановился и обернулся. – Это ведь ловушка. У него там армия. А ты один.

– Тот мир без магии. Там его армия бесполезна. Он их куда-то в другое место отошлет. Нужно выяснить, – окрикнул Джек.

– Не уходи! – закричала Лавли.

– Если не пойду, могут пострадать люди, – ответил Джек и скрылся.

Им ничего не оставалось, как пойти обратно. Лавли позвала Вову, Дикарку и Рича, чтобы они отправились помочь Джеку. Те решили с помощью какого-то волшебного кристалла проверить: все ли там нормально. Как они поняли, Стоуну не нужен был этот мир, он отправился туда, чтобы спрятать свою армию. «А Джек с разведкой и так справится», – сказала Дикарка. А когда понадобится помощь, он сможет позвать. «Не сможет, – произнес Рич. – Там нет волшебства». Но они были удовлетворены и тем, что узнали. Лавли, кажется, немножечко успокоилась. Действительно, прошлый раз, когда Стоун и Джек встретились в мире без магии, с Джеком ничего не случилось. Почему на этот раз что-то должно произойти?!

Наступил вечер, может, была уже ночь – сложно было определять время суток на этом острове. Лавли лежала на кровати. Рядом была звездочка.

– Итак, Искорка, – сказала она. – Я думаю, что нам необходимо разобраться в этом сне. Женька сказал, что это Аврора меня так наказывает. Ты сказала, что это пророческий сон, хотя я ведь в любом случае не могу убить… Так что, мне ничего не понятно.

– Да, – звонким голоском отозвалась Искорка. – Ты права. Нужно понять этот сон. Даже, если это всего лишь страх – только пережив это, можно его преодолеть.

– Согласна, – задумчиво произнесла Лавли.

И она легла на кровать, закрыла глаза и вскоре уснула. И снился ей сон. Опять начинается так. Детская площадка, Лавли, Аврора, Женька. Образ Женьки перетекает медленно и незаметно в образ Джека, а потом, кажется, Стоуна. Он стреляет. И сегодня была стрельба… Потом Лавли носится со своим дитем, но вскоре дочку отбирают у нее. И вот опять кто-то прикасается к ее плечам. Ей, кажется, что это точно не может быть Аврора. Она же маленькая, а это большие руки, мужские. Она поворачивается. И вдруг видит яркий свет.

Этот свет прогоняет все кошмары и страхи. Кровь повсюду тоже исчезает. Лавли остается в потоке света. Она понимает, что этот свет исходит от какой-то фигуры вдали, и что этот кто-то прогнал все страхи. Странно, теперь Лавли могла мыслить ясно. Она даже понимала, что уже не спит, то есть не совсем спит. Это было какое-то странное состояние. Она просто понимала, что уже не в мире снов, а где-то в другом месте. И вот, наконец, она увидела лицо этой таинственной фигуры. Это была маленькая девочка, маленькая, светлая, добрая и такая вся… неописуемая. Это была ее Аврора. И это она избавила ее от кошмаров.

– Мама, – произнесла она. Лавли и забыла, как прекрасно, когда Аврора произносит это. Она хотела броситься к малышке прямо сейчас, но Аврора сделала рукой слегка отстраняющий жест. Лавли остановилась. Она увидела выражение лица дочери. Та была чем-то сильно встревожена, эта тревога передалась и матери.

– Аврора. Я тебя помогу, – сказала Лавли.

– Мне не нужна помощь, – покачала головой Аврора. – Меня не нужно больше спасать, мама. Я уже спасена. Но кто-то из твоих друзей, – Лавли вдруг стало совсем страшно от слов дочери, – сейчас умирает. Мама, человек сейчас умирает. Прямо сейчас, теперь, и, если ты не успеешь, его не станет.

Внезапно на Лавли вдруг нахлынули воспоминания. Она вспомнила ту другую поездку в другой мир, мир без волшебства, где она встретила Алцину. И где была волшебная звезда, которая позволяет в не магическом мире творить волшебство. И Стоун хотел забрать звезду. И они вместе уронили звезду, и она раскололась на части. И вдруг она так ясно увидела то, чего не замечала ранее: Стоун успел ухватить маленькую частичку этой звезды. А еще она вдруг поняла, что ее прежний кошмар кончился не тем, что Аврора погибла, это Джек, Джек погиб во сне. Он был весь в крови!

Лавли тут же вскочила, произнеся в страхе: «Джек».

– Это он умирает! – сказала она испуганно Искорке. Та и сама теперь это знала. Тут Лавли услышала тихое мурчание. Она взглянула в темный угол комнаты, и там заметила большие зеленые кошачьи глаза. – Пуффи! – вскрикнула Лавли. – Пожалуйста, не говори, что Стоун тогда и правда успел ухватить кусочек звезды!

– Ты хочешь, чтобы я тебе солгал? – спросил он.

– Так это правда? Почему же ты никому не сказал? – вскричала она, спрыгнула с кровати и выбежала вон. – Нужно предупредить всех! Нужно его спасти!

Лавли добежала быстрее молнии до домика Рича, который был ближе всех, ворвалась в него, разбудила хозяина и начала быстро ему всё объяснять. Сначала спросонья он ничего не понял, но, когда до него дошло, то в ужасе вскочил и, начал спешно собираться. Каким-то, только ему известным образом, Рич сообщил об этом всем остальным. Вскоре Дикарка и Вова были уже здесь. Они приготовились, взяли кое-какое оружие и отправились в другой мир. Первый раз Лавли увидела, как с помощью волшебных ботинок перемещаются, это словно удар молнии: что-то сверкнуло, и раз – их нет. Лавли даже опомниться не успела.

Лавли вся дрожала. Она так переживала за этого парня. Неизвестно, по какой причине, но он казался ей другом, почти родным человеком, как, наверное, и все на этом острове. Поэтому она сильно за него переживала. Она знала, что и раньше Джек отправлялся на борьбу с этим колдуном в другие миры. Но раньше все было иначе. Раньше у них были равные шансы. И чаще всего Стоун отправлялся в другой мир по какой-то миссии: завоевать его, например, или добыть какую-ту очень могущественную штуковину. Но теперь все изменилось. У Стоуна был осколок от волшебной звезды, и отправился он в не магический мир. Это значит, что у Стоуна магия в там будет, а у Джека нет. Это была ловушка.

– Я должна отправиться за ними, – решительно произнесла Лавли.

Шкаф, будто чувствовал все желания девушки, тотчас же появился на горизонте. Лавли подбежала к нему, вскочила, даже командовать не пришлось: шкаф знал, куда лететь.

– Я не смогу дальше тебя сопровождать, – сказала Искорка. – В том мире мое волшебство не действует. Я просто потухну.

– Хорошо, – сказала Лавли. – Я и сама справлюсь. Попробую…

Звездочка остановилась, а Лавли полетела дальше, пока ее Искорка не превратилась в маленькую светящуюся точку на горизонте.

Вот уже показался другой мир. Лавли сразу поняла, что он другой. Чувствуешь в нем себя как-то по-иному, слабее что ли, беззащитнее. Стоун не врал, когда сказал, что отправляется в гости к ежикам. Все жители этого мира были, действительно, человекоподобные ежики, ростом с Ханса, то есть, как дети, со светло-серой кожей, черным носиком, острыми иголками на голове…. которые вряд ли спасут их от армии каменных людей, буйствующих в городе.

Это было кошмарно. Весь город кишел этими грозными машинами-убийцами. Они все взрывали, разрушали дома, дрались. Кого-то из них уже прикончили. «Или это была местная полиция, или… – подумала Лавли. – Джек… И почему я так подумала? Как он мог победить хоть кого-то из них?». Но, летя дальше, вглубь города, она понимала все больше и больше, что здесь определенно был Джек, и вел с этими монстрами борьбу. Она не знала, что именно подсказывало ей это, какие скрытые детали или признаки, но она убеждала себя в этом. Лавли знала, что он пытался помочь этим малышам-ежикам, но сама не могла похвастаться тем же. У нее просто не было времени остановиться и помочь им. Она знала, что единственный способ сделать так, чтобы город больше никто не разрушал – найти Стоуна и отобрать у него осколок звезды, заставляющий каменных монстров атаковать. Поэтому Лавли летела и летела вглубь города, в самый его центр, туда, где все началось.

И вот уже она видит больше разрушенных домов, дым от огня, завывающие сигнализацией машины… И сердце бьется все сильнее и сильнее от страха. И почему ее никто не послушал? Она ведь знала, что нельзя было отпускать Джека одного. Она предупреждала их всех об опасности, но все было без толку. Они не слушали, или не хотели слушать. Или они были не такими уж и хорошими друзьями, или слишком сильно переоценивали его. Теперь это было не важно, потому что, возможно, уже поздно, и некого спасать. Спасительница называется! Ведь видела же она сон, который ей подсказывал. Ну, неужели она настолько слабая, что не смогла что-то сделать заранее, пока не было поздно… А сон… Джеку ведь тоже снился какой-то сон, кошмарный сон. Значит, он тоже знал. Не мог не знать, он ведь такой сильный колдун. Зачем же тогда пошел на верную смерть?

Шкаф приземлился. Лавли поскорее выскочила из него. Она была в ужасе. Первое, что она увидела, было окровавленное тело. Она скорее бросилась к нему. Да, не было сомнений: это был Джек. Он лежал в груде камней, его грудь была раздавлена. Кровь была буквально везде, даже его золотые кудряшки теперь были покрыты ею. Она не знала: жив он или нет. Да и где здесь могла теплиться жизнь? Весь поломанный… Кошмар, кошмар! Она попыталась нащупать пульс. Кажется, жив. Кажется… она в испуге взглянула на свои руки. Они были в крови, в его крови. Он умирал, а она не знала, что делать.

Лавлина не замечала ничего вокруг, а посмотреть стоило. Стоун был здесь, в десяти шагах от нее. А кроме него, тут были Дикарка, Рич и Вова. Все они были готовы в любую секунду порвать колдуна на части, но теперь они просто стояли. Своим колдовством Стоун не подпускал их ни к себе, ни к Джеку.

– Ты же знаешь, что мы все равно не уйдем отсюда, – заговорила Дикарка со всей своей королевской гордостью. – Ты думаешь, мы тебя не достанем? Ты ошибаешься. Мы будем преследовать тебя по всему этому миру, мешать тебе, как надоедливые злые комарики. Ты думаешь, я шучу? Вот эти парни подтвердят: я от своих слов не откажусь, и все будет именно так. И ты не сможешь нас убить, потому что каждый раз волшебные ботинки будут нас переносить, а потом возвращать. Но мы взбесим тебя так, что у тебя не будет даже одной спокойной минуты. Парни подтвердят это.

– И ради кого это все? – сказал, ухмыляясь Стоун. – Ради этих коротколапых? Ради колючеголовых?

– Нет. Ради него, – и Дикарка указала на Джека. – Но, если ты позволишь нам его забрать, то… – заговорила она каким-то заигрывающим тоном.

– Он уже труп, – сказал Стоун. – Мертвец. Какая разница, где его доест мошкара: здесь или где-либо еще.

– Так, значит, ты хочешь, чтобы мы стали для тебя такой же мошкарой? – не унималась Дикарка. – Подумай, зачем он тебе сейчас? Он еле дышит, он твой враг, и тебе не нужен. А нам он друг. Как ты сказал, он уже труп. Ему никак не выжить.

Почему-то именно эти слова расслышала Лавелина. Мысли о том, что эти ребята не смогут спасти Джека, приводила ее в истерику. Ну, а как бы они могли его спасти, как? У него ведь вся грудь был раздавлена, даже изо рта шла кровь. Более жалкого и одновременно с тем несчастного создания она в жизни не видела, а может, и видела… И опять та же беспомощность, опять она ничем помочь не может. Единственное – наложить повязку, чтобы хоть на время отсрочить смерть.

– Вы не сможете его вывести из этого мира, – не унимался Стоун. – Его волшебные башмачки я сжег, как только увидел.

– Волшебный шкаф, ты, тупоголовый! – чуть не вскричала Дикарка.

– Ага, а я-то все гадал, зачем вы взяли с собой эту бесполезную девчонку, – сказал Стоун. – Что ж на это мне, действительно, нечего ответить.

– Так ты согласен? – проговорил слегка дрожащим голосом Вова. Все это время он молчал, и Рич молчал, иначе, наверное, Дикарка прибила их обоих. Теперь Стоун резко перевел на него взгляд, словно обозначающий: «Так ты умеешь говорить?!».

– Да, – ответил лукаво Стоун. – Но я на слова не верю. Подпиши здесь, о Богиня войн и разрушений.

У него в руках вдруг появился контракт и перо. Стоун еще что-то там говорил о нем. А Дикарка легко подскочила к Стоуну, взглянула на него своими выразительными глазами. Стоун протянул руку с пером. Дикарка медленно протянула к перу свою руку, но сделала то, что можно было бы ожидать от такой дикой дамочки: она не взяла перо, а укусила Стоуна за руку. Он чуть не вскрикнул – видимо, зубки у этой девицы были что надо. В тот же момент она легко и молниеносно выхватила у колдуна волшебную звезду из кармана, где тот ее прятал, и со всей своей злобой оттолкнула его.

– Беги, – лишь тихо проговорил Рич. А Дикарка уже готова была вцепиться в него зубами и когтями.

– И кто теперь повелитель всей магии! – вскричала она, готовясь к нападению. Стоун вскочил и рванул. – Твоей войне, урод, пришел конец. Я тебя убью!

Она уже было кинулась на него, но Вова быстро схватил ее сзади.

– Нужно торопиться. Джек умирает. На этого подонка нет времени, – сказал Рич.

– Ладно, – сказала Дикарка. Вова ее отпустил. – Его нужно прикончить! – опять вскричала Дикарка, хотела броситься, и ее опять поймали.

– Джек, – лишь сказал ей Рич.

Тогда она уже окончательно успокоилась. Все трое друзей подбежали к Джеку. Рич его тут же осмотрел. В глазах Вовы Лавли увидела боль и печаль, такое ощущение, что это зрелище ему было очень знакомо и уже невыносимо. Он быстро вместе с Дикаркой притащил поближе шкаф, они взяли носилки. Точнее, их наколдовала Дикарка, теперь у нее было могущество. И они вместе переложили Джека туда. Лавли вдруг подскочила к Дикарке, забрала звезду и вложила в руку Джека. Она надеялась, что это хоть немного поможет.

– Вы же его спасете? – проговорила девушка, когда они уже были в полете. Она уже несколько минут не отходила от Джека ни на шаг, он все еще не приходил себя, но, самое удивительное, на ее лице были лишь страх и тревога, а слезы, как она ни хотела, не могли выйти наружу. И от этой сдержанности было еще хуже.

– Ричард у нас профи, – произнесла как-то сухо Дикарка, взглянув мельком на Джека. Она сама сомневалась в его спасении. – Он уже несколько веков изучает всевозможную медицину. Начиная от эльфийских трав и заклятий, заканчивая препарированием и антибиотиками. Если кто и сможет помочь, так только он.

И вот вновь они прибыли на остров. Погода стояла просто ужасная. Ветер сбивал с ног, дождь заливал глаза, а еще какие-то странные фиолетово-черные облака, и гром. Но Лавли, да и, наверное, все остальные этого не замечали. Джека скорее понесли куда-то. Лавли следовала за ними. Это, кажется, был еще один дом Рича, вроде лаборатории. Столько разных замысловатых штучек Лавли никогда в жизни не видела. Там было множество различных механизмов, которые напоминали ей о современной медицине, при этом там же находились всякие травы, книги, всевозможные волшебные снадобья, которые использовали колдуны. Джека тут же переложили на кушетку. И дальше началось невообразимое спасение жизни. Друзья Джека остались там, помогали Ричу. А Лавли не могла на это смотреть, она, вся дрожа, вышла в прихожую.

Время тянулось вечно. Она до сих пор не могла понять для себя, чего ждать: смерти или чудесного выздоровления. Лавли поняла, точнее, она надеялась на то, что Рич – гений в медицине. Но все же не могла поверить, что случившееся с Джеком – вообще излечимо. У нее колотилось сердце, а в горле стоял ком. И самое страшное было то, что она понимала: как бы теперь плохо ей не было, больно сейчас по-настоящему Джеку, он может просто не пережить этот день. Непонятно было только, как он до сих пор еще держится.

Когда погода стала чуть лучше, к Лавли прибежали Женька с Хансом на плечах, Пуффи и Аделька. Они еще ничего не знали, но болтали что-то об ужасном шторме, который обрушился на остров. Им казалось, что их дом вот-вот сорвет ветер и унесет в какую-нибудь страну Оз. Но Лавли их почти не слушала. А потом они узнали о том, что случилось с Джеком. И теперь уже все пятеро сидели в прихожей с тяжелым настроением. Относительно спокойнее других казался Пуффи. Думается, он прекрасно знал будущее, по крайней мере, он как-то говорил, что помнить будущее все равно, что помнить прошлое. Но ему тоже было тревожно и страшно.

А потом к Лавли, наконец, прилетела Искорка. Она сразу это почувствовала, бросилась к своей звезде, крепко-крепко обняла ее, и слезы, наконец, вышли наружу, горькие слезы, но все-таки облегчающие душу.

 

Глава 17

Принцесса Луна

 

Прошло несколько дней после описываемых событий. По крайней мере, так казалось Лавли. Погода вроде наладилась. Рич долгое время собирал Джека по кусочкам; теперь плохое время миновало, парень до сих пор был еще в отключке, но уже не на грани жизни и смерти. Просто пока ему требовалось время, чтобы элементарно отоспаться. Ричу тоже это было необходимо, но он пока что далеко и надолго не отходил от больного. Его подменяли Вова с Дикаркой, иногда Лавли.

Теперь все они вчетвером ненадолго собрались в прихожей.

– Я думаю, он уже несколько раз приходил в себя, – сказала Лавли.

– Да, – подтвердила Дикарка. – После снадобий вот этого паренька быстро поправляешься. А Джек так вообще завтра-послезавтра поправится.

– Так быстро? – проговорила Лавли. – У него же все кости были переломаны, продавлена грудь…

– Ты хочешь со мной поспорить? – даже с каким-то удивлением спросила Дикарка.

– Я вернусь в тот мир и посмотрю, как там все, – сказал Вова.

– Ладно, – сказала Дикарка. – Только побыстрее возвращайся.

– А как же Джек? – опять спросила Лавли. – Я думала, что ему еще очень плохо, за ним нужен постоянный уход.

– Уход? – переспросила Дикарка. – Ему уже хорошо. Он уже не только приходил в себя, но и по комнате расхаживал, говорил, что с ним все нормально, и что хочет вернуться домой.

– Как это? – переспросила Лавли. – Я думала он все еще в плохом состоянии.

– Он притворялся перед тобой, – сказала Дикарка. – Этот парень не любит болеть. Хотел, наверное, сбежать. Подумал, что тебя легко провести, притвориться больным, ты бы сидела, на него почти не смотрела, а он бы сбежал. Вот кстати, кто сейчас за ним смотрит.

Все переглянулись.

– Черт! – воскликнула Дикарка и кинулась в комнату. За ней все. – Так я и знала! Сбежал, подлец! Ну, попадись ты мне! – закричала она. – Шею сверну, напополам переломаю, ребра сломаю, потом опять склею и опять переломаю! Ну, что вы стоите? Его нужно найти.

Лавли и Вова переглянулись. Каждый из них подумал о своем. Вова просто не понимал, к чему такой шум. Он уже видел больного, с которым все было в порядке. И что такого, что он решил прогуляться? Лавли подумала, что ее ужасно обманули. Вот как так можно? Она за него переживала, а он просто притворялся больным. Это жестоко. Но в любом случае все отправились на его поиски.

Дикарка волновалась даже больше, чем сам доктор Рич. Он подозревал о какой-нибудь такой выходке со стороны Джека. Он привык к этому. Но все равно, парнишка еще не до конца поправился, а уже сбегает. Это было нехорошо. Нужно было его разыскать и вернуть. И разыскать раньше, чем Дикарка. Потому что она точно могла открутить Джеку голову за такие выходки. В этом вопросе она была очень строга… Как поняла Лавли, Вова и не собирался искать Джека. Он знал, что тот, скорее всего, сам к нему придет, потому что в свой дом он уж точно не доберется. И Лавли пришлось вместе со звездочкой искать сбежавшего больного. Она шла по дороге, сама не зная куда, и ругалась, при этом высказывая все свои эмоции Искорке. Хотя, наверное, это было лишнее, потому что Искорка чувствовала то же самое, и подтверждала каждое слово Лавелины.

Подружки и сами не заметили, как начали идти в гору. Они шли и шли, говорили и говорили, когда вдруг Лавли замерла в изумлении. Она стояла на вершине какой-то скалы, и перед ней был виден весь остров. Красивые горные пейзажи, гигантские водопады, обломки древнего замка, разноцветные птицы, чудные звери внизу. Лавли не могла оторвать от всего этого восхищенный взор.

– Правда, здесь красиво? – услышала она знакомый голос.

Лавли обернулась. Рядом с ней в двух шагах находился Джек. Он расположился полулежа на сочно-зеленой траве. На нем была другая одежда, нежели раньше. Какие-то светлые брюки, белая рубашка, под которой были заметны бинты, перетягивающие его грудь. Да, и выглядел нездорово. Опухшие веки, бледная кожа, слипшиеся волосы. Только на лице сияла та же веселая и добрая улыбка и сверкали голубые глаза (может быть, они сверкают от жара?).

– Джек! – воскликнула радостно Искорка, забыв, что говорила минуту назад.– Мы так рады, что нашли тебя.

Джек взглянул на Лавли. Она нахмурилась.

– Не говори за всех, Искорка, – произнесла, как можно мягче она. – Ты почему убежал?

– Надоели они мне все, – сказал он, заложив руки за голову, взглянул на облака и прищурился. – «Не ходи – тебе нельзя еще. Не ешь так быстро. Вот тебе супчик. Не бери сам стул – у тебя швы разойдутся». Надоели. Особенно Дикарка. Ей нужно завести ребенка, чтобы о нем так заботиться. А я не могу все время в одном месте находиться, без движения, без дела. Это не весело.

– А сейчас что ты делаешь? – спросила Лавли сердито.

– Ну, я все-таки не до конца поправился, – засмеялся он. – Я сначала к Вовке пришел – его нет. А потом еще в одно место, а там Дикарка уже искала, вот и пришлось поторопиться и удрать от нее. Устал, отдыхаю.

– А почему притворялся? – сказала Лавли. – Притворялся, что до сих пор без сознания!

– Я ведь перед Дикаркой, – ответил он. – Наверное, тебя с ней спутал. Она бывает иногда такой… А ты что, не знала, что я очнулся? Тебе никто не сказал?

– Никто, – ответила она. Ее уже бесило имя «Дикарка». Лавли все еще злилась, но сама того не заметив, присела рядом с Джеком. – Признайся честно: ты же знал, что так закончится.

Джек сурово на нее взглянул.

– Откуда я мог знать? – сказал он. – Я же не провидец.

– Ты во сне это видел, – сказала Лавли.

– По словам Рича, это ты видела во сне мою смерть, – сказал он.

– Нет, до этого, – сказала Лавли. – Когда мы все пришли к тебе. Ты задыхался во сне и все повторял: «кровь, кровь…».

– Ах, ты об этом, – произнес Джек задумчиво и взглянул вниз. – Да. Ты права. Я всегда предчувствую опасность. Такой навык развивается, когда живешь сотни лет…

– Сотни лет… Так. Почему ты тогда пошел туда? – вскрикнула Лавли, вскочив на ноги. Искорка испуганно покосилась на нее.

– А разве я мог иначе, – ответил Джек, не шелохнувшись. Он замолчал. Она тоже молчала. Потом Джек продолжил. – Я ведь вначале даже побеждал его, все те первые три месяца. Он вел войну со своей каменной армией против этих смешных ребят. Я решил им помочь, потому что я лучше его знаю. Пришел к ним, они сначала подумали, что я один из тех... Ну, это логично. Такой же высокий, лицо человеческое, волос… белый вместо колючек. А потом мы начали… – он взглянул на нее. – Ну, в общем, мы бы победили. Я ведь даже выяснил, где находился Стоун. Нужно было отнять у него звезду, тогда бы все закончилось.

– Ты и про звезду знал? – со злобой прошипела Лавли.

– Да, – будто не заметив ее злость, ответил Джек. – Операция была. Но я сам виноват. Точнее не я, случай. Головой ударился, то есть что-то в голову прилетело, то ли камень, то ли еще что. В общем, так получилось. Просто совпадение.

– Которого можно было избежать, – сказала Лавли. – И никого с собой не взял. Знал же, что что-то плохое случится, и все равно отправился один. Подожди… Три месяца? Как это? Прошел же тогда только один день…

– Время относительно, – ответил он.

– Если для тебя прошло три месяца, а для нас день, то это, значит, что ты еще был в порядке, когда мне снился сон?

– А какое это имеет значение? – сказал Джек.

Они опять замолчали. Лавли опять села рядом с Джеком.

– Не боишься, что сюда придет Дикарка? – сказала Лавли, наконец. – Она обещалась тебе голову открутить.

– Не-а, – ответил Джек. Он встал на ноги, хоть и с небольшим трудом, и взглянул на остров, как глядела на него Лавли пять минут назад. – Это волшебное место, мое особое.

– То Особое место? – спросила Лавли.

– То Особое место, – подтвердил Джек. – Всегда прихожу сюда, когда хочется побыть одному. Редко, правда, такое бывает. Обычно дела… Но здесь прекрасно. Ты видишь весь мир, а он тебя – нет. Смешно, правда? – Джек улыбнулся. Лавли встала. Они посмотрели друг другу в глаза. Он вновь взглянул на остров. – И никто его не мог найти. Не знаю почему. И природа здесь такая, что тебя не видно. И волшебство особенное – никто не обнаружит. Даже Дикарка, что весь остров перерыла, не смогла меня здесь найти. Это приятно на самом деле.

– А я как смогла найти? – Лавли сделала несколько шагов от него в непонимании.

– А ты хитрюшка. Еще разыгрывает удивление, – рассмеялся Джек. – Так звезда же вела тебя. Думаешь, звезды могут подсказать неверный путь?!

Опять молчание... Но какое-то другое молчание, когда хочется молчать, когда это не раздражает, а дает какое-то неповторимое чувство счастья и спокойствия. Но оно длилось недолго. Лавли заметила во взгляде Джека беспокойство.

– Что случилось? – спросила она.

– Что здесь было, когда я был без сознания? – спросил он.

– Что было? – переспросила она. – Вроде погода плохая была. Точно. Женька и Аделька говорили, что бушевал шторм. Но, а что?

– А какой был шторм? Какого цвета?

– Цвета? – переспросила она. – Это же не логично.

– Облака какого цвета?

– Вроде, они говорили, что фиолетовые, – ответила она. – А что? Что?

– Смотри туда, – сказал Джек и развернул ее в сторону, указав пальцем в нужное место. Там она увидела море, острые скалы возле берега, а в них торчал корабль.

– Он из другого мира, – произнес Джек. – Это шторм его принес. Нужно там все проверить. Пошли к Владимиру.

Он схватил ее за руку и опять побежал, только на этот раз вниз. А у Лавли в голове крутился лишь один вопрос: «Как можно так быстро бегать с переломанными ребрами?».

Вскоре они были на месте. Надо сказать, что Владимир неплохо устроился на этом острове. Около большого дерева стоял самолет. Его внутренность давно была переделана под дом. Там стояла кровать, уютные кресла, стол, много ящиков с посудой и другими вещами. Но пульт управления, рычаги, кресло летчика – все это осталось. Также осталось и оружие. Многое было переделано с помощью магии, чтобы, так сказать, подстроить его под волшебные миры. Сам Владимир отдыхал. Он мирно лежал в гамаке, и какое-то устройство, состоящее из двух больших листов, веревки, палки, крутилось, как вентилятор, освежая его. Иногда он попивал коктейль. Рядом бегал Ханс. Он играл со штурвалом, разными ружьями, теми, что были не заряжены. Он увидел Джека и Лавли и тут же бросился к ним.

– Ты живой! – вскричал он и обнял Джека.

– Полегче, парень! – сказал Джек, съежившись от боли.

– Лавли! – сказал мальчуган и тоже ее обнял. – А я тут играю в солдата. Пуффи опять ушел куда-то, а мне с Женькой и Аделькой скучно. Они все время только друг с другом общаются. То музыку слушают, то болтают, и совсем не хотят играть. И еще они, – он поморщился, – целуются.

– Целуются! – чуть не вскрикнула Лавелина. – Вот они…

Тут их заметил Владимир, он встал со своего места и подошел к ним.

– Что, все-таки тебя нашли? – спросил он, зевая.

– Да, – ответил Джек. – Так ты проверил ежиков? С ними все в порядке?

– Да, – ответил он. – Только что оттуда. С ними-то все хорошо. Они уже и город начали восстанавливать. Только знаешь, они ведь подумали, что я – это очередной каменноголовый. Сколько я им объяснял, что это не так, и что я с тобой. А еще, представляешь, когда они все, наконец, поняли, то сказали, что мы все, мол, люди на одно лицо. Представляешь, эти ежики так сказали. А у самих-то все рожи одинаковые. Только разве их по размерам можно различить… А я смотрю, Лавелина тебя нашла.

Тут они услышали крик Ханса. Они переглянулись. Его не было рядом. Они скорее побежали на крик. И вот что видят: Ханс лежит на земле, а на нем сидит какая-та девчонка, она его буквально скрутила. А девчонка-то меньше Ханса ростом, но, скорее всего, того же возраста, волосы светло-русые в косичке, которую она, судя по всему, не расплетала уже несколько дней. И тут же они видят еще одну девчонку, точнее, девушку. Ей лет девятнадцать, она слегка испуганно, но быстро хватает мелкую девчонку, оттаскивает ее от Ханса. Ханс тут же встает, забыв обо всех своих игрушках (пистолетах и мечах), и бросается за спину Джека. А девчонка, видимо, поэтому на него бросилась: хотела пистолеты отобрать, и теперь у нее в руках один из них. Теперь две эти девчонки сидели на земле и смотрели на людей, стоящих перед ними. Наши герои тоже уставились на них удивленно.

Девчонки были похожи. У старшей лицо чем-то напоминало лицо младшей, глаза тоже были карие, только волосы другого цвета. Они были каштановые, с рыжеватым оттенком. Прическа была каре, только немного подлиннее, а челка покороче обычного. И одеты они были, на удивление, тоже похоже: белые рубашки, красные шорты и кроссовки. Только старшая девчонка выглядела более ухоженной, и маникюр у нее был, и косметика.

Старшая вдруг сорвалась с места и бросилась на руки к первому стоящему к ней человеку – Владимиру. Он отшатнулся от неожиданности, но удержал ее. Она спрыгнула с него.

– Люди! – закричала она, и еще раз обняла его. – Цивилизация! Ой, а какие у вас руки сильные, – произнесла она, даже как-то задыхаясь от волнения. Она, обняв Владимира, глядела на него снизу-вверх, любуясь и не в силах оторваться. И взглядом своим буквально его пожирала. Потом девушка, наконец, нашла в себе силы оторваться от парня и подскочила к Лавелине, тоже обняла ее. – Здесь еще и девушки есть! – воскликнула она и тут же подскочила к Джеку, тоже хотела его обнять. – И ты, красавчик, – но он отступил на пару шагов назад. Если бы сейчас она на него так же запрыгнула, то все его кости, наверное, опять бы сломались.

– Ты с того корабля? – спросил Джек.

– Да! – воскликнула девушка и улыбнулась. Ее улыбка сверкала от блеска для губ.

«Лисица, – вдруг проговорила про себя Лавелина. – Смотрит на парней, как лиса на масло, чуть не облизывается». И, правда, девушка очень напоминала лисицу. Эти пожирающие глаза, хитрая улыбка, даже рыжевато-каштановые волосы, и нижняя часть лица у нее была треугольная. Она действительно напоминала лисицу, очень. Тут же к ней подбежала вторая девчонка Она была таким же лисенком в своем роде.

– А вы? – спросила девушка.

– Мы не с того корабля, – усмехнулся Джек. – Мы живем на этом острове.

– Ясно, – протянула она. – А вы русские, или только говорите на русском?

– Что? – не понял ее Джек и переглянулся с Лавелиной. Она тоже не поняла девушку.

– Я из России, – вдруг, сам не веря своей радости сказал Вова и подошел к девушке, взяв ее за руки. – Я Владимир, то есть Вова… Да.

– А я Алиса, – сказала девушка. «Ну, точно лисица» – подумала Лавелина. – А это Юлька, – небрежно произнесла Алиса, показывая на девочку. – Моя сестра. Точно! – встрепенулась она. – Здесь творится какая-та чертовщина, вы должны мне помочь, – она потянула Вову за собой дальше в лес.

Джек с Лавли еще раз переглянулись и последовали за ними. А Ханс все еще прятался за спиной у Джека от маленькой Юленьки. Девчушка же посмотрела на испуганного мальчика и сделала жест двумя пальцам «Я за тобой слежу». Ханс со звуком сглотнул. А Алиса все продолжала говорить:

– Это вообще какая-та бешеная история! Нас четверо у родителей. Я, Юлька и братья-близнецы, гаденыши.

– А сколько им лет? – спросила Лавли.

– Шестнадцать, – ответила Алиса.

– Не повезло, – вспомнив о своем брате, сказала Лавли.

– Знаю, – сказала Алиса. – Васька и Ванька. Близнецы. Постоянно над всеми смеются и не дают жизни мне. Ну, в общем, у нас многодетная семья. И папе дали бесплатные путевки вот на этот корабль. Мы всей семьей отправились туда. А там такое началось… Погода должна была быть хорошей, но, как всегда, эти метеорологи-синоптики все напутали. И был ужасный шторм. И корабль каким-то образом врезался в айсберг… Откуда там взялся айсберг? Жарко же. Людей эвакуировали. Нас должны были тоже забрать. Я, естественно, рванула в каюту – собирать вещи. Не могла же я допустить, чтобы мои вещи затонули. Там же у меня все было: и лучшие наряды, и телефон с планшетом, и косметичка. Юлька куда-то убежала. Папа нашел меня и силком потащил из каюты. Но его сбил с ног какой-то мальчишка. Я, воспользовавшись моментом, опять ускользнула в комнату. Тогда я уже вместе с папой поднялась наверх. Мама нашла Юльку. А мальчишек нет. Опять спустились вниз. Встретились с ними в коридоре. Представляете, они, оказывается, были все это время в кладовке. Еще до непогоды я познакомилась с одним парнем, а они над ними решили подшутить: подушку-пердушку подсунули, а он их за это в кладовке закрыл. Корабль вдруг встряхнуло. Сначала не сильно, но потом сильнее и сильнее. Было это так странно и так страшно. Его воротило из стороны в сторону, вокруг ничего не видно, вдруг все лодки оборвались и попадали в воду. Корабль вдруг словно что-то подхватило, какая-та неведомая сила. Творилось черт знает что! Все закрутилось, завертелось. Мы схватились за все, за что только можно было. Нас прямо-таки уносило в сторону. Я закрыла глаза. Действительно, сейчас было такое чувство, что корабль – это игрушка маленького ребенка, которую он то поднимает над водой, то пытается утопить. Вдруг появилось чувство, что все мы находимся на большой карусели или нет – на американских горках, где на больших скоростях тележки с людьми катятся то вверх, то вниз. Только вот у этих горок не было никаких ремней безопасности… На один миг я почувствовала, что все прекратилось. Я открыла глаза, и что увидела? Уже не было дождя, а небо… кажется, и неба не было. Корабль словно сам был в облаке, только в необычном. Облако было фиолетового цвета, и вокруг парили ярко-желтые звездочки. Вот. А потом он рухнул на скалы. Думаете, я сумасшедшая? Но именно так и было.

– Мы не думаем, что ты сумасшедшая, – сказал Джек. – Обычное дело.

– Обычное? – Алиса остановилась и взглянула на него то ли с удивлением, то ли с опаской. И тут она заметила Искорку. Глаза у нее в мгновение стали круглые, она чуть не закричала. – Это?.. Это?

– Это Искорка, – ответила Лавелина. – Звезда.

– Звезда? – испуганно сказала она. – Как это? Звезды ведь большие огненные шары в космосе, и они… Я будто бы в сказке оказалась, – все еще ничего не понимая, сказала она. – А я еще вам рассказывала, думала, что за сумасшедшую примете. А вы сами тут… Черт! Волшебная страна. И часто к вам так корабли выбрасывает?

– Да, постоянно сюда кого-нибудь заносит, – ответил Джек. – Вот ее сюда занесло недавно, Владимира – лет сто назад.

– Лет сто назад, ага, – проговорила Алиса. – Сто назад. Прости, не знаю, как тебя там по имени…

– Джек.

– Джек, – повторила Алиса. – Значит, тебе сто лет, и ему сто лет? А как вы не стареете?

– Волшебство, – ответил лишь Джек. – Для справки, мне больше, чем сто.

– Я-ясно, – опять протянула она слово «ясно». – Значит, волшебство, волшебники. А ты, Вова? Ты тоже колдун?

– Нет, я обычный солдат. Во Второй мировой участвовал…

– Ты участвовал во Второй мировой? – будто бы в каком-то трансе произнесла Алиса. – Значит, тебе сейчас должно быть лет восемьдесят?

– Здесь же время по-другому идет.

– Ты ведь должен быть сейчас старичком, весь в медалях, пример подросткам показывать, – произнесла она задумчиво.

– Я не дошел до конца войны, – произнес он даже с сожалением. – В сорок третьем сюда рухнул.

– А вернуться? Вернуться не пробовал?

– Пробовал. Вернулся, – ответил он. – Где-то в девяностые годы.

– Ауч, – произнесла она. – И где хуже?

Алиса вновь остановилась. Ей нужно было все переварить.

– А мои братья, – сказала она. – Они увидели мостик. Такой красивый, деревянный, резной мостик. Стали там прикалываться, играть. Они увидели в воде свое отражение. И она было какое-то странное, как живое. А потом они стали камнями кидаться в рыбок. И тут из отражения выплыли две девчонки. Тоже близняшки. Такие в желтых коротеньких платьицах, два тоненьких хвостика наверху. Волосы я имею в виду. И они взяли и схватили их, и утащили под воду, как русалки. Мы в это время вдалеке стояли. Рванули к ним. Но ни девчонок, ни мальчишек нет. При этом самое смешное, что не могли они под воду их утащить, потому что там вообще не глубоко – только пятки помочить, и всё. И где мальчики? Или это похищение, или они так разыграли нас просто. Вообще непонятно.

– Это золотые рыбки, – сказал Джек. – Скорее. За мной. Я знаю короткий путь туда.

И уже вскоре все герои оказались на этом резном мосту.

– Эти рыбки, – проговорил Джек, – умеют превращаться в людей, но живут они в своем особом мире. А этот мост и речка – портал. Я его сейчас открою. А после мы все в него зайдем.

Джек поднял руки вверх, потом сделал еще что-то быстро, задул ветер, что-то ярко засветилось, в воде появилась воронка. И все прыгнули туда.

Первое, что увидела Алиса, была каменная статуя человека. Но была она страшноватая. Был это мужчина или женщина – не понятно, но ЭТО плакало, и было очень уродливо. Алиса чуть не вскрикнула.

– Вот, как они относятся к непрошенным гостям! – сказала она, отойдя от статуи.

Как эти ни странно, но никто не промок после водной воронки. Они лишь оказались в каком-то странном месте. Был тот же мостик, деревья, песок, каменная статуя, но было очень много озер, причем маленьких озер, размером, скажем, в одну комнату. Алиса очумела еще больше. А Юльке, кажется, было наплевать на все это волшебство, она не удивлялась, она была в восторге. Тут из воды, из ближнего озерца стали появляться головки девочек. Им было лет по четырнадцать, все в желтых коротких платьицах; и, что самое удивительное – их светлые волосы, разделенные на два высоких хвоста на голове, длинные и тоненькие, были совсем не мокрыми. А поднимались они так, будто бы их что-то вытаскивает из воды, и сама сила гравитации на них не действует. И вот на воде уже стоит десяток совершенно одинаковых девчонок в желтых платьицах, они улыбаются и смотрят на своих гостей.

– Здра…

– …ствуй…

– ...те…

Они говорили по очереди, каждая девочка-рыбка по слогу, иногда по целому слову. Иначе они не могли.

– Привет, – сказал Джек, улыбнувшись. Он вышел вперед, заложив руки за спину и покачиваясь на пятках. – Как поживаете?

– Близнецов же не может быть так много. Это голограмма. Скажи мне, что это голограмма! – шептала Алиса.

Тут одна девочка-рыбка как бы подлетела быстро и резко к Алисе, чем сильно напугала ее. Ноги у нее были босые, кстати.

– Потрогай меня, – сказала девочка. – Я настоящая.

Алиса испуганно тронула девочку-рыбку. Та, действительно, была настоящей. Когда же Лавли увидела вблизи этих рыбок, она чуть не онемела: она знала их, лица казались ей знакомыми, аж до дрожи. Рыбка опять вернулась на свое прежнее место.

– Зачем вы пришли? – опять произнесли рыбки тем же способом, что и раньше.

– Мы пришли, чтобы забрать двух мальчишек, которые у вас тут затерялись, – ответил Джек и еще шире улыбнулся.

– Каких мальчишек? – спросили рыбки.

– Тех, что вы держите вон в том озерце, – и Джек указал на одно дальнее озеро, которое вообще-то ничем не отличалось от остальных.

– Там только рыбки, – ответили девочки.

– Правда, что ли? – удивился Джек. – Давайте проверим! – воскликнул он.

И как рванет к тому озерцу. Но, когда он пробегал мимо каждого нового озерца, оттуда появлялись опять те же девочки-рыбки и пытались поймать его. Но где уж им! Они были почти одинаковыми, целая армия, двигающаяся, говорящая одинаково. Различались они разве что цветом платья, но это было иногда. Наконец, он прибежал к тому самому озерцу. Маленькие золотые рыбки (на этот раз реально в обличии рыбок) толпились там, не давая ему пройти. Но Джек вдруг топнул ногой так, что водная гладь содрогнулась. И внезапно все увидели, как из воды поднялись двое мальчишек. Они были так похожи друг на друга, светло-русые, как и маленькая Юленька, с треугольной нижней частью лица, как у Алисы, глаза, правда, серые. Одеты они были в ярко-зеленые футболки и красные штаны. Глаза у них были закрыты, вид спокойный. Они спали.

В тот же момент сами рыбки всплыли наверх, окружили мальчиков, закрыли глаза и вдруг приняли вид тех же самых близнецов.

– О, Господи! – вскричала Алиса. – А я думала – нет ничего хуже, чем иметь двух одинаковых вредных братьев, а тут их столько... Вова, если я упаду в обморок, ты меня подхватишь?!

– Верните их! – продолжал Джек.

– Нет, – произнесли рыбки. – Мы не можем. Таковы правила. Они пытались причинить нам вред, пытались закидать нас камнями. Теперь мы не можем их отпустить.

– И всего-то? Так дайте им сдачу – киньте в них камни. И вы в расчете. Сможете отпустить их! – сказал Джек.

– Нет. Такие правила. Мы не можем менять правила, – упорствовали рыбки.

– Черт. Ну и зачем они вам? Что, вечно будете держать их под водой в сонном состоянии?

– Надеюсь, не для того чтобы превращать в статуи, – шепнула Алиса Вове. Он ничего не ответил.

– Мы будем держать их здесь, пока они не переродятся и не станут такими же, как мы. Это наши правила, – сказали рыбки.

– Нет. А здесь уж я не согласна, – сказала Алиса. – Чтобы они стали такими же сумасшедшими, как вы? И еще девчонками?

– Они станут рыбками, а не девчонками, – сказали рыбки.

– Это классно, – сказала Юлька. Она находилась уже возле одного озерца и дергала за волосы одну рыбку. – Я тоже хочу быть рыбкой.

– Отойди оттуда! Утащат! – вскричала Алиса, подскочила, схватила Юльку и оттащила в сторону. А девочка брыкалась, хотела опять к рыбкам.

– Ты не сможешь побороть наше волшебство, – говорили рыбки, окружая Джека. – Ты в нашем мире. Мальчики не уйдут отсюда. А, если вы от нас не уйдете, то мы и вас заточим в то же состояние.

– Вы серьезно? – сказал Джек. – Правила же нужны, чтобы их нарушать. Я всю жизнь находил во всех правилах, договорах подковырки. И здесь, я уверен, можно найти какое-то исключение.

– Правила нельзя менять, – продолжали говорить рыбки.

– Да почему же? Кто их вообще придумал? – вскричал Джек.

– Их придумывают королевы, – ответили рыбки.

– А, если королева прикажет, то вы отпустите мальчишек? – спросил с лукавством он.

– Да, отпустим, – сказали рыбки.

– Отлично. Где ваша королева?

– Она ушла уже давно, – ответили рыбки.

– Ну, а как ее зовут? – он уже начинал злиться.

– Принцесса Луна, – ответили они.

– Серьезно? – даже сначала не поверил Джек, а потом медленно перевел взгляд на Лавли и уверенными шагами пошел к ней. – И всего-то? Почему сразу нельзя было об этом сказать? Итак, Лавли, приказывай, – он остановился возле нее, взяв ее руки в свои.

– В смысле? – спросила она. – С чего это я должна приказывать им?

– Ты – Принцесса Луна.

– Я не Принцесса, и не Луна.

– Вот сейчас ты еще со мной спорить будешь? – сказал он недовольным голосом. Рыбки его явно бесили, и он поскорее хотел от них отделаться. – Искорка, скажи мне, пожалуйста (ты ведь знаешь, Лавли, – звезды не врут). Итак, Искорка, скажи мне: как ее зовут?

– Принцесса Луна, – ответила звенящим голоском Искорка.

– Убедилась? – сказал Джек.

– Но как? – переспросила Лавли.

– Откуда я знаю? Гены, рок, судьба. Сама решай. Ты в пять лет сама сюда пришла и заявила: Я – Принцесса Луна. Так что за свои слова отвечай. Давай уже, приказывай.

Он быстро развернул ее лицом ко всем эти рыбкам, и держал сзади за руки. И вот она уже лицом к лицу к многотысячной толпе девочек-рыбок, все они выплыли, чтобы приветствовать свою королеву. А Лавли стояла там, как раньше, в школе, когда стоишь на сцене перед всеми людьми, и вроде знаешь, что говорить, что ненужно бояться, но все равно страшно, и как-то даже удивительно.

– Я приказываю, – проговорила Лавелина и сама удивилась своему голосу. Он так теперь напоминал трепетный голосок Искорки. Она, наконец, набралась храбрости и начала говорить.

– Я, Принцесса Луна, приказываю своему народу золотых рыбок немедленно освободить двух мальчиком и проводить всех нас обратно на остров.

Она думала, что это вообще не сработает. Но на ее удивление… Вот уже мальчишек подводят к ним. Юлька бежит обнимать братьев, хотя, скорее, – задушить. Вот рыбки из одного озерца уже провожают их к выходу. И она последний раз смотрит на них всех, и видит то, чего просто не могла ожидать увидеть. Она видит в них… себя. Одни рыбки выглядели так, как она выглядела в четырнадцать лет, другие – так, как она выглядит сейчас, а третьи – так, как она выглядела в пять.

Итак, они вновь оказались на острове. Рыбки попрощались с ними и исчезли. Послышался смех. Все переглянулись. Это смеялись Алиса и Лавли.

– Что с вами? – спросил Вова.

– Сегодня я узнала, что меня, оказывается, зовут Принцесса Луна, что я была на этом острове в пять лет. А я об этом не помню. Плюс к тому, эти рыбешки считают меня своей королевой, которая ушла. А еще. Искорка знала, что меня так зовут, и еще об этом знал Джек, но ничего мне об этом не сказал. И вообще… Предсказание будущего во снах. Я сойду с ума!

– И не говори! – произнесла Алиса. – Сначала волшебным образом корабль в шторм отправляется в другой мир, где вполне реальна магия. Никто ей не удивляется. Чокнутые девчонки считают себя рыбами, и все вокруг считают их рыбками, и никого это не удивляет. А еще я видела маленькую живую звезду, как в мультике. И видела десяток своих братьев. И прошла сквозь водный портал, как в Witch. А еще познакомилась с вами, и понятия не имею, кто вы такие: колдуны, феи, рыцари, друзья или враги. Мне ничего не понятно! Вообще.

– Есть выпить? – сказала вдруг Лавли.

Близняшки тот час же завыли: «Ууу».

– На корабле есть. Но, если мы пойдем туда, придется опять объяснять про магию и волшебство. Лучше где-нибудь в другом месте взять.

– Джек, – протянула Лавли.

– В зале, на полке, в книге «Физика», – быстро ответил он.

– Я всегда знала, что физику без бутылки понять нельзя, – воскликнула Алиса. – Веди меня к моей любимой физике.

– Пошли, – сказала Лавли.

– Пошли, – повторила Алиса. И они схватились друг за друга и, слегка шатаясь, пошли по дорожке. Они уже были, как пьяные. Уж слишком все для них это было странно.

– Итак, – Джек развернулся к парням. – Я Джек, это мой друг Вова. А вас Алиса представила, как Ваську и Ваньку. И кто из вас кто?

На Вову и Джека глядели двое довольно высоких мальчишек, светловолосых, сероглазых и таких одинаковых, будто бы кто-то на компьютере нажал клавиши CTRL+C , потом CTRL+V и сделал дубликат. И главное, взгляд ведь у них был тоже хитрющий, лисий. Этому взгляду нельзя было доверять. Они всегда что-то затевали.

– Я Ванька, – ответил один.

– Эй. Вообще-то я хотел быть Ванькой. Ну, ok, я Васька, – сказал другой.

– Да, только мы всегда врем, – ответил тот, что представился, как Ванька. – Но не волнуйтесь, сейчас мы сказали вам правду.

– Да, – ответил Васька. – Это была точно правда.

– Ну, мы пошли, – сказал Ванька.

И оба брата быстрым шагом направились в сторону.

– Джек, – протянул Вова. – Они нас обшарили.

Оба друга переглянулись.

– Видно, начинается у нас веселая жизнь, – сказал Джек.

И они рванули за близняшками. Теперь Ханс и маленькая Юленька стояли одни у этого мостика. Юленька достала пистолет, сделала невидимый выстрел со словами: «Пуф, пуф». Ханс испуганно отшагнул назад и побежал с криками: «Спасите!». Юлька рассмеялась и побежала за ним.

 

Глава 19

Рай на острове

 

Вскоре после этого все собрались в доме у Джека. Все-все жители острова, исключая, конечно, злодеев. Cемья Алисы, друзья Джека, обитатели дома Лавелины. Родители, кстати, вполне нормально отнеслись ко всей этой волшебной чертовщине. Мама Алисы так вообще сказала, что «наконец-то сможет отдохнуть». Да, и папу воодушевило такое приключение. Но все же их очень беспокоило возвращение домой. Итак, все они собрались в доме у Джека и спорили.

– Ну, а этот волшебный шкаф? – говорил папа. Это был высокий человек, с залысиной, темные волосы, одежда туриста, небольшой животик. Но опять же его взгляд… Лавли опять лезли в голову только лисы. У этого папы был очень задорный, и немножко хитроватый взгляд. Он любил приключение и веселье. Папа работал учителем истории в университете. Ему этих любимых занятий не хватало. Но все же он хотел вернуться назад, потому что был слишком ответственным.

– Я же говорил, – ответил Джек. – Нельзя вернуться в ваш мир назад другим способом, отличным от того, каким вы сюда попали. Это плохо заканчивается. Вот он, – он взял за плечи Вову и поднял его с места. – Он решил вернуться назад, и что получилось? Вернулся через шестьдесят лет! Вам это надо? Спасибо, Владимир, – он опять посадил его. – А еще был парень по имени Нерли. Он так вообще…

– Джек! – чуть не вскричала Дикарка.– Здесь есть дети и слабонервные. Не нужно рассказывать эту историю.

– Да, – подтвердил Вова. – Даже я плакал над этой историей. А потом еще целый месяц у меня на глазах слезы выступали, когда я слышал об опоссумах.

– Ну, и зачем ты напомнил! – сказала Дикарка.

– Ладно, – сказал тогда опять папа. – Что вы тогда предлагаете? Ждать следующего шторма несколько веков?

– Нет, – сказал он. – Я не знаю, как лучше поступить в этом случае. Но выход всегда есть. И его можно найти… хм… Вы можете дождаться вечера? Я хочу показать одно место.

– Зачем? – спросил папа.

– Можно попробовать отыскать ответ в книгах, – ответил Джек. Все непонимающе посмотрели на него. – Вы же сами ведете историю. На рассказах прошлого учатся, не так ли?!

– Хорошо, – сказала вдруг мама. Мама была очень похожа Алису. Можно сказать, что это Алиса через двадцать лет. Потому что единственное, что их различало – это возраст, ну, и прическа. У мамы были рыжие волосы до плеч. – Тогда мы пока сходим на пляж, к кораблю. Зачем время зря терять. Правда, ведь, лапусик? – обратилась она к своему мужу. Муж кашлянул. Такое определение ему не очень нравилось, особенно перед незнакомыми людьми.

– Да, пойдет, – ответил он. – Дети, вы с нами?

– Не-а, – сказала Алиса, уставившись на мужскую половину обитателей этого острова. –Мы хотим остаться. Да, Юлька?

– Да, – послышался голос девчонки из лаборатории волшебника. Она забралась туда вместе с Хансом, который всеми усилиями пытался сделать так, чтобы это сумасшедшая девчонка не смешала все волшебные зелья на свете.

Итак, родители ушли. Молодежь осталась сидеть в комнате. А Алиса принялась опять за свое. Она нашла себе новую жертву: Рича. Сначала долго на него смотрела, потом начала расспрашивать о медицине и так сладко улыбалась, когда он произносил какой-то непостижимый обычному человеку термин. Это вскоре заметила Дикарка. Да, Лавли уже смогла вдоволь разглядеть все стороны переменчивого характера этой особы. Но сейчас у этой дамы был такой взгляд в сторону Алисы. Это взгляд, как у зверя, на чью территорию пришел какой-то незнакомец и пытается занять ее. И этот зверь в любой момент мог вырваться наружу и наброситься на Алису. Лавли даже казалось, что Дикарка сейчас зарычит от злобы. Но она поступила иначе. Она была не только дикой, она еще слишком уважала и любила себя, чтобы драться с какой-то девчонкой. Итак, она решила сначала своими рассказами запугать Алису, показать, с кем эта малявка имеет дело и что на эту территорию лучше не соваться. Это сработало. Алиса решила отступить. Дикарка через некоторое время увела Рича подальше, говоря о каких-то проблемах, или… ну, в общем, придумала повод.

Женька и Аделька давно сбежали от них. Кстати, тоже на пляж. Думаю, они успели улизнуть во время второго или третьего рассказа Дикарки. Теперь в комнате оставались Джек, Лавли, Искорка, Алиса, Владимир и дети. Алиса решила осмотреть хорошенько комнаты Джека. При этом она ходила красиво и брала вещи красиво, как лиса, в общем-то. Это немножко бесило Лавелину. Она молчала. И уж неизвестно где, Алиса вдруг разыскала в комнате маленькую блестящую туфельку и выскочила, держа ее в руках.

– Посмотрите, что я нашла, – хитро, улыбаясь, сказала Алиса. Джек, как только увидел эту туфельку, тот час же подскочил к ней. Но она не собиралась просто так отдавать ему туфельку.– Интересно, и какая же девушка забыла ее у тебя? Долго вы с ней встречались, почему она за ней не вернулась?

– Мы не встречались, – ответил Джек. – И никто ее не забывал у меня. Это просто сувенир…

– Оу, сувенир?

– Я не то хотел сказать, – произнес Джек. – Это не сувенир. Эту туфельку обронила на балу девушка, а я это видел, не знал, что сделать, она так быстро убежала… и…

– Стой, стой, стой, – сказала Алиса. – Расскажи мне эту историю,– она быстро присела на стул рядом с Лавли, держа туфельку за каблук, готовясь к интересной истории. Лавли вдруг взглянула на туфельку. Она чуть не подскочила на месте: это была ее туфелька! Ее туфелька, та, что она бросила, сбегая с лестницы. А значит Джек – это точно тот граф Орлов… и О Боже!

– Да, что рассказывать? – сказал он, ходя по комнате. Джек почти не поднимал глаз, потирая время от времени лицо руками. – Это ведь ничего такого, что ты думаешь. Просто я… просто мне нужно было отправиться на помощь одному королю. За его спиной уже несколько лет велись грязные дела, его пытались отравить. И король был уверен, что это кто-то из его братьев. Хотя на самом деле это была его жена, королева. И она сама, между прочим, и убеждала мужа в измене братьев. Хотела убить мужа, всю вину на его братьев свалить, а сама править народом. И я решил помочь. Владимир со мной ходил, и Рич, и Дикарка тоже… И был объявлен бал. И там король хотел поймать, так сказать «застукать» с поличным своего какого-то брата на попытке своего убийства. Глуповатая немножко затея… Мы сменили облик. Тогда я еще не до конца был уверен, что именно королева главный злодей. И я ходил, проверял там. А тут эта девушка.

– А я уж думала, что ты никогда не начнешь про нее. Ты увидел ее и влюбился с первого взгляда?

– Хм, – усмехнулся он, вид у него был романтично – задумчивый. – Я увидел прекрасную девушку, не похожую на всех остальных на этом дрянном балу. Все остальные были какие-то расфуфыренные, а она… настоящая, наверное, просто настоящая. Но на лице у нее была грусть, у нее что-то случилось, ужасное. Я решил узнать, помочь, если что.

– Ну и?

– Ну и, – повторил Джек, он опять стал нервно ходить по комнате. – Я представился ей. Она представилась, как Лана, хотя ее зовут не Ланой. Я ведь тоже ей со своим именем солгал, она поняла. У нее тоже ведь внешность была изменена. Оказывается, какая-та Фея отправила ее на бал. Она должна была исполнить желание Ланы, а вместо этого просто отправила ее на бал, как бы сделала то, о чем ее не просили. А у Ланы была какая-та мечта, поэтому она так расстроилась. Я решил ее поддержать. Потом пригласил на танец.

Лавли уже вся сидела в лихорадке. Ей было плохо, она была одновременно в злости и в страхе. И сама не понимала почему. Ей было ужасно страшно, что вот сейчас Джек скажет, что на самом деле Лана – это Лавли. И она так сильно этого боялась, будто бы сделала что-то очень плохое. А с другой стороны, с другой стороны, которую она никак не хотела признать: ей было обидно, обидно, что парень, с которым она прекрасно провела вечер, в которого она чуть не влюбилась, не узнал ее, в то время, как она сама почти сразу догадалась, кто пред ней стоял. Видно, только ее ненастоящая внешность привлекла внимание Джека, видно ему не было дела до нее, видно, нет между ними какой-то особой связи…

– …Ну, заклятие королевы начало работать, – продолжал он. – Я понял, кто его наслал, пытался остановить, но именно Лана остановила королеву, ввязавшись в драку. Я думаю, она даже больше не из-за заклятия волновалась, а за королеву. Мне показалось, что она за нее испугалась, пыталась ее от меня отодвинуть, потому что понемногу на меня тоже заклятие действовало. А так получилось. А потом. Она чуть не поскользнулась и не упала, а я ее успел подхватить и…

– И вы поцеловались? – сказал Алиса.

– Нет, – Джек вдруг с задором взглянул на Алису. Ему было смешно. – А потом она наплела, какую-то чуть, что заклятие действует только до двенадцати. (Как раз тогда часы били двенадцать.) И она побежала. Испугалась она меня, что ли? Глупая отмазка, я ведь знал, что магия феи бы не рассеялась, пока Лана была на балу. Ну, а потом она побежала с лестницы. Я за ней. Туфелька на ступеньках. Я поднял ее. Сохранил. Просто потому что… не выкидывать же. Верно?

– Так это же Золушка! – воскликнула Алиса и вскочила с места.

– Какая Золушка? – проговорила, чуть жива, Лавелина со своим прежним испугом.

– Ну, как? Это ведь точно Золушка. Есть фея, которая отправляет девушку на бал. Есть прекрасный принц. Это ты. И танцы, танцы… А потом часы пробивают двенадцать, девушка вспоминает, что волшебство феи действует лишь до двенадцати…

– Вообще-то она солгала, – вмешался Джек.

– Ну и что! – воскликнула Алиса. – Не важно. Факт остается фактом. Она сбегает, пока стрелки часов бьют двенадцать. А потом оставляет туфельку на лестнице случайно.

– Хм, – Джек нахмурился. – На самом деле она нарочно скинула туфельку, – он смотрел в пол, а потом резко взглянул в сторону, и его напряженный взгляд пересекся с испуганным взглядом Лавелины, потом опять посмотрел вниз. – Что вообще за Золушка такая?

– Ты не знаешь, кто такая Золушка? Да вы сказки не читали, что ли? – удивилась Алиса. – Подождите. Так это не как в сказке получается, это твоя история с этой девушкой и есть история Золушки. То есть та девушка Золушка, а ты ее прекрасный принц. Значит, я сейчас говорю со сказочным персонажем.

– Да, брось ты, – сказал Джек. – Мало ли какая девушка теряет на балу туфельку.

– А двенадцать часов? А фея, отправляющая на бал? Это тоже совпадение? Нет, ты прекрасный принц. А та девушка – твоя Золушка. И ты найдешь ее, сядешь на колено, предложишь надеть туфельку, она наденет, и вы будете жить вместе долго и счастливо. Кстати, ты почему ее до сих пор не пытаешься найти?

– Найти? – произнес он еще более задумчиво. – Ее не нужно искать… То есть, – он собрался с мыслями, – то есть она сейчас выглядит иначе, и я выгляжу иначе. Она даже, по-моему, была проездом из другого мира. Как мне ее найти после этого? – он оглядел всех собравшихся в комнате, включая Лавли. Когда, его взгляд должен был столкнуться с взглядом Лавли, она отвела глаза на Искорку. Звезда чувствовала волнение девушки, знала из-за чего, но не могла ничем помочь.

– Но ты же сказочный прекрасный принц. Ты преодолеешь все препятствия, проверишь ножку каждой девушки, но, в конечном итоге, все равно – долго и счастливо. Кстати, – она вскочила с места с туфелькой. – А вдруг я и есть твоя Золушка? – Джек иронично улыбнулся. – А что? Она же выглядела по-другому. У меня просто, как у Лавелины, амнезия. Я была во сне в том мире, но забыла об этом. Сейчас примерю туфельку, и ты можешь брать меня замуж! – Алиса надела на ногу туфельку, но она была мала. На этот раз уже все начали посмеиваться над девушкой.– И у кого такая маленькая нога? Какой это размер? Тридцать пятый? Видно, не судьба!

Тут подскочила Юлька.

– Я тоже хочу примерить туфельку, – сказала она и потянула свои цепкие ручки.

– А ты откуда здесь взялась? – вскричала сестра и подняла туфельку вверх над головой, – И не пытайся даже, мелкая. Нос не дорос до таких туфелек и до замужества тоже.

В тот момент Джек ухватил туфельку у Алисы и с улыбкой на лице отправил красивый сувенир обратно на полку.

– Ну, и пускай, – обиженно сказала Алиса, сложив руки на груди. – Ты просто не знаешь, от какой прекрасной дамы ты сейчас отказался!

– Не сомневаюсь в этом, – ответил он, уже полный оптимизма и задора.

– Так, – задумчиво произнесла Алиса. – Это что же получается… Раз я сейчас вижу сказочного персонажа, значит, я попала в сказку. И, значит, что есть много разных миров и сказок, в которые можно попасть. И это значит, что сказки на самом деле, не сказки, а реальные рассказы.

– Да, – вдруг сказал Владимир. – Это как с Колумбом и Титаником.

– Причем здесь они? – спросила Алиса.

– А притом, что ребята с этого острова считают, что Колумб, открывший Америку, и Титаник, корабль, который затонул от айсберга – это тоже сказки.

– В смысле? Они считают, что реально существующие моменты из нашей истории – это сказки? – переспросила Алиса.

– Ну, в общем-то, да, – ответил Владимир.

– А откуда они знают нашу историю и почему считают ее сказкой? – спросила Алиса.

– Так, – подскочил вдруг с места Джек. – Думаю, уже пора показать вам то место, о котором я говорил. Уже почти вечер.

– Ладно, – сказала Алиса. – Последний вопрос… Ответишь? Хорошо… Какой краской ты красишь волосы?

– Что? – Джека явно это взбесило. А все вокруг рассмеялись. – Я не крашу волосы.

– А почему они тогда такого цвета? – сказала Алиса. – Такого цвета я еще не видела у парней.

– Гены, – ответил он. – Такого же цвета были волосы у мамы.

– Не верю, – ответила Алиса. – Ты придумываешь.

– Я не придумываю, – глубоко выдохнул Джек. – Смотри, – он как бы протянул руку в сторону шкафа, тот тут же открылся, из него выскочил какой-то альбом прямо в протянутую его руку и тот час же открылся. Джек протянул альбом Алисе, и все тотчас же подскочили, чтобы тоже посмотреть.

Такой красивой женщины Лавли еще не видела в своей жизни. У нее были такие же, как у Джека, прекрасные золотые локоны, ее тело было в идеальном состоянии, длинные ноги, красивые изящные руки, особенно красиво было ее лицо. Вот лицо этой женщины и лицо Джека были совсем не похожи, разве что чуточку. Красивые, чуть пухлые алые губы, почти детский милый носик, две темные дуги – брови, и самое красивое в ее лице – глаза. Огромные прекрасные зеленые выразительные глаза, длинные ресницы. Легкая и нежная, добрая и чудесная. Такой увидела ее Лавли. Сколько лет было этой женщине – не понятно, но, казалось, она была бы прекрасна в любом возрасте. А вот одежда была на ней простая – белое платье на одно плечо, светлые босоножки.

– Она прекрасна, – сказала Лавелина. – Сразу видно – богиня.

– Богиня? – переспросила Алиса.

– Да, – ответил Джек, опять же улыбнулся, на этот раз это была другая улыбка – счастья и радости оттого, что так расхваливают его маму. Ему было приятно это слышать. – Она была богиней солнца и света.

– Что? Правда что ли? Она богиня света? – переспросила Алиса.

– Мне уже надоело отвечать на вопросы, на которые я уже дал ответы. А, если не веришь, что говорю правду – смотри. Точнее, лучше прищурься, – в тот момент он сам слегка прищурился, резко раскрыл ладони, и вдруг всю комнату озарил яркий, теплый солнечный свет. Аж жарко и больно глазам стало. Но свет тут же исчез. – Видишь? – сказал Джек. – Теперь мы можем идти?

– Да. А это потрясно! – вскричала Алиса. – А еще какую-нибудь такую штучку сможешь показать?

– Обязательно, – ответил он и вытолкнул Алису вниз. Нужно было идти.

Итак, они зашли еще за родителями Алисы и пошли в то самое место, куда их вел Джек. Был уже вечер, стемнело, но все еще можно было разглядеть дорогу. Разве может быть темно, если с тобой рядом ходит бог света?! Лавли вспоминала их первую встречу, когда она увидела его первый раз, сидящим на дереве. И тогда была глубокая ночь, но она отчетливо разглядела лицо Джека, потому что возник какой-то неведомый свет. Теперь она знала, откуда был этот свет.

Через некоторое время они дошли до пункта назначения. Это была очень старая постройка, и, кажется, на самом деле, она была высокая, потому что виднелся только ее кончик, все остальное было погребено под землю самим временем. Джек постучался, и открыли ему такие маленькие смешные человечки со слоновьими ушами. Один из таких жил у Стоуна. Хм… странно…

Они долго шли вниз по древней лестнице, которой, казалось, не было конца.

– Так зачем мы сюда идем, юноша? – сказал отец Алисы, спускаясь. – И что вообще это за место?

– Можно сказать – библиотека, – отозвался откуда-то снизу звонкий и, как всегда, веселый голос Джека.

– Так мы будем здесь читать? – спросила Алиса. – Это ведь скучно.

– И это дочь учителя! – воскликнул отец.

– О чем эти книги? – как бы в полусне спросила Лавли.

– Ну, как о чем? О жизни, – ответил Джек. – Как же попроще объяснить?! Представьте себе, что все истории, или большинство из них, сказки, рассказы, книжные романы, даже фильмы, которые вам рассказывали, читали, или вы их видели. В общем, представьте, что большинство из них – это правда. Что это когда-то случалось, или сейчас происходит, или только произойдет.

Путники оказались в огромной – преогромной библиотеке. Тысячи, тысячи стендов с книгами, миллионы историй, а еще много-много волшебных человечков. У них кипела жизнь: одни раскладывали книжки по полкам, другие тут же, рядом, печатали их, были и странные авторы, вдохновению которых все время что-то мешало, она бегали, прыгали, шумели и крутились вокруг книг. Эти книги и были их жизнью.

– А эти смешные крохи знают все эти истории, – продолжал Джек. – Они записывают их в книги, а потом каким-то образом странички разлетаются по всем мирам, и приходят авторам книг либо художникам во снах, или вдруг прибывают внезапно осенившим вдохновениям. А авторы записывают их, где-то додумывают, где-то переписывают сюжет до неузнаваемости, остаются только разве что детали…

– А зачем это им? – спросила Алиса.

– Не знаю, – ответил Джек. – Наверное, они просто хотят, чтобы мы знали правду.

– Я не понимаю, – произнесла мама Алисы. – Как можно среди всего этого найти способ вернуться? А если мы найдет, то как поймем, что это именно он?

– Я уже почти придумал способ, – сказал Джек. – Шторм вызывать – слишком сложно. Можно попробовать прийти в свой мир, как бы с пересадками, то есть через другие миры. Только остается вопрос, как перенести туда корабль. Вот для этого нужны книги. Не все, только те, где написаны знакомые перелеты из одного мира в другой. Хроники Нарнии, Волшебник Оз, Рафти Мель…

– Кто? – хором спросила семья.

– Вы не знаете Рафти Мель? – спросила Лавли. – Это же детская книжка, я ее в пять лет уже прочла.

– Так, может, до нас не дошли эти странички, – начала оправдываться Алиса.

– Вот она, – Джек протянул им книгу «Рафти Мель».

– Итак, можем начинать...

 

Жизнь на острове часто напоминала рай. Это ведь остров богов, их дом. И они сделали все, чтобы жизнь на нем была идеальной. Во многом это было из-за времени. Если ты живешь по правилам острова, то время на нем работает на тебя, а не наоборот. Именно оно, время, давало эти райские моменты жизни.

Здесь все часто его путали. «А помнишь, как мы вчера ходили на пляж и пускали там мыльные пузыри?» – говорили одни. «Ты что? Это было, как минимум неделю назад!» – говорили другие. Здесь сбивались любые часы. Но это не было плохо, это было прекрасно. Здесь не нужно никуда торопиться, живешь в свое удовольствие, отдыхаешь, учишься, развлекаешься. В общем, делаешь то, что в обычной жизни не успеваешь делать. Бывает, забегаешься, приходишь домой, как обычно, решаешь, что делать: почитать книгу или посмотреть любимый фильм, а может, поиграть с котом. В итоге, пролеживаешь весь выходной на диване в поисках вдохновения. Здесь такого не происходило. И даже усталость в конце дня была не утомительной, а прекрасной.

На этом острове отдыхаешь душой и телом. Куда спешить? Ведь здесь никто не стареет, не взрослеет. Да, правда, никто и не празднует дни рождения, или Новый год, но это никому и не нужно. Зачем лишние заботы, если каждый день и так праздник.

Да, здесь возникает много проблем и опасностей, но ведь без них жизнь была бы скучна, не так ли?!

У наших героев и правда началась прекрасная жизнь. Вечерами они всем семейством отправлялись в библиотеку читать. Часто за ними увязывались Лавли, Ханс, и даже Аделька с Женькой, потому что было гораздо интересней узнать истории людей, которые были на самом деле или только будут. А кроме вечеров, были еще прекрасные утра, дни и даже ночи…

Аделька с Женькой без конца убегали на пляж, приглашая с собой и близняшек, и Джека тоже. У них была целая банда молодых ребят. Они слушали музыку, играли, бесились. Обменивались, так сказать, элементами культуры. Аделька все время переживала, что когда им всем придется вернуться в свои миры, она больше не сможет найти новые песни групп с Земли, поэтому теперь хотела перекачать на свой телефон, точнее на телефон Женьки, побольше песен. Самым маленьким членам этого общества тоже весело жилось. Ханс с Юлькой все время играли, то в разбойников, то в пиратов, то в догонялки, то в прятки. К счастью, на острове было так много интересных мест. Они так же приглашали играть Пуффи или Джека. Второй, кстати, учил их сражаться на деревянных мечах или стрелять из ружей, арбалетов.

Все чаще можно было увидеть вместе Владимира и Алису. Они были всегда рядом, бегали куда-то, прятались от всех. У них развивался роман, хотя оба знали, что эта любовь обречена с самого начала – когда-нибудь Алисе придется вернуться в другой, более сложный мир, а Владимир останется тут, будет помогать Джеку бороться со злом, жить приключениями. Но это их пока что мало волновало. Единственные, кого теперь боялась Алиса – ее родители. В частности, –мама. Она боялась, что родители запретят им встречаться. И страх Алисы передался и Владимиру. В какой-то момент случилось так, что все они собрались за одним столом. Они хорошо поговорили, даже узнали удивительное совпадение: лучшим другом Владимира в годы войны был прадедушка Алисы. Им было разрешено встречаться. Но «папа все равно следит за тобой!»

Самым удивительный факт, который заметила Лавелина, было то, что Джек с легкостью вписывался в любую компанию. И с подростками он прекрасно находил общий язык, потому что еще сам был похож на подростка. И со старшим поколением – с отцом Алисы – он читал карты, или разговаривал на какие-то сложные темы, с ее мамой он тоже находил язык, с детьми он весело играл, даже в новой образовавшейся компании девушек он не был лишним. Дикарка и Алиса помирились, стали ходить друг к другу в гости. Больше, в основном, к Дикарке. У нее был прекрасный ледяной замок в горах, но они предпочитали большой дом на дереве. Туда Алиса приносила и свою косметику, и свою одежду. Туда прибегала Аделька, Алиса брала с собой Лавелину, так как сильно сблизилась с ней. И они начинали болтать о разных женских вещах, наряжаться, краситься, мерить туфельки и платья. Одним словом, весело проводили время.

Как-то раз они тоже так наряжались, смеялись. Лавли очень красиво накрасили. Она вообще была очень красива собой, только за эти два тяжелых года совсем зачахла, а на острове она расцвела. Потом ей начали подбирать одежку. Вдруг она заметила в окошке той комнаты, которая у девчонок служила как бы подиумом с зеркалами, Джека. Больше его никто не заметил. Он начал прикалываться. Жестами и мимикой оценивать ее внешний вид. Она смеялась. Ей было очень смешно, что его никто не замечает. Она как-то даже хитрила, занавески завешивала, а они сами обратно раскрывались. В общем, он, в конечном итоге, жестами показал, чтобы она незаметно ушла от девчонок и пошла с ним.

И Лавли так и сделала, сбежала босиком осторожно из комнаты. Джек схватил ее за руку и побежал. Они прибежали на берег моря. Там он показал на тарзанку, подвешенную высоко на дереве. «Ты серьезно? – сказала Лавли. – Тарзанка? Я не буду прыгать. Я же не ребенок!». Но было поздно, он схватил ее за талию одной рукой, другой взялся за тарзанку, и они вместе полетели вниз, в море.

Лавли оказалась в новом мире, в том смысле, что подводный мир, жизнь в море всегда отличается от жизни на суше. В синем чистом море она увидела сказочные кораллы, напоминающие ей чудесные морские замки, которые создала сама природа. А как много обитателей моря было там! Большие и маленькие рыбки, красные и синие, черепашки и непонятной формы существа, морские коньки, водоросли. Нет, казалось, мира волшебней этого. И она чувствовала себя здесь, как рыба в воде. А рядом был Джек. Сияла звезда. Она и забыла, что когда-то боялась воды после того, как чуть не утонула в пять лет.

Да, для Лавли жизнь изменилась гораздо больше, чем она думала. Она замечала многое, но еще больше она не хотела заметить, и этого ей было не надо. Лавли перестала жить прошлым, она жила здесь и сейчас и радовалась каждому мигу, каждому новому рассвету и закату. Странно: она почти перестала замечать Искорку, которая всегда была рядом, это уже стало для нее просто нормальным – звезда над головой, а еще такая чувство, что она не одна. Но Искорка была не против. Лавли стала больше общаться с людьми. Она, как было уже сказано, сильно сдружилась с Алисой, а еще часто говорила с ее мамой, ведь и она сама когда тоже была мамой. А еще у нее вдруг возникло желание заботиться и беспокоиться о Хансе. У него ведь тоже не было семьи.

Но самое странное и удивительно было то, что происходило между ней и Джеком. Он проводил с ней больше времени, чем все остальные, они смеялись, купались на пляже, говорили, придумывали разные занятия, вроде катания по склонам на роликах. Они незаметно изменились. Лавли словно помолодела, она вся преобразилась, глаза ее сияли от счастья, когда она была с ним. Джек тоже стал другим. Он оставался таким же безбашенным, но он как будто бы вырос, он не был прежним мальчишкой…. с ней он был просто другим. Более заботливым, более добрым, более…

Но Лавли не хотелось всего этого замечать. А еще я так часто снова становилась ею, Лавли все чаще прислушивалась к голосу из прошлого…

Как-то раз они гуляли по пляжу босиком. Был вечер, почти закат. Они не заметили, как резко стало холодеть и темнеть, продолжали разговаривать и смеяться. В тот день Лавли, как это бывало часто, сидела с девчонками у Дикарки, они ее, естественно, принарядили. Теперь ее светлые длинные волосы лежали на груди прекрасными локонами. На ней было бирюзовое платье. Джек же был тоже одет не как обычно. На нем были светлые шорты, футболка и рубашка поверх нее. Они ходили по пляжу, смеялись. Тут маленькая капелька сорвалась с неба и упала прямо ей на голову. Лавли взвизгнула. Джек рассмеялся: «Капельки испугалась?!» Лавли тоже рассмеялась. А потом капнула еще одна и еще…

Это рассмешило их, разгорячало их сердца. «Потанцуем под дождем?» – вскричала Лавелина, взяла Джека за руки и начала кружиться, как это делают девчонки в начальных классах: крутиться, ухвативши друг друга за руки. А вот Искорка начала тревожиться.

– Я не должна намокнуть, – зазвенела она своим голоском. – Мне вредна вода.

– Какая ты зануда! – рассмеялась Лавелина. – Ты же любишь купаться в море!

– Мне не нравится этот дождь. Это плохой дождь! Я от него потухаю.

Джек и Лавли испуганно переглянулись.

Они спрятались под большим деревом втроем. Звезда не должна была промокнуть! Она все время трепетала и шипела, когда на нее попадали капель. «Я намокаю», – шептала она. Пока Лавли накрыла ее своими ладонями и прижима к себе, Джек снял свою рубашку и накрыл ее сверху. Руки он положил на руки Лавли. Они сидели вместе на коленях друг перед другом. Под руками у них сверкала белая и яркая звезда.

…Я глядела ему в глаза. Какой прекрасный день... Дождик бил по листьям дерева. Мы все промокли насквозь, но звезда… она была такая теплая, такая горячая, и такая чудесная. Она грела нас обоих. Я глядела прямо ему в глаза. И он глядел мне прямо в глаза. Мы были так близко друг к другу. И грела меня не только моя Искорка, а еще прикосновение его рук, его взгляд, наполненный… любовью, он сам, только его присутствие добавляло в мою жизнь что-то особенное, что я, кажется, никогда еще не чувствовала.

Кажется, он чувствовал тоже самое. Его губы медленно потянулась ко мне, мои тоже. Но внезапно…

Лавли вскочила с места, выбежав под дождь.

– Что ты делаешь? – в истерике закричала она. Джек испуганно взглянул на нее и подбежал.

– Лавли… – дрожащим голосом произнес он.

– Что ты делал? – закричала она так, что Джеку стало страшно.

– Прости, – лишь смог ответить он, кое-как у него хватило сил произнести эти слова. – Прости…

– Что значит прости? – вскричала она и взглянула на него тревожным взглядом. Джек смотрел на нее… Этот взгляд… Она все поняла. – Ты влюблен в меня? – чуть не плача произнесла она. – Почему? – взвыла она.– Зачем ты это сделал со мной, с нами?

– Я… Прости… ты ведь знаешь… я не… смог удержался. Ты… я, – бессвязно твердил он. Да, и что вообще можно ответить на такие вопросы, особенно на тебя так смотрят, будто бы ты собирался убить кого-то.

– Я ведь видела, как ты на меня смотришь! – она начала ходить полукругом, не глядя на Джека. – Ты точно влюблен! – она обернулась и с злобно на него посмотрела. – Этого никогда не будет! Слышишь? Мы не будем вместе. Не будем! – она сильно жестикулировала, и со злостью глядела на Джека.

– А я видел, как ты смотришь на меня, – вдруг твердо произнес он, будто бы оправившись от минутного помешательства. – Ты тоже в меня влюблена. Я знаю. Почему нам не быть вместе? – он закричал последнюю фразу и подбежал к Лавелине.

– Я затухаю! – кричала Искорка. – Мне плохо. Вернитесь!

– Ты нечего не знаешь! – кричала Лавли в ответ. – Ты не знаешь меня!

– Это ты не знаешь себя! – закричал Джек. – Запуталась в жизни, и сама себя пытаешься обмануть. Ну скажи, разве ты не чувствуешь того же, что и я?

– Да, – вдруг резко выкрикнула она. Они были уже все мокрые. Стояли там на пляже. Дождь лил по ним, не щадя. Небо было серое. И было почти темно. Стояло молчание. Было только слышно их тяжелое дыхание. Только этот дождь лил. Они стояли друг напротив друга и с отчаянием глядели в глаза. Они выглядели на фоне этого дождя такими, такими жалкими и несчастными.

– Я затухаю! – тоненьким голоском трепетала Искорка. – Вернитесь! Прошу!

– Это ничего не значит, – тихо проговорила Лавли. Все ее лицо съежилось, из-за дождя этого не было видно, но она плакала. Горькие слезы стекали с ее глаз. Ей было так тяжело говорить это любимому. – Это ничего не значит. Мы влюблены. Ну и что дальше? Влюблены – и только. Но мы не любим друг друга. Мы не сможет никогда друг друга действительно полюбить. Я точно не смогу. Я, как ты сказал, потерялась и уже не способна на любовь. А ты? Дон Жуан. Ведь ты никогда никого не любил. Ты лишь был влюблен во многих. Но влюбленность – это не любовь.

– Лавли, – тихо и жалко позвал ее Джек. Ему было так же плохо, как ей. Его сердце сжалось и забилось.

– Нет, – резко оборвала она, развернулась и ушла прочь.

Он остался один на пляже. Весь мокрый брошенный одинокий.

– Я затухаю! затухаю! – кричала Искорка.

Он, наконец, вспомнил о звезде, подбежал, накрыл руками и поверх них – рубашкой. Он дрожал от холода, сидя на коленях в грязи.

– А я бы согласилась быть с тобой, – утешающим своим звонко – колокольным голоском сказала Искорка. Он жалко улыбнулся ей.

– Спасибо, Искорка. Ты настоящий друг.

Лавли уже не бежала, а медленно шла под дождем. Странно, именно сейчас она должна была чувствовать боль, злость, отчаяние. Но ничего не было. Она не чувствовала ничего, была лишь та пустота, что тревожила ее ранее. Рай закончился. Рай всегда кончается. Уже ничего не вернуть.

 

Глава 20

Девушки – такие девушки, магия – такая магия

 

Джек проснулся рано утром от шебуршания у себя дома. Потирая глаза, он пошел на звуки прямо в лабораторию. Там были Лавелина и Искорка. Она была в какой-то бесформенной футболке, в шортах, стояла босыми ногами на цыпочках на полу спиной к Джеку, волосы были завязаны в пучок. Первое, что пришло ему в голову, было: «Как она обворожительна!». Но потом он заметил в ее руках книгу с зельями, варившийся котел рядом, он подумал: «Уж лучше бы она была сейчас на кухне и готовила борщ».

Он тот час же уселся на стул рядом и стал с любопытством разглядывать, что она делает. Она не обратила никакого внимания. Разве что Искорка затрепетала.

– Привет, – сказал он, продолжая наблюдать за ее действиями. – Что ты делаешь?

– Вчера, – сказала она, не отвлекая взгляд от своей работы. – Ты почти что признался мне в любви. И, если честно, меня это уже порядком достало.

– Я всего один раз признался в любви, а тебя уже успело достать? – шутя, ответил он.

– Не только ты, – ответила она. – Мой сосед по даче, который теперь болеет амнезией после признания в любви. Даже этот Стоун постоянно делал мне комплименты. И все эти люди на улице. Меня это уже замучило.

– Ах, как тяжело быть столь обворожительной, – сказал Джек.

– Да, – подтвердила она, добавляя компоненты в зелье. – И я хочу избавиться от этого.

– Ты хочешь избавиться от своей красоты? Не стоит. Она тебе к лицу.

– Нет, – тихо, но все же резко проговорила она. – Я хочу избавиться не от красоты, а от назойливых почитателей. Вот варю для тебя отворотное зелье.

– Для меня? Отворотное? – сказал он. – А как же ты мне его собиралась давать?

– Незаметно подлить в эту чашку и дать выпить, – ответила она и показала ему чашку.

– В эту? – сказал он и покачал головой. – И поэтому ты для хитрости, чтобы я не догадался, пришла ко мне в лабораторию, варишь здесь отворотное зелье, которое подольешь незаметно в эту чашку?

– Да, – вырвалось у нее, и она со злостью взглянула на него. – У тебя единственного есть лаборатория для зельеварения.

– Ясно, – сказал он, вздохнув. – Нормальный, хороший план.

Они сидели молча, занимаясь каждый своим, где-то полминуты. Наконец, Лавли взяла ножницы и отрезала у него прядь волос.

– А это зачем? – спросил он.

– Проба, – ответила Лавли и кинула в чашечку с зельем прядь волос. Не произошло ни взрыва, ни дыма, как все ожидали. Прядь волос только начала растекаться, пока, наконец, в чашечке остались только жидкие золотые волосы. Джек взял чашечку и поморщился.

– Я, конечно, понимаю, – сказал он. – Что, если ты мне дашь выпить то зелье, что было в чашке, и я так же расплавлюсь, и у меня не получится тебя любить… Но… можно же было выбрать какой-то другой, более гуманный способ убийства.

– Это все потому, что ты мне мешал своей болтовней! – воскликнула Лавелина и бросила полотенце.

– Ладно. Всё, – сказал Джек, встал и взял за плечи Лавелину. – Можешь не беспокоиться. Ты, действительно, права на счет меня.

– Права? – как-то с испугом переспросила Лавли.

– Да, – с забавной легкостью произнес он. – Ты права. Я, действительно, не могу полюбить, и ты мне просто нравишься. И у нас с тобой ничего быть не может. Давай будем просто друзьями. Я согласен больше никогда с тобой на эту тему не говоришь. Любовь-морковь… Тем более стать расплавленной крысой в твоих экспериментах мне тоже неохота. Так что… Ну, вот в принципе.

– А ты сможешь? – спросила настороженно Лавли.

– Да, – ответил он. – С Дикаркой же я как-то общаюсь.

– Отлично! – воскликнула Лавли, сияя от счастья. – Ну, тогда я… пошла?

– Иди! – сказал он.

И Лавли с приподнятым настроение убежала.

– Неужели ты так быстро сдалась и поверила? – сказал вслух Джек. – Хотя, наверное, ты сейчас подумала то же самое: «Неужели ты так быстро сдался»…. – он взял в руки чашку с расплавленными золотыми волосами, – Бррлм… Жесть, – проговорил он и сунул куда-то на полку подальше от глаз. Потом взял книгу с заклинаниями. На одной развернутой страничке было заклятие и приворота, и отворота. – А может… Неа… Зачем? – сказал он и положил и ее на полку.

 

Несколько дней после этого Лавли не попадалась на глаза Джеку, и они нигде не пересекались. На третий день после этого девушка все-таки пришла к нему домой, только не одна, а вместе с Алисой. В зале никого не было, зато был слышен шум из лаборатории. Девушки направились прямо туда.

А в лаборатории вовсю кипела работа. Близнецы тоже были тут, как и Ханс с маленькой Юлькой. Все они были в белых халатах, разных защитных приспособлениях, вроде перчаток. И что-то там химичили. При чем Ханс ни в какую не хотел участвовать в зельеварении, но Юлька, маленькая разбойница, притащила его сюда, для нее эта была веселая игра, ни что другое. Думаю, близнецы преследовали те же цели, они пачкали друг друга, смеялись. И, наконец, Джек. Даже в защитных очках было видно, каким азартом горели его глаза,. Лавли в такие моменты пугал его взгляд. Слишком уж он был диким – не понятно было, чего ожидать от этого парня. При этом сейчас он действительно выглядел, как какой-то сумасшедший ученый. Белый халат, безумные глаза, очки, волосы, стоящие дыбом, с опаленными кончиками. Так или иначе, все, находящиеся в этой комнате, были в восторге от происходящего.

– Привет всем, – сказала Алиса, усаживаясь на стул.

– Привет, привет, – восторженно закричали близнецы и дети, последний сказал «привет» Джек, как бы мимоходом, почти не замечая пришедших гостей. Лавли села рядом с Алисой, пристально глядя на Джека. Она все еще боялась, что он может быть влюблен в нее. Но он даже, кажется, не заметил девушки.

– И что вы тут делаете? – поинтересовалась Алиса, склонившись в сторону Джека.

– Мы тут, – заболтала Юлька, – смешиваем разные колбочки, и получается магия.

– Да, – немножко с суровым видом подтвердил один из близнецов (за все эти месяцы до сих пор было не понятно, кто из них Васька, а кто Ванька). – Вась, покажи ей.

Тогда Васька подошел к сестре с загадочным видом, за спиной он что-то прятал, а потом достал и вручил ей букет прекрасных цветов – белых роз. Алиса, которая первоначально ожидала какую-нибудь гадость со стороны братьев, очень сильно удивилась, даже немножко обрадовалась, она неуверенно поднесла цветы к лицу, чтобы понюхать. Аромат был прекрасный. Алиса расплылась в улыбке. Но тот час же цветы вдруг стали изменяться и превратились в какую-то фиолетовую слизь, растекающуюся в руках. Алиса вскрикнула и откинула ее от себя. А мальчишки засмеялись. Алиса выбежала из комнаты.

– Ну, и зачем вы это сделали? – строго сказала Лавли, посмотрев на мальчишек. «Уууу», – все, что она услышала от них, и смех.

– Да, ладно, что ты так взъелась на них? – вдруг услышала Лавли. И сказал это не кто иной как Джек. Она сердито обернулась в его сторону. Опять прежняя улыбка на лице, задорный вид, и куда делся тот сумасшедший, который минуту назад был настолько занят, что не удостоил ее даже взглядом?! – Это же была шутка, – добавил он. – Или ты шуток не понимаешь?!

Последняя фраза была явно лишней. Лавли взбесилась. В душе, конечно.

– Для тебя всё шутка, да? – и уставилась на него с видом «Я тебя убью».

– Возможно, – проговорил он. Теперь ни осталось и капли задора в его виде, он, как будто начал играть в «гляделки» с Лавли. В то время подошла Алиса. Она с удивлением взглянула на Лавелину и Джека. Да, честно говоря, все в этот момент уставились на них. Тогда Джек, опять сменив суровый вид на легкую усмешку, обратился ко всем. – Думаю, можно сделать перерыв в наших экспериментах? Кто за то, чтобы перекусить? У меня есть какао и пирожные.

– Мы! – вскричали одновременно Ханс и Юлька, подняв правые руки вверх.

– Тогда снимайте эти грязные халаты, мойте руки и живо на кухню – поможете мне с чаем, – сказал Джек малышам, и они выбежали из лаборатории. При чем он поднял Ханса и начал по дороге играть в самолетик, а Юлька кричала, что тоже хочет быть самолетиком.

Алиса внимательно поглядела на Лавли. А та не поняла ее взгляда: что Алиса хотела выяснить, или, о чем она догадалась. Все они проследовали в зал.

Вскоре все сидели за столом и ели. На столе были разные пироги, фрукты, пирожные и какао, как обещал Джек. Такой перекус. И, конечно, все говорили без умолку.

– А как там солдат поживает? – поинтересовался один из близнецов у Алисы. Близнецы всегда так называли Вову, в основном, чтобы позлить сестру. И теперь она разозлилась, но уже по-другому поводу. До этого она сидела и попивала чай, но, услышав это, остановилась и резко со злостью взглянула на братьев.

– Не знаю. Почему это вдруг, Ванька, ты у меня это спрашиваешь? Какое мне дело до этого солдата? – проговорила Алиса.

– Ууу, – опять произнесли мальчишки и переглянулись. И другой уже брат сказал,– И вообще-то, я Ванька, а он Васька.

– Только минуту назад, твой брат утверждал, что ты Васька, – проговорил Джек и поднял глаза на братьев. – А еще пять минут назад, он обращался к тебе, как к Ваньке. Надеюсь, вы хотя бы сами не запутались в своих именах.

– Нет, – ответил один из близнецов – Ванька или Васька. И как их тут различать?! – Мы пойдем к солдату. И расспросим у него про ваши отношения. Интересно, по какой на этот раз причине ты решила бросить парня.

Оба брата вскочили со своих мест и побежали вниз.

– Я не бросала его! – прокричала им в след Алиса. – Мы просто поссорились, – объяснила она всем сидящим за столом.

– Почему? – спросила Юля. – Он назвал тебя толстой?

– Почему толстой? – вскричала Алиса. – Я не толстая. И, если бы назвал, то я бы… ух! Он назвал меня тупой. В общем, мы сидели у него. И он что-то там болтал про оружие, про машины. А я красила ногти. И сказала, что в прошлом месяце купила этот лак. И что он нормальный и хорошо держится. Тогда он спросил, слушаю я его, или нет. Я сказала, что слушаю, просто он непонятно рассказывает. Он тогда сказал, что нормально объясняет, и что я сама попросила об этом рассказать, хотя не понимаю этого и не хочу понять. Тогда я рассердилась. Ну, конечно, он же этим сказал, что я тупая! И даже не извинился. И не перезвонил.

– Мы же на острове, – сказала Лавли. – Как он перезвонит? У него телефона нет.

– Блин, да, – задумалась Алиса, потом посмотрела на Джека, который все это время с поднятой бровью слушал ее. – И не говори, что это женские заморочки. Он сам виноват.

– Да, нет, – проговорил Джек. – Это чисто женские заморочки. Так, Ханс и Юлька, я в лабораторию, вы со мной или уже с Пуффи хотите поиграть? – сказал он и, вставая из-за стола, мельком взглянул на Лавли. Число женские заморочки…

– Мы с тобой, – сказала Юля и тоже вскочила.

– Но я хотел поиграть в пиратов, – уныло проговорил Ханс.

– Я же сказала, что вечером будем играть в пиратов, – и Юлька сильно толкнула Ханса так, что он упал. – Сегодня варим зелье днем.

Они вышли. У Алисы тот час же загорелись глаза, она даже стукнула по столу руками, сказав:

– Так, давай рассказывай, что там у вас с Джеком!

– У меня с ним? – спросила Лавли. – Мы друзья.

– Друг бы тебя так не бесил, на друга бы ты так не смотрела, с другом бы ты так не говорила. Он тебе нравится? – не унималась Алиса.

– Не в этом дело… – проговорила Лавли.

– Ага. Не в этом дело. Значит, нравится! – с задором проговорила Алиса.

– Я не это имела в виду, – сказала Лавли. – И потише, он в соседней комнате.

– Ладно, спустимся вниз, – сказала Алиса. Они спустились и вышли на улицу. – Но не увиливай – он тебе нравится. Это и ребенку понятно. Уяснила? Ладно. И вроде ты ему тоже нравишься. Хотя какое вроде? Ты ему тоже нравишься. В чем у вас проблема? Рассказывай.

– Проблема в том, что мы друзья, – сказала Лавли.

– Так, это не проблема, – сказала Алиса. – Из друзей получаются отличные парни.

– Я не закончила, – сказала Лавли. – Мы друзья, и я хочу, чтобы мы оставались друзьями.

– Это как?

– Это так. А он, представляешь, он, – Лавли даже перешла на шепот и так близко подошла к Алисе, что между их лицами было сантиметров десять. Она выпучила свои большие глаза и продолжала. – Хотел меня… поцеловать, – и это последнее слово она выговорила так, будто бы «поцелуй» – это самый страшный из всех грехов на свете, и, совершив его, человек еще на Земле попадает ад.

– Какой ужас, и как ты это, бедная, вытерпела! – воскликнула Алиса и отошла от подруги на пару шагов. – Ну, поторопился парень с первым поцелуем. С кем не бывает? Что, до конца дней его ненавидеть?

– Он еще сказал, что влюблен в меня,– продолжала Лавли. А Алиса тем временем подкралась к Искорке и о чем-то с ней начала шептаться.

– А вот Искорка, – проговорила она,– мне сейчас сказала, что не только он хотел поцеловать тебя, ты сама на этот поцелуй напрашивалась.

– Искорка! – воскликнула Лавли.

– Что, Искорка! Лавелина. Я тебя не понимаю. В тебя влюблен один из самых классных парней на всем белом свете! У него одни плюсы же. Фигура, лицо, манеры, характер… К тому же он полубог, герой, колдун, подчиняет себе свет (свеет! Значит, добро), харизматичный, добрый, веселый. И еще миллион плюсов. И главное – влюблен в тебя безумно. И тебе он тоже нравится, и слюнки у тебя от него текут. В чем дело-то, подруга?

– Ты не понимаешь. Из этого ничего не получиться. Я слишком много натерпелась, чтобы вновь испытывать боль.

– Боль? Какую… – Алиса сердилась, начала потирать лоб руками и выдохнула, чтобы не сорваться и не закричать. – Почему ты думаешь, что ничего не получится? Ты ведь даже не пробовала.

– Да хотя бы потому, что он такой не постоянный. Он, как ты сказала, полубог. Да, полубог – это классно, согласна. Но, заметь, живет этот полубог не весть сколько лет. Думаешь, я первая, в кого он влюбился? И ты думаешь, я буду последней, кому он разобьет сердце? Нет, – протянула она. – И вот взять хоть ту туфельку...

– Причем тут туфелька? – сказала Алиса.

– Он ведь влюблен в ту девушку тоже. Так рассказывал про нее, про бал, вздыхал. А знаешь, что самое обидное? Знаешь? Что та девушка – это я. А он и не догадывается.

– Как это? Ты Золушка? – чуть ли не с восхищением проговорила Алиса.

– Я не Золушка. Ты неправильно понимаешь. Я не сказочный персонаж, а просто человек.

– Ну, подожди, – Алиса начала ходить по кругу и рассуждать. – Тебя отвезла на бал фея. Так? И ты там встретила мистера очарование и протанцевала с ним целый вечер. Так?

– Всего три танца.

– Да. А потом убежала, сказав, что магия действует до двенадцати. Так? И потеряла туфельку. Я все сказала, ничего не упустила. Это история Золушки.

– Такое могло произойти с каждой!

– Но произошло именно с тобой. Ты Золушка. А он твой прекрасный принц. Разве это не понятно?! И, в конце концов, он все равно встанет на одно колено и предложит тебе примерить туфельку. И вы поженитесь. И ты будешь женой самого настоящего полубога, будешь его полубогиней. И вы будете жить долго и счастливо, – закончила Алиса.

– Нет. Так не бывает. Это всего лишь сказки. В жизни все иначе, – сказала Лавелина.

– Как ты не понимаешь, что жизнь – это и есть сказка,– глаза у Алисы блестели как-то непостижимо, она улыбалась. Она искренне верила в то, что говорит, и пыталась убедить в этом подругу. – И я сама в этом убедилась. Волшебные остова, говорящие коты, колдуны, девочки-рыбки и многое, многое другое. Это же всё волшебство, всё сказка. Как же ты, та, что родилась в этой сказке и жила в ней всю свою жизнь, не можешь поверить в действительность?

– Ты же знаешь: сказки врут. Все бывает иначе.

– Люди врут. А сказки лишь привирают, но отражают главную суть, – гордо проговорила Алиса. – И, если ты до сих пор это не поняла, то ты глупая. Вот так я думаю, – она встала в такую гордую позу.

– Ладно, – тогда Лавли встала напротив нее, как будто заняла место соперницы в споре. –Вот ты сейчас говорила про любовь, про волшебство, сказку, счастливые концы, а сама при этом из-за какой-то глупости разругалась с Владимиром.

Лицо у Алисы вдруг стало испуганным.

– Точно! – воскликнула она, – Нужно извиниться. Я побежала, я побежала, – и Алиса скрылась в джунглях.

Лавли осталась на месте. Возвращаться теперь в свой домик она не хотела. Алису с Вовой тоже не очень хорошо трогать теперь. К Джеку возвращаться – да ни за что. Лавли решила просто прогуляться в одиночестве. Ну, точнее, конечно, с Искоркой, просто чаще всего звезда молчала и не вмешивалась, исключая редкие случаи, ее как будто и вовсе не было.

Она бродила до вечера. А потом, сама не зная как, забрела куда-то, это место ей было знакомо, просто не могла вспомнить, где видела его раньше.

– Видно, теперь это место нельзя назвать только моим секретным местом, – произнес кто-то. Лавли даже испугалась от этого. А потом обернулась. Там был Джек. И да, это то место, где она нашла его прошлый раз, когда он еще переломал все ребра.

– Прости. Я задумалась,– сказала Лавли. – Ты же с детьми был в лаборатории.

– А что, мне уже нельзя прогуляться? – сказал он. – Тем более, они играют в пиратов. И какая разница. Все равно зелья не работают…

– Не работают? – проговорила Лавли. – А когда ты успел проверить? И на ком? На детях, что ли?

– Нет, не на них, – сухо ответил он.

– А на… ком? Стоп. Не на них, – Лавли вдруг рассерженно оживилась. – На мне?

– Что?

– Не на них, значит, на ком-то другом. На мне. Правильно я понимаю? Сначала работаешь в лаборатории, а потом приглашаешь на чай. Ты испытывал на мне свои зелья?

Джек удивленно и задумчиво уставился на Лавелину. Не возможно было предположить полминуты назад, что Лавелина сделает такие выводы. Как вообще можно прийти к таким выводам, которые на первый взгляд кажутся вообще бессмысленным.

– С чего ты взяла это? – проговорил Джек с каким-то напряжением.

– А почему сегодня был такой странный чай? Алиса сказала, что у нее был другой чай. Да. Ей наливали близнецы. А ты наливал мне чай. И он был странный. Ты туда что-то подмешал. Стоп. Ты всегда наливал мне чай. И каждый раз разный. Ты на всех друзьях ставишь эксперименты, или только на тех, кто тебе нравится? – вскричала Лавелина.

– Ты злишься на меня из-за чая? – сказал Джек, особенно выделив слово «чая», при этом и удивляясь услышанным, и что-то еще было в его голосе, то, что ужасно бесило Лавли. – Да, готовь свой чай, если тебе мой не нравиться. Черт! – он усмехнулся, – Просто вспоминаются слова Алисы, про эти женские заморочки. Сколько ни говори с вами, ни общайся, все равно найдете, чем удивить.

– Джек! – вскричала Лавелина, – Зачем ты так делаешь? Это меня ужасно бесит! Ты делаешь такой вид! – она не знала, какие слова подобрать, все раскрасневшись от досады. – Когда тебя в чем-то обвиняют… ты… даже НЕ ОПРАВДЫВАЕШЬСЯ! – она остановилась, чтобы отдышаться, а потом снова продолжила, прищурив глаза, как бы с ненавистью. – Ты как будто бы не обращаешь внимания на мои обвинения, или отшучиваясь, или переключаясь на другую тему. Я все равно знаю, что ты так сделал. И ты это знаешь. Тайное всегда становиться явью. Такое выражение знакомо? Все всегда приходит на круги своя. И лжецы рано или поздно спалятся. Я только не понимаю, за что ты так со мной? Почему ты ничего не объяснишь! – прокричала она последнюю фразу.

– Я ни перед кем не собираюсь отчитываться, – проговорил Джек медленно. Значит, он признавал свою вину, но не собирался ничего объяснять. Лавли была готова в этот момент прибить его, только это ее так удивило, что она некоторое время не могла опомниться. В это время Джека вдруг что-то осенило. – Что ты сказала? Круги своя... Все рано или поздно приходит на круги своя. Да? То есть, – Джек, как будто бы забыл о споре, начал ходить взад-вперед, размышляя. – Это как цветок, растение. Мы сажаем зернышко в землю, оно питает землей, растет, но потом умирает и возвращается опять в землю. И уже теперь им питаются. Или как вода. Она испаряется, потом облака, и потом опять вниз. И потом опять и опять…

Он начал ходить взад-вперед, говоря при этом что-то непонятное.

– Все ясно, – в полном изумлении, уставившись на него, проговорила Лавелина. – Он сошел с ума.

– Да, точно, – продолжал свои размышления Джек, совершенно не слыша Лавлелину. – В этом же и есть равновесие. Всегда же все приходит в равновесие. И ночь сменяет день, добро – зло, жизнь – смерть. Равновесие, точно, Лавли. Спасибо. Я в лабораторию. Сегодня пусть никто ко мне не заходит, и ближайшие пару дней. Вот.

Джек сорвался с места и рванул в сторону своего дома. Лавли осталась на месте.

– Эм,– произнесла она. – И опять меня оставили одну. Только первый раз из-за своего любимого парня, а второй раз из-за своей любимой… лаборатории.

На следующий день Лавелина проснулась оттого, что услышала какие-то стукающие звуки. Она открыла глаза, подошла к окошку. Звери совсем свихнулись. Прямо сейчас она увидела, как обезьяна, скорее всего, горилла, дралась с орлом. Она тут же выскочила на улицу. Наверное, она и сама не поняла, зачем это сделала. Она застыла и начала смотреть. У нее появилось ярое желание разнять их, но, к своему удивлению, она стояла как вкопанная и не могла пошевелиться. Тогда вдруг горилла заметила ее и перестала бить орла, она направилась к Лавелине. У той сердце сжалось, настолько стало страшно. Но она все же не могла сдвинуться с места.

Когда горилла была уже близко, Лавли закрыла глаза, приготовившись стать новой жертвой разъяренной обезьяны, но вместо этого горилла подбежала к ней и обняла за ноги. Лавли открыла глаза и удивленно уставилась на пушистый комок шерсти у нее в ногах.

– Ну, чего ты? – проговорила Лавли. – Отпусти меня, милая обезьянка.

Обезьянка подняла на нее свои глаза и слегка укусила за ногу. Лавли вскрикнула и упала. При этом обезьяна продолжала держать ее за ноги. Обезьяна уставилась на Лавли, Лавли на обезьяну. А потом обезьяна отпустила ее и начала махать руками, активно жестикулируя. Лавли смотрела на нее и хлопала глазами. Повезло тому орлу, он-то хотя бы сумел улететь, а Лавли разве сумеет убежать от сумасшедшей гориллы?

Но как раз в это время, откуда ни возьмись появилась Дикарка, чем сильно испугала Лавелину.

– Привет, – сказала Дикарка и одной рукой резко подняла Лавли на ноги так, что та даже вскрикнула.

– Привет, – проговорила она застенчиво. Лавли, несмотря на то, что уже ни один день жила рядом с Дикаркой, ходила к ней в гости и даже устраивала девичники, как-то побаивалась эту особу, или недолюбливала. Была эта Дикарка какая-та слишком гордая и вычурная для нее. Каждый раз, когда Лавли делала что-то перед ней, или говорила, она взвешивала каждое свое решение и слово, чтобы не поступить глупо в ее глазах. Теперь, когда эта девушка стояла перед ней, Лавли почему-то вспомнила, что чаще всего она появлялась рядом с ней, когда искала Джека. И какая-та невиданная злость одолела ее. А потом она подумала: «А мне какая разница?», и закусила губу.

– Ты не видела, – вдруг сказала Дикарка. «Джека», – ожидала услышать Лавли, но Дикарка спросила. – Алису?

– Алису? – удивилась Лавли. – Кажется, она ушла мириться с Вовой. А зачем тебе?

– Я искала Владимира, – ответила она. – Но его не было. Тогда я решила найти Алису, потому что они все время где-то пропадают, но я обежала остров, и их нигде не было. На корабле тоже. Мне кажется, что они попали в беду.

– Но они же влюбленная парочка, – вдруг вырвалось у Лавли, и она тут же заткнулась, потому что увидела надменный взгляд Дикарки.

– Вот именно, – добавила она. – Ты пойдешь со мной их искать?

– Да, – тут же выпалила Лавли.

– Тогда пошли к коту, – сказала Дикарка. И тут же не пошла, а побежала. Лавли не сразу поняла, что и ей нужно бежать, но спустя пять секунд до нее это дошло, и она рванула за Дикаркой. Бежать за этой особой было еще уже, чем бегать с Джеком. Тот хотя бы ждет, точнее он тянет за руку, и в таком положении потеряться не возможно. Но Дикарка передвигалась очень быстро, ловко и какими-то окольными путями. Когда Лавли совсем уже потерялась, Дикарка нашла ее, проворчав что-то вроде:

– Как можно так медленно бегать? Мускулатуры никакой, дыхалки –тоже. Удивительно, как ты еще ходить не разучилась!

И стала бежать чуть медленнее. Вскоре они были на месте. Точнее, в том месте, куда привела Дикарка Лавли, а именно к Пуффи.

Он лежал над высоким деревом и находился в какой-то глубокой задумчивости и, казалось, что если сейчас перед ним упадет бомба, он не заметит. Но все было как раз наоборот. Он заметил приближение двух дам, даже не глядя их, каким-то шестым, чувством.

– Думали ли вы когда-нибудь о том, что мы воспринимаем мир не таким, какой он на самом деле, а таким, как видим мы его, и описывая мир, мы больше описываем состояние своей души, нежели его? – проговорил Пуффи, медленно спускаясь к ним вниз, как будто воздушный шар теряет тепло и опускается.

– К чему это ты? – сказала Лавли, но Дикарка не дала не докончить.

– Где сейчас находится Алиса? – резко сказала она. Пуффи внимательно посмотрел на Дикарку, ему, кажется, было все равно, что эта дамочка перебила теперь Лавелину, и даже было все равно, зачем им понадобилась Алиса. Потом он посмотрел на Лавелину, чтобы видно понять, интересует ли и ее тот же вопрос, и отвернулся, презрительно сделав уши острыми.

– Перед тобой, – ответил он, даже как-то обидевшись, что ему посмели задать такой вопрос. Лавли тут же поняла, что Пуффи до сих пор называл ее Алисой.

– Да, не меня, другую Алису нам нужно, другую, – пыталась докричаться до него Лавли.

– Цыц! – вдруг с оскалом произнесла Дикарка прямо перед лицом Лавелины. Девушка ошалела. Почему эта Дикарка обращается с ней так неуважительно? Она уже хотела задать трепку этой наглой девице, но тут заметила ее странное поведение. Дикарка расхаживала по этой поляне, где они сейчас были, и явно что-то искала.

– Что ты ищешь? – спросила Лавли.

– Алису, – ответила та и вдруг она своим острым взглядом что-то заметила, и резко побежала в лес. Уже через пару мгновений Дикарка стояла перед Лавелиной, держа за руку ту самую обезьяну, которая дралась утром с птицей.

– Вот она, – проговорила она победоносно.

– Это Алиса? – недоверчиво спросила она.

– Да, – ответила Дикарка, а потом подняла палец вверх, на орла. – А это Владимир.

Это был тот орел, с которым обезьяна утром дралась.

– Видно, их превратили в животных, – сказала Дикарка. – Нужно оборотное зелье. Джека нет… Ты умеешь готовить зелья, потому что я в этом деле профан?

Лавли кивнула головой. Она умела. Тогда они пошли в лабораторию. Но это было бесполезно, потому что, видно, Джек вчера трудился вчера над чем-то серьезным. Вся лаборатория была перерыта, все колбочки находились в сумбурном положении, непонятно было, что где, листки валялись на полу, книги были везде, и не понятно, где были нужные. Лавли бы могла сварить зелье, но не здесь. В общем, они решили, что проще найти Джека, чтобы он сам разобрался в своем бардаке и приготовил оборотное зелье, чем пытаться во всем этом разобраться. Тогда они взяли с собой Пуффи, Орла и Обезьяну, и всей дружной компанией пошли на поиски Джека. Оказывается, он зачем-то пошел к развалинам старого замка. Лавли понятия не имела, чей был этот замок, почему он там стоял, почему Джек туда пошел, и живет ли кто в нем, ей было все равно. Она, еще когда с горы увидела эти развалины, хотела пойти посмотреть на них, только вот почему-то так до них и не дошла.

Наверное, потому что считала это детским занятиям – пробираться на развалины замка, смотреть их, ждать ловушек и опасностей. Все это казалось ей таким ребячеством. И все же она была втайне рада, что попала сюда.

Теперь она все больше убеждалась, что Обезьяна и Орел, действительно, Алиса и Вова. Это точно были они. Обезьяна постоянно обижалась на орла и хотела с ним подраться, видно, они так и не помирились, поэтому Орел старался держаться подальше от Обезьяны, не упуская ее из вида. Кроме того, она видела их взгляды. Они явно были осознанные!.. Обезьяна словно говорила: «Вот посмотри на меня. Бедная я, бедная! Превратили в обезьяну. Меня! В ОБЕЗЬЯНУ! Такую красавицу как я, в глупую и некрасивую обезьяну. Это такое унижение и стыд! Ну, пожалуйста, пусть все это поскорее закончиться. К тому же, во всем виноват Вова! Если бы не он… Ну, я ему задам! Пусть только крылья потеряет!». Орел же все понимал, он не хотел ссориться с Обезьяной, к тому же его превратили в гордого Орла, а не в какую-ту Обезьяну, остается теперь только ждать и смириться со всеми неприятностями.

– Чей это замок? – спросила Лавелина.

Они проходили по темному каменному коридору. Он почти не был разрушен, но в нем скрывалась какая-то тайна. Возможно, за этой стеной находилась старая темница, куда скидывали заключенных, измученных людей, грязных преступников с чудовищно-изуродованными лицами. А, возможно, здесь была какая-нибудь потайная дверь. И открывалась она, например, если подвинуть ту подставку для свечки на тумбочке. А там… там, возможно, была какая-нибудь тайная лаборатория, как у Джека, какого-нибудь чокнутого ученого, искавшего философский камень или проводившего там свои грязные эксперименты на тех заключенных. Как, возможно, теперь делает Джек… Или это был замок какого-то страшного тирана-короля, у которого была маленькая дочка принцесса, ужасная по характеру, и для нее проводились балы в этих стенах. А под землей, возможно (то есть обязательно) был лабиринт, который мог привести куда угодно. В общем, такие мысли приходили в голову Лавелины. Когда находишься в подобном месте, обязательно приходят на ум подобные мысли. И да, да, как же это она могла забыть? В этом замке непременно должно жить приведение!

Но было и то, что гложило ее, независимо от мыслей и представлений, это чувство, которое возникало в этом замке – пустоты, замок был пустым, не живым, мертвым. Это ее пугало.

– А ты до сих пор не догадалась? – ухмыльнулась Дикарка. Она, как всегда, шла с высоко поднятой головой, от чего взгляд был еще более надменным. – Зайдем, например, в эту комнату. И все поймешь.

И они зашли в просторную комнату. Видно, что ее больше затронуло время, чем другие комнаты. Там висело множество портретов на стене, были кресла, шкафы с книгами, паутина и другая атрибутика. Но главное здесь были картины. Их очень серьезно попортило время.

Лавли подошла к стене и стала разглядывать картины. Нет, это не время. Тут, видно был пожар, хотя нет, не пожар, кто-то нарочно рушил здесь все. Картины были наполовину -оборванные, – наполовину обгорелые, висели на крючках не ровно, или вовсе валялись на полу. На них были изображены совершенно разные люди. Но в некоторых их Лавелина заметила сходство. На картинах, что стояли почти в конце, у многих людей были светлые волосы и выразительные светлые глаза. Почти самый последний портрет, относительно не испорченный, изображал какого-то мужчину. У него была седая борода, при этом волосы сияли золотым отливом, а глаза были лучезарно-голубые с золотым бликом, как показалось (хотя на самом деле, это был такой красивый узор на них). Почему-то, посмотрев на этот потрет, Лавелина уже почти не сомневалась в своих предположениях.

– Это его дед, – сказала Дикарка, увидев, как Лавелина рассматривает портрет.

«Да, это замок семьи Джека, а это его дед. И разве могли быть другие кандидаты на жительство в этом замке? В этом замке не мог жить кто-либо иной, кроме его предков, ведь это остров его семьи. Только почему это ко мне в голову пришло только сейчас? Это же было очевидно», – подумала Лавли.

А потом она увидела, как Пуффи уставился на другой потрет. Это был портрет матери Джека. Это была красивая величественная женщина. Конечно, ведь семья Джека была семьей богов, и все в ней были величественны. Она от кого-то слышала, что его дед был самым главным в пантеоне своих богов. «Интересно, почему боги вообще умирают? По идее, они должны быть бессмертными, но сам Джек говорил, что у каждого своя смерть. Может, они умирают от глубокой тысячелетней старости, или их убивают?». Пока Лавелина размышляя, она не заметила, что все это время, она каждые минуты три упоминает имя Джека раз по десять, если не больше. И, конечно, на этой стене она надеялась увидеть и портрет Джека, но его там не было. Тогда она еще раз посмотрела на портрет его матери, и ей стало завидно. Слишком она была прекрасная.

– Ты тоже находишь общие черты? – промурлыкал Пуффи, прищурив глаза.

– С Джеком? – повторила она еще раз его имя.

– С тобой, – ответил кот.

– Со мной? – удивилась Лавли, улыбаясь. До этого она даже и не думала об этом, но теперь, взглянув еще раз на портрет краешком глаза, она заметила, что мама Джека чем-то похожа на саму Лавелину. Но разум этого понять не мог. – Нет, она слишком красивая, чтобы быть похожей на меня.

Пуффи посмотрел на Лавелину. На самом деле, Пуффи искренне не понимал, почему Лавли так говорит. Для него «красота» было нечто другое, чем для Лавли. На самом деле, он даже, смотря на Алису, лишь едва замечал в ее лице изменения, для него это была та же Алиса, только немножко изменившаяся, и он не понимал, в чем именно. Для него, думается, была не так важна внешность, он видел нечто другое, чем люди. И он заметил, что мама Джека и Лавелина (Алиса, как он ее называл) были очень похожи, просто до жути похожи, хотя чем-то и отличались.

Они пошли далее. На этот раз коридоры было более интересные. Там было много разных комнат: старинные библиотеки (похожие на лабиринты), спальни (с такими живыми картинами на стенах), столовые (с накрытым столом и едой, которая была будто бы только приготовлена и покрыта паутиной только для того, чтобы на нее не сели мухи). Одна комната почему-то привлекла внимание Лавелины. Это была, кажется, столовая, может, зал, только очень маленький. И там все и, правда, выглядело так, будто бы хозяева были здесь вот пару минут назад, очень сильно ругались и ссорились, и только вышли. А еще возле стены со шкафом была трещина, которая шла до самой улицы, и которая, если прочти дальше, делила замок напополам, начиная от этого шкафа. И в этом шкафу на самом видном месте стояла голубая чашечка с отколотым кусочком. И именно эта чашечка показалась Лавли удивительной и пугающей. Эта чашечка была, как какой-то символ, и, как показалось Лавли, чашечка была проклята.

Тогда вдруг Лавли услышала странный шум через стенку. И она подумала, что это приведение. И скорее побежала туда, никому не сказав, что уходит. Поэтому единственный, кто пошел за ней, был Пуффи. А потом он ее еще и опередил, стал вести по каким-то коридорам, и, наконец, довел.

Это была полутемная комната, в которой кто-то был. Лавли увидела сверкающие желтые глаза во мраке. Было тихо. Только вдруг она слышала громкое мурлыкание Пуффи и мелодичные звуки его гитары, под такт мурлыканию. Тогда эти ярко – желтые глаза стали приближаться к Лавелине. Она застыла на месте от страха, кажется, и не думая бежать. К ней приближалась медленно и царственно черная громадная пантера, и по мере приближения эта партера начала трансформироваться. И вот перед Лавли уже предстала фигура. Это была высокая женщина-кошка. Это было ее человечье обличие, но она еще много раз меняла его по ходу разговора на кошачье. У нее было человеческое тело, при этом кошачьи темные ушки с коротко-остриженными черными блестящими волосами. Она была в черном полушубке, который частями закрывал тело. Эта шубка была до колен, с черным хвостом, перчатками без пальчиков. На руках у нее были когти, длинные когти. На икрах что-то вроде гольфов из черной кожи, еще туфли на высоких каблуках. И лицо, необыкновенное лицо. Те желтые кошачьи большие глаза и что-то присутствовало кошачьего в лице, что невозможно описать, но оно точно присутствовало.

Женщина-кошка подошла к Лавли и своей рукой с когтями приблизилась к лицу, как будто бы хотела погладить, как это делают кошки, когда мурлыкают и сжимают -разжимают когтистые лапы , но это она проделала в воздухе. А еще все ее движения были действительно кошачьи, какие-то плавные, грациозные, изворотливые, она делала со своим телом то, что делают обычно кошки. Она повернула голову на бок, потом на второй, разглядывая Лавли, а потом отскочила, опять стала пантерой и подошла к Пуффи, оглядела его, он ее тоже. Они улыбнулись друг другу кошачьей улыбкой. И Женщина-кошка вновь отскочила и улеглась на удобный диван (этот диван Лавли только что заметила).

– Здравствуй, Пуффи, – произнесла она. «Поистине мурчащий голос», – подумала Лавелина. – А этот человек, – она указала указательным пальцем с длинным ногтем.

– Я Лавелина, – проговорила поспешно девушка.

– Это не все твое имя, – промурчала Женщина-кошка. – Но и это не так важно, – она потянулась. – Я сама не собираюсь называть свое полное имя. Можешь лишь узнать его часть – Романта.

– Красивое имя, – проговорила Лавли.

– Не спорю, – сказала Романта. – Зачем ты пожаловала сюда?

– Мне стало интересно, кто здесь шумит, – проговорила Лавли обеспокоенно. Она подумала, что влезла на чужую территорию, и совершенно забыла, что находилась в замке по делу, а как наивный ребенок пролепетала первое, что пришло на ум.

– Это не повод входить сюда, – промурлыкала Романта. – Ты знаешь, кто я такая? – удивительно, но Романта говорила все в одной и той же тональности, одновременно и ласковой и показывающей, что гости не сильно ее интересуют и стоят гораздо ниже самой кошки. – Я та, кто может ответить тебе на твой вопрос. Ты ведь знаешь, каким особым даром обладают кошки. И ты сможешь задать свой вопрос и получить ответ.

– Правда? – восхищенно спросила Лавелина. – И ты на все ответишь?

– Да, – сказала Романта. – Только за определенную сумму. Я не даю ответы просто так.

– Что нужно? – сказала Лавли.

– Ты должна достать особый ингредиент – коготь совы. Но это коготь не той совы, что ты представляешь. Его можно добыть по ту сторону границы.

– По ту сторону границы? – переспросила Лавелина. – Что это значит?

– Ты видела разлом? Этот разлом – граница, то самое место, где было произведено заклятие, которое не позволяет древнему существу перейти на эту сторону границы. И там оно особенно сильно. По ту сторону границы коготь совы. Отдай мне его. И я отвечу на твой вопрос.

– Хорошо, – улыбнулась Лавелина. – Древний – это Стоун? – с опаской спросила она.

– Так его имя, – подтвердила Романта. – Только. Не забудь, что ты пришла сюда, чтобы выручить подругу. Сначала найди потомка бога солнца, за которым ты пришла. А потом уже отправляйся на поиски. И так, чтобы об этом они не узнали. Кстати, Пуффи, приходи почаще. Мне без тебя тут одиноко.

У Пуффи было то самое довольное кошачье лицо, когда они щурятся и мурлычут.

– И порадуйте Дикарку, – вдруг сказала Романта. – Со мной все в порядке.

Лавелина поблагодарила Женщину-кошку и пошла искать Дикарку, Джека, Обезьяну и Орла. Они встретились в одном коридоре, но Лавли пока решила не говорить им про Романту. Просто Лавли очень сильно заинтересовали слова этой кошки. Дикарка жила здесь давно и, видно, знала Романту, и, похоже, они были подругами, тогда почему Дикарка ничего не сообщила ей? Лавли решила выяснить это потом. К тому же, теперь было понятно, куда так часто уходил Пуффи. Конечно, коту более приятно и интересно находиться к компании кошки, чем в человеческой.

И вот Джек был найден.

Он, как и несколько дней назад (или это было только вчера?) находился все в том же состоянии увлеченности своими занятиями, настолько, что его больше ничего не интересовало. Но пришедших к нему он заметил. Джеку как будто бы было просто не выгодно, чтобы его заставали врасплох. У него были взъерошенные волосы, синяки под глазами, как будто бы он не спал несколько дней, несколько измученный, но все же увлеченный вид. Но, как только вся компания, включая Пуффи, Лавли, Дикарку, Обезьяну и Орла, появилась перед ним, он улыбнулся своей привычной улыбкой, и глаза его блистали таким же огнем, как обычно.

– Понравилась экскурсия по замку? – задорным голосом произнес он.

– Да, – сказала твердым голосом Дикарка. – Нужна твоя помощь.

– В чем? – сказал он.

– Вот, полюбуйся, – сказала Дикарка и указала на Обезьяну и Орла.

– Не понимаю, – сказал он, поглядев на них, но потом, словно какое-то шестое чувство подсказало ему, он все понял и рассмеялся так, как смеются дети, громко и весело. И Лавелина сама не заметила, как от этого заразительного смеха сама улыбнулась и чуть не засмеялась. С Дикаркой была примерно та же история. Звери же взбесились. Обезьяна подскочила к Джеку и больно ударила его рукой по ноге, а Орел клюнул его в лоб. Джек отбежал от них, делая защитные жесты руками и переставая смеяться. – Ладно, ладно. Все, не смеюсь. Владимир Иванович, вы ли это? – спросил он у Орла. Хотя Лавелина вообще сомневалась, Иванович ли Вова или не Иванович. – Это кто вас так? Неужели близнецы постарались? То-то они были такими веселыми.

– Ты тут не болтай много, – сказала Дикарка. – Вообще-то мне нужна была помощь Владимира. Поэтому я его искала и сюда пошла.

Обезьяна повернулась к Дикарке и со злостью посмотрела на нее. То ли она обиделась на то, что Дикарка решила расколдовать ее только за компанию с Владимиром, то ли у нее сразу встал вопрос: « А зачем это мой Вова ей вдруг понадобился?». А, может, и то, и другое.

– Ладно, так и быть, – сказал Джек и вытащил из внутреннего кармана рубашки две склянки и вручил их зверям. Лавелина подозрительно посмотрела на него. «И зачем у него в кармане лежит два оборотных зелья? Может, он сам их заколдовал?». Джек, словно прочитав ее мысли, сказал:

– Только не смотри на меня так, я их не заколдовывал. Я хотел переделывать оборотные зелья, поэтому пришел сюда. Здесь безопаснее экспериментировать.

Раз уж так произошло, все решили, что теперь уже расколдованных Вову и Алису стоит отвести домой, потому что они находились сейчас не в лучшем состоянии. И все направились к выходу из замка. При этом Алиса все время что-то орала: то, что ненавидит близняшек и точно их убьет, и что Вова, конечно, тоже виноват во всем, и что она обиделась. Вова же шел молча. Лучше было подождать, пока она остынет, все равно в таком состоянии с ней не поспоришь. Лавелина ждала, пока, наконец, Вову и Алису разведут по домам, чтобы вместе с Пуффи отправиться на поиски когтя совы. Дикарка думала, что придется повременить с путешествием вместе с Вовой в другой мир. А Джек думал о своем. Он думал, о той встрече, которая произошла в замке.

Он вспоминал, как прошел в темную комнату. И как медленно из темноты появились два желтых глаза. И Женщина-кошка, ему даже не хотелась в мыслях своих называть ее по имени, приблизилась к нему. Она медленно провела своими когтями по его щеке, а он отвернулся в сторону, оттого, что ему было противно даже находиться в одной комнате с этим существом, не то, что терпеть ее прикосновения. Даже теперь, вспоминая это, он делал гримасу отвращения, как бы инстинктивно.

– Ну, что? – сказал он ей тогда, передав сверток. – Я принес то, что тебе нужно. Теперь поговорим о Лавелине.

– Да, – промурлыкала Кошка.

– И ты, и я знаем о ее проблеме. Я все испробовал. Заклятия, зелья, магические камни. Ничего не сработало. Ответь мне, как ей помочь?

– Ты и сам прекрасно знаешь ответ на этот вопрос, – промурлыкала Романта. – Магия тут бессильно. Все, что касается души – это выбор, и выбор самого человека. Только она сама сможет себе помочь.

– Значит, все это бесполезно? – проговорил Джек. – Зачем ты тогда требовала от меня эту цену? Не нужно было соглашаться на сделку с тобой.

– Но ты согласился, – довольная собой, сказала она. – Единственное, чем ты можешь ей помочь – наставить на путь истинный. Слова и поступки ведь даже сильней, чем любое волшебство.

 

Глава 21

История счастливицы

 

Сколько времени прошло – трудно сказать, но к тому моменту Алисе и Вове стало лучше. И Вова вместе с Дикаркой уже успели смотаться в другой мир и назад. И Алиса была этим крайне недовольна, но промолчала, но Лавелина сразу поняла, что когда-нибудь этому парню от этой девушки при следующей ссоре достанется еще и по этому поводу. И, в общем, Пуффи с Лавелиной вновь отправились к таинственному замку. Было темно. Хотя когда они выходили, было еще светло? Может быть, над этим замком всегда темно?

И вот они стоят перед границей. Действительно, что-то очень сильное и мощное заставило целый замок разделиться на две части. Было темно, какие-то развалины, посреди зала огромная трещина в полу. Лавли легко ее перепрыгнула, но какой-то страх все же появился у нее. Искорка отказалась следовать за ней, и осталась дома. Видимо, она или не доверяла Романте, или ее пугал старый злой колдун. Они вдвоем прошли дальше. Эта половина была тоже интересной. Только вот более ужасающей и более пустынной, что ли. В какой-то момент Лавли вдруг поняла, что Пуффи нет рядом, и начала его искать, и внезапно поняла, что она не одна: краем глаза она заметила фигуру, которую освещал лунный свет, просачивающийся сквозь щель. Лавли обернулась. Эта была всего лишь каменная статуя девушки. Но было столько в этой статуи боли и какого-то напряжения, что Лавли отчего-то выдумала, будто эта статуя – какая-то живая принцесса, которую Стоун обратил в камень. Да, примерно так она это представила. При этом свет, этот томный, голубоватый, потрясающий лунный свет, почему-то еще много раз снился ей.

Но произошло здесь кое-что ужасное. В одном из коридоров Лавли с Пуффи встретили самого Стоуна. Он ничего не сказал, только быстрыми движениями подскочил к Пуффи и отобрал у него гитару, а потом подскочил к Лавелине, слегка дотронувшись до нее, отчего у Лавли заболело сердце, и тут же скрылся.

– Ты в порядке? – прошептала Лавли Пуффи.

– Да, – ответил Пуффи, хотя выглядел очень растерянным. Лавли и Пуффи решили отправиться назад. Искать этот коготь в гигантском замке – все равно, что искать иголку в стоге сена. Нужно было какое-то заклинание поиска, да и побольше разузнать об этом предмете.

На следующий день Лавли решила зайти к Дикарке. И, как это часто бывает, зашла не совсем вовремя. Алиса и Дикарка разбирались в отношениях. Они сначала долго кричали, не обращая внимания на Лавелину, потом перестали кричать, начали друг перед другом извиняться, потом вошли в такое странное состояние, когда все кажется смешным, потом замолчали. Алиса кротко подошла к Лавелине.

– Привет, – сказала боязливо Лавли. – Надеюсь, вы вдвоем теперь не настроитесь против меня? Потому что стать жертвой чужой ссоры – не очень-то…

– Нет, – сказала Алиса, улыбнувшись. Глаза у нее загадочно сверкали, а лисья улыбка скрывала что-то. – Ты в курсе, что на острове, кроме нас, живет еще один человек?

– Кого ты имеешь в виду? – сказала Лавелина.

– Я имею в виду Женщину-Кошку, с которой вы сговорились несколько дней назад! – выпалила Алиса. Если бы Лавли сейчас ела, она бы точно поперхнулась, если бы стояла – упала бы.

– Я ни с кем… – попыталась оправдаться Лавли.

– Да ладно. Я за вами следила, – отмахнулась Алиса. – Это не так важно. Но главное, Дикарка ее знает, и Рич ее знает, и Джек ее знает. И никто не хочет рассказать мне про нее. Ну, а еще знаешь, что главное? У Дикарки что-то было с Ричем. Мне об этом Вова сказал.

«Значит, они помирились, – подумала Лавли. – Он мне тоже об этом сказал».

– А она не хочет рассказывать! – выпалила Алиса. – А еще ведет себя с ним… Я сегодня застала с ними сцену…

– Может, хватит? – оборвала ее Дикарка.

– Нет, – сказала ехидно Алиса. – Буду рассказывать за твоей спиной сплетни, пока ты не расскажешь мне правду.

Дикарка задумалась на мгновение, и за это мгновение она успела обдумать многое. Из гордости она не могла позволить шантажировать себя, поэтому сначала она решила напасть на Алису и расцарапать ей все лицо. Но это было бы слишком жестоко. К тому же ей нравилось общаться с Алисой. Она не боялась ее, как многие другие, и быстро сошлась с ней. Но рассказать все ей, или нет? «Да, ладно, и так хотелось поделиться с этой мартышкой!» – решила про себя Дикарка.

– Это была бы слишком длинная история, – сказала Дикарка. – Придется для этого начинать с самого начала.

– Так начни. У нас все равно почти что девичник. Вот мне бы честно хотелось услышать твою историю, – сказала Лавелина и уселась на полу, взяв под руку Алису.

– Да, расскажи, – сказала Алиса.

Дикарка еще раз посмотрела на девушек, раздумывая над вопросом.

– Ну, хорошо! – улыбнулась она и села напротив них. – Вам интересно, почему я так теперь ненавижу Рича и откуда появилась Романта. Хорошо. Вы узнаете, что знаю я… Только если вы заснете на половине рассказа, я вас брошу в снег. Идет? Ну, ладно. С самого начала… хм… С чего бы начать? Итак. Вот моя история.

Дикарка глубоко вздохнула и начала свой рассказ. Девушки смотрели на нее во все глаза и слушали во все уши.

– Для начала, – сказала Дикарка. – Я была ребенок-маугли. Уж не знаю, как точно это случилось… Но некоторые подробности этого дела я знаю. Мои родители. Они были важными людьми у себя в холодной стране, но однажды связались не с теми людьми. И как раз я родилась. Им пришлось бежать. И каким-то чудом они оказались в джунглях. Не в этих, – она как бы показала головой на джунгли. – В моих первых джунглях. Но они погибли, а я осталась брошенная в лесу. И, как всех детей маугли, на воспитание меня взяли дикие животные. Только эти животные были дикими кошками. И знаете, что. Я, действительно, счастливица. Не знаю, как бы я смогла стать тем, кто я есть, если бы в нашей кошачьей стае не было ее – Женщины-кошки, Романты. По сути, она была практически самой знатной кошкой в нашей стае, потому что владела магией. Ее боялись, но и уважали. Она никогда не была полностью кошкой, но и не была наверняка человеком. Она всегда была чем-то среднем. Дикие кошки воспитывали меня, учили охотиться, по вечерам мурлыкали мне колыбельные. А она… – Дикарка вздохнула. – Думаю, она была рада, что в стае появился человек. Наверное, она думала во мне увидеть себя. Если бы не она, я бы так никогда и не смогла быть человеком. Ведь малыши учатся говорить в очень небольшом возрасте, мне повезло, хоть и очень плохо, но я научилась говорить. Правда, в мой говор постоянно вмешивалось мурчание, шипение и другие кошачьи звуки. Что сказать? Я выросла ребенком-маугли, настоящей Дикаркой. Лазила по деревьям, охотилась, я была больше зверем, чем человеком.

Лавли слушала ее и все больше поражалась рассказу Дикарки. Так вот, какой невидимый зверь все это время таился в Дикарке – это кошка. Лавли всегда видела в этой даме царственность и самодостаточность, ее грация, красота – всё это говорило об одном – она истинная кошка. По сути, Дикарка, наконец, открыла главную свою тайну, природу своей души. Ласковой и красивой, мирной, но бешенной, дикой и независимой кошки.

– И все это продолжалось, пока я не встретила Ричарда, – сказала Дикарка. – Такой весь из себя строгий, со своими правилами, дурацкими манерами. Он тогда был студентом, отправился в экспедицию. И по совершенно невероятным обстоятельствам он встретил меня. По сути, я поймала его в ловушку, он повис вниз головой на дереве, – усмехнулась она. – Тогда я впервые увидела мужчину. Раньше я видела только девушек. Свое отражение в водной глади, да и лик Женщины-кошки. И вот я встретила его. Я тогда была еще подростком, а ему было уже двадцать лет. Хотя я тогда этого не понимала. Но мне он казался таким взрослым. Так мы и познакомились. Он все хотел вернуть меня в цивилизацию, обучал правильно говорить, правильно ходить, думать, как человек, жить, как люди. И тогда мне он таким странным казался. Все эти странные правила, какие-то идеальные манеры, в общем, если вкратце – то он учил меня заглушать в себе звериный дух. Но я продолжала любить свою стаю, Женщину-кошку. У нас, у кошек, знаете ли, не было в привычке стоять горой друг за друга. У нас каждый сам о себе почти все время заботился. Но все же я очень любила женщину-кошку, она была мне как мать, лучшая подруга, сестра и наставник одновременно. Но вы же знаете кошек. Это очень странная порода. Иногда они привязываются к людям, следуют за ними хоть на край света, а иногда могут просто считать себя хозяевами людей и независимыми от них. За Женщиной-кошкой я была готова пойти на край света, в отличие от нее самой, – с какой-то досадой проговорила Дикарка. Она продолжала. – Потом началась война. Это было ужасное время. Она было по всему миру. Куда ни глянь – огонь, боль, смерть…

«Война», – повторила про себя Лавли. Ей не нравилось это слово, ее всю передергивало от одного этого слова. Ей сразу представлялись глаза тысяч и тысяч людей, измученные глаза, в которых плескались страх и отчаяние. Сотни, тысячи людей, голодных, потерявших кров, потерявших все, что у них было. Так это представлялось Лавли. Сердце всегда сжималось от этого слова «война». Даже теперь, когда в душе ее царила пустота, никогда, никогда ее сердце не перестанет сжиматься от этого слова. Кажется, Искорка заметалась и запылала, услышав это.

– И каким-то образом это было связано со Стоуном, – заметила Дикарка. – Думаю, все, что связано с этим островом, так или иначе связано со Стоуном и Джеком. Мир погибал от войны. И тогда пришел он, Джек. Он решил переправить оставшихся людей в безопасную страну. Я помогала ему. Сначала только потому, что хотела помочь Ричу. Рич ведь всегда был таким добрым, правильным, человечным. Рич был мой человек, в смысле тот, за кем бы я пошла в огонь, только ради него. Я его любила, и любила уже не просто, как человека, я любила его, как мужчину. Он был моим идеалом, потому что противоречил тому, что принято было в моей прежней стае. Да, думаю поэтому. Он хотел бороться за каждую жизнь. Женщина-кошка тоже нам помогала, но делала она это не ради людей, нет, не ради них, она делала это ради себя. Она всегда была такой, это ее суть. Она может тебе помочь, но если это будет не во вред ей самой, или если в этом ей будет польза.

Прошло некоторое время. Признаться, теперь я глядела на Джека по-другому. Раньше он мне был чужим. Теперь я все больше и больше чувствовала в нем своего человека. Он был весь такой – еще больший идеальный герой, в отличие от Рича, он не был так замкнут в своих чувствах, да, он был скрытен (это я узнала только со временем), но всем он казался таким открытым и добрым, он и был таким. Даже то, что он постоянно что-то скрывал, не могло сделать его лжецом. Я полюбила его. И сердце мое разрывалось, потому что я все еще любила Рича.

Мы переправили людей в безопасное место, а сами проводили время вот на этом острове. Рич хотел попробовать отвоевать наш мир, он не мог спокойно быть на острове, пока все, что нам было дорого, погибало в огне. Джек придерживался той же позиции. Кошка тоже осталась на острове. Это была для нее настоящая находка. Здесь было столько всего, чем можно было нажиться. А я… Я была просто влюблена в них обоих. После я стала замечать, что и Джек был влюблен в меня…

Когда Дикарка сказала это, Лавелина даже не шелохнулась, но краем глаза заметила, как Искорка чуть не вскипела от злости, или ревности. Хотя теперь Лавли поняла, что все ее предположения были правдивы, и у Дикарки с Джеком правда были какие-то отношения. Почему-то это злило ее, но она даже не шелохнулась…

– Не буду дальше рассказывать, как мы вырулили из этой ситуации, но я осталась с Ричем, – продолжала Дикарка. – Джек тосковал некоторое время, но скоро забыл свои чувства. Это у него и потом получалось. Как я поняла вскоре, он был натура очень влюбчивая.

«Ну, конечно, влюбчивая! – чуть не взвыла от досады Лавли. – Влюбляется в каждую приезжую на остров мадам. И как он смеет говорить, что любит, когда не умеет любить, когда то, что бывает для него после любви – лишь временная тоска. И он мог подумать, что я смогу полюбить его?!».

– Но вот Женщина-кошка. Это такой непостоянный фактор. Она изредка помогала нам, в другое время искала какие-то магические предметы, потом вдруг начинала помогать нашим врагам, она помогла Стоуну. Просто в какой-то момент времени это всем надоело. Когда она решила захватить власть в одной стране, мы не выдержали. Она переходила все границы. И мы заперли ее в той темнице. Но, думаю, она все равно навсегда останется той, кого я буду любить. Я не в обиде на нее, – вдруг произнесла Дикарка и замолчала. Это противоречило вообще всему, что Лавли знала о кошках. «Как можно любить того, кто тебя предал?» – не могло уложиться в ее голове.

– А как же Ричард? – оборвала тишину Алиса. Ее, в основном, волновал именно этот факт.

– Рич. Ха. Столько с ним было хлопот, – улыбнулась Дикарка. – Мы разбегались и сходились вновь. У нас было столько приключений, интриг. Последний раз мы расстались из-за пещеры правды. Нам нужно было каждому ответить на вопрос честно. И его попросили выбрать самого дорого человека. И он выбрал меня. А потом у него спросили, что бы он выбрал: остаться со мной, жить долго и счастливо, или отдать свою жизнь ради спасения незнакомого тебе мира, который погибнет иначе. И он выбрал второе. Я люблю его. Он до сих пор мой человек. Но простить ему этого я не могу. Вообще я думаю, что этот остров проклят. Да, он определенно проклят. Можно искать на нем счастье, друзей, приключения. Это я на нем нашла. Но ты никогда не найдешь на нем любви, – Алису вдруг передернуло от этой мысли. – Будет лишь боль. Это еще началось с матери Джека и его отца. Они любили друг друга, но не смогли быть вместе.

Алиса молчала. Она все еще была в шоке от того, что говорила Дикарка про проклятие острова. Ее поражал тот факт, что она и Вова, которого она так полюбила, рано или поздно расстанутся, что это не любовь на всю жизнь, что любовь здесь она лишь потеряла. Она прекрасно понимала, что рано или поздно и без проклятия, и с ним, ей все равно пришлось бы расстаться с Вовой, но проклятие, проклятие все равно тревожило ее.

– Как же так? – спросила она. – Ты говоришь, что ты даже не в обиде на Романту после всех ее предательств, но ты ненавидишь Рича, который просто ответил честно. Почему так? Она куда хуже, чем он…

– Нет, – резко оборвала ее Дикарка. – Думаешь, почему я выбрала его? Потому что я захотела стать человеком. Потому что я видела, как они рискуют друг ради друга, они помогают друг другу, они не бросают друг друга. В кошачьей жизни этого нет. Я это всегда знала. И я выбрала его, потому что думала, что он в любом случае выберет меня, потому что знала, что он отдаст за меня жизнь. Но оказалось, что для него гораздо важней героизм, – она как-то небрежно произнесла слово «героизм», как будто бы это было что-то неважное и глупое. – А мне не нужен герой, если бы был нужен, я бы выбрала Джека, мне нужен просто мой человек, который бы любил меня и который бы жил для меня, как и я для него. Я выбрала его именно по этим причинам, и ему просто нужно было выбрать меня, но он не выбрал.

– И что вы никогда не будете больше вместе? – произнесла Алиса почти что со слезами на глазах.

– На этот вопрос я не могу дать ответа. Может быть, на другом острове, не на проклятом. Но, знаете, девоньки, я не хочу на другой остров. Здесь я счастлива, – они удивленно взглянули на нее. – Вы не понимаете моего счастья, я знаю. Но я счастлива, потому что мне очень везло в жизни. Мне повезло, что я осталась жива, когда моих родителей не стало, мне повезло, что я попала именно в ту стаю, где жила Женщина-кошка, мне повезло, что в тот раз в мою ловушку попал Рич, и то, что во время войны я не погибла, и что я встретила Джека, мне повезло. И это везение, что я живу здесь на острове. На этом острове, где я по-настоящему счастлива. Благодаря всем этим людям я смогла стать собой. И мое огненно-холодное сердце согласно жить в этом месте, каждый день взбираться на горы, бегать по неизведанным тропам, спать в холодном замке и нежиться на теплом солнышке. Мне повезло, что моя противоречивая натура смогла ужиться. У меня есть верные друзья, за которых я готова отдать свою жизнь, и на которых я всегда могу рассчитывать. Я счастливица. И пускай одного из них я люблю до мозга костей и ненавижу настолько же. А в другого была влюблена, и знаю все его недостатки. И пусть Романта не будет ради меня делать что-либо, но она и не игнорирует меня. Для нее мое имя – не пустой звук, – Лавли сразу вспомнила, что, действительно, когда Романта говорила о Дикарке, у нее было очень заботливое выражение лица. – Я все равно счастлива, хоть убейте.

После этого разговора в голове у Лавли поселились довольно странные мысли. Теперь она отчасти понимала Дикарку, но у нее все же оставались вопросы, которые нельзя выразить словами, поэтому и ответа дать нельзя. К своему удивлению, после нескольких минут прогулки Лавли поняла, что ее мысли относятся уже даже не к Дикарке, а к ней самой. Что-то непонятное тревожило, она впадала в ужас, как только пыталась разгадать это. Чуть погодя она нашла Пуффи. Он сидел на полянке и загорал на солнце. Птицы весело щебетали в небе, маленькие букашки-таракашки ползали под ногами. Лавли подошла к Пуффи и присела рядом с ним. Он молча лежал с закрытыми глазами, не шевелясь, и наслаждался каждым лучиком солнца. Странное дело, и это тоже пугало Лавелину. Как будто бы чего-то не хватало в этой славной идиллии, было как-то слишком спокойно…

Лавли прилегла на травку и тоже начала дремать, но сразу после этого она услышала шорох и проснулась. К ней приближался Джек.

– Привет, – как всегда, с улыбкой на лице заговорил он. – Мы тебя весь день ищем. Ты пойдешь со мной, Женькой и Аделинкой на северо-западную часть острова к горам? Мы собираемся устроить гонку на санях.

– На санях? – переспросила, как бы недоумевая, Лавелина. – Там ведь нет снега. Там горы и сразу же пляж.

– В этом-то все и веселье. Сначала скатиться с гор, потом на песок, а потом шарахнуться в воду, – рассмеялся Джек и тут заметил Пуффи. – И ты тут!

– Да, – небрежно ответил тот. Джек немного удивился ответу кота и нахмурил брови.

– Почему так тихо? – проговорил он.

– Тихо? – опять не поняла Лавли.

– Да, – сказал Джек, тут он все понял и испуганно обратился к Лавелине. – Лавли, а где у него гитара?

Лавли виновато опустила голову, как маленький ребенок. Ей не хотелось рассказывать кому бы то ни было про эту встречу со Стоуном. Тем более, зная, что Джек будет в ярости. Хотя Лавелина еще ни разу не видела его в ярости. Они видела его в радости, веселье, увлеченным. Ссорилась с ним, видела его агрессию по отношению к каменному колдуну, но именно ярость – нет. Видно, ей пока не удавалось вывести его из себя.

– Ее нет, – произнесла Лавли.

– Как это нет? – с претензией произнес Джек.

– Нет, значит, нет, – обиженно произнесла Лавли, как ребенок, нахмурилась, скрестила руки на груди и отвернулась. А потом снова повернулась, чтобы только сказать. – Забрали. Ну, и что с того?

– Забрали, – еле слышно произнес он. – Кто? Надеюсь, вы не ходили…

– В гости к каменному колдуну? – сказала Лавли. – Предположим.

– Лавли, что ты наделала! – вскричал Джек.

– С чего ты взял, что это я? – сказала, все еще надувшись, Лавли, а потом посмотрела на Джека. Он был бледен и как будто испуган. Она сама испугалась. – А что такое?

– Он забрал его гитару, – произнес Джек. Лавли вопросительно взглянула на него. – Разве ты не понимаешь? Ты же сама почти ведьма. Ты слышала про вуду? Если мощный колдун завладеет вещью человека – это ужасно. Может через нее все что угодно сделать. А здесь дело идет не о простой вещи. Это же ЕГО ГИТАРА. Он ведь с ней почти что с самого рождения,– Джек понял, что Лавли ничего не понимает, и попытался объяснить. – Ну, вот, если ты напишешь потрясающую картину, твою любимую, и потомки потом будут говорить: «Это была любимая и лучшая картина этого художника. Он посвятил всего себя ей». Это будет значить, что он наградил частичкой своей души картину. А здесь, – Джек на секунду остановился, коснулся пальцем кончика носа, глядя в землю. Ему было тяжело это сказать. – Ведь в этой гитаре вся его душа. Если Стоун что-то сделает… если гитару не вернуть, то Вильям…

Лавли подбежала к Джеку.

– Я ведь не знала об этом, – сказала Лавли, на глазах у нее были слезы. – Я бы тогда сказала, я бы… он мне ничего не говорил. Сказал, что все нормально, что все хорошо. Я не думала…

– Он сказал, что все нормально! – вскричал Джек, а потом начал нервно мотаться взад-вперед. – Он сказал, что все нормально! А она ведь и не знала! Будто бы ты не понимаешь, что значит, когда люди говорят «нормально»?! Это, значит, что вообще все ненормально, что просто они не хотят пугать. Нормально! – вскричал он еще раз. – Да это, к тому же, КОШКИ. Они ведь даже, если им ужасно плохо, скажут, что у них все лучше всех и что они счастливы. Пускай они живут на помойке, все равно найдут моменты для счастья, пускай они замерзшие и голодные, но они все равно приласкаются, мурлыкая «С тобой мне хорошо. С тобой я счастлив!» Почему мне всегда все тебе объяснять? Ну, неужели ты не знала? – он замолчал, хотя от злости и чувств дрожал, а потом добавил совсем тихо. – Они вообще слишком любят себя, чтобы быть несчастливыми. Такая у них логика… – а потом опять закричал. – А ты говоришь про то, что вы встретили Стоуна, и все хорошо, будто бы вообще хоть кому-то он может сделать что-то, кроме пакости!

– Не кричи на меня! – закричала в ответ Лавли.

– Хорошо, – сказал Джек. – С тобой он ничего не сделал? – Лавли помотала головой. – Тогда сиди здесь и охраняй Пуффи, а мы с Дикаркой попробуем отбить душу Вильяма.

Джек ушел. Еще некоторое время в душе Лавли творилось что-то непостижимое, и она чувствовала это. Она знала, что теперь Джек находится у Стоуна, и что Дикарка там же, даже Вова был там же. И почему-то первая мысль, пришедшая ей тогда в голову – что она ненавидит их за то, что они теперь там сражаются со Стоуном, пытаются найти гитару Пуффи. Лавли испугалась этих мыслей. С чего ей ненавидеть их? Это ведь она сама во всем виновата. Нужно было сразу сообщить обо всем Джеку, о Романте, и потом… А что бы это дало? Сам Джек ее постоянно обманывал, похоже, что подливал ей непонятные зелья, и какой черт вообще привел его в тот замок. Лавли вдруг вскочила от кипящей ненависти в груди. «Я должна пойти туда прямо сейчас!» – вдруг сказала Лавли сама себе и направилась к замку.

На самом деле она даже и не представляла, куда это «Туда». Она просто пошла вперед и, сама того не подозревая, пришла к Замку Стоуна. Он стоял на прежнем месте, она уже видела его раз на этом острове, когда только появилась здесь. Но теперь замок казался не таким страшным, этот замок теперь даже как будто бы приглашал ее к себе в гости.

И Лавли зашла в него. И изнутри она себе помнила его более устрашающим – пустые длинные коридоры, открывающиеся перед ней двери… Теперь двери так же открывались перед ней.

И вот главный зал. На большом, возвышающемся троне сидит сам король этой обители – Стоун. Он величественен, силен и могуч. Кажется, что весь мир лежит у него под ногами. А внизу стоят трое людишек. «Это же не какие-то людишки, – вдруг сообразила Лавли. – Это же Джек, Дикарка и Вова. О чем это я думала?!».

– Что ты здесь делаешь? – вдруг резко сказал Джек и вперил в нее свой разъяренный взгляд.

– Не волнуйся, – проговорил спокойным голосом Стоун. – Я очень люблю гостей. И теперь она тоже мой гость. Вам же я позволил быть здесь. Так вернемся к нашему вопросу.

– Вернемся, – отрывисто произнес Джек.

И тогда и началось это сражение. Люди вдруг начали бегать, драться, изо всех сторон были слышны выстрелы, огонь, вода – были повсюду. Лавли с минуты стояла на месте, не шевелясь, будто бы находясь в каком-то трансе, но вот ее глаза устремились на гитару. Она наблюдала, как эта необыкновенная вещь переходила из рук в руки, и это напоминало скорее какую-ту игру в мяч, где мячом была гитара, и нужно было любой ценой забрать ее. Но вот гитара оказалась никому не нужной. Она была заброшена в дальний угол, а противники, все еще не понимающие, у кого гитара, начали борьбу между собой. А Лавли прекрасно видела эту гитару, и она была к ней ближе, чем к кому бы то ни было. И тогда у Лавелины появилось сильное желание забрать эту гитару себе, и она подскочила к ней и схватила ее. Все взглянули на Лавелину. В тот же момент Стоун кинулся на нее. Лавли попятилась назад. Она начала высматривать глазами Джека. Он тоже уже был тут как тут. Глазами он говорил: «Спускайся к нам и бежим». Но Лавли почему-то стояла на месте, как-то тупо глядя на все происходящее. Джека это поразило.

– Лавли, ну что же ты! – прошептал Джек и вопросительно взглянул на нее. Лавли будто не обратила внимания.

– Душа моя! – воскликнул Стоун и улыбнулся самодовольной улыбкой. – Отдай этот прелестный музыкальный инструмент мне.

Лавли дрогнула от его слов и медленно повернула голову.

– Лавли! – вскричал Джек. – Что же ты делаешь?

Все перемешалось в голове у Лавли. Она не понимала, почему сейчас для нее стал таким сложным вопросом: кому отдать гитару. Одна половина ее говорила: «Взгляни на Стоуна. Он великий маг и колдун, он самый величественный и могущественный на свете. Именно для него ты должна жить, именно для него живут сотни других людей. А теперь взгляни на этого мальчишку. Он постоянно мешает ему, злейший враг, он ничего не стоящий ребенок, который по своей глупости сделал вызов самому могущественному существу во всех вселенных. Все его слова – ничтожны, все его действия – бессмысленны. Ты его ненавидишь, он только и делал, что использовал тебя». Но был и другой голос, противоречащий всему выше сказанному: «Тогда почему ты ему доверяешь?».

– Лавли, – сказал Джек. – Ты не должна отдавать ему гитару.

Она тяжело повернула голову к нему, будто спросив: «Ну, и зачем ты меня зовешь? Для чего?». И протянула гитару Стоуну.

Все стояли ошеломленные тем, как поступила Лавли. Первая сообразила Дикарка и тот час же набросилась на Стоуна, не теряя времени, то же самое проделал Вова. Лавли тут же хотела сбежать, но Джек схватил ее.

– Отпусти меня! – закричала Лавли, вырываясь от него.

В тот момент Стоун запустил новое защитное заклятия, и все гости оказались перед закрытыми дверьми замка без гитары.

– Черт, – воскликнула Дикарка. – Придется опять взламывать защитное заклятие, – тут она обратила внимание на то, что происходило с Лавли. – Что с ней?

– Какое-то проклятие, я думаю, – произнес Джек.

– Ну, ты сможешь снять его? – спросила Дикарка, хотя это было скорее не вопросом, а констатацией факта.

– Ее нужно поместить куда-нибудь, чтобы она не повредила себе… и нам, – добавил он, когда Лавли сильно наступила ему пяткой на ногу.

 

Был вечер. Серебристые тучи готовились расплавиться в лучах ярко-бардового солнца на широком горизонте моря. Этот вид открывался Лавелине из-за прутьев решетки, в которой она сидела. Сложно сказать, что чувствовала она в тот момент. Скорее всего, это была невыносимая вспышка ярости и гнева. В тот момент она ненавидела все вокруг себя, она ненавидела своих друзей, она ненавидела этот остров, она ненавидела даже свою маленькую дочь. Все в этом мире казалось ей отвратительным. Единственный, кому она хотела служить – Стоун.

В то время как она сидела взаперти, ее друзья пытались выяснить, что такое с ней стало.

– Это осколок в ее сердце, – проговорил Джек.

– Неужели, как в Снежной Королеве? – пролепетала Алиса. – Тогда нужно найти ее названную сестру и брата и чтобы они поплакали над ней.

– Ну, да, это точно сработает, – проворчала Дикарка.

– Здесь другое, – сказал Джек.– Тот осколок, насколько я помню, был осколком кривого зеркала, и попал в глаз. Он заставлял видеть все наоборот, не так, как на самом деле. В этом смысле здесь похоже. Она ненавидит все, что любила, и любит того, кого ненавидит, то бишь Стоуна. И главное – он сделал этот осколок таким, чтобы она хотела служить Стоуну даже ценой своей жизни, хотя так и будет в конечном итоге. Ненависть настолько поглотит ее, что она умрет.

– Умрет? – прошептала Алиса. – Так, значит, помимо Пуффи, умирает еще и Лавли? Отлично. Просто блеск! Так, Женька. Твой черед. Твоя братская любовь должна исцелить ее.

Женька задумался.

– Мне, конечно, небезразлична судьба сестры, но… Как же я смогу исцелить ее, если даже сейчас ненавижу, – проговорил он, наконец. Взгляды Джека и Женьки пересеклись. Да, надеяться на братскую любовь было бесполезно.

– А как же я? – затрепетал звонкий голосок Искорки. – Я ведь Звезда. И мне по силам исцелить ее и даже вернуть гитару.

– Да, если бы не было этого желания, – проговорил Джек. – А теперь ты можешь творить только то волшебство, которое тебе скажет Лавли. А так как она сейчас немножко не в себе, то на твоем месте я вообще бы держался подальше от нее, чтобы она не загадала чего похуже…

– Этот осколок, – проговорил Вова, – можно же как-то разрушить. Сжечь, например, взорвать или…

– Да! – воскликнула Алиса иронично. – Вместе с Лавелиной, – и отвернулась от Вовы.

– А, по-моему, это неплохая идея, – произнес Джек.

– Ты шутишь?! – спросила Дикарка.

– Нет, – сказал он. – Я могу направить на нее свой свет. И осколок испепелится.

– Ты чего? – сказала Дикарка. – Осколок испепелится, и Лавли испепелится. У нас не было в планах испепелить Лавли. Аллё! – прорычала Дикарка.

– Нет. Она не умрет от света, – продолжал настаивать на своем Джек.

– Нет, умрет, – сказала Дикарка. – Она человек. А при длительном воздействии света на человека, человек сначала загорает, потом получает дозу радиации, а потом ему кранты.

– Она не умрет! – вскричал Джек.

– Умрет! – закричала Дикарка.

– Нет!

– Да!

– Почему ты решил, что с ней будет все в порядке? – решил вмешаться и спросить Женя.

– Да, почему? – закричала Дикарка.– Может, у нее иммунитет? Или озоновый слой вокруг кожи?

– Нет, – проговорил Джек. Он почему-то выглядел, как человек, который боялся что-то сказать, или был не уверен в своей мысли.

– Тогда что? – сказала Дикарка уже уверенным голосом. – Почему ты уверен в этом? – закричала она.

– Да, потому что она, как я, – вырвалось у него. Джек тотчас же замолчал, стараясь не смотреть ни на кого.

– В смысле? – спросил Женька. – Что это значит?

– Ты уверен? – перебила его Дикарка, обращаясь к Джеку.

– Да, – ответил он.

– На сколько процентов? – спросила она.

– На половину, – ответил он.

– Этого слишком мало, – сказала Дикарка и тут же метнулась в другую сторону, как бы не желая продолжать эту тему.

В то время Лавелина сидела в своей клетке. Ей просто необходимо было выбраться оттуда и выполнить приказания Стоуна. И план по своему собственному освобождению уже был давно готов. Это даже скорее был не план, просто Лавли была уверена, что таким образом она сможет выбраться.

Холодное море поглотило ярко-алое солнце. Наступила темень. Голубая луна поднялась над небом, торопливо выжидая своего часа. «И мой час настал», – подумала Лавли.

– Прилив, – прошептала она.

Внезапно на всех обрушилась огромная волна, подобная цунами, только с целью – обрушиться на всех ее тюремщиков и освободить Лавли. Джек успел вовремя задержать волну и сделать вокруг всех людей воздушный купол. После он передал право защищать друзей от волны Дикарке. Она заморозила воду. А Джек поспешил к Лавли, но ее и след простыл. Теперь времени терять было нельзя. Лавли была в руках Стоуна, и душа Пуффи была у него. Он в любой миг мог сорвать защиту.

 

Глава 22

Лавелина – герой?!

 

Лавли явилась в замок Стоуна и встала перед ним на колени.

– Мой верный раб! – рассмеялся Стоун. – Не стоит так низко падать. Я ведь не могу даже твоего лица увидеть.

Лавли поднялась и взглянула ему в глаза.

– Да. Так лучше, – проговорил Стоун и усмехнулся. – Я понимаю теперь, почему Джек так дорожит тобой. Такая-то красота, – проговорил он. – И так похожа на… Ну, это не важно. Жаль даже будет, что ты умрешь. Но как-нибудь переживу, – Стоун подскочил к своему столу.

Лавли пошла за ним. Теперь, когда он ничего не скрывал, Лавли, наконец, увидела все, что творилось в его замке. Там было также много разных книг, зелий, разных вещиц волшебных, трав. Среди них она не могла не заметить и тот самый совиный коготь. Только она забыла, зачем он был ей нужен. Она помнила только, что он что-то значит, но что именно – для нее это оставалось вопросом. На столе лежала толстая книга, которую тоже было сложно не заметить. На ней были очень странные символы, закорючки непонятные.

– Что? Нравится книжка? – спросил вдруг Стоун у Лавли. – Одна из моих любимых.

– Почему здесь написано на непонятном языке? – спросила Лавли.

– Да, на непонятном, – рассмеялся Стоун. – А твои друзья с Земли когда-нибудь спрашивали тебя, почему вы все понимаете друг друга? Вы же из разных миров, и все равно понимаете.

– Спрашивали, – сказала Лавли. – В их мире каждый народ говорит на своем языке. И их удивляло, почему мы понимаем друг друга. А я тогда очень удивилась. Потому что для меня было непонятно, как люди могут говорить на каких-то разных языках. А потом кто-то сказал, что была легенда про башню. Люди на Земле строили высокую башню, такую высокую, что могли достать до высшего создания. И, чтобы этого не случилось, Высший сделал так, чтобы люди не могли друг друга понять и стали говорить на разных языках. Таким образом, люди не смогли докончить башню, потому что не смогли друг с другом договориться. А в наших мирах такого не случалось. Поэтому все мы понимаем друг друга.

– Интересная теория, – усмехнулся Стоун. – Но я не думаю, что она верна. Потому что вот в этой книге все написано непонятно, чтобы никто не смог ее расшифровать. Мы сами, люди, придумали язык, чтобы никто не смог понять, что же там написано.

– А что там написано? – спросила Лавли.

Стоун рассмеялся.

– Это довольно смешно, когда главный злодей раскрывает все свои карты, – сказал Стоун. – Но я сомневаюсь, что мой верный раб сможет освободиться от проклятия и кому-нибудь это рассказать. Ты же знаешь таких смешных человечков с ушами, как у слонов? Мне приятно называть их слонятами. И эти слонята знают прошлое, и будущее, и настоящее. На самом деле, знать будущее и судьбу человека можно только из будущего. Вот ты же сегодня можешь сказать, что передать душу всеми любимого котенка – твоя судьба, что ты не могла этого не сделать. Потому что в истории нет условного наклонения с частичкой «БЫ». Но есть те, кто может заглядывать в будущее, но это не значит, что они видят судьбу. Видеть судьбу может только тот, кто находится или в будущем, или вне времени. Как эти слонята. Они живут вне времени и поэтому пишут судьбу. И у меня есть такой личный слоненок. Правда, здорово?

– Да, – подтвердила Лавелина.

– Как ты думаешь, что за заклятие я хочу применить? – сказал Стоун. – Ты ведь знаешь, я очень любопытный. И мне всегда интересно знать мнение другого человека, хотя мне на него наплевать.

– Ты хочешь снять заклятие, которое держит тебя на этом острове, – сказала Лавли.

– Я знал, что ты так скажешь, – усмехнулся Стоун. – Но это так банально. Я не люблю быть банальным. Это так скучно. Я придумал кое-что поинтереснее. Каждый раз срывать эту защиту, чтобы перемещаться в другой мир. А потом опять оказываться здесь с пустыми руками. Фи. Неприятно. И вот я подумал. Если мне нельзя попасть в другой мир, может, другому миру можно попасть ко мне, – Стоун даже сам себе поаплодировал, так он был раззадорен. – Представь себе эту картину. Перемещение другого мира сюда. Столько энергии, столько волшебства, столько огня, убийств и разрушений. Разве не прекрасная картина?

– Превосходная, – сказала Лавли. У нее сердце даже застучало в сто раз сильнее, как только она представила это себе.

– Да. И раз уж ты мне напомнила про этот мир. Начну я, пожалуй, с мира под названием Земля. Как ты думаешь, их планетка не развалится от моего мощнейшего заклятия?

– Я не знаю, – ответила Лавли.

– Обожаю разговаривать с теми, кто намного глупее меня, – обрадовался Стоун. – Итак, Земля. Земля, Земля… – он стал ходить по комнате и размышлять. – Нужна жертва. Итак, жертва. Кто-нибудь с чистым и добрым сердцем, тот, кто еще просто не мог совершить зло. Ты знаешь такого на примете?

– Знаю, – улыбнулась Лавелина.

– Тогда приведи ко мне эту жертву. Лучше сразу на место. Чтобы лишний раз не таскаться.

 

Юлька и Ханс играли в доме у Джека. Взрослые запретили им выходить на улицу, когда такое творится. Женька и Аделька тоже были спрятаны волшебством. Только они сидели в другой комнате и не обращали внимания на малышей. Но вот Ханс вместе с Юлькой носились по всему дому. А потом Ханс услышал, как кто-то звал его с улицы. Он выбежал на балкон и увидел там Лавли.

– Это ты? – проговорил он с испугом.

– Да, я, – ответила Лавли. – А разве в этом есть что-то плохое?

– Да, – сказал Ханс. – Мне Джек сказал, что на тебя злодей заклятие наложил. И ты теперь злая.

– Разве я похожа на злую? – рассмеялась Лавелина. – Ты же знаешь, какой Джек шутник!

– Шутники Ваня и Вася, – сказал Ханс. – Они как-то краску для волос у Алисы подменили, и у нее стали зеленые волосы. А Джек не шутник, он просто весельчак.

– Ну, вот, – сказала Лавли. – Джек попросил тебя пойти с ним на веселье. Они собираются в одном необыкновенном замке показывать волшебное представление. Ты хочешь посмотреть?

– Но он сказал, чтобы я не выходил, – сказал Ханс.

– Что ж, ладно, – сказала Лавли. – Тогда я так и передам Джеку, что ты не хочешь идти на представление.

– Но я хочу! – воскликнул Ханс.

– Тогда спускайся вниз. И пошли со мной, – сказала Лавли.

– А Юлька? – спросил он.

– А за Юлькой придет Алиса. Помнишь же, что Джек сказал: опасно гулять одному по лесу. А двух детей я не защищу, если нападет злой колдун. Поэтому по одному будем вас водить. Ты это Юльке передай. Пусть она готовится. А вот Женьке и Адельке не стоит говорить. Ты же знаешь, какие подростки вредные. Начнут вас обзывать и вредничать. Ладно. Спускайся вниз.

Ханс передал эти слова Юльке, а потом спустился вниз к Лавли. Она взяла его за руку и пошла спокойно по дороге к замку.

Но там она встретила засаду. Джек, Вова, Рич и Дикарка – на одной стороне. И Стоун, ее властелин, на другой. Она не знала, как передать мальчика через всех этих людей Стоуну.

– Лавли, не делай глупости, – сказал Джек. – Отпусти Ханса.

– Она тебя все равно не послушает, – сказал Стоун. – Теперь она принадлежит не тебе, а мне.

– Разойдитесь, – сказала Лавли и схватила еще сильнее Ханса. – Или я его убью!

– Так. Мне надоел весь этот цирк, – прошипел Стоун и направился к Лавли.

Тотчас же ему перегородили путь Дикарка и Вова. А Стоун, воспользовавшись своей каменной магией, отбросил их в сторону. Тогда Джек подскочил к Лавли и попытался отобрать Ханса. И снова началась борьба. Лед, огонь, пули, камни и вода, все это летело со всех сторон. И было не понятно, кто победит. Но в какой-то момент Ричу удалось вырвать у Лавли Ханса, она тут же хотела отомстить и запустить гигантскую волну на них. Но подскочил Джек и остановил войну, сказав при этом, чтобы Рич уносил отсюда Ханса. Тогда уже началась борьба не за маленького мальчика, а за саму Лавелину. Джек был напротив нее. Вова и Дикарка дрались со Стоуном.

– Ладно, мальчишку я потеряла, – сказала Лавли. – Но, может, твоя жертва поможет!

Теперь решалась судьба этой девушки. Или она выживет после света, или нет. После того, как у Лавли не оставалось в руках Ханса, она уже могла показать все, на что была способна. Между Джеком и Лавли развязалась настоящая война титанов. Лавли оказалась сильнейшим магом или повелителем воды. Она обрушивала всю свою мощь на парня. Но и он был не слабым волшебником. Когда-то Джек был в мире, где живут люди – повелители стихий. И там он научился управлять водой, воздухом и огнем. Но редко использовал этот дар. Теперь ему пришлось. Они сражались так, как будто весь остров – одна площадка для турнира, сшибая все на своем пути. Вода была везде. Лавли была в центре гигантского монстра, сотворенного из воды, Джека тоже удерживала в воздухе вода, но в монстра превращаться он не собирался. Необходимо было вытащить Лавли из него. Он уже понятия не имел, где сейчас были его друзья и его заклятый враг. Теперь его целью была Лавелина.

Они сражались, и сражение было долгое. Но вот Лавли начала побеждать Джека, он чуть не задохнулся под водой. Но потом он собрал свои силы и вырвал ее из водного монстра каменной рукой, такой же, какую когда-то сотворил Стоун, схватив Лавелину.

И вот они снова на Земле. Откашливаются и отряхиваются. Лавли засмеялась, как смеются психопаты, будто бы говоря: «Думаешь, это меня остановит?». Она двинулась на него уверенными шагами.

И тогда он направил на нее свет. Ярко-желтый свет ударил в Лавли, но, как только коснулся ее, вдруг стал голубовато-серым, как свет ночной луны. И, если бы сейчас Лавли и Джек видели, что творится вокруг них, они бы ужаснулись. Весь остров словно разделился на две части: одна из них освещена ярко-желтым небесным солнечным светом, на другой был ночной свет голубовато-серой луны. Лавли все шла вперед на Джека и сама пыталась уничтожить его своим лунным светом. Но никто их них не мог причинить друг другу вред. Джек был прав: Лавелина была такая же, как он, с точностью до наоборот. Его свет был солнечный, дневной, жаркий, свет же Лавли был ночной, лунный, загадочный.

И как только Лавли подошла к Джеку и дотронулась, тот несчастный осколок вдруг исчез, спекся, не оставив ни капли после себя в сердце красавицы. Ей стало плохо, она потеряла сознание. Джек подхватил ее. Свет погас, и на острове вновь установилось правильное время суток – рассвет.

– Все теперь хорошо, я с тобой, – прошептал Джек. Он стоял на коленях, держа на руках ее, находящуюся в бессознательном состоянии. И, кажется, теперь ничто на свете не волновало его, да и ее тоже.

 

Кажется, прошел год после этого, а, может быть, просто вечность. Но Лавли очнулась. Она была в своей кровати. На соседней сидели Аделька и Женька. Женька, увидев, что сестра очнулась, хотел подбежать к ней и обнять крепко-крепко, но, что-то вспомнив, остался на месте. Зато Аделька подскочила к ней и чуть не задушила от радости.

– Мы уж думали, что больше не увидим твои ничего не понимающие туповатые глазки! – воскликнула она. – Даже не знаю, сколько ты была в отключке. Наверное, лет сто. Ну, мне так показалось. Ты даже не представляешь, что здесь творилось. Это прямо словами не описать. Я и не думала, что ты, подруга, на такое способна. Ты ведь чуть весь остров не затопила. Мне даже в какой-то момент стало жалко Джека. И почему ты раньше не рассказывала, что управляешь водой?

«Я управляю водой?» – недоумевая, спросила сама себя Лавли, пытаясь все припомнить.

– А потом одновременно засияли и солнце и луна. Представляешь, на одной стороне острова – день, на другой – ночь. Я никогда такого не видела. А как сражались Дикарка и Вова со Стоуном. Ему пришлось спасаться в другой мир от них. Дикарка чуть не убила этого колдуна, хотя он бессмертный. Но, к сожалению, они душу Пуффи так и не вернули. Джек отправился за ней в другой мир. Пока не вернулся. Но я надеюсь, что все обойдется. А Вову Алиса не пустила. Она его ревнует. Теперь она его не собирается в другие миры без себя пускать. Хотя она это напрямую не скажет – про ревность.

– Я никого не убила? – с содроганием спросила Лавли.

– Нет. Ну, я ей целую историю рассказала, а ее только это интересует! – воскликнула Аделька.

– Я должна проверить, – сказала Лавли, вскочив с кровати и рванув к двери.

– Куда ты, глупая? – закричала Аделька.

А Лавли не слышала, она бежала и бежала. Ей было больно, на сердце лежала тяжесть. Ей было больно за то, что она думала, за то, что она сделала. Она не могла простить себе то, что пыталась убить Ханса, маленького пятилетнего мальчика принести в жертву этому чудовищному колдуну. Она хотела умереть, умереть прямо сейчас, и чтобы никто о ней не слышал больше, и чтобы все забыли о ней, как о страшном сне. Она скорее побежала в дом Джека. Там она нашла маленького Ханса, который с ложечки кормил Пуффи. Без своей гитары кот очень сильно изменился. Он исхудал, перестал летать, шерсть его облысела и стала серой. Он был похож на старика, из которого высосали все соки. И это была вина Лавли. Она не посмела зайти в ту комнату.

Тогда она вернулась в комнату Джека. Там его не было. Она и не помнила, что он отправился в другой мир. Но тут она краем глаза заметила, как кто-то появился в зале. Это был мужчина, лет тридцати пяти, с седой прядкой волос и с палкой в руке. Он сделал несколько шагов, хромая – видно, давнишнее ранение дало о себе знать. Но вот он прошел еще несколько шагов, и черты лица его начали принимать прежний знакомый вид. Нога перестала хромать, волосы посветлели до золотых, глаза… глаза остались те же – искрящиеся, голубые. Это был Джек. Да, это был он. Лавли не смела подойти к нему. И перед ним она была виновата. Ей было стыдно смотреть в эти добрые голубые глаза. В руках он держал что-то. Да, это была потертая старая гитара. Он зашел в комнату с Хансом и Пуффи. Лавли услышала радостные крики. Ханс, видно, подбежал к Джеку и обнял его. А потом Джек вручил гитару и вышел уже без нее из комнаты, а дальше на улицу. Лавли высунулась в окошко.

Джек выбежал на улицу. Дикарка, видно каким-то шестым чувством предчувствуя, что он прибыл, тотчас же подскочила к нему и обняла. На Джеке не было лица.

– Представляешь, – сказал он. – Пятнадцать лет! Пятнадцать лет он прятался от меня. Пятнадцать лет я преследовал его. И только нашел. И зачем это было нужно? Ему-то, думаю, все равно – что пятнадцать лет, что пятнадцать минут подождать. Он сам отдал гитару. Он решил, что ему уже она не нужна, что это было глупое заклятие. Представляешь! – его голос срывался от волнения. – И пятнадцать лет для меня – целая жизнь. Мне было тридцать пять, если не больше. Там я был повзрослевшим. А вернулся сюда – и снова мальчишка. И так каждый раз. Там стареешь, а здесь снова такой же.

– Ну, и что в этом плохо? – прошептала ласково Дикарка.

– Ты не понимаешь, – сказал он. – Ты девушка. Для тебя молодеть – всегда хорошо. Но здесь не то. Это какое-то проклятие, – прошептал он.

– Ладно, – сказала Дикарка и ласково обняла его. – Все теперь хорошо. Хорошо.

Прошло еще несколько дней, а может быть всего час. Но для Лавли это было вечностью. Все старались забыть эту историю, жить, как раньше, может быть, они и правда ее забыли, может быть, для них это не было так важно, но Лавли не могла забыть. Она не могла забыть, что чувствовала тогда, когда хотела убить самых дорогих во всех вселенных своих друзей и родных. Она не могла быть теперь рядом с ними, делая вид, что ничего не произошло, и что все, как раньше. Уже никогда не будет, как раньше.

И однажды ночью она гуляла при полной луне. Искорка летела с ней рядом. Она как будто бы всегда понимала Лавли, всегда смотрела на нее с сожалением, и ей единственной Лавли могла открыться. И теперь. Они решили сбежать с Острова, оставить это все до поры до времени. Так нужно было. Уж лучше отпустить всю эту жизнь, забыть ее, жить, как раньше – одной в пустом доме. Конечно, еще придется слетать за Женькой и вернуть его родителям, но это потом. Все потом.

Когда Лавли уже садилась в волшебный шкаф, она услышала тихое мурчание и увидела зеленые глаза в темноте.

– Куда теперь летим? – промурлыкал Пуффи и вышел из темени. Он уже был прежним, будто бы и ничего не случалось.

– Я с Искоркой возвращаюсь домой. Бросаю все. Попрощайся со всеми от меня, – сказала Лавли.

Пуффи молча подлетел и сел рядом с ней в шкаф.

– Ты не понял, – сказала Лавли. – Я лечу только с Искоркой. И то только потому, что нужно загадать желание. А потом я ее отпущу. Ты не летишь со мной.

– Но я всегда летал с тобой, – промурлыкал кот.

– Не сейчас, – сказала Лавли.

– Я понял, – вдруг сказал Пуффи. – Так всегда бывает. Герой сомневается, ему нужно время, чтобы все обдумать и осознать.

– Герой? – сказала Лавли. – Кто герой?

– Ты герой, – ответил Пуффи.

– Я? – спросила Лавли. – Ты, Пуффи, что-то путаешь. Я не могу быть героем. Я всех подвела. И тебя, и Ханса, и Джека. А вот он, Джек, всех спас. Он герой.

– Но ведь ты герой этой истории. Она о тебе, – сказал Пуффи. – Я ведь поэтому и полетел с тобой. Потому что ты герой.

– Я готова была убить Ханса. Ханса, этого маленького ангелочка, который в своей жизни и мухи не обидел. А я пыталась его убить!– прошептала Лавли. Пуффи пожал плечами.

– Как-то Алиса говорила, что мы, кошки, мурлыкаем от того, что чувствуем: человек достаточно близок, чтобы его убить, – мурлыча, добавил Пуффи. Лавли посмотрела на него своими большими глазами.

– Это правда? – спросила она. Пуффи ничего не ответил, а лишь промурлыкал. – Ты ошибся, – добавила она. – Эта история о ком угодно, но не обо мне. Я давно не я… Я, понимаешь… я слишком мертва, чтобы быть героем. Истории – они о живых людях, а не о мертвых, как я.

– Ну, значит, эта история о том, как ты оживешь, – сказал Пуффи.

– Нет, нет! – вскричала Лавелина. – Этого не будет! Как ты не понимаешь. Это не моя история, не моя сказка. По-твоему, я главный ее герой? Да? И у меня в конце должно все получиться? Я должна вернуть дочь, победить главного злодея и, может, найти свою любовь? Но этого не будет. Потому что я не герой. Ты ошибся, Пуффи, ошибся. Я никто – второстепенный персонаж, убойное мясо, которое нужно для массовки. Я всегда была такой и всегда так будет.

Пуффи, не сказав ни слова, вылез из шкафа. «Кажется, он понял, что я права», – прошептала про себя Лавли. Она закрыла глаза, почувствовала лишь холод ночи, легкий ветерок и легкое приподнятие. Шкаф уже летел над островом. Она боялась открыть глаза. Слишком больно было прощаться с этим островом. Непонятно, по какой причине, но Лавли понимала, что этот остров – не просто остров, временное пристанище. Этот – нечто большее, он стал ей домом, люди, которые на нем жили – ее семьей. А прощаться с семьей тяжелее всего.

…Горячая слеза потекла по моей щеке. Уже нет сил сдерживать чувства. Я сама во всем виновата. Я не хотела этого, но так получилось. Я не должна оправдываться и не буду, особенно перед собой. Может быть, эту привычку я приобрела от Джека?! Нет, я всегда была такой. Ну, и опять я думаю о них. И сердце жжется, а все внутри перекашивается только от одной мысли. Я виновата. Я не смогу дальше жить с ними, зная, что случилось. Проще забыть. Я это давно уже решила. Как только заберу оттуда Женьку, загадаю желание: забыть про остров. Так будет проще. Начну, то есть продолжу старую жизнь в этом доме… пустом доме… Может, назначу свиданию этому соседу Валентину. Он ведь тоже потерял память. Вот и я потеряю. Так проще… Да, проще. Но, а теперь так тяжело на сердце.

Лавли зашла в комнату своего старого дома. Как это странно. На календаре прошло всего три дня, а в душе, как будто бы уже полжизни. Да, и этот дом нельзя считать старым. Она ведь совсем недавно в него переехала. В голове просто каша от всех этих непонятностей со временем. Лавли легла сразу же спать. Наступило утро. Какое тихое утро. «И ведь знаешь же, что никто не придет, но все равно ждешь», – подсказало сердце.

Но на обед все же зашла соседка, опять все с ног на голову перевернула, рассказывала разные сплетни. «Странно, я даже и не помнила, как она выглядит», – подумала Лавли. Вечером зашел Валентин. И, если быть честным, Лавли даже не запомнила, о чем он говорил. Возможно, это был какой-то любовный бред, или его новая книга (он же вроде писатель или нет?!). «Да, это не мой человек, – решила про себя Лавли. – Так бы сказала Дикарка. Неужели и, правда, не мой? Неужели мне просто нельзя поближе с ним познакомиться, и стать хотя бы друзьями… Наверное, нет. Вот, поговорив с Джеком три минуты, ты поняла, что тебе с ним никогда не будет скучно и противно, как с этим». Потом, чтобы мысли опять не мешались в кашу, Лавли попробовала послушать Валентина. Но не получалось. Она сказала, что у нее болит голова, и распрощалась с назойливым поклонником. Сама пошла наверх. Села на кровать. Была уже ночь. Хотя нет, всего десять часов. И почему время течет так медленно? Нельзя даже сказать: уже ночь.

Внезапно Лавли услышала, как что-то шумит в соседней комнате. Она сорвалась с места и побежала в дальнюю комнату. Шкаф был на месте. Вся комната была освещена лунным светом. Маленькая фигурка стояла посреди и с любопытством смотрела на Лавли. Она сразу узнала эту маленькую фигурку. И забыла все то плохое, что была у нее на душе и в мыслях.

…Я бросилась к Хансу, прямо так, на колени, стала целовать, обнимать. Я и сама сначала не заметила, как плачу.

– Я тебя расстроил? – сказал Ханс, смотря своими ясными темными глазами. Он сам был готов расплакаться из-за этой мысли. – Ты не рада меня видеть?

– Нет, – сквозь слезы проговорила я, улыбаясь. – Я счастлива. Я счастлива. Просто я так рада тебя видеть. Ты пришел. А я и не ждала.

– Я соскучился, – сказал Ханс. И по щеке у него покатилась слеза. – Почему ты ушла?

– Я пыталась тебя убить, – прошептала я, пытаясь проглотить тяжелый ком в горле.

– Это была не ты, – сказал Ханс. – Я тебя за это не виню. Если это только из-за меня – прости. Только, пожалуйста, возвращайся.

– Это не только из-за тебя. Я не могу, – ответила я. – Я могу только вредить всем, кого люблю. Я не могу уберечь не только себя, но и других людей. Я не смогла помочь тебе. Я потеряла малютку Аврору. Это была моя вина. И я не смогу себе простить, если по моей вине и ты пострадаешь. Если я не смогу уберечь и тебя, потому что…

– Но, а как же обещание? Ты сказала, что вернешь мою маму. Ты ведь сказала, что вернешь Аврору. Значит, ты должна хотя бы попытаться, нельзя сдаваться на полпути.

– А, если я не справлюсь? – прошептала я, чувствуя вкус соленых слез во рту.

– Но ведь ты не одна. Даже, если ты не справишься, это будет не потому, что ты какая-та плохая, а просто потому, что… так нужно. Пожалуйста, вернись к нам. Я потерял маму, я не хочу теперь потерять и тебя. Ты ведь мне стала почти, как…

Слезы опять пролились из моих глаз. И на этот раз их было не остановить. Я даже не знаю, радоваться мне этому или печалиться. Я кому-то нужна. И кто-то нужен мне. Как я могла быть такой безответственной, что бросила этого малыша? Нет, я пообещала его маме и сдержу свое слово. Я не оставлю его, не брошу никогда. Возможно, бороться за неживых уже бесполезно, но пока дорогие мне люди будут живы, и я буду жить и буду бороться за них изо всех сил, и уж точно теперь не брошу.

 

Глава 23

Нам ли решать чужие судьбы?

 

Спокойное тихое море. Волны пенятся, то подплывают ближе, то убегают. Утро не жаркое, хорошее, солнечное утро. Лавли сидит на берегу моря, протянув ноги вперед, чтобы вода то погружала в себя ее пятки, то убегала от нее. Она услышала тихие шаги, дыхание. Кто-то присел рядом с ней. И она, конечно, знает, кто это.

– Ты ведь всегда умела управлять этим, – сказал Джек. Лавелина повернулась к нему. Почему-то ей надолго запомнилось это утро. Именно этот момент. Как она поворачивает свою голову. А там, на белом песке в белое-белое утро сидел Джек, как ни странно, в белой рубашке. И такое было безмятежное настроение. – Ты ведь всегда чувствовала, что волны покоряются тебе, когда ты в воде, ты знала, что не утонешь, потому что водный мир – твой мир.

– Я не знаю, – сказала Лавелина. – Да, я это чувствую. Но до сих пор не понимаю, как я могла управлять этим. Устраивать цунами и… – она покраснела.

– Я могу научить, – сказал Джек. Он смотрел куда-то вдаль за горизонт.

– Не знаю, у меня не получится, скорее всего, – ответила она.

– Ты слишком много сомневаешься, – сказал Джек. – Попробуешь – узнаешь. Я еще Дикарку позову. У нее тоже неплохо получается управляться с водой. Только обычно она ее замораживает… всегда, – он усмехнулся.

– А тебе что помогает? – спросила Лавли. – Когда ты колдуешь? Просто я пыталась, и ничего не получалось. И свет, этот лунный свет. Я его не могу призвать.

– Не знаю, – сказал Джек. – Если что-то не получается, возможно, мешают посторонние мысли или… Можно выпустить все эмоции наружу. Например, закричать.

– Закричать? – сказала Лавли. – Да нет. Не могу же я просто так взять и закричать.

– Почему бы и нет, – сказал Джек. Он замолчал. У него было какое-то сосредоточенное лицо.

– Тебя что-то тревожит? – спросила Лавли. Она заметила это по его взгляду.

– Да, – не отрицал он. – Мы уже несколько дней с Филиппом (так Джек называл отца Алисы) готовим план, как их вывести с острова.

– Вывести? – с ноткой задумчивости проговорила Лавелина. Ей всегда казалось, что жизнь на этом острове – целая вечность, и уж точно ее друзья никуда отсюда не уплывут.

– Да, – проговорил он. – Помнишь, Питер Пен. Волшебная пыльца. Мы решили покрыть ею корабль, а потом полететь через другие миры к Земле. Карту составляем. Все почти готово.

– А как же Вова и Алиса? – сказала Лавли.

– А как же…– повторил Джек. – Представляешь, если считать, что год – 360 дней, то они вместе уже почти шесть лет. Странно, да? Они даже и представить это себе не могут. Печально. И Ханс так сдружился с Юлькой. Да вообще. Мы здесь стали, как одна дружная семья. В этом-то все проклятие.

– Почти шесть лет, – повторила Лавелина.

– Кстати, – сказал он. – Сегодня нужно срочно сгонять в один мир, даже в два. Трехсотлетнее соглашение между черепахой и драконом, наконец-то, нарушено. Они собираются создать новый мир. Не смотри на меня так. Как глупо бы это ни звучало, но существуют и такие бредовые миры… А в другом… Был замечен Стоун. Я должен туда сгонять, проверить. Ты не хочешь…

– Да, я с тобой, – сказала Лавли.

Джек улыбнулся.

– Вообще-то я хотел предложить тебе поприсутствовать в тот редкий момент сотворения нового мира. Но, если ты предпочитаешь…

– Да, предпочитаю, – сказала Лавли, улыбнувшись в ответ.

– Тогда идем, – сказал Джек, протянул ей руку, чтобы встать на ноги. – Кстати, Алиса тоже зачем-то решила полететь туда. То есть не зачем-то. Она теперь не хочет отпускать Вову одного. Почему-то стала его ревновать к Дикарке. А вместе с ней увязались и Аделька с твоим братом. Аделина сказала, что это очень романтично – сотворение нового мира. Я думаю, это и правда очень красиво и захватывает.

– Даже не уговаривай, – проговорила Лавли. Она все смотрела в глаза Джеку. «И почему они так сияют? Господи, да у меня тот же взгляд…», – думала Лавли, а сама говорила. – Я вот считаю, что сражение со злым дядькой-колдуном – самое романтичное на свете. Только для начала нужно разбудить Ханса и отвести его к маме Юльки. Пусть и за ним присмотрит.

– Ну, да, – сказал Джек. – У ней же четверо детей. Подсунь еще пятого – точно не заметит.

– А близнецы? Что они? Не хотят отправиться в другой мир? – спросила Лавли. Джек поморщился.

– Да, только не могут до сих пор решить, в какой именно они хотят.

Где-то в полдень все дела были улажены, и все начали собираться в путешествия в другие миры. После некоторых споров все желающие свалить с острова были разделены на две группы. Алиса со своим Вовой, Женька с Аделькой, как и хотели, отправились смотреть на зарождение нового мира. Дикарка вдруг категорически взъелась на Рича, и сказала, что с ним ни за что не полетит. Мол, он «со своими благотворительными миссиями, “Нет насилию!”, и другим миротворчеством ее уже замучил». Она начала выяснять с ним отношения, в смысле начинала наезжать, говоря, что, если он живет на этом острове, то должен не только делать какую-ту научную работу, создавать лекарства и т. п., но и драться на войне. Но Рич сказал, что «он – доктор, а доктора дают жизнь, а не отнимают». И если бы на этом все закончилось, но они так переругались! Дикарка отправилась вместе с Джеком и Лавли следить за появлением в другом мире Стоуна. А Рич полетел изучать нарушение соглашения между черепахой и драконом. «И ссорятся они так, сколько я их помню», – сказал Джек Лавли. А Ванька с Васькой все продолжали думать, куда им больше хочется.

– Тогда пусть Васька пойдет с нами, а Ванька с ними, – сказал Джек. Два мальчика переглянулись, как и все остальные члены экспедиций. Разделить близнецов – такое даже в голову не могло прийти людям. Эти двое для всех уже давно сложились, как нечто целое. И разъединить их, представить поодиночке, казалось безумием или даже жестокостью.

– Ну что, Ванька, – сказал один из братьев, хлопнув по плечу второго. Тот нахмурился.

– Вообще-то я сегодня хотел быть Васькой, – сказал второй.

– Странный ты какой-то, Ванька, – сказал первый. – Нет, сегодня твоя судьба быть Ванькой. Как-нибудь потом станешь Васькой.

– Так вы решили? – спросила Лавли у близнецов. – Кто с нами?

– За тобой, хоть на край света, – рассмеялся один из них и пошел в сторону к Лавли. Джек тоже усмехнулся, посмотрев на Лавли.

– Ну, ладно, – сказал другой близнец. – Тогда сегодня я Ванька. Все же интересно, какой это договор подписали черепаха с драконом.

На этом и согласились, и разошлись по разным мирам.

«Вообще, это странное чувство, – подумала Лавли. – Когда ты перемещаешься в новый мир. У тебя в животе словно бабочки танцуют. Чувство какого-то невиданного восторга, немножко страха и опять, опять восторга».

…Первое, что я увидела, в этом новом для себя месте – белые, белые, как хлопья, легкие и нежные перышки, парящие в небесах. Они были везде, отчего и все вокруг казалось каким-то неземным, воздушным и белым. Я чуть не взвизгнула от накопившихся чувств…

Но, как это часто бывает, первое впечатление бывает обманчивым. За легкими и воздушными перьями стоял темный и печальный мир людей, которые уже много лет не видели настоящего солнца. Это, если говорить двусмысленными фразами, фразеологизмами и другой подобной чушью. На самом же деле, это была обыкновенная планета, на которой жили обыкновенные люди. Нельзя сказать, что мир этот был непривлекательным и однообразным, скорее, наоборот: здесь были просто сказочные города, каждый на свой лад, и люди здесь были прекрасными и необычными. У каждого народа – своя многовековая и отличающаяся история. Просто долгие-предолгие века, даже тысячелетия, эта планета не принадлежала людям. На ней царствовали боги. Они приходили и уходили, одни обещали мир и спокойствие, другие звали людей в бой за свою отчизну. По сути, людям не принадлежал этот мир, они были лишь орудием богов, которые сами решали, кому жить, а кому умирать. Нельзя сказать, что все боги были скверными, почти все они были любимыми, они хотели помочь людям встать на ноги, но так и не могли понять, что этот народ должен сам руководить своей судьбой.

А эти перья были данью приветствия одного бога той планеты – Фрибока. Фрибок был мужчина средних лет, довольно плотного телосложения с небольшим животиком. У него были седые волосы голубоватого оттенка, кроме этого, у него росла небольшая борода – только на подбородке, и она была завязана в небольшую косичку того же цвета. У него была загорелая кожа и темные блестящие глаза, немного напоминающие демонические. Сам Фрибок был одет в красное одеяние. Это было что-то вроде комбинезона, состоящего из шорт, рубахи с полуоткрытым торсом и еще длинного подола-плаща, тянувшегося, возможно, на метра два. И все это было украшено перьями. И этих перьев было много-много, наверное, Фрибок очень любил перья.

Все путники оказались где-то в горной долине. Был конец весны или начало лето. Воздух был пропитан свежестью, бабочки парили в небе, птицы чирикали свои песни, и еще этот греющий душу цвет свежей зеленой травы.

Тут сам Фрибок заметил гостей среди перьев и тут же направился к ним.

– Люди! – воскликнул он. И еще не зная своих гостей, начал обнимать всех по очереди. Лавли поморщилась от этого странного типа. Украдкой она взглянула на Джека. Тот был явно недоволен этой встречей и вообще этой выходкой. Лавли всегда знала, нравятся ли люди Джеку, или он их презирает. Не умел он этого скрывать и, кажется, и не хотел. – И ты здесь, Джек! – воскликнул Фрибок.

– Да, здравствуй, Фрибок, – сказал Джек. – Ты теперь сюда переселился? Не знал…

А, если бы знал, вероятно, не полетел бы именно в эту долину.

– А это все твои друзья! – воскликнул Фрибок. – Довольно веселая компания. Только такой нам и не хватает.

Еще одно мгновение, в голове все закружилось, был какой-то хлопок и бац – и Лавли, и Джек, и все остальные оказались в каком-то здании. Кажется, это здание было под облаками, потому что везде были видны проплывающие мимо пуховые облачка. Там, куда попали путешественники, высились сплошные колонны – это было что-то вроде беседки.

Лавли сразу не заметила, что и одежда на них тоже переменилась. Первым это понял Васька (или Ванька: Лавли так и не научилась различать этих двух мальчишек, потому что они свои имена постоянно меняли). Он вдруг засмеялся и сказал что-то про смешные наряды, в которых их нарядили. Это было что-то красное, легкое, вроде платьев, туник, шорт или брюк.

– Ну, и что это за маскарад? – сказал Джек.

– Это не маскарад, – сказал Фрибок, обидевшись. – Вы мои гости сегодня. Вы прилетели ко мне на планету, ко мне в долину. А я, как добрый хозяин, решил пригласить вас ко мне домой. Но в моем доме особые правила. Не могут же боги ходить в обыкновенной одежде.

– Боги? – переспросила Дикарка.

– Да! – обрадовался Фрибок и подскочил к ней, сверкая глазами. – Правда, здорово!

– Нет, – презрительно сказала Дикарка. – Мы здесь по делу, а не чтобы веселиться с богами. – Лавли взглянула на нее. Яркое сверкающее красное платье, развивающееся на ветру, изысканная прическа, теперь ее белые, слегка волнистые волосы холодного цвета еще больше подчеркивали этот надменный вид, как и венок на них, украшенный драгоценностями, каким позавидовала бы любая королева. Ее идеально ровная осанка, гордо поднятая голова, надменный взгляд. Да, она сама себя считала богиней, даже большей, чем этот Фрибок. Лавли почему-то была уверенна на сто процентов, что Фрибок – и, правда, бог. Но по сравнению с Дикаркой – он был лишь жалкий шут. Фрибок, видно, также почувствовал это, но его это нисколько не оскорбило.

– Какая сила! – воскликнул он. – Какая власть в ваших глазах. Из вас получится великая богиня войны. Вам будут подклоняться миллионы, вас будут любить и уважать миллиарды, ваши враги будут бояться вас! А этот холод и огненная страсть, такое невероятное сочетание стихий!

– Хватит применять свои штучки, – сказал Джек. – Мы не останемся у вас.

Теперь Лавли посмотрела на Джека. «Господи! Как он прекрасен в такой одежде, в этом облике. Я всегда считала его каким-то великим, теперь же он просто БОЖЕСТВЕННЫЙ, – первое, что возникло в голове у Лавли, а потом она одумалась. – Нельзя же, чтобы такие неправильные мысли возникали в голове».

– Какие такие штучки! – воскликнул Фрибок. – Что за глупости! Неужели в наши дни нельзя просто сделать комплимент даме и пригласить в гости?

– Минуточку, – сказал Васька. – Кто вы вообще такой? Вы знакомы? Потому что я ничего не понимаю. Вижу только, что ты умеешь сочинять одежду за три секунды.

Васька выглядел в этом красном костюме довольно мило. Этот костюмчик был попроще, но тоже красивый. Почему-то Лавли показались все эти костюмы такими шикарными, даже лица, выражение, прическа стали лучше, безупречнее. Все изъяны, что были на коже – царапины, краснота и другое – все это вмиг исчезло. Кожа у всех стала идеальной. Волосы – красивыми, блестящими. Только вот взгляды взволнованные. Это было так странно…

– Ах, да, точно! – воскликнул Фрибок. – Я все время об этом забываю. Знаете, просто очень странно понимать, что кто-то тебя еще не знает. Итак, – Фрибок встал в мужественную позу, вокруг вдруг потемнело, как будто бы разыгралась буря, подул ветер и закружились эти перья. Он сделал эпично-мужественное лицо и начал так же серьезно-эпично, повышая голос, говорить. – Позвольте представиться. Я Фрибок, бог войны и мира, ветров и бурь, мне подчиняются небеса и небесные создания птицы, гром и молния – мой гнев. – За окном сверкнула молния. – Приятная погода – мое спокойствие. Я повелеваю этой чудесной страной и людьми, которые живут там. И это все я – Фрибок!

– Да, еще не забудь сказать: бог хитрости и лжи, обмана и подхалимства и толстого животика, – прибавил Джек.

– Джек, – шепнула Лавли и посмотрела серьезно на него. Все же нельзя было обижать человека. Но Фрибок не заметил. А Джек не заметил взгляда Лавли.

– Да, и нам пора. Помнишь, Стоуна? – сказал он.

– Того свихнувшегося с катушек, который еще… Ну, да. Как его забыть? – радостно сказал Фрибок.

– Он был здесь, – пожал плечами Джек.

– Если бы это было так, мы бы почувствовали, – сказал Фрибок. – А теперь заходим в эти двери, скорее, скорее, а то Сов начнет беситься, а ты же знаешь, как она в гневе бесится.

– Я же сказал, что нам нужно идти, – продолжал Джек. Кажется, этот человек реально выводил его из себя. Лавли даже немного завидовала Фрибоку. Он ведь, по сути, ничего такого особенно не делал, а взбешивал Джека одним только своим довольным видом, такое Лавли никогда не удавалось. И тут вдруг до нее дошло, что ведь обычно Джек поступает так же, как Фрибок, стоит на своем, улыбается, не реагирует на насмешки. «Он его так бесит, потому что похож на него», – заключила для себя Лавли.

– Минуточку, – сказал Васька. – Получается, вы бог, а вот сейчас мы на небесах. А там за этими дверьми еще дом богов. И там еще какие-то боги живут?

– Да, – сказал Фрибок.

– Тогда лично я за то, чтобы посмотреть!– воскликнул Васька и подскочил к Фрибоку.

– Отлично! – воскликнул Фрибок и даже сделал какой-то жест рукой от радости. – Ты смотрю, смелый парень! Все-то остальные твои друзья боятся, а ты нет. Выбиваешься из толпы – это хорошо. Просто отлично! И, наверное, у тебя неплохие лидерские качества?

Васька удивленно улыбнулся. Видно, он не понимал вообще, зачем этот человек говорит ему это.

– Ну, кто еще хочет посмотреть на живых богов? – закричал Фрибок. – Ну же, смелее. Правда, нас теперь мало осталось. В нашем пантеоне только я да сестра моя – Сови. Но скажу вам – мы стоим сотни других богов. Особенно Сов.

– Ладно, пошли, – вдруг сказала Дикарка. – Все равно же не отстанет.

И всем пришлось идти, потому что против мнения Дикарки не попрешь. Огромнейшие залы с высочайшими потолками, элегантная мебель, приятная музыка, играющая внутри, – все это создавало чувство возвышенности и мистического страха.

– Вот раньше у нас здесь еще лучше было, – говорил Фрибок. – Когда в пантеоне было много богов. А теперь, когда земли людские разорились от набегов чужеземцев, половина пантеона покинули нас, предали или умерли. Вот держимся с сестрой из последних сил.

Они прошли третий или четвертый зал и, наконец, добрались до главной комнаты, предназначенной для приема гостей. Посреди стоял огромный стол с множеством разных вкусностей, вокруг него были удобные стульчики, много диванчиков, кто-то играл на арфе, висели корзины с цветами, кто-то рисовал картины. И вот, наконец, перед ними предстала та самая Сови, или Сов, как ее называл брат. Это была маленькая девушка, «японка», – сказал про нее Васька, у нее были очень большие красивые темные глаза, длиннейшие белые ресницы, на концах которых были перья, придавая воздушность. Сама она была в красном развивающемся платье, которое сзади удлинялось и доставало до пола, волосы у ней были бледно-розовые, и в них почти повсюду были вплетены белые пушистые перья. Девушка подошла к гостям и слегка улыбнулась.

– Добро пожаловать, – сказала она. – Я Сови, верховная богиня нашего пантеона, богиня мудрости и наук, искусства и поэзии. С моим братом вы уже знакомы. И, зная его, заранее извиняюсь, если он вел себя с вами неподобающе, еще наверняка чуть ли не угрозами завел вас сюда. Я никакая не тиранша и не заставляю приходить ко мне в гости силой. Вы не волнуйтесь: сможете уйти тогда, когда сами того пожелаете.

– Вот и отлично!– сказал на этот раз Джек, будто бы передразнивая «отлично» Фрибока. – Нам как раз уже нужно идти.

– Ну, Джек, дорогой, – сказала Сови и тут же подбежала к нему. – Ты ведь даже не посидел за столом, мы ведь не виделись лет триста…

– Да, хоть бы миллион не виделись, – ответил он.

Лавли решила взять эту ситуацию в свои руки.

– А я Лавелина, – она подскочила к Сови. – У вас такой чудный дом.

– Да, спасибо, – ответила Сови. – А ты сегодня чудно выглядишь. Мой верный друг тебя сделал просто безупречно красивой.

– Неужели?! – проговорила Лавли неуверенно. «Разве меня можно сделать красивой и уж особенно безупречно красивой?».

– Да, сама взгляни на себя, – сказала Сови и подвела ее к зеркалу.

Лавли так и ахнула. Перед ней будто стояла не она, а какая-та… самая настоящая богиня! Эти волосы, такие красивые и мягкие локоны, почти золотые, как у Джека. Это платье! У нее никогда не было таких красивых платьев. Оно было белое, но украшено внизу ярко-красными перьями, которые уже стали символом этого пантеона. А глаза, какие ей сделали красивые глаза – длиннющие ресницы, да так подчеркнуты. И цвет губ. Лавелина просто влюбилась в свое отражение.

– Мама дорогая!– воскликнула она. – Какая я красавица. Джек! Джек! – позвала она его. – Ты почему мне не сказал, что я стала такой красавицей! – и взглянула на него. Такого же восторга, как у Лавли, на его лице не было, он смотрел на нее, улыбаясь так, как улыбался обычно.

– Конечно, ты выглядишь красиво, – сказал он. – Но ты ведь и раньше была красивей всех на свете. – Лавли засмущалась от таких слов, перевела взгляд вниз, и улыбнулась. – Да, особенно, когда улыбаешься, как теперь, – добавил он.

Этот вечер (или как там у них на небесах называются приемы гостей и пищи) был бесподобен. Лавли постоянно делали комплименты, говорили, что она прекрасно выглядела. И сама она, наконец, в это поверила. Кроме того, Сови смогла найти подход ко всем и разговаривала со всеми, как с давно полюбившимися друзьями. Она смеялась вместе с Васькой, говорила на какие-то умные темы на счет войны и стратегии с Дикаркой, болтала с Лавли о разных житейских пустяках. Фрибок все время вытворял что-то неожиданное и радовал всех. Только вот Джеку было некомфортно в этой компании, он несколько раз пытался всех увести оттуда, но у него ничего не получалось. Никто и слушать не хотел о том, чтобы уйти. Потом были танцы. Все приглашали друг друга, веселились, смеялись. Лавли даже как-то пару раз смогла упросить Джека станцевать с ней. И только тогда на его лице появлялась прежняя улыбка, выражающая любовь ко всему миру и счастье. И, сама не помня как, Лавли вдруг обнаружила, что именно эта улыбка принадлежала только ей одной, если другим он раньше и улыбался, то было это как-то по-другому. А рядом с ней улыбка у него была какая-та особенная, и взгляд какой-то особенный.

Прошел вечер. Все легли спать прямо в зале, потому что диваны были мягкими, а музыка расслабляющей…

На следующий день все было то же самое. Опять веселье, застолье, разговоры, танцы и игры. И так еще несколько дней.

Однажды Фрибок подвел ее к зеркалу и сказал что-то вроде такого:

– Посмотри на себя. Ты прелестна и красивей всех на свете. Ты самая красивая девушка в мире. Мужчины будут покоряться тебе, тебе будут принадлежать их сердца. Ты просто обязана стать богиней. Подумай, навечно сохранить себя такой красивой и давать красоту другим женщинам. Ты будешь богиней любви и красоты, ночи и лунного света. Богиня Луна. Прекрасно звучит. Ты создана для этого.

Но Лавли не знала, что ответить. Еще много раз Фрибок говорил о том, чтобы сделать ее богиней. Также он подскакивал к Дикарке и говорил, что с ее невероятными способностями она должна стать богиней войны, что их пантеон и их государство скоро развалится, весь мир захватил другой пантеон, и что им не справиться без сильнейшей богини войны. Ваське он говорил, что такого особенного юношу он в жизни не видел, что из него выйдет величайший полководец и царь, который поведет за собой народ. Что история еще многие века и тысячелетия будет помнить его имя. Сотни раз он пытался подойти к Джеку, но тот взглядом чуть ли не прожигал в нем дыру. Этого Лавли не могла понять. Почему он не хочет быть богом? Ведь он рожден богами, он покоритель света, добра и чего-то возвышенного, так почему он не хочет быть в числе этого пантеона.

В другой раз Лавли пришла поговорить с ним об этом. Джека это взбесило, но он попытался объяснить ей свою позицию.

– Ты понимаешь, что значит стать богом? Ты понимаешь, кто вообще такие боги? Боги – это высшие существа для людей, которым те поклоняются, которых считают самым святым и боятся, и любят их. Боги для людей – это распорядители судеб. Боги наказывают за непослушание, а если происходит что-то хорошее – то это божья похвала. Боги управляют судьбами людей, сами решают, что для людей хорошо, что нет, что важно, что не важно, даже на ком женится человек, или сколько у него будет детей, тоже решают боги. Но разве это правильно? Ведь эти боги – те же люди, только сильнее и могущественнее. Так почему же они вправе решать судьбы людей, кто они такие, чтобы выбирать, кому жить, а кому нет?

На это Лавли ответила, что ведь, когда Джек жил на этом острове, он был тоже подобен богу. Он жил вечно, прилетал в другие миры, решал там судьбы других людей.

Но он сказал:

– Я был рожден богами, я жил в таком мире, где все решают боги. Я не виноват в этом. Но, в отличие от них, я не хочу решать чьи-то судьбы, я могу дать выбор, протянуть руку помощи, но решать что-то за людей – этого я никогда не сделаю. И, уж, тем более я не стану объявлять себя каким-то высшим созданием, чем-то святым, я ведь не выше этих людей, я такой же, как они. И ты такая же. И они такие же.

После этого они долго не разговаривали. Но нужно было опять поговорить. Лавли все же не понимала, почему он так не любит этих людей.

– Тебе еще не надоело лезть ко мне? – сказал Джек. – Ты хочешь знать, почему я так их не люблю?! Хорошо, тогда я скажу тебе. Они ненавидели меня с самого рождения, только потому, что я был ребенком. Мол, боги – идеальные существа. А дети – это всего лишь пародия на взрослых людей, это, как бы еще недоразвитые существа. А я родился ребенком, а не взрослым, как они. И был им не нужен. И, когда я потерял всех, кого любил, я пришел к ним, но они не приняли меня. Тогда мне пришлось вырасти. Я до сих пор мог бы быть ребенком, не знающим забот. А ведь на острове почти никто никогда не вырастает. А я вырос. И тогда они пришли ко мне. Тогда я им стал нужен. Но они уже не были нужны мне. А еще твоя любимая Сови. Сови хорошая, добрая, честная, милая. Так ты о ней говоришь? Знаешь, я подумал о ней то же самое, когда встретил, и когда еще не знал, что она богиня. А она решила меня заманить к себе в пантеон, сделать меня своим мужем, чтобы я тоже стал богом, потому что не может же обычный человек быть мужем богини.

Тогда Лавли пошла за объяснениями к Сови. А та расплакалась. Она начала говорить, как полюбила Джека несколько столетий назад, как боялась сказать ему, что она богиня, потом, как он бросил ее перед свадьбой, узнав это. И Лавли уже сама начала в душе ненавидеть этого парня, и все больше любить и привязываться к Сови.

Через некоторое время Лавли в конечном счете рассорилась с Джеком. И он ушел из дворца пантеона. Но она даже этому была рада. После этого Лавли уже ничего не мешало становиться настоящей богиней. С каждым днем она все больше изменялась, становилась больше себялюбивой, привязывалась к этому пантеону. Ей даже Фрибок достал лунное ожерелье – символ луны и ночи, и голубую диадему – символ любви, с помощью которых она теперь запросто могла управлять морской стихией и покорять любые сердца. Но богиней она еще не стала. Нужно было пройти какие-то испытания и церемонии, которые все откладывали на потом.

Кроме того, в этом мире все-таки оставался человек, который связывал ее с земным миром – это был Васька. Раньше он все время возился со своим братом Ванькой и командой подростков на острове, но здесь никого из них не было. Зато здесь была Лавелина. И он сильно с ней сдружился. И только тогда Лавли поняла, что слова Фрибока о том, что этот юноша – необыкновенный, были правдой. Раньше этого она никак не могла заметить, раньше он был одним целым со своим братом-близнецом, и она никак не могла их различить. Но теперь Лавли увидела в нем личность. Это был смелый парень, готовый на многое, но очень рассудительный при этом, в голове его возникали тысячи идей, при этом он остается таким же веселым, беззаботным и смешным. И, кроме этого, он был довольно уступчивым. Теперь Лавли понимала, что, если есть два брата-близнеца, то одному из них так и так придется уступать. Васька с Ванькой могли сделать вместе то, на что сам Васька один бы не согласился, или, наоборот, сам Васька делал то теперь, что с Ванькой в жизни бы не затеял, потому что не понял бы этого. И вот этот Васька был последней ниточкой, соединяющей ее с земной жизнью. Но как-то раз он решил высказать свои сомнения.

– Все это как-то неправильно, – сказал он однажды. – Жизнь в пирах, плясках и веселье. Слишком уж праздная жизнь. Все любят веселиться, но не устраивать же праздник каждый день. Лучше бы они заботились о своих народах, а не расслаблялись. И они предлагают вам стать богами, мне – царем. И что, нам бросить всю ту прежнюю жизнь, перебраться сюда и жить в величии, славе всю жизнь? А как же мой брат? Мы ведь близнецы и не должны жить в разных мирах? А ваша спасительная миссия? А еще власть. Помнишь, как Фрибок говорил, что у нас будет власть? А как может появиться власть, если тебе ее дают. Раз дали – значит, могут и отобрать, а потом всю жизнь бояться, что у тебя отберут ее и слушать этих двоих. Не знаю я… не знаю. Мне все это не нравится.

После этого ниточка с земной жизнью оборвалась, потому что Лавли не могла слушать гадости про ее любимых Сови и Фрибока. И она перестала разговаривать с Васькой. Теперь она просто обожала этих двух богов и делала все, что они скажут, лишь бы сделали и ее богиней. «В конечном итоге, они так запудрили мне мозги, что я буквально стала их марионеткой», – говорила потом Лавли.

…Как-то раз Сови позвала меня к себе. Она решила серьезно со мной поговорить. Она сказала мне, что нам в пантеоне обязательно нужен Джек, что на него все ставки. «Он великий волшебник и станет великим богом. Он нужен нам», – сказала она. Она предложила мне завладеть его сердцем и разумом, влюбить в себя по уши, поженить, а после ему ничего не останется, как присоединиться к пантеону. «То, что не получилось у меня, получится у тебя», – сказала уверенно Сови.

Признаться честно, я даже была рада этому. Я была уже не собой, и размышляла, как сумасшедшая. Я уже не понимала, что значит по-настоящему любить, но Джек, он мне всегда нравился, и мне хотелось его заполучить. Такой вот я стала.

Вычислить его было не так сложно. Наверное, готовка зелий и заклятий было у меня в крови. Я заявилась в гостиницу, где он жил. В тот день он сидел в баре. Думаю, ему было тогда очень плохо, потому что он понимал, что мы попались в сети, что просто так нам не выбраться оттуда. Он уже сотни раз пытался нам сказать это, но мы не слушали, не хотели слышать.

Я буквально ворвалась в этот бар, как какая-то стихия. И тут же подскочила к нему, и сразу начала целовать. И он был не в силах мне противиться, и я это знала. В какой-то момент я вдруг это осознала. Что то, как я хочу с помощью своих чар околдовать человека, причем друга, который всегда был ко мне добр, что это подло, низко, мне захотелось возненавидеть себя. И, видимо, в этот момент мои чары перестали действовать, потому что я почувствовала, что он отдалился от меня и сжал руку.

– Что ты делаешь? – произнес Джек с такой горечью, что во мне буквально все рухнуло.

– Я не знаю, – произнесла я. – Не знаю. Сови, Сови приказала…

– И ты ее послушалась? – он не обвинял меня, не злился, просто печалился по этому поводу, ему было грустно.

– Меня все это запутало, – проговорила я. – Выйдем на улицу.

– Да, – произнес он.

Мы вышли на улицу. Была темная ночь, вообще ничего не видно, даже луна и звезды как-то не освещали путь.

– Неужели ты и правда хочешь стать богиней? – произнес он. Будто бы я сама знаю, чего хочу! – Это ведь не ты. Богиня любви… Ты бы ведь никогда не воспользовалась человеком, который в тебя влюблен, ты бы не заставила делать его то, что тебе было бы нужно. Ты ведь сама знаешь, что это плохо.

– Да, – ответила я.

– Да и вечная жизнь. Это только так говорится, что она вечная. На самом деле просто очень длинная. Да и зачем ее тратить на жизнь богов в сплошном веселье и играя судьбами других людей.

– Они меня как будто околдовали, – проговорила Лавли.

– Да, – сказал Джек. – Они это умеют. Я сам чуть не женился на этой Сови. Теперь думаю, как это было бы глупо…

– Ну, почему я такая? Под чары Стоуна попала сначала, а потом и под чары богов. Причем сразу же. Вообще не учусь на своих ошибках.

– Просто ты очень впечатлительная, – сказал Джек. – И веришь всему. Ничего, и такое бывает. Ты как ребенок слегка наивная. Но это не плохо. Лучше уж быть в душе наивным ребенком, чем слишком заумным стариком.

– Ну, да, – рассмеялась я. – Опять издеваешься… Только вот остальные. Что с ними?

– Я призвал на помощь спасательную бригаду, – ответил Джек. – Ванька приведет в порядок Ваську, а Рич постарается убедить Дикарку. Хотя, скорее всего, она, только увидев его, захочет убить, но, в конечном итоге, все будет хорошо.

– А я? – произнесла я. – Кто бы привел в порядок меня? Ты сам?

– Вообще я надеялся на твоего брата, – сказал Джек.

– Думаю, нет, – сказала я. – Ему до меня нет дела. Он бы ничего не сделал ради меня. Он ведь меня и не знает.

– Ты ошибаешься, – сказал Джек. – Ему не все равно. Просто он на тебя сильно обижается.

– Обижается? Но за что?

– А это ты у него спроси.

На следующий день все вернулось в норму. Бригада, как назвал ее Джек, прибыла в мир к богам и вернула всех своих товарищей на землю. Среди них был и Женька.

…Я подошла к нему и увела в сторону. Он был зол.

– Ну, что, решила стать богиней?! – буркнул он.

– Меня околдовали, – произнесла я робко.

– Ну да, – сказал он, выражая всем своим видом агрессию и злость, которая в любой миг могла вырваться наружу.

– Женька. Ты меня за это ненавидишь, да? – сказала я и взяла его за руку. Он тут же отдернул ее.

– За это? Нет, я уже привык к этому, – сказал он, сморщившись. – Я ненавижу тебя, но не по этому. Мне просто, если за каждый твой раз ненавидеть тебя… нельзя еще больше ненавидеть, – сказал он, дрожа.

– А за что? С чего все началось? За что ты меня ненавидишь? – произнесла я.

– А ты эту богиню мудрости спроси. Она же вроде как на свете всех мудрее, хитрожопей и милее, – ответил и он медленно пошел к остальным.

И в тот момент Лавли поняла, что на самом деле сделала ему что-то плохое, а сама не знала что. Довольно комичная ситуация. В смысле, обычно девушки обижаются на парней своих, а потом эти парни голову ломают, почему на них обиделись. А тут наоборот. Но Лавли было не смешно. В горле стоял целый ком из чувств. Лавли готова была расплакаться на месте, но не могла. Не при всех.

А потом она подошла к своим друзьям. Рич с Дикаркой что-то опять не поделили, ссорились – ругались, ну, как дети. Даже странно, этот совершенно серьезный и взрослый парень Рич, для которого непривычно вести себя так, а с Дикаркой он всегда такой, не такой, как обычно. И непонятно, где же он настоящий. Рядом с отсальными, или с ней. А вот Васька и Ванька. Они что-то там обсуждают, рассказывают наперебой, смеются, радуются встрече друг с другом. И, глядя на них, думаешь: ну, неужели на свете бывает такое чудо – такие похожие и любящие друг друга души? А потом смотришь и понимаешь, что каждая из эти дух – особенная, и что раньше Лавли не видела то, что они разные совершенно. Из них двоих она теперь ясно различала Ваську, у него более осознанный взгляд, а у Ваньки – более задорный, этот не станет отвечать за все проделанное, задачу думать он скинет на брата.

– Ну, что? – Лавли подошла к братьям. И, глядя на Ваську, сказала. – Так все-таки, кто ты – Васька или Ванька?

– Васька, Васька я, – ответил он, хотя его брат глядел на него, будто говоря: «Обмани её», но он не послушал.

– Ну, вот и здорово, – сказал знакомый голос у Лавли за спиной. Это был Джек. – Теперь-то ты не будешь брать другие имена, а то смотри: свое потеряешь, – произнес он и подмигнул.

Лавли отошла в сторону с Джеком.

– Ты так сказал, как будто бы… Это ведь ты предложил им разделиться. Зачем? – сказала Лавли.

– Ну, теперь мы знаем, кто такой Васька, – ответил он. – Кстати, мне нужно попрощаться с Сови и Фрибоком.

Лавли видела, с какой радостью он подбежал к богам, обнял их крепко-крепко, расцеловал всех и с таким задором произнес прощальные слова: «Надеюсь, мы никогда больше не увидимся!».

Тогда же вся «бригада» вернулась обратно на остров, но уже через пару часов Джек и Рич снова ушли, только уже в другой мир. Им пришлось. В то время как они были в мире богов и смотрели на зарождение нового мира, Стоун решил продемонстрировать свое умение в биологии и заразил население маленькой планетки убивающим вирусом.

Весь оставшийся день Лавелина провела с Хансом, Юлькой и Пуффи. Они играли в разные игры, бегали, прыгали, пели и веселились. «И все-таки тут лучше», – подумала Лавли, а у самой в сердце жила тревога. Стоун опять их обманул, опять нарочно завел в этот мир богов, а сам в это время потравил другую планету.

Ночью Лавли уложила Ханса спать, а сама побежала к самолету. Вова уже спал, она разбудила его.

– Слушай, – сказала она. – Этот колдун уже столько навредил нам. Отправимся к нему домой. Джек сказал, что теперь он на этой планетке. Значит, в замке его нет.

– Что ты хочешь там найти?

– Я видела у него книгу. И там он хранил предсказания. И, как я поняла, там есть предсказания и о событиях, которые происходят сейчас. Я хочу узнать, что будет.

– Ты не сможешь их прочитать. Они, наверное, зашифрованы.

– Можно их скопировать, а потом показать Джеку. Он с этим разберется.

– Хорошо, – сказал Вова.

– Тогда в путь.

 

Глава 24

Тогда в путь?

 

Этот замок Лавли выучила уже почти наизусть даже без открывающихся дверей. Вместе с Вовой они быстро добрались до места. Взламывать защитное поле было довольно сложно, но Лавли видела, как это однажды делал Джек, поэтому быстро справилась с этой задачей. Без хозяина замок казался еще более страшным. Они подошли к тому месту, где Стоун держал книгу. Лавли раскрыла ее.

– Ну, окей. Тут есть цифры нормальные, – сказал Вова. – А еще имена написаны на нормальном языке.

– Тогда нужно перевернуть до той страницы, где появляемся мы, и чуть-чуть вперед, – Лавли начала листать листы. – Так, здесь. Теперь давай те стикеры, которые копируют надписи.

– Хорошо, – сказал Вова и передал их Лавли.

– Черт, – сказала Лавли.

– Что?

– Они одного цвета с именами, и не видно, про кого это, – сказала Лавли.

– Без разницы. Запомню имена по порядку. Давай быстрее копируй.

– Хорошо, – сказала Лавли.

Всего получилось десять записок. Вова с Лавли решили, что этого достаточно. Они начали собираться. Краем глаза Лавли заметила синенькую чашечку и подошла к ней. «Тебя тут не было, – подумала она. – Где же ты лежала?».

– Идем, – сказал Вова.

– Нет, постой, – сказала Лавли. – А как же сам предсказатель? Его нужно вытащить отсюда.

– Согласен. Но мы здесь его вечность будем искать.

– Я знаю, где его держат, – сказала Лавли. – За мной.

Лавли быстренько побежала по коридорам и уже через несколько минут они были на месте. Этот маленький человечек-слоненок сидел тут в темной комнате.

– Мы пришли тебя освободить, – сказала Лавли. – Что тебя тут держит? Заклятие? Или что?

– Время, – сказал человечек-слоненок.

– Время? – вопросительно сказала Лавли.

– Осталось немного. Только после смерти колдуна я смогу выйти, – ответил он.

– Стоун умрет? Он же бессмертный, – сказала Лавли.

– Он умрет, – сказал человечек. – А теперь идите, потому что он скоро будет здесь. Вы должны успеть выбраться, или придется сидеть вместе со мной тут и ждать, пока колдун скончается.

Эти слова подействовали на Лавли и Вову, и уже скоро они были в доме у Джека. Тот тоже скоро вернулся.

– Переводи, – тут же подошла к нему Лавли и протянула стикеры.

– И я очень рад тебя видеть, – сказал Джек. – Что это?

– Давай без лишних вопросов.

– Ладно, ладно, – сдался Джек и взял в руки бумажки. – «…Будут пленены созданиями, нашедшими свой дом, идя по следу звезды, и отпущены самой звездой…» Это предсказания? Где вы их взяли? – и серьезно взглянул на них.

– В книжке, – ответила Лавли. – Такая старая-старая книжка. В доме у того старика лежит.

– Какого старика?

– Ну, такого злого и вредного. Никому не нужного.

– Ты взяла это у Стоуна? – спросил он.

– Какая проницательность! – воскликнула Лавли. Она взглянула на Джека. Он молчал, даже не злился, а она-то думала – будет злиться. – И ты ничего не скажешь? – спросила Лавли.

– А что я могу? Придется читать. Так, это уже было. И это было. Так. Отъезд… Море… корабль… Разлука…

– Эй, эй, это что за предсказание? – перебил его Вова.

– Ах, это. Ну, наши земляне же скоро домой вернутся, – ответил Джек.

– Как домой? – сказал Вова тихо-тихо, сморщив лоб.

– Да, точно. Им нужно сказать. Я пойду? – сказал Джек и сорвался с места.

– Дочитывай, – опять посадила его Лавли.

Он начал читать какие-то непонятные предсказания. И вот дошло до последнего. Лицо Джека в раз переменилось. Лавли вдруг заметила следы испуга на его лице, и руки у него дрожали.

– Джек, – она дотронулась до его плеча. – Что там написано?

– Там, – как эхо отозвалось у него из уст. – Что-то вроде: …и даже самое доброе сердце на свете может поразить болезни ненависти и злобы. И тогда человек перестанет быть собой, и станет тем, с кем всю жизнь боролся… Это о ком думаете? – проговорил он.

– Обо мне, наверное, – пролепетала вдруг Лавли. – Я ведь два раза уже была нехорошей девочкой. Ну, это, наверное, о тех двух разах или о третьем…

– Ладно, – сказал Джек, и он сделал прежний вид, будто бы ничего такого страшного теперь не вычитал. – Мне нужно сообщить радостную новость нашим землянам, – и выскочил из дома.

Лавли взглянула на Вову. На нем лица не было. Похоже, его очень шокировала новость, что скоро корабль уплывает восвояси.

– Эй, – она начала трясти его за плечо. – О ком было последнее предсказание?

– А? – сказал он. – Кажется, о Джеке.

– Джек станет таким, как… Стоун? – Лавли медленно села на стол. Это мысль поразила ее до глубины души.

– Что? – переспросил Вова.

– Что? – переспросила Лавли.

Итак, следующий день. Последний день этого семейства на этом острове. Весь следующий день на острове прошел как-то странно. Возможно, потому что впервые за столько времени все, действительно, видели время. Им оставался всего день, всего день на острове. Хотя для некоторых это был не всего день, а целый длинный, вечный день. Все бегали, собирали вещи, или хотели проститься со знакомыми местами. Например, Ванька с Васькой решили напоследок вместе с Аделькой и Женькой пойти на пляж на свое любимое место. Мама с папой не могли позволить себе расслабляться, они готовились к отплытию, проверяли чертежи, советовались с Джеком, Дикаркой, Ричем и Вовой. Девушки решила напоследок устроить девичник. Но, так как Дикарка все время бегала то туда, то сюда, а Аделька пошла с Женей на пляж, а мама разбирала вещи, а Юльку бы и так и так не позвали, на этом девичнике были только Лавли и Алиса. Они пили чай, о чем-то там говорили.

– Так что Вова? – задала, наконец, Лавли так волнующий ее вопрос.

– А что Вова? Разве с ним что-то случилось?– спросила Алиса.

– Ты ведь поняла то, что я хотела сказать, – сказала Лавли.

– Да, – произнесла Алиса. – Поняла. Но ничего не поделаешь. Я уплываю, он остается. А я и у себя дома была против отношений на расстоянии. А поддерживать связь с параллельным миром так вообще невозможно – мобила и скайп не ловят. Да и вообще никто же не говорил, что я собираюсь оставаться с ним до конца жизни. К тому же, помнишь, что говорила Дикарка: здесь еще никто не нашел свою любовь, тут ее разве потерять можно. Проклятый остров. Проклятие острова, – сказала Алиса и вздохнула.

– Ты веришь в эту чушь? Нет здесь никакого проклятия. А вы… вы ведь пять лет уже вместе. Это ведь не так просто забыть.

– Забывала другие романы и этот забуду, – ответила гордо Алиса.

– Но ведь… вы такая хорошая пара. Ты его любишь, и он тебя. А верить в проклятие не нужно. Просто нужно быть вместе. Бороться за свое счастье, – сказала Лавелина.

– Что же ты за свое не борешься! – воскликнула Алиса.

– Я борюсь за Аврору, – сказала Лавли.

– Я не о ней, – ответила Алиса. – И ты прекрасно понимаешь, о ком я.

– Нет, – сказала Лавли. – Джек просто друг.

– Ну, да, – сказала Алиса. – Я не думала, что Золушка будет настолько глупой, чтобы не распознать своего принца, – и показала ей язык.

Примерно такой же разговор был у Джека с Вовой.

– И почему ты до сих пор здесь? – спросил у Вовы Джек.

– А где я должен быть? – спросил он.

– Ну, как, – сказал Джек. – Ты должен собирать вещи. Если ты не в курсе, земляне возвращаются обратно домой.

– Семья Алисы – ты хотел сказать.

– Что хотел, то сказал, – ответил Джек.

– Я здесь нужнее, – сказал Вова.

– Ты там родился, – сказал Джек. – Ты должен туда и вернуться. В прошлый раз у тебя не получилось жить в том мире, но теперь у тебя есть она. Я вообще не понимаю, о чем ты думаешь. Такой девушки, как Алиса, тебе и за тысячу лет не сыскать. Тем более на этом острове. Ты ведь ее любишь, и она тебя. Вы вообще созданы друг для друга. И ты жить без нее не можешь, а она без тебя. И ты должен преодолеть все препятствия и быть рядом с ней. Вы ведь… так много пережили вместе. Вы ссоритесь из-за пустяков, при этом продолжая любить друг друга, и миритесь каждый раз. И ты понимаешь, что она тот человек, с которым ты бы мог прожить всю оставшуюся жизнь, и тебе больно, когда ей больно. А, когда вы не вместе, тебе и весь свет не мил… Почему вы просто не можете любить друг друга и быть друг с другом? Зачем все эти сложности? Если люди…

Он сидел до боли задумчивый. Не было на лице прежней улыбки, была лишь какая-та непонятливость, какой-то нерешаемый вопрос.

– Эй, Джек, – сказал Вова и потеребил его. – Ты уверен, что ты сейчас говоришь обо мне с Алисой? По-моему нет.

– Да, знаю, – сказал он. – А что делать, если она не может меня полюбить, пока не… ну, ты знаешь. Я не могу быть с ней. И я не знаю, что мне делать. А ты, ты ведь можешь быть со своей любимой. Если бы я был на твоем месте, я бы ни секунды не задумывал, я бы рванул за ней.

– Джек, – проговорил чуть слышно Вова. – Ты ведь не знаешь… То последнее пророчество, оно было не про Лавли, оно было про…

– Я знаю, – остановил его Джек. На его лице не было страха, или волнения, оно было просто пустое, будто ему уже все равно. – Про меня. Знаю. Так и было предсказано.

– Я должен остаться, – сказал Вова.

– Нет. Ты должен уплыть, – сказал Джек. – Есть то, что нам изменить невозможно, то, что сбудется. И это нельзя изменить, это просто последствия нашего выбора. Это судьба.

– Джек, – он положил руку ему на плечо.

– Время, – сказал тот. – Пора прощаться.

Настала минута прощания. Все обнимались друг с другом, говорили последние слова, те, что не успели сказать раньше.

…Я видела, как говорят Алиса и Вова вдали от других. Она прощаются. Так странно, у обоих на лице улыбки, ведут себя раскованно, как будто бы ничего особенного не случится. Алиса еще стоит, ножкой покачивает – кокетничает. Они обнялись. Неужели всё? Их истории конец. Она ведь его любит – я знаю. Зачем же это расставание? Может, так нужно? Может, такова их судьба? Они не созданы друг для друга, просто любили и просто забудут? Но разве это похоже на правду? Может, они были предназначены друг другу для какого-то испытания? Но зачем? Никогда этого не пойму и понимать отказываюсь. Вот последнее объятие с моей лучшей подругой. Она уплывает. Навсегда.

И вот я вижу, как корабль начинает отходить от скалы и удаляется ввысь. Неужели Дикарка была права, и этот остров проклят? Любовь на нем лишь умирает. Я не верю в это.

Алиса отошла, решила скрыться с глаз провожающих, не махать ручкой, как это подобает. Я как будто почувствовала ее слезы в своем сердце.

Внезапно я увидела рядом собой силуэт Вовы. Он сжал кулаки. Так он делал, когда пытался решиться. Ну, давай же, давай же!

– Тогда в путь? – сказала я ему и посмотрела в глаза. Он взглянул на меня. Это был взгляд прощания.

Еще секунда, он рванул, подпрыгнул. У всех сразу глаза на лоб полезли. Но да – допрыгнул. Перелез через бортик корабля (или как это называется? Понятия не имею, если честно) и побежал к Алисе. А она обернулась, побежала к нему. И поцелуй.

Теперь-то она никуда его не отпустит. Она тут же выбросила эти сапоги, которые прошлый раз переместили его обратно на остров. Думаю, это был ее изначальный план. Думаю, она знала и надеялась на это. Она не хотела бросать Вову. Но и признаться ему, что он для нее нечто большее, чем просто ухажер, она тоже не могла.

И их корабль поплыл по белоснежным облакам в неизведанную даль. Их история закончилась красиво. Да, в сказочной истории это был бы конец, но, думаю, для них – это начало. И я понятия не имею, что будет с ними дальше. Но я надеюсь, что у них все будет прекрасно.

 

Глава 25

То, от чего мы прячемся ночью под кровать

 

…Она услышала какой-то странный, не прекращаемый гул, звон, исходящий непонятно откуда. А еще такое странное ощущение: легкого холода, капелек воды на теле. И состояние, то ли полусна, то ли чего-то еще. Лавли медленно стала открывать глаза, приходить в чувство. Это было ужасно. Этот гул, он был не где-то, а в ее голове. Мозг был готов взорваться. А еще у нее было чувство дезориентации, она просто не понимала, где находилась.

Кажется, она куда-то ехала. Она огляделась. Машина. А на переднем сидении…

– Мама, – проговорила она с трудом.

– Да, солнышко? – ответила она с переднего сидения.

– Куда мы едем? – спросила она, взглянув в окно. Была ночь, маленькие капельки дождя скатывались по стеклу. Ничего не видать.

– Как же? – произнесла мама с трепетом и повернулась на Лавли. – Ты разве не помнишь?

– Я как будто пьяная… – произнесла она.

– Это успокоительное, – ответил папа. Он был за рулем.

– Успокоительное? – переспросила Лавли. – Зачем мне оно?

– Ты же сама все решила, милая, – произнесла мама. – Подъезжаем.

Лавли взглянула в окно. Это был ее дом.

– Это мой дом, – сказала Лавли. – Но я же сюда уже давно перехала.

– Да. Ты на прошлой неделе здесь все смотрела вместе с нами, – сказала мама.

– Я что-то не понимаю, – произнесла Лавли. – Я ведь переехала сюда. А потом… Что же было потом? Там был волшебный шкаф… и остров. Пуффи, Ханс, Джек. Как я здесь оказалась?

– Милая, – сказала мама. – Я тебя не понимаю. Пойдем, пойдем.

Они вышли из машины. Стало еще холоднее. Папа открыл багажник. Стал вытаскивать вещи. Мама стояла с Лавли под зонтом. Она глядела на свой дом. Теперь он казался еще больше. Ее разум начал припоминать все, она приходила в себя. Но все же ей было ничего не понятно. Зачем, к примеру, такой высокий забор? И почему в доме горит свет, как будто там кто-то есть? Может, это Ханс, Женька и Аделька? Но… почему она сюда приехала с родителями?

Они прошли внутрь дома. Что-то было не так. Мебель, комнаты были не похожи сами на себя. И повсюду люди, незнакомые ей люди. Люди в белых халатах.

– Мама, кто они? – прошептала Лавли.

– Ну, а кто у нас ходит в белых халатах? Врачи, медсестры, – ответила она.

– Мы что, в больнице? – спросила Лавли и остановилась. – Мы же зашли в мой дом.

– Это не больница, милая, – сказала мама и взглянула на дочь.

Лавли видела и пациентов, которых разводили по комнатам, звук закрывающихся на замок дверей пугал ее. Она вздрагивала от него.

– Это дурка? – с ужасом в голосе произнесла Лавелина. – Психбольница? Для психов? Вы привели меня в психушку?

– Ну, не нужно так, – сказала мама. – Ты ведь сама так решила. Ты разве не помнишь? Тебе было все хуже и хуже после… ну, ты сама знаешь чего. Сначала у тебя был просто стресс... Ну, это и понятно. Потерять ее… Ну, мы думали: «Дадим ей время. Все будет хорошо». Но ничего не стало хорошо. У тебя начались приступы. Ты стала рассеянной. Говорила какие-то непонятные вещи.

– Вы считаете меня сумасшедшей?

– Нет, нет, конечно… Тебе просто нужна помощь, реабилитация. Пару месяцев, и мы заберем тебя обратно.

– Вы считаете меня сумасшедшей! – чуть не вскричала Лавли. – Это непостижимо. Я не больная. Со мной все в порядке. Это из-за шкафа? Да, из-за него. Но он и правда летал в другой мир. После того, как вы тогда уехали, я опять его нашла. И он летал. И я в нем летала в другие миры. И встречала там людей. Я ведь была на острове… Как я оказалась здесь?

– Милая, ты не могла быть на острове. Ты все время была со мной, с нами… – начала утешать ее мама.

– Нет, – нервно проговорила Лавли и вырвалась от матери. – Просто в мирах время идет по-другому. Вы ведь знаете, что магия – штука сложная, иногда она похожа на сумасшествие. Но я не вру. Женька может подтвердить. Где он?

– Он дома, – сказала мама. – И он не подтвердит это.

– Почему? С ним что-то случилось? – взволнованно переспросила она.

– Нет. Просто потому, что то, о чем ты говоришь, никогда не случалось. Ты это выдумала. Выдумала, потому что до сих пор хочешь вернуть Аврору.

– Нет! – вскричала Лавли. – То, что у меня тогда не получилось ее спасти, не значит, что это невозможно. Я ее спасу, я найду мир, где это возможно. И Джек мне в этом поможет, хотите вы этого или нет.

– Лавелина, – мама опять подошла и обняла ее. – Джека никогда не было. Так же, как и летающего кота. И Аделина… Твоя одноклассница, подружка со школы, она выросла, у нее давно своя семья, она бизнесом занимается.

– Нет!– вскрикнула Лавли и хотела убежать, но ее поймали люди в белых халатах и вкололи что-то.

Она тут же уснула. Всю ночь ей снилось что-то страшное. Утром она опять проснулась с этим странным чувством. Было очень холодно. Ноги мерзли. Она лежала в какой-то комнате, белой. Рядом с ней была мама. Вскоре она увидела и папу, и брата.

Они говорили, общались, вроде как на посторонние темы. Но Лавли все думала, думала о другом.

Она не могла поверить в то, что все, что с ней произошло – неправда, не могла. Ведь это выглядело так живо, реалистично. И все это она помнила. Разве возможно выдумать такое? Нет, здесь что-то не так. Может, это опять Стоун. Он что-то сделал с ней, с ее семьей. А Джек и все остальные… они, наверное, сейчас в такой же опасности.

Родители вышли. Женька остался с ней попрощаться. Лавли лежала на кровати. Рядом с ней сидел Женька. Вид у него был довольно странный, слишком довольный.

– Наконец, они ушли, и мы можем поговорить наедине, – произнес он и взглянул на сестру. Ей не понравился этот взгляд. Столько было в нем жестокости и ненависти. Ненароком вспомнишь Стоуна. – Они думают по-другому, но я-то знаю правду.

– Что? – вырвалось у Лавли. Значит, он тоже помнит все, помнит, что с ними было, волшебный шкаф. Только скрывал это от родителей. – Ты тоже помнишь все эти миры? И остров?

– Миры? Ты сумасшедшая, Лавли. – резким голосом сказал он. Эти слова будто бы врезались ей прямо в сердце острым кинжалом. Все надежды ее рухнули. – Ты сумасшедшая, – проговорил он, слегка покачивая головой, будто бы пытаясь убедить ее в этом. – Ты сама не понимаешь, что правда, что ложь, что есть реальный мир, что нет.

– Женька, – тревожно произнесла она. – Не говори так. Я знаю, что это заклятие, заклятие Стоуна. Ты просто…

– Только не говори, что сумасшедший, – вдруг рассмеялся он. – Это смешно звучит от тебя.

– Я пытаюсь тебе помочь, – прошептала она.

– Ты и себе помочь не можешь, – проговорил он, наклонившись над ней. У Лавли сжалось сердце.

– Почему ты так говоришь? За что ты так со мной? – испуганно сказала она.

– Потому что так хочу, – ответил он. – Кто ты мне такая, чтобы говорить тебе хорошие слова. Ведь ты мне никто. Понимаешь, никто. Ты мне не сестра, – Лавли слушала его с ужасом. У нее мурашки по телу пошли. Она просто не понимала, не понимала, зачем он так с ней, зачем, зачем мучает. – Уже не сестра, – добавил он. – Ты же себя не понимаешь! – он вскочил с кровати и начал ходить по комнате, со злобой смотря на нее. – Вот во что ты превратилась? – вскричал он. – В юродивую. Как такую можно любить? А? Посмотри на себя! – эту фразу он сказал с еще большей злостью, с такой яростной надеждой обидеть сестру, кинуть ее в грязь. – Ты уродка, фрик. Я тебя ненавижу за это. Мне противно, что мы сейчас говорим с тобой и находимся в одной комнате.

– За что ты меня так ненавидишь? – промолвила Лавли, и с ее щеки скатилась слеза. – Ты всегда мне это говоришь, что ненавидишь. Но объясни почему, за что? – вскричала она от боли в сердце. – Что я такого сделала тебе, что ты так ко мне относишься?

– Ты мне ничего не делала, – с улыбкой проговорил он. Она испугалась этой улыбки. – Разве что предала. Вот и все.

– Я предала? – проговорила совсем тихо Лавли. – Когда?

– Хм… Наверное, тогда, когда убила себя, – ответил Женька.

– Ты что? Я ведь не кончала жизнь самоубийством. Такого не было! – вскричала Лавли. Она была вне себя от негодования.

– Было, было. Просто ты не помнишь. Твой рассудок помутнел, – уверенно сказал Женька. «А вдруг и, правда, было», – с испугом пронеслось в ее сознании.

– Этого не было… – из последних сил проговорила она.

– Нет, было. И ты почти убила себя. Хотя нет, почему почти? Ты убила себя! – и это его мысль, будто бы удар прямо в сердце, разрывала ее, кромсала на части, забившись в угол сознания. – Ты и так мертва… Разве ты похожа на живую? Ты уже давно не живая? Что ты чувствуешь? Ты ничего не чувствуешь! – твердил Женька. – Ты не способна на эмоции. Только душащая пустота на твоем сердце. А пустота – это, как известно, ничего. Ты не способна на чувства. Ты не способна любить, радоваться, переживать, плакать… Разве такое существо, как ты, можно назвать живой?

Лавли уже сидела никакая. Он был прав. Она мертва, и очень давно. После смерти Авроры Лавли совсем потерялась, перестала жить, перестала ощущать, ее сердце не болело, она будто бы все тонуло глубже и глубже в пустоте, откуда нет выхода. Лавелина вдруг поняла, что у нее нет и не может быть будущего. Она уже не может надеяться на счастливый конец, потому что мертвые не воскресают, и не могут воскресить других. Ее душа навеки потеряна. Разве такое существо, как Лавли, можно назвать живой?

– Нет… – будто бы ответил сам на свой вопрос Женька. – Ты молчишь. Нечего сказать. Потому что это правда. Вот почему я ненавижу тебя, потому что тебя уже нельзя любить, потому что ты уже не человек, а жалкое его подобие. Я пойду, – сказал он и подошел к двери. Там он остановился. – Желаю тебе издохнуть в этой камере.

Он вышел, оставив сестру в ужасном состоянии. Это было похоже на страшный сон, из которого нельзя выйти – нельзя проснуться. Вскоре к ней зашел доктор. Хм, знакомое лицо. Валентин. Да, это был ее сосед, Валентин, который считал, что влюбился в нее. Но он не был влюблен, он жалел ее. И с чего она вообще решила, что он влюблен в нее?!

Шло время. День за днем, одинаковые дни. Она потеряла счет времени. Это просто казалось ужасным, ужасный дом, ужасные стены, ужасные люди, ужасный мир. Все это сумасшествие! Просыпаешься, идешь есть. А еда пресная, безвкусная, будто бы и вовсе не ел. Потом в комнату, где все чем-то занимаются, рисуют, играют. И там столько людей, больных людей. А Лавли все кажется, что они ненастоящие, что это всего лишь куклы, хорошо исполняющие свою роль бездушные куклы. Что-то странное ее глушило ночью. Она замерзала, замерзала, было очень холодно, и невозможно согреться. Как бы сильно она ни натягивала на голову одеяло, она не чувствовала себя теплее. Клала руки на горячие батареи – и не чувствовала жар. Даже в самые жаркие дни лета.

Наступила осень. Унылое время. Все время дождь, слякоть. Кажется, что это состояние творилось и в ее душе, оно пронизывало ее от самых кончиков пальцев ног до волос.

Семья будто бы забыла о ней. Перестала навещать. Они сплавила Лавли в психбольницу и больше не появлялись. Теперь Лавли была проблемой врачей, не их проблемой. Но как-то раз к ней пришел посетитель. Это была девушка. Наверное, ровесница Лавли. Она была стильно одета, черные волосы в хвостике, карие быстрые глазки. Кого-то она напомнила Лавли, но Лавли не знала, кого. Девушка быстро подскочила к ней и обняла.

– Ну, как ты тут? Когда я узнала, куда тебя засунули, скорее приехала. Тебя скорее нужно отсюда вытаскивать! Во что они тебя превратили! – вскричала девушка.

– Прости, я тебя не узнаю, – проговорила устало Лавли. Она не могла смотреть на нее прямо, смотрела как-то в бок, голова от таблеток кружилась. Лавли была в каком-то помутнении.

– Я Аделька, Аделина. Твоя подружка. Вместе в школе с тобой были один год. Потом в институте. Не узнаешь?

– Ах, Аделя, – проговорила она. – Ты слишком взрослая.

– Ты хочешь сказать, что я старая? – рассмеялась девушка.

– Нет. Просто я помню тебя в возрасте пятнадцати лет, а не двадцати семи, – рассеяно произнесла Лавли.

– Тсс! Не раскрывай мой секрет. Твоя мама все сказала. Выглядишь ужасно. Это все эти врачи. Затравили тебя!

– Это и до психушки было, – сказала Лавли. И она искренне верила в это.

– Неа, неа. Это они тебе внушили. Потому что они – злые врачи-психопаты, которые заставляют здоровых людей думать, что они больные, – это было так в стиле Аделины.

– Я путаюсь в воспоминаниях, не понимаю, что на самом деле было, чего не было, – проговорила Лавли.

– Это все эти лекарства. Нужно тебя вытаскивать, – вскричала девушка.

– Нет. Я больная. Представляешь, в моих фантазиях тебе было пятнадцать лет, потому что ты оказалась в каком-то мире, где не стареют… и вообще. Я не помню, что было с тобой за эти десять лет, – попыталась уверить ее Лавли.

– Хм… Ну, пятнадцать лет – не такой уж плохой возраст, – немного задумавшись, ответила Аделька. – Зато не такая старуха я была в пятнадцать, как теперь… теперь… Скоро уже тридцатник. А я не замужем. Развелась год назад. Знаешь, он был таким козлом... Лучше даже не вспоминать! – потом она спросила с любопытством. – А в твоих фантазиях у меня кто-нибудь был?

– Дай-ка вспомнить, – и Лавли начала перебирать в своей памяти все события. – Да.

– Кто?

– Женька, – ответила она.

– Женька? Твой брат? Ну, ты точно сбрендила, – рассмеялась она. – Он же такой маленький. А что там еще было? Мне просто интересно? Можно будет по твоим воспоминаниям фантастическую книгу написать «Записки сумасшедшего».

– Действительно, сумасшедшего, – подтвердила Лавли. – Мой доктор, например, был моим соседом-писателем, который ухаживал за мной, чтобы узнать про летающий шкаф. А еще я путешествовала на этом волшебном шкафу в другие миры, чтобы найти способ спасти Аврору, – она вдруг остановилась на этом имени. Она вспомнила, ради чего все это время боролась, ее опять настигли сомнения. – И это не дает мне покоя. Что, если и, правда, ее можно спасти. Я была так близко к этому…

Аделька поняла, как много значит это для Лавелины. Но нельзя было поощрять ее фантазии. Излишняя надежда – не ведет к хорошему.

– Но это лишь твои фантазии, – покачала с грустью Аделька. – Все, что ты придумала, это не правда. Этого не было никогда. А, если бы и было, разве ты бы смогла найти этот способ? На свете миллиарды миров. Ты серьезно считаешь, что реально пересмотреть все эти миры и найти нужных могущественных существ там, которые бы знали, как оживить ее. Ты бы не смогла. Это не реально. Просто не реально. Ты же сама это понимаешь.

На глазах у Лавелины появились слезы. Это была правда. И очень горькая правда. Аделина обняла ее. Так они сидели вместе несколько часов. Но даже это не утешало девушку. Такая холодная, холодная была Аделина. А потом и она уехала…

И Лавли опять осталась одна. Хотя… она и вместе с Аделькой, и с родителями, и со всеми остальными была одна. Одиночка.

Каждый день она переваривала информацию, пытаясь понять, что правда, а что ложь. Она знала, что волшебный шкаф – всего лишь иллюзия. Знала, что Аделька никогда не была в другом мире, что она была обычной девушкой, у которой была обычная жизнь. Она понимала, что и Женька никуда не улетал, только ненавидел всей душой сестру. Она поняла, что Пуффи – это плод ее воображения, может быть, она вычитала этот образ из книг, или он появился после просмотра фильма – не так важно. Ханс – это замена Авроры, ее любимой дочери, ее дитя. Ей нужно было за кем-то ухаживать, и нашелся мальчик, ровесник ее дочери. И все эти остальные люди тоже. Но, единственное, что не могла понять для себя Лавелина, откуда в ее сознании появился Джек. Откуда взялся этот парень? Она ведь нигде никогда не могла его видеть. Откуда появился этот образ? Такого красивого, умного, милого парня? Единственный просвет в этом темном мире... Тот, рядом с кем она могла чувствовать, с кем она ощущала себя… живой. Он заставлял ее задуматься обо всем об этом. Не могла же она выдумать его… нельзя же скучать по выдумке! Она скучала по нему, не хотела признавать, что он – это плод фантазии. Разум говорил ей одно, а чувствовала она совершенно другое. Она вдруг осознала, как многое он значит для нее. И поняла, что любит эту выдумку.

Лавли всегда боялась признать это. Но теперь пришлось. Она осознала это, но было лишь хуже. Понимание запутывало ее, разрывало на два мира: один, в котором она сейчас находится, а другой, в котором есть он. Первый мир казался более логичным, более правильным, а второй более настоящим. Но Лавли понимала, что могла и ошибаться. Что, если, на самом деле, не было всех этих приключений в волшебном шкафу, что вот он, настоящий мир – нужно лишь дотянуться до него рукой и принять его? Ну, а, если тот второй….

Больше вопросов, чем ответов.

Как-то раз она гуляла снаружи. Была поздняя осень. Тяжелое время. Листья уже не такие красивые, не золотые, а грязные, уродливые. Природа умирала, готовясь к зиме. Вместе с природой умирала и Лавелина.

Она не раз уже гуляла на этой площадке. Внезапно она услышала чей-то голос. Он звал на помощь. Но Лавли никак не могла понять, кто зовет, и зовет ли кто-то на самом деле. Она спросила окружающих: они ничего не слышали, или слышали, но это звали, по их мнению, зеленые человечки. На следующий день она снова была на площадке. И снова услышала этот голос. И решила выяснить, кто же все-таки кричит.

Лавли пошла на зов на задний двор. Там никого не было. Она хотела уже развернуться и уйти, как вдруг услышала опять этот зов. Он был так близко; за забором кто-то звал ее. Лавли глубоко вздохнула и выдохнула, а потом смело подошла к забору. Там она увидела расщелину, где можно было бы выбраться наружу. Лавли легко перебралась на ту сторону.

Тут внезапно все изменилось. Сзади ее теперь не было сумасшедшего дома, а были стены, и впереди стены, и везде стены. Это был лабиринт. Настоящий каменный лабиринт с тысячами разных закоулков, каждый из которых ведет в такие же непонятные закоулки. И Лавли была внутри лабиринта. И не было видно, где его начало, а где конец.

Все это произошло так быстро, что Лавли даже не успела удивиться. Она вдруг увидела мальчишку, в страхе бегущего к ней. Этот мальчик был ей знаком. Ему было лет семь-восемь, голубые, бешеные от страха глаза, золотые кудри.

– Джек, – в исступлении произнесла она.

– Помогите! – вскричал мальчик и бросился к Лавли.

Он обнял ее. Мальчик весь дрожал, ему было и страшно, и как будто холодно. Но он был такой теплый и такой живой. Она почувствовала это сразу, как только ее ладонь соприкоснулась с ладонью мальчишки. За все время, когда она была в этой психушке, она ни разу не чувствовала такого тепла. Все ранние прикосновения казались ей какими-то неживыми, ненастоящими. А он был живым, живым и испуганным.

– Все в порядке. Я с тобой, – сказала Лавли. – Ты Джек?

– Да, – он взглянул на нее пугливым взглядом.

– Почему ты ребенок? – спросила Лавли. Джек будто бы на секунду попытался задуматься над этим вопросом, разгадать тайну всего происходящего, но страх мешал ему.

– Он гонится за мной! – вскричал Джек. – Помогите!

– Кто гонится? Кто? – говорила Лавли.

Но мальчик уже не слушал ее, он пытался вырваться и убежать. Лавли взглянула в ту сторону, куда Джек все время косился. Она увидела то, чего он так боялся. Прямо из-за поворота вдруг появился человек, мужчина. Она не могла его разглядеть, но его серая, как у памятника, кожа, манера ходьбы, волосы, черты лица – все это говорило о том, что перед ней стоял Стоун. Он медленными уверенными шагами подходил к ним.

– Не бойся его, – говорила Лавли. – Только не вырывайся. Он ненастоящий, как и весь этот мир.

Но Джек не слушал, он вырвался из ее рук и побежал. Лавли только сумела выкрикнуть: «Нет!», как вдруг все исчезло. Она была опять во дворе психбольницы. Но теперь она знала точно, что волшебный шкаф, другие миры – это не выдумка. Все это было по-настоящему. А этот дом, эти люди – сплошное притворство, обман. Этого нет. Вот почему все казалось таким ненастоящим, каким-то неестественным.

Нужно было бежать, бежать прямо теперь. И Лавли, недолго думая, рванула, но попытка была неудачной. Ее схватили, вернули опять в дом.

Прошло несколько дней. Ее все не выпускали на улицу – не давали осенней одежды. Но оставаться здесь было нельзя, это место – фантазия, ложь. Нельзя так жить. Она еще не понимала, для чего это, но вырваться нужно было. Тогда она приняла отчаянный шаг: ночью она стащила ключи от двери, открыла ими входную дверь и вышла за порог.

Удивительно, именно в эту темную ночь во дворе выпал снег, белый-белый, который скрыл всю грязь и мерзость этого мира. Подул холодный ветер.

– Ты же прекрасно знаешь, что там, не улице, будет так же холодно, как и здесь дома, – сказала Лавли. – Всегда холодно. И всегда одинаково холодно. Так чего ты боишься?

Она закрыла глаза. «Представь себе, что там не снег, а такой же пол», – подумала она и ступила на холодный снег босыми ногами. Сначала она почувствовала холод, но она сделала шаг, еще и еще, и поняла, что этот холод такой же, как и везде. Ничего не изменилось.

Тогда она побежала, побежала на задний двор. Дул ветер, снежинки падали ей на глаза, но она, казалось, этого не чувствовала, била лишь дрожь, но возможно это от волнения. Она перебралась через дырку в заборе и побежала. Тут она услышала, как поднялся шум, все поняли, что пациентка сбежала. Лавли ускорилась еще сильнее, она бежала и бежала. И чувствовала, что ее вот-вот догонят, но они всё не догоняют.

Наконец, Лавли остановилась. Непонятно, каким образом, но она добежала до конца обрыва. Дальше дороги нет. Сзади нее – враги. Они хотят вернуть ее назад, в ловушку. Спереди – обрыв. А эти сзади уговаривают вернуться, чтобы она не прыгала.

А Лавли стояла там в одной белой сорочке, на краю обрыва, ветер дул ей в лицо и развивал волосы, под ногами – снег. Куда идти? Лавли закрыла глаза. «Ну, чего ты боишься? Ты же знаешь, что всего этого нет. Ты ведь поняла, что снега и ветра нет, что ты не умрешь от холода. Потому что уже бежала минут тридцать так и не умерла. Чего же ты еще боишься?». Она вдруг почувствовала тепло, тепло прямо перед собой. Это была звезда. Только протяни руку – и сможешь дотронуться до нее. Но Искорка отлетала дальше и дальше. Лавли открыла глаза. Она чувствовала Искорку, но понимала, что не дотянется до нее, их разлучали пять шагов. Но Лавли уже стояла на краю, дальше идти некуда было.

«Тогда допрыгни до нее. Ты же знаешь, что сможешь. Обрыва нет, а Искорка есть. Нужно дотронуться до нее. Это единственный способ». Лавли начала отходить назад, а потом разбежалась и рванула вперед, прыгнула прямо вверх с обрыва. Она успела дотронуться рукой до Искорки.

Тут она приземлилась на ноги. Лавли ожидала, что будет падать с большой высоты, но она просто приземлилась. Она открыла глаза. Рядом с ней была Искорка. И обе они находились в пещере, в которой не было стенок, не было конца и края. Стоял туман. И еще тот странный холод, который она всегда ощущала.

– Это уже по-настоящему, – сказала она Искорке.

– Да, – звонким голосочком подтвердила та. Обе они были удивлены, даже ошарашены.

– Значит, мы были тут все это время, – сказала Лавли.

– Да. Тут, – подтвердила Искорка. – Но где тут? Я не вижу выхода.

– Я тоже. А наши друзья? Они тоже тут? Джек точно был здесь.

– Я вижу только Пуффи, – сказала Искорка.

Лавли оглянулась. Она тоже увидела Пуффи. Он парил в воздухе в позе лотоса. Девушка и звезда подскочили к нему.

– Пуффи! Пуффи! – пыталась растормошить его Лавли. – Он спит.

Тут она увидела что-то над его головой. Это было словно облачко. Она дотронулась до него и поняла, что может зайти туда. В тот же момент облачко переместило Искорку и Лавли туда. А туда – это в мир фантазий Пуффи.

Во-первых, все было черно-белым. Пуффи парил в середине комнаты в позе лотоса с закрытыми глазами. Эта комната напоминала Лавли что-то вроде китайской старинной комнаты, где еще очень тонкие стенки, перегородки, или двери (не поймешь их), которые слегка просвечивают. И эта комната была как бы комната для тренировок.

– Пуффи, – Лавли подошла к коту и шепотом позвала его.

– Да, – ответил он. – Алиса, я тебя слышу. Что ты мне хотела сказать?

– Ты знаешь, где мы находимся? – спросила она его.

– Да. Я знаю. В пещере страхов, – ответил Пуффи.

– Что за пещера страхов?

– Это такое особое место. Если кто-то туда попадает, то его разум сразу придумывает страхи, и этот кто-то вечно живет в воображаемом мире своих страхов.

Лавли рассказала Пуффи все, что с ней приключилось.

– И что же тебя удивляет? – спросил кот. – Это твой мир страхов налицо.

– По-твоему, этого я боюсь? Жить в психбольнице? Самое страшное для меня – потерять мою малышку… – сказала Лавли.

– Ты, как всегда, ошибаешься, – сказал Пуффи. – Во-первых, это страх не по-моему, а по-твоему, по тому твоему, которое относится к тебе, а не ко мне. А, во-вторых, твой самый страшный страх не жить в психбольнице, не потерять малышку, а потерять надежду.

– Потерять надежду?

– Потерять надежду, – как эхо проговорил Пуффи. – Все эти люди хотели заставить тебя верить в то, что чудеса не случаются, что нельзя помочь ни Авроре, ни тебе самой, и что те люди, с которыми ты смогла подружиться, были лишь в твоей голове. Но у тебя было преимущество – магия звезды и вера, поэтому ты смогла вырваться из мира страхов.

– Но. Я до сих пор в пещере, – сказала Лавли.

– Да, – подтвердил Пуффи. – Как и мы все.

– Все мы? Значит, и Ханс, и Джек тоже здесь? Но я не помню, чтобы сюда заходила, – сказала Лавли.

– Это еще одна функция пещеры, чтобы никто не догадывался, где он на самом деле находится, – сказал Пуффи.

– Подожди. А как выйти отсюда?

– Нужна еще одна великая светлая магия, – сказал Пуффи.

– Какая? – спросила Лавли.

– Любая, – ответил Пуффи.

– Что это значит? – переспросила Лавли.

Пуффи ничего не ответил.

– Как нам выбраться отсюда? – еще раз спросила Лавли. Пуффи молчал. – Ну, а ты? Где твои страхи? И почему ты еще ни разу не открыл глаза, пока мы с тобой говорили?

– Я медитирую и еще говорю, – ответил Пуффи. – Иначе бы я сильно пугался.

– Чего? – сказала Лавли.

– Во-первых, цвета, – сказал Пуффи. Лавли оглянулась. – Здесь нет ярких цветов. Уж, лучше сидеть с закрытыми глазами, чем видеть мир без цветов. Во-вторых, взгляни на тонкие стенки. Они просвечивают. Что ты там видишь?

Лавли взглянула. Она видела черные силуэты, постоянно бегающие по коридору. Кажется, это были мыши размером с человека и с мечами.

– Черно-белые мыши-самураи? – спросила Лавли и внимательно посмотрела на Пуффи. – Ты их боишься? Как вообще можно выдумать себе такой нереальный страх?

– Все страхи нереальны, – ответил Пуффи. – Страх – это боязнь будущего, того, что с нами случится когда-нибудь потом. Но это когда-нибудь потом может вообще не случиться, или случится в очень далеком будущем. Так что почти все страхи нереальны, потому что в настоящем они не могут существовать.

– Так что мне делать? Ведь Ханс... Он, наверное, сейчас тоже здесь и ужасно боится чего-нибудь. Нужно спасти его! Что мне делать? – произнесла она молящим тоном, словно говоря: «сжалься надо мной, скажи, что делать, не молчи».

– Разбудить свет, – ответил Пуффи.

– То есть… Джека.

Найти его не было так сложно, попасть в его страх – тоже. Но уговорить маленького семилетнего мальчика не бояться чудовищного маньяка – это другое дело. Лавли быстро нашла Джека в закоулках лабиринта. Она побежала рядом с ним и со звездой. Потом они спрятались в одном месте в лабиринте: каменная стенка, там отверстие, которое ведет в тупик. Они залезли туда и прикрыли камнем. Сердце мальчика громко стучало, она слышала его тяжелое дыхание и видела эти испуганные мечущиеся глаза.

– Мы здесь в безопасности. Все, успокойся, Джек, – успокаивала его Лавли.

– Да, в безопасности, – сказал мальчик. – Ты ангел?

– Ангел? – переспросила Лавли, улыбнувшись.

– Ну, ангел-хранитель, – сказал мальчик, уставив свои голубые глаза на Лавелину. – Пришла спасти меня отсюда.

– Нет, – покачала головой Лавли. – Я Лавелина.

– А я сначала подумал, что ты моя мама, – сказал Джек. – А потом, что ты ангел. А потом, что ты моя мама в образе ангела.

– Почему?

– Не знаю, – сказал он. – Ты на нее похожа. И я почувствовал это сердцем, – он показал рукой на сердце. – Что ты мне знакома, и что я тебя люблю.

– Что… – еле слышно произнесла она.

– Ну, я ведь люблю всем сердцем свою маму, больше всего на свете. Но, когда я тебя увидел, то понял, что тебя люблю. Вот и подумал, что ты мама, раз я тебя люблю. Но ты не она?!

– Нет, – сказала Лавли. – Я пришла освободить всех нас.

– Всех нас? – с таким реально детским удивлением произнес он.

– Да. Мы сейчас не в лабиринте. Мы находимся в пещере страха. И единственный способ выйти наружу – сильная добрая магия – магия света. Твоя магия, но для этого ты должен перебороть свой страх.

– Мой страх? – переспросил Джек.

– Да, – сказала Лавли. – Ты должен встретиться с тем человеком в лабиринте.

– Но я не могу! – вскричал Джек. – Он хочет сделать мне плохо! Он убьет меня.

– Этого не будет. Мир страха не позволит убить. Ему нужны люди, нужен их страх.

– Нет! – вскричал Джек. – Нужно найти выход из лабиринта. Не нужно встречаться со злым человеком.

– Его нет, – ответила Лавли. – Нет выхода из лабиринта. Потому что это страх. От него бесполезно бежать. С ним нужно встретиться лицом к лицу. Только так его можно победить.

– Нельзя, – сказал Джек. – Нельзя. Он непобедим.

– А ты попробуй. Дай мне руку, Джек. Встаем и сражаемся. Помни: только ты и я, а страх – он ненастоящий, его нет, он ничего тебе не сделает.

– Хорошо. Я попробую, – сказал Джек и схватил руку Лавли. Она сжала ее.

Лавли, Джек и Искорка медленно вышли из своего укрытия. Они стали ждать. Ждать не пришлось долго. Уже скоро из ответвления справа показался знакомый силуэт, медленно приближающийся к бесстрашным героям. Та же фигура, та же цвета камня кожа, серые ровные волосы, глаза, черты лица… Это не Стоун. Лавли чуть ли не с ужасом осознала ужасную действительность: того, кто показался ей Стоуном, кто был так на него похож, она знала прекрасно, она была его другом, это был Джек. Сам Джек. Вот один из них маленький, ребенок, золотые волосы, живые голубые глаза. А вот другой Джек, взрослый, сильный, не знающий пощады, и так похожий на Стоуна. Самый страшный страх Джека – он сам.

– Давай убежим, – молил мальчик. – У нас еще есть время. А то он меня убьет. Он превратит меня в камень.

– Этого не будет. Ты в безопасности. Ты со мной. Слышишь. Мы не убежим, – сказала Лавли.

А вот и страх совсем близко. Он подошел к мальчику и протянул к нему свою руку.

– Спасите!– вскричал Джек. – Я не чувствую ног.

Они стояли друг напротив друга. Взрослый и ребенок. Добро и зло. Страх и человек. Лавли сжимала руку мальчика – Джека. А он кричал, кричал, потому что медленно взрослый Джек одолевал его, и мальчик каменел.

– Я каменею, Лавли! Спаси меня! Спаси меня! Я стану камнем! Спаси меня! Пожалуйста! – слышались душераздирающие крики.

У Лавли чуть сердце не вылетело, но нужно было держаться, только так можно преодолеть свой страх. В конце концов, уже голова его начала каменеть, начиная от шеи. Он успел взглянуть на Лавли своими большими голубыми глазами. Внезапно что-то сверкнуло в них, это был свет. Она сама закрыла глаза, но почувствовала, как свет прошел по ней, по страхам, по всей пещере. И уже нет тумана, того жуткого холода. Она открыла глаза. Лавли увидела перед собой солнечный свет, знакомые деревья острова, знакомые лица. Искорка, Пуффи, Ханс, Аделька и Женька, и… Джек. Они до сих пор держались за руки. У него был довольно испуганный вид. И это логично, только что он был семилетним мальчиком в лабиринте, которого преследовал… он сам. Джек вдруг с ужасом взглянул Лавли в глаза и побежал. Лавли сначала убедилась, что Ханс и все остальные в порядке, а затем рванула за Джеком.

Конечно, она потеряла его из виду, но знала, куда он побежит. Конечно, в То Особое свое место. Лавли поспешила за ним.

Да, он был здесь. Кажется, в таком паршивом состоянии она его никогда не видела. Казалось, его всего трясло, холодный пот лился рекой.

Лавли просто не понимала, что с ним произошло? Неужели он так испугался того, что все узнали о его страхе? Кстати, вообще непонятном страхе. Или, может, раньше он и не знал, как сильно этого боялся? Или, быть может… Она вдруг вспомнила те слова, которые произнес Джек в момент страха. Это было правдой, или ей показалось это только, или он имел в виду нечто иное, чем то, что она поняла. В общем, что-то неладное творилось в душе этого юноши, нужно было ему помочь.

Лавли медленно подошла к нему и положила руку на плечо. Как, славно, что здесь, рядом, была Искорка. С ней Лавли не было так страшно, с ней мысли становились на место.

– Джек, – произнесла она, как можно мягче. – Что с тобой случилось? Мы все боимся, да, но…

– Он мой отец! – вдруг вырвалось у Джека. Причем он не кричал, он не мог кричать. Он тяжело и почти гневно (почти) дышал, но был больше напуган и в каком-то смятении. Он поднял на нее свои голубые глаза. Сколько боли в них было.

– Что? – только и смогла сказать Лавли. Она всегда понимала, что ей сказали, но все равно переспрашивала. И теперь тоже. Ей было все понятно и без объяснений, кажется, ей было понятно это еще тогда, когда она, в первый раз увидела его. Но она все равно спросила.

– Стоун, – ответил Джек. – Я его сын. Это странно, что ты до сих пор не догадалась. Мы же так похожи, и внешне, и внутренне.

– Вы не похожи.

– Нет, похожи, – проговорил он. – Ты уж прости, что я говорю то, что думаю. Мне просто так чертовски плохо. Никогда бы не подумал, что бывает так плохо. Страх убивает, да? Делает нас хуже. Мы просто реально похожи, – он будто бы пытался сдержать свои эмоции, голос его то вздрагивал, то потухал, казалось, он не может набрать воздух в легкие.

Только теперь Лавли начала понимать, что говорит ей Джек. Он теперь не юлил, не обманывал. Это была правда. Стоун и Джек – отец и сын. Кажется, Лавли всегда об этом догадывалась. Еще когда в первый раз увидела Стоуна, затем Джека, еще тогда она увидела их лица и все поняла. Но поняла она это лишь каким-то шестым чувством; умом, рассудком она не могла принять это, поэтому теперь эти слова сильно шокировали ее. А теперь она ясно осонавала это, и она все никак не могла понять, какой же слепой была до этого. Какой невидимый колпак нужно было надеть на себя, чтобы не замечать происходящего, чтобы мысли о чем-то важном проходили мимо? Кажется, этот колпак был на ней уже очень давно.

– Джек, – проговорила она. – Это ничего не значит. Если кто-то из твоей семьи нехороший, это не значит, что и ты плохой.

– А если он не был плохим раньше? – Джек поднял на нее свои глаза. От его взгляда она содрогнулась. – Он всегда был очень умным, изворотливым, любопытным. Он любил мою маму… всегда. Души в ней не чаял. А потом появился я и все испортил. Испортил уже тем, что родился на свет, потому что стал для нее смертью. У каждого своя смерть, и она всегда приходит. А я стал для матери смертью. Потому что Стоун узнал предсказание: я должен был найти способ, как одолеть его. И он не мог свыкнуться с мыслью, что когда-нибудь я уничтожу его, что стану его смертью. И он пытался обратить меня в камень. Знаешь, есть такое зелье, «зелье добровольного принятия». Он сработает, только если принять его добровольно. Если бы я выпил тогда то зелье из той чашки, то стал бы статуей навсегда, никто и ничто не могло бы снять проклятие, разве что самое великое волшебство на свете… И я бы выпил его, я же не знал, что тогда произойдет. Но моя мама узнала о планах Стоуна, она успела вовремя отбросить чашку в сторону. Эта чашка до сих пор лежит там, дома, голубая, с отколотым кончиком. Честно, не знаю, что случилось дальше, наверное, произошел какой-то несчастный случай, и ее не стало… – Джек сделал вдох, как будто бы несколько минут не дышал. – Я бы все отдал, чтобы узнать правду, как она умерла. Но не помню, просто не помню… Тогда Стоун стал таким – ненормальным, он ненавидит всех и все на белом свете, потому что ему уже некого любить. Когда в сердце больше нет места для любви, остается только ненавидеть. Боюсь, то же самое случится со мной. И от этого страха не избавиться. Такова судьба, – он закрыл нос руками с двух сторон, обычно таким же образом складывают руки, когда молятся, и на этот раз глубоко выдохнул.

– Джек, этого с тобой не случится, я не позволю, – проговорила ласково Лавли, обняла его, поцеловала в щеку, а потом, поняв, что сделала, от какого-то неожиданного шока и испуга отлетела от него на пару шагов. Джек сначала был несколько удивлен, потом принял тот же самый вид, прилег на землю.

– Не нужно ничего говорить, – произнес он. – Все знаю и так: ты уже не способна на любовь, а я мальчишка, который просто не умеет любить. Можешь не переживать, я все понимаю. Это ты бы сказала.

– Нет, – вдруг проговорила Лавли. И взглянула вновь на него каким-то странным взглядом. О том, что сказал Джек, Лавли и не думала. Она поняла, что пора снимать невидимый конус с себя. – Я не это хотела сказать. Только одно: я люблю тебя.

Я вдруг бросилась к нему и поцеловала вновь, но на этот раз по-настоящему, так, как хотела сделать всегда, и как боялась сделать до этого. И я не хотела отрываться от него, хотела провести с ним всю свою жизнь, не хотела, чтобы этот момент когда-то кончился.

Он тянулся ко мне. Кажется, чувствовал то же самое. Но все было так запутанно… Я отпустила его, вновь встала на ноги. Он смотрел на меня, слегка приподняв голову. В его глазах я увидела что-то вроде напряжения, удивления и шока, он ничего не мог понять разумом. Я улыбнулась, развернулась и побежала по дорожке. А на лице эта улыбка счастья, радости – не знаю, такая глупая улыбка, но мне все равно. Я как будто бы вновь ребенок. А в голове мысль: «И что же дальше?». Не знаю, не знаю…

Я, как ребенок, прикасаюсь пальцем к губе, делая задумчивый вид. Но мне не хочется раздумывать над своей мыслью – все равно ничего дельного не придумаю. Думаю, у него в голове та же мысль.

 

Глава 26

Душа

 

Иногда в жизни очень многое зависит от нашего выбора. Хотя, по сути, все зависит от нашего выбора. Мы сталкиваемся с этим каждый день. Например, идти на работу или спать дальше. Смотреть телевизор или почитать книгу. Пойти в кафе или в кино. Но этот выбор кажется нам таким незначительным. А бывает так, что один наш выбор может изменить всю жизнь. И мы не знаем, как поступить дальше.

– Лавелина! – кричал Джек, пытаясь догнать ее. Но Лавли была так зла, и она убегала от него, не хотела иметь ничего общего с ним. – Объясни мне, что случилось?

– Убирайся прочь от меня, лжец! – вскричала она.– Ты обещал мне помочь, ты обещал! И что ты сделал! Что? Ты предал меня!

– Когда? Что я сделал такого? Лавли, подожди! – он схватил ее за руку и, поймав, резким движением развернул к себе.

– Отпусти меня! – кричала она. – Я не хочу тебя больше видеть!

– Ты можешь мне все нормально объяснить? Ну, в чем я накосячил? В чем виноват сегодня?

– Пусти меня!

– Только если все нормально скажешь, – проговорил Джек, и Лавли поняла, что он говорит всерьез.

– Хорошо, – сказала она со злостью. Джек отпустил ее.

Была ночь. Ее любимое время суток. Но сегодня ночь была уж слишком темная. Тучи совсем загородили звездное небо и луну. Скоро, возможно, будет дождь. Она стояла напротив него вся в слезах от гнева и разочарования. Волосы все растрепанные.

– Я была у Романты! – начала говорить Лавли, чуть ли не плача и презирая своего собеседника. – У меня для тебя приятная новость. Я передала ей перо совиное. Теперь она свободна.

– Что? Ты выпустила ее на свободу? – вскричал Джек.

– Не я!– воскликнула Лавли. – Со мной шла Дикарка. Кстати, она просила передать за Романту тебе это, – Лавли подошла к Джеку и влепила пощечину. – И плохая новость… для тебя, – сквозь зубы сказала Лавли. – Она подсказала мне способ, как воскресить Аврору. – Джек молчал и смотрел на нее. На это озверевшее создание. Не было сейчас в ней прежней Лавли. Не было сейчас в нем прежнего Джека. – Молчишь? Ведь знаешь, что это для тебя значит? Она сказала мне, что ты давно знал этот способ. Что он записан у тебя в книжке записной. Дориан Грей, Фауст – знакомые имена?! – вскричала Лавли. – Я выяснила, кто они. Те, кто продал душу Дьяволу. И там же я нашла, что за душу можно получить, что угодно. И воскресить умершего человека. И ты об этом знал и скрывал?!

– Ты же не собираешься продавать свою душу? – прошептал в испуге Джек.

– Да я что угодно готова отдать, лишь бы вернуть Аврору! – закричала Лавли, и опять отвернулась от него и пошла уверенными шагами вперед.

– Нет, погоди, – он догнал ее и развернул к себе лицом. – Ты не можешь продать свою душу.

– Могу. Она моя. Что хочу, то и делаю! – ответила Лавли.

– Лавли, ради любимого человека, я согласен, можно отдать свою жизнь, свободу, богатство, власть. Да все, что угодно. Но душа?!!! Нельзя продавать душу. Это ведь самое дорогое, неужели ты не понимаешь этого?

– А какая разница. Мне моя душа не нужна без нее, – ответила Лавли.

– Нет, Лав, постой. Душа – это ведь сама ты. Ты попадешь в ад после смерти. И не говори, что тебе наплевать на это. Не наплевать. Ты ведь добрая, хорошая. А там, там ты станешь другой. Там твою душу будут мучить каждый день, терзать, и так вечность! Ты не выдержишь это. И со временем ты сама станешь такой же, такой же, понимаешь, ты сама станешь убийцей, демоном, злом, которому уже не нужна никакая Аврора и кто бы то ни было еще. Ты станешь чудовищем.

– Мне все равно! – закричала Лавли.

– Нет! – закричал Джек. – Тебе не все равно. И мне не все равно. Может, ты и воскресишь Аврору, но как ты думаешь, что она будет чувствовать, когда узнает, что ее мать для этого сделала, кем стала? Как ты думаешь, что она будет чувствовать?

– Жизнь! – закричала Лавли. – У нее будет жизнь. Она будет чувствовать жизнь! Ей было пять лет. Она и пожить не успела. Она не успела пойти в школу, не успела найти верного друга и подругу, не успела полюбить и завести свою семью, у ней ничего не было. У ней не было жизни. И я ей это дам!

– Какой ценой, – прошептал Джек.

– Я отдаю свою душу, ни чью другую, – ответила Лавли.

– А как же Ханс? О его маме ты не забыла? Ты думаешь, одной твоей души будет достаточно за двоих? – не унимался Джек.

– Нет, – зазвучал звонкий голосок, который заставил просто умереть на месте Джека. «Только не это», – пронеслось у него в мыслях. – Я решила, что отдам свою душу за душу мамы Ханса. – сказала Искорка.

– И ты это допустишь? – вскричал Джек на Лавли. – Чтобы звезда отдала свою душу? Звезда – самое чистое на планете создание. Ты отдаешь его в руки монстрам?

– Это ее выбор! – закричала Лавли.

– Нет, не ее, твой! – закричал Джек. – Как ты не понимаешь, ты – это и есть она!

– Что это значит? – спросил после некоторой паузы Лавли.

– Когда ты в последний раз слышала, или видела, чтобы звезда принадлежала одному человеку? Я не о тех звездах, которые упали с неба и не могут туда вернуться. Они как бы перерождаются и могут даже влюбиться. А я про те звезды, которые сияют в небе и указывают людям путь. Вот как эта Искорка, путеводная звезда. Ведь на свете тысячи звезд, и людей, которым нужно указать путь – миллионы, и с чего это Искорка, одна из таких звезд, решила принадлежать только тебе одной, только подсказывать тебе одной путь. А я отвечу. Потому что она – это и есть ты, то есть частичка твоей души. Ты хотела знать, почему твой брат тебя так ненавидит. Так вот я отвечаю: потому что ты разорвала свою душу. И Искорка – та недостающая часть тебя. Сколько еще можно издеваться над своей душой? Ты думаешь – это жертва, нет, это ужасно…

– Что за бред ты сейчас сказал? – закричала Лавли.

– Это не бред. Спроси у Искорки. Ты же знаешь – звезды не врут, – ответил Джек.

– Искорка, – обратилась Лавли к ней.

– Он сказал правду, – ответила Звезда. – Я частица твоей души, которую ты разорвала и бросила, чтобы забыть…

– Да, плевать! – закричала Лавли. – Это здесь вообще не при чем. Я иду к Хансу вместе с Искоркой. И мы идем на Землю, между прочим, там сделки совершаются. Может быть, передам тебе потом открытку от Вовы и Алисы, – она развернулась и зашагала прочь, а потом повернулась к нему. – И еще кое-что. Я ненавижу тебя за твою ложь.

Тем временем Женька и Аделька тоже не спали, они узнали о том, что Лавли нашла способ воскресить Аврору.

– Ты ведь понимаешь, – Женька ходил по комнате взад-вперед. – Лавли – эгоистка. Когда она воскресит Аврору, она заберет меня и ее обратно в наш мир. Я боюсь, что она не заберет тебя. Ей было это нужно лишь тогда, чтобы занять пустоту от ухода Авроры. Но, когда Аврора будет с ней, ты ей будешь не нужна, как и я.

– Я не хочу с тобой разлучаться, – сказала Аделька. – Что же нам делать?

– Нужно спрятаться, – сказал он. – Лучше на другом конце острова, чтобы Джек не нашел. Он как-то показывал заклинания, чтобы нельзя было найти. Мы применим их на себе, и, когда она улетит навсегда с этого острова, снова выйдем и будем тут жить.

– Жить на острове? До конца жизни? – сказала Аделька.

– Я пока не знаю. Но мы что-нибудь придумаем, – сказал Женька. – Она нас не разлучит, – он обнял Адельку. – Идем.

 

Глава 15

Разговор, вырванный из текста

 

Почему это глава под номером «15», хотя до этого была глава под номером «26»? Действительно, очень интересный вопрос. Хотя многие бы просто не обратили на это внимание, потому что обычно никто не смотрит на номера глав, это слишком малоценная информация. Обычно, если мы и запоминаем, то это не номер главы, а количество прочитанных страниц. Но вот здесь глава, которая вырвана одиннадцать глав назад. Я бы подумала, что произошла опечатка. Глуповатая была бы опечатка. Но это не опечатка. Глава нарочно вырвана оттуда, потому что, по-моему, для нее тогда еще не было места, теперь она в самый раз.

Помните момент, когда Женька сильно разозлился на сестру и сбежал? Вы знаете, что происходило тогда с Лавли и Джеком, как они нашли Искорку, которая тоже сбежала. Но о том, о чем говорили тогда Женька и Аделька, в тексте не упоминалось. Конечно, они говорили о споре брата с сестрой. Это то, как жила Лавли в прошлом, это то, что могут сказать о ней ее родственники, те, кто был самым близким для нее. Думаю, сейчас, в данный момент, к месту описание того, кем же была Лавли, хотя бы с точки зрения ее брата.

Джунгли. Темно, погода злится и испортилась совсем. Аделя бежала по дороге, непонятно, каким образом, почему, но, обежав пол-острова, куда глаза глядят, она вдруг заметила следы его ботинок. Видимо тут он уже не летел, а бежал. Кончилась магия, или просто надоело. Но она нашла его следы.

Она побежала по этим следам, и вскоре увидела Женьку. Он сидел, прислонившись к дереву. Хорошо, что не убежал хотя бы, когда заметил Адельку.

– Чего тебе? – сказал он.

– Вообще-то тебя все ищут, – отозвалась она.

– Мне по фиг, – ответил он.

– Хм, – Аделька присела рядом с ним. – Слушай, я не хочу тебя уговаривать, – начала она. – Знаю, прибежишь все равно так или иначе обратно. Но что-то непонятное творится на острове. Видишь, как портится погода быстро. Я думаю, Стоун опять что-то затеял.

– Ну, и пусть он меня прикончит. Все достало, – ответил он.

– И что тебя достало? – спросила Аделька.

– Не буду я тебе говорить. Может, еще поплакаться тебе в жилетку, пока ты не заснешь от этой мути?!

– Не нужно мне плакаться в жилетку, – сказала Аделя. – Но вот сегодня я согласна тебя выслушать. Мне самой стало интересно, за что ты так ненавидишь свою сестру. Хотя ты брат, она сестра, вам, наверное, положено ненавидеть друг друга.

Женька усмехнулся.

– Расскажи, пожалуйста. Может, если ты выговоришься, не будешь так злиться и согласишься пойти со мной. А я потом целую неделю буду гордо ходить и говорить: «Вот какая я проницательная и умная, что смогла найти и привести его обратно», – Аделька улыбнулась, Женька тоже, но все равно сказал:

– Глупо рассказывать.

– А ты попробуй. Вдруг не глупо.

– Ну. Хорошо. Я ее ненавижу. Все. Конец.

– А почему? Почему ты ее ненавидишь?

– Она эгоистка, – сказал Женька.

– И в чем этот эгоизм проявляется?

– А это не видно? Ходит такая, строит из себя бедную страдалицу. «Вот, у меня умерла дочка. Жалейте меня». Противно. Бесит просто. И главное все ходят и жалеют ее, и пытаются вернуть к жизни, а она такая: «Нет, я не хочу жить, бросьте меня». Комедию ломает, у самой что-то с Джеком, какие-то мутки, мальца на воспитание взяла, еще с этим идиотским котом подружилась, и заодно, как я понял от Ханса, решила стать героем, который обязательно победит злого колдуна, спасет и дочку, и мамочку этого мальчонки, попутно, как это бывает во всех идиотских фильмах, узнает обо всех своих скрытых способностях, о которых она сейчас и знать не знает, а если скажут – будет противоречить. Идиотизм. А теперь, как на меня вы все смотрели. Помнишь, когда я не хотел в шкаф лезть, на нее кричал. Как сказал Джеку, что все равно не верю в волшебство и во все эти сказочные счастливые концы. Мелкий противный младший брат, который не верит в магию, Фома не верующий, который плюет на весь мир, хотя сам ничего не стоит.

– Ну, а разве это не так? – сказала она больше для иронии. Женька уловил эту иронию.

– Все так. И мне даже было бы все равно, если бы Лавли не было. Она меня так бесит, так раздражает. Я ее так ненавижу. Она еще вся такая, мол, это мой брат, я не хочу его стеснять, я понятия не имею, что в мыслях этого подростка, но не буду ему мешать, потому что я вся такая благородная, а, может, мне просто пофиг на него.

– Ну, может быть.

– Ну, может быть? – переспросил Женька. – А вот и нет. Знаешь, почему? Потому что она ошибается во мне. Она считает, что я похож на родителей, что я всегда отстранялся от магии. А это ложь. Мы были с ней очень похожи, верили в волшебство, чудо и всякий такой бред. И мы были очень дружны.

– Но я думала, что Лавли и ты были друзьями только совсем в раннем детстве, ну, то есть, когда ты ребенком был, у вас же такая разница в возрасте. Да и не такими уж и лучшими друзьями.

– Наверное, она тоже так думает. Но это не правда. Я знаю ее лучше, чем кто-либо на свете, потому что я всегда был с ней рядом, всегда. Просто теперь она это забыла. Знаешь, она ведь не просто верила в волшебство. Она была волшебницей, может быть, одной из самых последних на нашей планете. Я ее спросил нарочно, где она работала раньше и что делала. А она не могла ответить, потому что не помнит, потому что забыла. Она забыла, как была ведьмой и продавала в магазине магические предметы, которые сама же делала. А я ей часто помогал. И я помню, как она встретила своего первого мужа, этого уродца. И как я его ненавидел, а потом этот скотина ее бросил, когда узнал, что у них будет ребенок. Он, наверное, и не сожалел о смерти Авроры, потому что не любил ее. А я любил. Любил, души в ней не чаял. Помогал сестре о ней заботиться. Я любил их двоих, безумно любил. А она и не помнит.

– Почему она все забыла? – сказала Аделька. Теперь у нее было такое серьезно выражение лица. Было какое-то сожаление, ей было жаль Женьку.

– А ты как думаешь?! – риторический вопрос. – Одно событие. Аврора умерла. И Лавли не могла этого выдержать. Знаешь, что она сделала? Что она сделала с собой, и со мной, со всеми? Ее сердце разрывалось от боли, и она позволила ему разорваться, – тут темп рассказа увеличился, если до этого это был рассказ спокойным голосом, то теперь это были эмоции. – Она разорвала себя на части, чтобы не чувствовать боли, чтобы забыть обо всем этом. И когда на следующий день я пришел, чтобы ее успокоить, она уже не была расстроена, она просто не поняла, зачем я пришел, потому что забыла, что мы были друзьями, забыла о волшебстве, о магии, забыла себя, забыла боль. Ее удивлял только один вопрос – откуда эта пустота в душе? Хм… Действительно, откуда! Это уже не от боли утраты, это от того, что она потеряла частицу себя. Эгоистка! Ей же на всех наплевать, кроме себя, она не думала о том, как всем вокруг будет больно от этого, она думала, чтобы только ей было не так больно. Она думала только о своей боли. Она даже уже не думала об Авроре. Что Аврора? Ей не больно, она уже мертва, и ей там хорошо на небе. А вот Лавли плохо. Она теперь хочет ее вернуть, и вернуть она хочет ее для себя, только для себя. Понимаешь? А, знаешь, кто виноват в этом? – этот последний вопрос он сказал уже совершенно спокойно.

– Я не знаю, – ответила Аделя, мышцы на голове у нее сжались, как и сердце. Тяжело было все это слышать, тяжело чувствовать чужую боль.

– Во всем виноваты эти сказки, волшебство. Они придают ложную надежду. Лавли считала себя виновной в смерти Авроры. Мол, она не смогла ее исцелить с помощью своей магии. Мы ведь привыкли, что в волшебных историях всегда бывает счастливый конец, и что ситуация каким-то магическим образом разрулится, и все будет хорошо. Но ничего не было хорошо. Аврора умерла. Магия не спасла ее. Да и не могла. И Лавли так себя из-за этого винила, что решила тоже убрать из своей жизни магию и все хорошее тоже. Поэтому я и не верю в волшебство, как можно верить после всего этого в волшебство, и в хорошие концы, когда на деле все ужасно. Все они считают меня идиотом, даже она, хотя я знаю, что я прав, и что рассчитывать можно только на себя. Даже не на людей, они предают. И магия предает.

На этом Женька кончил говорить. Аделька молчала, ждала, пока он что-нибудь скажет, но ответа так и не дождалась. Она пыталась собраться с мыслями, пыталась подобрать нужные слова.

– Знаешь, – сказала Аделя. – Ты прав. И я не буду тебя отговаривать. Магия – не лекарство от всех бед, и она не всегда помогает. И «НО» по этому поводу никаких не будет. А я все равно скажу. Знаешь, почему я всегда, при любой своей возможности садилась в этот долбанный шкаф и летела в неизвестность. Это не потому, что я надеялась на лучшую жизнь, или потому, что я верю, что магия все исправит. Нет, потому, что я знаю, что лучше уж попробовать хоть как-то изменить свою жизнь, пускай хоть магией, хоть билетом на самолет в неизвестный конец. Жить скучно – это не для меня. И сдаваться тоже не для меня, а ты сдался. Не верь в магию, не нужно. Верь в себя, верь в то, что ты теперь видишь. Глупо прятаться за наушниками, как ты это делал у Лавли дома, и не видеть того, что перед тобой. А перед тобой я, как дура бегала по лесу, тебя искала, чтобы ты не угодил в капкан идиота-колдуна, цель жизни которого – всем вредить. И этой ночью без амулета (вот такого, мне Джек его дал для защиты) и без добрых колдунов вероятность расстаться с жизнью очень велика. Поэтому поднимай свой зад, и пошли уже из этого тупого места. Мне надоело сидеть здесь.

Она вскочила на ноги, взяла Женьку за руку и одним рывком подняла его.

– А ты умеешь убеждать, – сказал он.

И они пошли.

 

Глава 27

Встреча. Зло и добро

 

Лавли и Ханс оказались на Земле. Была ночь, лето, холодно. Звезды теперь украшали темное небо, но кому до них теперь дело? Ханс прижался к Лавли. Здесь было холодно и страшно. Никого вокруг. Только дорога, по которой никто в такую пору не ездит. А еще лес, точнее, лесополосы и поля. Лавли сама дрожала от страха. Нужно было вызвать такси. У себя она такси не так вызывала, как здесь, но Алиса как-то давала ей номер. И Лавли попробовала позвонить. Сработало. Она указала адрес. Он был указан на табличке «3 км до…». Долго ждали. Потом подъехала машина с зажженными желтыми фарами. Ханс и Лавли сели в нее. Она попросила довезти до ближайшего безлюдного перекрестка. Машина тронулась.

Таксист все время что-то говорил, кажется, звучала музыка. Но Лавли не могла это слушать, точнее – услышать. Просто не могла. Не теперь. Она вся дрожала. Непонятно только, от чего: то ли от холода, то ли от страха, то ли от злости. Она все смотрела на бесконечный ночной пейзаж. По сути, это так глупо и скучно, и бесполезно. Но Лавли сидела мирно и смотрела в окно. Когда они подъехали к перекрестку, Лавли попросила таксиста остановиться подальше от него, и подождать вместе с Хансом в машине. Расплатиться она собиралась жемчужными сережками и колечком. Все равно это бесполезная мишура.

Она подошла к перекрестку. Таксист и мальчик пристально наблюдали за ней, хоть находились и вдали. Но Лавли было все равно. Из кулончика она высвободила Искорку. Достала из сумки шкатулку, лопату и другие нужные вещи. Начала копать, затем положила туда их.

Когда все было готово, оставалось только ждать. Она затаила дыхание. Все еще было очень холодно. Она дышала почти все время ртом, и могла видеть светло-белый воздух-пар, исходящий из ее рта. Сердце бешено билось, и что самое ужасное – она слышала эти удары сердца – будто приговор. Одна минута превращалась в вечность, словно время остановилось.

Тут она почувствовала, что позади нее кто-то стоит. Лавли резко обернулась и увидела перед собой мужчину. Это был некий джентльмен, невысокого роста, в дорогом костюме, лица его она почти не видела.

– Вы тот, о ком я думаю? – проговорила Лавли.

– Да, – проговорил тот человек. – Именно тот.

– Ты демон, – проговорила она. – Почему ты выглядишь, как человек?

– А ты хочешь увидеть мой настоящий облик? – сказал он.

– Да, – ответила Лавли.

– Ну, хорошо, – проговорил он.

Лавли все это время пристально наблюдала за взглядом, за глазами того человека и все не могла понять, что у него на уме. Внезапно она увидела, что глаза его краснеют, превращаясь в два уродливых, пожирающих все на своем пути огня. Она отступила назад на шаг. Тут же она поняла, что за внешностью было что скрывать. Оболочка как будто лопнула серым дымом. Она увидела тьму, черные кости, которые совсем сгнили.

– Всё. Хватит! – вскричала она. Демон тотчас же обратился в человека.

– Неужели? Ты же сама хотела это увидеть, – ухмыльнулся он.

– Да. Увидела. Теперь к сделке, – сказала она.

– Какая ты торопливая, – заметил демон, обходя и смотря на нее, как это делают звери, видя свою добычу. – Ну, ладно. Итак. Ты хочешь, ты хочешь… Что ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты вернул мою дочь к жизни. И чтобы ты вернул к жизни маму мальчика, который теперь сидит в машине.

Демон оглянулся на Ханса. Думаю, и мальчик, и таксист сейчас были сильно испуганы, но Лавли просто не могла заметить их шок и страх. Просто не было времени и сил.

– Это реально? – проговорила она.

– Да, реально, – демон опять повернулся к ней. – Только вот мы вернем к жизни твою дочь и маму мальчика, а что ты можешь предложить нам?

– Душу, – ответила Лавли. – Свою и…

Она просто не могла проговорить: «Звезды».

– И мою, – досказала за нее Искорка. Звезда и Лавелина переглянулись. Они чувствовали теперь одно и то же, и глаза их говорили теперь одно и то же.

– Душу такого ангелочка, как ты, – сказал демон и провел рукой по лицу Лавелины. – И самую настоящую звезду. Да, в Аду будет пир по этому поводу. Ну, что, по рукам? – сказал демон и протянул ей руки. В одной был кинжал, в другой – листок бумаги с контрактом.

– Зачем нож? – сказала Лавли.

– Расписываемся кровью, – как будто пропел демон. Лавли осторожно взяла его в руку. – Это, значит, ты согласна.

Лавли подняла свои глаза на демона, потом взглянула на Искорку. Ее опять мучили сомнения. Почему, даже после того, как она разорвала душу на части, ее продолжали терзать сомнения? Вернуть дочь, чтобы она жила спокойной, счастливой жизнью, росла, пошла в школу, потом университет, потом вышла замуж и растила детей. Это было бы то, чего она хотела для своей малышки. И вернуть Хансу его маму, чтобы он больше никогда не плакал по ночам, чтобы ребенок не рос без самого важного человека в мире. Это то, что она хотела бы для этого мальчика. Но есть и другая чаша весов. Навечно стать рабыней дьявола, держать свою душу под замком, при этом рано или поздно самой стать злом. И, что самое плохое – обречь другого, маленькую звездочку, маленькую Искорку, то единственное на свете, что делало Лавелину особенной, то добро, самое искренне и самое правильное на этом свете, и обречь ее на вечный ад.

– Я, – проговорила Лавли, – я готова на все ради Авроры…

– Отлично, – улыбнулся демон. Кажется, Лавли показалось, что она увидела в этой улыбке клыки.

Да, она видела насквозь этого поганого демона. Он был чудовищем, монстром, как бы ей хотелось, чтобы это существо никогда не встречалось ей в жизни, а оно еще будет доставать душу ее малютки…

– Чего ты ждешь? – сказал демон. – Давай. Неужели ты боишься уколоться?

– Я готова на все ради Авроры, – вдруг уверенно произнесла Лавли и резко взглянула прямо в глаза демону. – Но не на это, – и отбросила в сторону нож. – Связаться с такими чудовищами, как вы, да ни за что!

Искорка испуганно взглянула на нее.

– Что ты делаешь? – сказала Звезда.

– Разрываю контракт! – вскричала Лавелина.

– Разрываешь контракт? – закричал демон. Глаза его запылали. – Никто не смеет обманывать меня! Ты подпишешь его или больше никогда не увидишь мальчишку!

– Нет, – вскричала Лавли. – Ханс! Уезжайте!

Но машина стояла. Таксист и Ханс сидели в ней, но почему-то боялись тронуться с места. Тогда Лавли поняла, что нужно бежать им скорее на помощь. Она рванула. Теперь главное было успеть. Сердце ужасно билось, страх убивал ее, давил на сердце. Она знала, что тьма нагоняет, что демон гонится за ней по пятам. Он был уже близко, она чувствовала, как зло увеличивается в размерах, этот ужасный мрак распространялся все ближе к ней и ближе. А она бежала, бежала так, как не бежала никогда в жизни. Теперь только от нее завесила судьба двух людей, не считая Звезды, находящихся здесь.

Демонов становилось все больше и больше. Она сама не заметила, как села в машину, завела двигатель. И машина поехала. Со всех сторон их окружала тьма. Они ехали вслепую. Пепел и огненные глаза пытались пробраться в машину. Стекла трескались. Дверь открывалась. Ханс сидел на переднем сидении рядом с Лавли. Стекло было почти сломано. Костлявые руки начали хватать его. Ханс закричал. Лавли тут же схватила его, пришлось затормозить. Они все пытались вытащить его из машины. Лавли и сама не заметила, как они вдвоем оказались на улице. Она держала ребенка, а со всех сторон его тянули злые руки. Как когда-то в кошмарном сне! Но на этот раз она его не отпустит, на этот раз она не даст в обиду этого ребенка. Он останется в живых, он будет с ней.

И тут появился свет. Такой яркий, белый, какого она никогда еще в жизни не видела. Он исходил откуда-то с небес, но, как бы Лавли ни глядела вверх, не могла понять, от чего может быть такой свет. И этот свет прогонял тьму. Лавли вдруг почувствовала то, что не чувствовала никогда раньше. Что-то такое, что даже нельзя описать словами. Это такое великое чувство, возвышенное над всем миром, чувство счастья и света в душе. Этот свет подхватил всех троих путников, поднимая ввысь, в небо, когда тьма оставалась внизу.

Они оказались где-то на небесах. Свет бережно положил их на облака. Лавли вдруг увидела небо, светлое, бодрое. Перед ними вдруг оказались люди. Ну, по крайней мере, они были похожи на людей. В белых длинных одеяниях, со светлыми крыльями, лицами, каких не бывает прекрасней на свете. Они были как будто сотканы из света, любви и доброты.

– Вы ангелы, – прошептал таксист. Как это странно, так до сих пор Лавли и не узнала этого человека.

– Да, – проговорил один из них. Этот голос был самый прекрасный голос на свете, какой только слышала Лавелина.

– Я, – проговорила Лавли. Она просто не знала, что сказать. Она медленно встала и подошла к одному из этих людей. – Моя дочь…

– Ты хочешь ее увидеть? – спросил он.

– Да, – ответила Лавли. – То есть я хочу… Я хочу, чтобы она снова жила. И опять слышать ее смех, чтобы она была счастлива, чтобы… – слезы потекли по лицу, Лавли уже не могла скрывать эмоций, она заплакала. – И мама Ханса… Он потерял ее из-за меня. Вы ведь добро. Вы все можете? Верните, пожалуйста, я прошу, верните их! Они не заслужили смерти.

– Мы можем устроить вам встречу, – проговорил один из женских голосов. – Но только им решать – жить или оставаться в небесах.

Тогда Лавли увидела свет, он был еще выше, там, где-то вдали, из белого света, спускаясь с небес, появилась маленькая Аврора, а за ней и рыжеволосая девушка, мама Ханса. Мальчик, до этого стоявший и обнимавший Лавли, вдруг бросился к своей матери. Они начали обниматься, целовать друг друга, сквозь слезы произносили какие-то слова.

Лавли стояла напротив Авроры, Аврора напротив матери. Они смотрели друг на друга. Такие похожие, обе светлые, красивые, босые. Их глаза выражали всю боль, что они испытали, и одновременно с этим счастье, счастье вновь видеть друг друга. Они медленно и молча подошли друг к другу. Лавли опустилась на колени и обняла дочь.

– Моя малышка, – проговорила она. У нее текли слезы.

– Мама, – сказала Аврора. Она тоже плакала.

– Я так долго… Наконец-то мы вместе, – сказала мама. – Я так тебя люблю.

– Я тоже так люблю тебя, – сказала дочь. – Мама, не нужно больше слез.

Девочка взглянула в глаза матери.

– Да, – сказала Лавелина. – Это от радости. Наконец, наконец-то мы будем вместе. Аврора, когда ты снова…

Аврора покачала головой.

– Что? – с испугом спросила Лавелина.

– Мама, – сказала девочка. – Мне это не нужно. Я ужасно люблю тебя, и бабушку, и дедушку, и дядю Женю, и моих подружек. И я любила горячий шоколад и мороженое. Но мне не нужно возвращаться в мир живых. Мое время и так уже вышло.

– Нет, нет. Что ты такое говоришь! – помотала головой Лавли. – Ты будешь жить.

– Отпусти меня, – сказала Аврора. – Отпусти. Прошу.

– Я не могу, – глотая соленые слезы, проговорила Лавли.

– Мне больно от того, что тебе больно, – сказала Аврора. – Ты не могла жить дальше без меня. Ты считала себя виноватой. Но это не так. Просто все умирают. Так уж устроен мир. Я покинула тебя, да, но не нужно вспоминать обо мне со слезами на глазах, просто помни меня такой, какой я была, сколько хорошего у нас было, помни это.

– Не нужно прощаться со мной, – взмолилась Лавелина.

– Пора, – сказала Аврора. – Ты готова снова жить. Я же нет. Может, мы еще когда-нибудь встретимся. Или ты вновь придешь сюда, или я попаду туда. Я не знаю, как это будет, и что будет. Я тебя очень люблю.

– И я тебя.

– Прощай, мама.

– Прощай, моя утренняя заря, – сказала Лавли.

Дух матери и дух дочери снова отправились туда, где им место. Перед уходом мама Ханса попросила Лавелину беречь ее сына. Она держала за руку Аврору. Ханс обнимал Лавелину.

– А ты береги ее, – сказала Лавелина. Это было последнее, что она сказала им. Души их исчезли в свету. – Я отпускаю, отпускаю, – прошептала Лавли.

Они спустились вновь на Землю. Лавли все еще не могла вымолвить ни слова. Эта встреча будто бы переменила ее, заставила понять то, что раньше для нее было не понятно. Ее малютка ушла, и она теперь отпустила ее, но эта маленькая Аврора, она навсегда останется в ее сердце, душе. Душе… расколотой на части.

Думаю, для всех эта встреча была особенной, она переменила всех, даже таксиста, который оказался там, казалось, случайно. И для него эта встреча изменило все.

– А теперь, – прошептал ей лучезарный голос. – Ты должна торопиться. Те, кто тебе так дорог, в опасности. Твой младший брат и девочка, они в беде, их похитил Стоун. И ты должна торопиться.

 

Глава 28

Поздно

 

…Сердце буквально вырывалось из груди, когда я поняла, что на самом деле значат ее слова. Мы поскорее очутились на острове. А в голове тысяча вопросов: как такое могло произойти? Почему мой брат и Аделька попали к Стоуну? Такого ведь не случалось раньше, неужели они подошли к границам его владения так близко? Почему Джек не спас их? Что мне делать?!

В первую очередь я вбежала в дом к Женьке. Его не было. В соседних домах – никого. Потом я прибежала к Джеку. И его не было. Был лишь Пуффи. Я скорее подскочила к нему, начала расспрашивать. Все они ушли к лабиринту. К лабиринту? Здесь есть лабиринт?! Да, точно есть. Я вспомнила. Я видела его с Того места. Нужно бежать туда. А Ханс? Ему со мной нельзя… Это точно. Нужно оставить его с Пуффи. Да, с Пуффи, еще безопасность ему обеспечить.

Кажется, она еще целую вечность что-то говорила мальчику и коту, потом приготовила какое-то защитное зелье, потом взбиралась на гору, потом следовала к лабиринту. Кажется, прошла целая вечность, даже больше. И сама она только от одной мысли, что с ее братом могло что-то случиться, умирала.

Но вскоре она очутилась на месте. Это был лабиринт, сотворенный из гигантских зеленых кустов. Наверное, в высоту он был, как шестиэтажный дом, и все из зеленых кустов. Тогда уже Искорка взялась за дело. Она начала вести Лавли в нужную сторону. Самой Искорке, было, пожалуй, еще хуже, чем Лавли. Такой девушка еще никогда не видела звезду. Она то вспыхивала, то затухала, то вздрагивала, то дрожала.

И вот они на месте. Стоун похитил Адельку и Женю, когда они сбежали, выкинув все защитные амулеты и прочую чепуху. Джек, Дикарка и Рич тут же отправились на их поиски. Выяснили, где находилась эта парочка: Стоун поместил их в этот ужасный лабиринт, где каждая веточка хочет тебя убить, дороги меняются, и выход находят немногие. Но вот Рич нашел в лабиринте Адельку, ее зарывало под землю. Они кое-как ее вытащили оттуда, Рич взял ее с собой, чтобы выйти из лабиринта и отвести в безопасное место, хотя Аделя не хотела уходить оттуда без Женьки. Джек и Дикарка остались искать Женьку. И им удалось это сделать. Они нашла Женьку, но того все больше и больше утягивало в себя зеленое болото. И сколько бы они не пытались вытащить его – было только хуже. Он еще больше тонул в нем. Тогда они остановились. Лавли как раз оказалась рядом с ними в этот момент.

– Вы же знаете чудное свойство болот, – послышался знакомый злорадный голос. – Ты тянешься к свету – а они заглатывают все глубже и глубже.

– Стоун, – произнес Джек.

– Джек! – воскликнул Стоун, а потом продолжил. – Это ведь я создал этот прекрасный лабиринт. Пожалуй, одно из моих лучших произведений искусства. Ты ведь не сможешь освободить его, смогу только я. Правда, здорово?

– Освободи его, – настойчиво произнес Джек. Лавли заметила, как он старается подобраться поближе к колдуну. А Дикарка хочет подобраться с другой стороны. У них, кажется, был какой-то план.

– Или что? – проговорил Стоун.

– Или я убью тебя, – произнес он.

Лавли все это время смотрела в глаза своего брата. В них был испуг и еще что-то похожее на ненависть… к себе. Кажется, в этот момент он ненавидел самого себя за глупость и очень боялся за это поплатиться. И ей стало в этот момент так жалко и так страшно за своего брата. И в голове у нее возникла такая мысль: «Не убивай его, пожалуйста. Я все сделаю, лишь бы он был жив. Прошу тебя. Возьми лучше мою жизнь, мою никчемную потерянную жизнь вместо его жизни. У Женьки еще все впереди. Я его так люблю. Уж лучше мне самой умереть, но не забирай его. Прошу».

– Джек, – сказал Стоун. – Не стоит меня убивать. Тем более… желание дамы закон.

Он щелкнул пальцем. И Лавли с Женькой поменялись местами. И все это произошло так быстро. Джек увидел это. В его глазах был и страх, и удивление, и вопрос: «Ну, зачем?». Тогда, воспользовавшись этой неразберихой, Стоун своей магией откинул Джека от себя в сторону. Дикарка набросилась на него. Тогда Джек вскочил с места и направился к колдуну. Но Стоун уже сбросил с себя Дикарку. Вдруг подскочил к Лавли и схватил ее за шею своей каменной рукой.

– Стоять, – сказал Стоун. Джек остановился и показал рукой Дикарке, чтобы она тоже остановилась. – Да, – продолжал Стоун. – Ты можешь убить меня. Зелье у тебя уже наготове. – Лавли взглянула на Джека: в руке его, действительно, была какая-та стеклянная склянка с серебряно-радужной жидкостью. – И, да, это у тебя получится. Но останется ли ОНА жива?

– Что ты хочешь? – сказал Джек.

– Джек! – воскликнула Дикарка. – Убей его. Не ведись на эту ерунду.

Тогда Джек сделал жест рукой со спины: мол, уйди, и Дикарка с Женькой исчезли, оказавшись вне лабиринта.

– Наконец-то! – воскликнул Стоун. – Как же мне недоела эта девчонка. Теперь уж, можно поговорить.

– Что тебе нужно? – еще раз сказал Джек.

– Сразу так, к делу, да? – сказал Стоун. – Никто не хочет поговорить со стариком-колдуном. А иногда знаете, как бывает одиноко? Может, мне хочется всего лишь любви и семейной поддержки?

– Тогда отпусти Лавли, – сказал Джек. – И я обниму тебя по-семейному.

– Нет, – сказал Стоун, улыбаясь. – Сначала выбрось это зелье. Оно уж очень мне не нравится.

– Нет! – вдруг закричала Лавли, сама от себя такого не ожидая. – Не иди у него на поводу. Он еще столько зла успеет натворить в мире, если ты его не остановишь.

– Ой, да брось, Джек! – воскликнул Стоун. – Мне скоро надоест, и я придушу ее. Разве можно сделать большее зло?! Считаю до трех и убиваю. Раз…

– Хорошо, – сказал Джек. Он кинул склянку с зельем. Она разбилась об стену. А потом он что-то прошептал, и остатки того серебряно-радужного зелья выветрились в воздух.

– Амм… – провозгласил Стоун и сделал жест рукой у носа – будто бы он наслаждается запахом чего-то наивкуснейшего. – Обожаю запах новоизобретенного зелья. Так у тебя все-таки получилось приготовить то, что привело бы меня к смерти. Поделись, как бы оно сработало?

– Превратило тебя в то, кем ты был первоначально – в камень, – ответил Джек. – Это зелье равновесия. Все должно вернуться к первоистоку.

– А, то есть ты опять за свое, что никто не может жить вечно, если есть жизнь, есть смерть и тэ дэ и тэ пэ… А тебя бы во что превратило это зелье? – усмехнулся Стоун.

– На меня бы оно не сработало, – ответил он. – Оно только для таких, как ты, для богов.

– А, как продуманно! – сказал Стоун. – Хотя и показывает темную сторону твоей души: ты никогда не любил бедных богов, презирал их. Это жестоко, ты не находишь?!

– Отпусти, Лавли, – сказал Джек. – Я сделал то, о чем ты просил.

– Эй, нет, – сказал Стоун. – Ты выбросил зелье, но это всего одна склянка. Кто знает, сколько их у тебя?

– Всего одно. Мало слишком компонентов, – произнес Джек. У него было очень напряженное лицо во время всего разговора. Он знал, к чему все это приведет. В нем не было страха, отчаяния. Наоборот, выражение лица было спокойно-напряженным.

– Хм, это так, – сказал колдун. – Я уверен, что ты не обманываешь. Но ты ведь можешь приготовить это зелье в любое другое время. Шантажировать меня им, или пытаться меня убить. А мне это, ой, как не нравится.

– Нет. Не буду. Клянусь.

– Ну, возможно ты, который сейчас и сдержит слово, но, кто знает, кем ты станешь потом. Вдруг однажды ты решишь, что я уж слишком ужасный враг, и что это единственный способ меня победить, единственный шанс для всех миров избавиться от меня. Или сам вдруг станешь человеком, который не держит слово. Это слишком уж…

– Скажи сразу, – перебил его Джек. – Ты дашь ее жизнь в обмен на мою!

– Да, – прошептал Стоун. И этот шепот как эхо прозвучал у Лавли в ушах.

– Нет! – закричала Лавли. – Не соглашайся.

– Кукла, помолчи, когда разговаривают взрослые люди, – сказал Стоун и сжал ей горло так, что Лавли не могла дышать. – Так ты согласен на сделку?

Джек слегка опустил глаза, а потом поднял их на Лавли. «Нет, нет», – умоляла она взглядом.

– Да, – быстро ответил Джек.

– Отлично, – улыбнулся своими серыми, как у мертвеца, губами, а потом тотчас же схватил Лавли и отшвырнул ее в сторону к Джеку.

Джек тут же бросился к ней.

– Ты в порядке? – прошептал он, поднимая ее. Дрожащий его взгляд пересекся с истерзанным взглядом Лавли.

– Зачем? – прошептала она, чуть не плача. – Зачем?

– Потому что я люблю тебя, – ответил он и потянулся к ней. Лавли потянулась к нему. И они соединились в поцелуе… прощальном.

…А у меня все лицо в грязи и соленых слезах, волосы спутанные. Я вдруг почувствовала себя самым ничтожным человеком на свете. Если бы не я, Женька бы не сбежал, и его не поймали, если бы не я, у Джека получилось бы убить колдуна, если бы не я, ничего бы не было. И он мог бы жить счастливо и дальше. Но я все испортила. Я понимала, что недостойна этого парня, и никогда не была достойна, и что я люблю его… люблю… Но что дальше? Я и тогда задала этот вопрос. А теперь, теперь он уйдет навсегда. Навсегда. Единственный человек на свете, который любил меня, был рядом со мной, несмотря ни на что, которого я отвергала, которого я посылала ко всем чертям. Ну, почему должен уходить он, а не я? И почему я опять не могу ничего сделать?

– Не уходи. Я ведь… – прошептала я, даже из закрытых глаз лились эти никчемные слезы. – Люблю тебя. Уж, лучше я, а не ты.

– Ну, да, ну, да, – услышала я этот противный голос. – Любовная драма. Я понимаю. Могу и подождать.

– Мне пора, – прошептал Джек, он последний раз провел своей рукой по моей щеке, вытерев слезу, и поцеловал в лоб. Потом он встал на ноги. Я все еще сидела на коленах и наблюдала, как он идет к своей смерти, к этому чертову колдуну.

– Он сделает тебя злым! – вскричала я. – Там в книге было такое пророчество. Он захочет сделать из тебя себя!

Джек остановился.

– Ему это не под силу, – сказал он.

– Да, да, – подтвердил Стоун. – А то бы такой хороший парень давно бы делал гадости в каком-нибудь другом мирке, вроде твоего. Я просто его убью.

– Но он же твой сын! – вскричала Лавли.

– Поэтому я убью его не так жестоко, как убил бы, например, тебя, – радостно ответил Стоун.

Джек остановился возле колдуна и обернулся к Лавли. Он помахал рукой, земля будто бы ушла из-под ее ног, Джек со Стоуном стали отдаляться. И вот Лавли уже сидит перед лабиринтом. Рядом с ней Дикарка и Женька.

– Где Джек? – сказала она.

Лавли лишь посмотрела на нее своими покрасневшими и измученными от слез глазами, Дикарка все поняла.

– Значит, переговоры ни к чему не привели! – воскликнула она. – Так я и знала. Женька, иди домой.

– Я могу помочь, – сказал он.

– Уже помог! – вскричала Дикарка. Тогда, наверное, впервые за столько времени Лавли увидела в Дикарке не самодовольную кошечку, а разъяренного зверя. Женька вздрогнул и убежал. – А ты, плакса, давай вставай. Нам нужно помочь Джеку.

Лавли медленно встала, с надеждой глядя на Дикарку.

– Как? – сказала она. – Он совершил сделку: моя жизнь в обмен на его.

– Плевать! – воскликнула Дикарка. – Он, конечно, не может не отдать свою жизнь, но мы-то можем вырвать его у колдуна. И тогда Джек как бы исполнит свое обещание. Он же не отвечает за действия других людей. Он бы отдал жизнь, если бы не мы.

– Но мы ведь его не найдем. Лабиринт запечатан магией. Нет входа. А распечатывать долго. К тому времени Джек будет уже мертв.

– Как я люблю говорить, – сказала Дикарка, ударила ногой в землю, и огонь со льдом проделали гигантскую дыру в стенках лабиринта метров на двадцать. – Против лома нет приема. А твоя звездочка укажет путь к Джеку.

Искорка полетела вперед, а обе девушки рванули за ней, снося все на своем пути.

Джек и Стоун медленно шли по лабиринту.

– А ведь эта Лавелина, – сказал Стоун. – Такая странная, да? Я бы сказал: глуповатая. У нее есть звезда. И она бы могла сотни раз пожелать освободиться или хотя бы, чтоб ты не умирал. Нет же, слезы, рыдания, страдания – и никаких действий. Ты ведь изучал психологию? Как называется ее болезнь бездействия?

– Тебе так интересно говорить о Лавелине? – сказал Джек.

– Да нет, – ответил Стоун и улыбнулся. – Мне просто интересно поговорить с тобой. Ну, признайся же честно. Ты полюбил ее не за мозги – это точно. Потому что соображает она как-то тормознуто.

– У каждого свои недостатки, – ответил Джек.

– Ясно. Значит, не хочешь говорить о ней. О ком же?

– Кто убил маму? – сказал Джек и взглянул на Стоуна. Тот тут же скосил глаза вниз.

– Неужели так и не вспомнил? – сказал он. – Все-таки не зря я говорю: самое главное – память. Если бы человек не умел помнить, он бы ничего не умел. Но о ней… Мы оба, – ответил он.

– Мы на месте, – сказал Джек.

Джек и Стоун оказались в центре лабиринта. Там стоял круглый стол, два стула рядом, две чашечки, чайник, сахарницы.

– Да, – сказал Стоун, подошел к столу. – Присаживайся.

– Я постою, – ответил Джек.

– Ну, тогда и я тоже, – сказал Стоун. Он стал разливать чай по чашкам. Джек уставила на маленькую синюю чашечку с отколотым кусочком.

– Значит, лучше ничего не придумал? – улыбнулся Джек, взял в руку чашечку и стал рассматривать. – Та же самая. Помню ее. Между прочим, любимая моя чашечка.

– Да, – отозвался Стоун. – И зачем придумывать что-то еще? Мне и тогда эта идея нравилась, и сейчас нравится. Что может быть прекрасней, чем превратиться в камень?

– Действительно, – подтвердил Джек. – Наливай.

– Как мне нравится задор в твоем голосе! – воскликнул Стоун и налил ему чай. Потом взял свою чашечку и выпил залпом, сказав при этом. – Твое здоровье!

Джек проделал то же самое. Как только напиток был выпит, его зашатало. Джек отошел в сторону.

В этот момент у Лавли вдруг тоже закружилась голова, и она остановилась.

– Ты не волнуйся, – сказал Стоун. – Сначала зелье действует на кожу, уж потом задевает внутренние органы. Так что, ты не свалишься на землю, когда зелье остановит твое сердце. Ты уже станешь камнем.

– Предусмотрительно, – улыбнулся Джек, и в тот же момент издал странный вздох. Он почувствовал, как пальцы на ногах окаменевают. Это шло дальше. Подходило к коленкам. – Только я тебе хотел сказать, – произнес Джек тогда.

– Да, я слушаю, – сказал Стоун.

– Ты уж попробуй жить заново, сначала, – сказал Джек. – Ведь нельзя же жить прошлым. Попробуй начать все сначала. Стать добрым, научиться сожалеть, переживать. Стать другим человеком.

– Ну, Джек… Ты же знаешь, – сказал Стоун. – Что нет во мне этого всего. А к чему это все?

Джек почувствовал, как это дошло до желудка.

«Я не чувствую ног», – прошептала Лавли.

Джек опустил руки вниз. Они тоже начали каменеть.

– Это я к тому, что у меня есть друзья, – ответил он. – И боюсь, что, если ты не изменишься, они отомстят.

Его взгляд пересекся со взглядом Стоуна. Они будто хотели переглядеть друг друга. А окаменение уже дошло до груди. Джек сделал глубокий вдох и не смог уже сделать выдох.

«Он не может дышать», – прошептала Лавли.

А Джек все смотрел, смотрел в глаза колдуну до последнего, пока взгляд, смотрящий вдаль, не застыл в камне.

– Бежим скорее,– сказала Дикарка Лавли.

– Поздно, – прошептала Лавелина. – Поздно.

 

Глава 29

Как всё закончится

 

Лавли вернулась в дом Джека. Там были все: Женька, Аделина, Пуффи и Ханс. Дикарка и Рич, конечно, ушли бить Стоуна. Вот только дом этот был пустой, ведь Джека там не было. У нее сразу стали спрашивать, что случилось. Лавли рассказала все, но сама не понимая, что говорит. Брат сказал: «Прости, Лавли». Но теперь это ничего не значило. Она ушла гулять по острову. Те же деревья, те же реки и море то же. Только вот все как будто застыло. Все как будто уже не живое, как будто уже не то. Этот остров как будто бы умер вместе со своим хозяином. И сейчас казался Лавли таким пустым. Здесь не было ничего, не было никого.

Она пришла в То Особое Место Джека. Но теперь оно обыкновенное, совсем обыкновенное без него. Был закат. Последние солнечные лучи скрывались, уходя к морскому господину. Она смотрела на это и в какой-то момент вдруг увидела в этих солнечных ярко-желтых лучах силуэт Джека. Тогда случилось что-то невыносимое. Она вдруг упала на колени и закричала изо всех сил от боли, от ненависти, от всех скопившихся чувств в ее груди. Она закричала и весь мир как будто закричал вместе с ней. Воды из морей и океанов поднялись ввысь и закрутились вокруг нее в блеклом свете луны.

– Нет!– закричала Лавли, вскочив на ноги. – Не сейчас! – закричала она еще громче, смотря ввысь. – Ты даешь мне эту силу сейчас! Зачем? Я чувствую, я чувствую, что могу управлять всеми реками и морями этого мира, чувствую, что могу затопить весь этот чертов остров, чувствую, что управляю этим долбанным лунным светом. Зачем? Зачем мне это нужно теперь? Вы что, надо мной издеваетесь? Нет Джека – радуйся, это для тебя урок, ты обрела силы! Ну, спасибо, спасибо большое. Ненавижу! Ненавижу! И это вы называете равновесием, да. – Лавли замолкла, тяжело дыша. – Да, – проговорила она в каком-то странном озарении. – Равновесие. Я смогу изготовить то зелье. И я убью эту тварь, что лишила меня Джека! – вскричала Лавли и пустилась быстро вниз.

Она в момент оказалась в лаборатории Джека, начала рыться в бумажках и размышлять вслух. В этот момент она напоминала сумасшедшую. И своим внешним видом, кстати, тоже.

– Равновесие… Равновесие. Так он сказал и тогда. А основа того зелья – это зелье, превращающее обратно в людей… то зелье было у него, когда он был в замке. И Алиса – обезьяна, Вова – орел... Ага. А другие компоненты. Там смешаем это… а еще. Нужно для противоречия… Каменные слезы и жидкий свет. Жидкий свет… Его волосы, которые я расплавила – жидкий свет. А Каменные слезы… так. Когда появились близнецы, их поймали рыбки… и там была такая статуя, которая плачет. Мне туда.

Было почти утро, когда Лавли закончила зелье. Она была очень уставшая и выглядела довольно странно. Она решила умыться, причесаться и приготовиться к сражению. Она надела белый костюм, впервые за долгое время заплела косу. Коса оказалась почти по пояс. «Неужели так намного отрасли мои волосы?!». И надела синий ободок. Взяла зелье и поспешила к Стоуну.

…Время – это вообще очень странная штука, особенно на этом острове. Я помню, как готовка зелья, бегание туда-сюда казались мне такими долгими, я казалась себе такой медленной, и мне казалось, что прошло уже точно пара месяцев, хотя минуло всего-то пара часов. А вот сражение для меня продлилось, наоборот, слишком быстро. Я помню только, как нападала на него, я заливала его водой, хотела, чтобы он задохнулся, чтобы его занесло лавиной. Дикарка с Ричем тоже были со мной, и они как-то узнали, что зелье было у меня. Я помню свою ненависть, как я изо всех сил колотила этого Стоуна, я готова была разорвать его на части.

А потом был другой момент, опять продлившийся очень много времени. Это, когда мы загнали его в ловушку. И я стою перед ним. И держу зелье в руках. И понимаю: что, как бы сильно я его не ненавидела, убить его я не могу. Просто не могу кинуть это зелье в него. «Брось зелье. Убей его!» – кричит мне Дикарка, а я не могу. Тогда Стоун схватил меня за руку, смотря своими кровавыми серыми глазами на меня. И тут я слышу, как что-то летит ко мне. Это была стрела Дикарки. Та стрела выбила у меня из рук зелье, проткнув его насквозь в плече колдуна. «Не сработало!», – сказал Стоун, улыбаясь. «Нет, – Дикарка подскочила к нему. – Просто нужно слово. Равновесие…», – прошептала она.

В тот же момент с ним что-то стало происходить. Он закричал, стал отходить назад, прижался к скале, и сам стал кусочком этой скалы. Но Дикарка на этом не остановилась. Она чем-то ударила скалу – та раскололась, а потом всей своей злостью плеснула огнем на осколки – они даже не расплавились, сгорели.

– С ним покончено, – сказала Дикарка. – Теперь найдем Джека. Может, проклятие с его смертью ушло?

Лабиринт исчез, да. Но Джек все еще был там. Он стоял каменной статуей. Взгляд у него был такой, какого я никогда еще не видела у него. Не было ненависти, которую я ожидала увидеть, или страха. Нет… может быть, эта была задумчивость. Задумчивость перед смертью? И как можно было превратить ЕГО в камень?! Каким чудовищем нужно быть, чтобы превратить его в камень? В тот момент я всей душой ненавидела Стоуна.

– Искорка, – вдруг произнесла Лавли. – Ты можешь его расколдовать?

– Это необычная магия, – ответила звезда. – Даже сам Стоун не смог бы его снять. Ни одно зелье не сможет его разрушить… Но есть одно средство. Я думаю, если ты его поцелуешь, он снова станет человеком.

– Поцелуй? – переспросила Лавли. – Это не может быть так просто.

– Боюсь, я не знаю другого способа, – сказала Искорка.

– Хорошо, – сказала Лавли и подошла к Джеку. – Я попробую.

Ее губы прислонились к холодному камню. «Пожалуйста. Пусть это сработает. Я так хочу вернуть его. Я люблю его», – подумала в этот момент Лавли. Она почувствовала вокруг себя свой мягкий лунный свет, тогда же она почувствовала и его. Она открыла глаза и увидела, как каменная корочка сходит. Он стал превращаться вновь в себя. Вот уже появились белокурые волосы, и он открыл свои голубые глаза. Он медленно опускался на колени. Она подхватила его.

– Лав, – прошептал он.

И вдруг с ним стало происходить что-то не то. Он вдруг схватился за сердце и вскрикнул.

– Джек, Джек, что с тобой? – говорила Лавли.

А это уже было не остановить. Волосы вдруг стали седеть, тело похолодело, и кожа стала, как у мертвеца. Глаза наполнились безумием и изменили цвет на серый. Он, до этого державшийся за сердце, вдруг вскочил на ноги, испуганно глядя на Лавли.

– Джек!– сказала она и хотела подойти.

– Кто ты? – вскричал он и достал нож. – Не подходи ко мне!

– Джек, что с тобой? Это же я, Лавли, – сказала она, в ужасе понимая, что человек, стоящий перед ней, больше походит не на Джека, а на… Стоуна.

Она хотела подойти к нему, но он бросился к ней с ножом. Лезвие проскочило так близко, и, если бы Дикарка вовремя не поспела, Лавли была бы уже мертва. Он хотел сражаться и с Дикаркой, но рядом был и Рич. Кажется, Джек испугался и сбежал.

– Что с ним? – закричала Лавли. – Что с ним? Он, что забыл нас?

– Это похоже на амнезию?! – вскричала Дикарка. – Да, он взбесился. Он хотел нас всех убить. Он стал не лучше Стоуна, даже хуже.

– Нет, – прошептала Лавли. – Нет… Он просто забыл.

Джек не врал, когда сказал, что сердце его не может сделать злым Стоун, никто, никто на всем белом свете не мог заставить его сердце ненавидеть, кроме той единственной, кому принадлежало его сердце полностью и без остатка. Лавелине. И ее больное, израненное сердце, которое до конца не способно полюбить, переполненное и ненавистью, и обидой, и пустотой, оно накрыло его, заставило проснуться, но разбудило самое плохое, что было в нем. Оно заставило забыть все хорошее прошлое, заставило стать таким же, как Стоун, ненавидящим всех и вся. И главное – опустошило его, потому что, если сердцу остается только ненавидеть, оно уже не способно любить и, значит, утрачивает свой главный дар и свое предназначение.

«И все это из-за меня», – твердила Лавелина сама себе.

Она вдруг сорвалась с места и побежала. Побежала не за ним, нет, она сама не знала, куда бежала, пока не выбилась из сил и не упала. Она оцарапала себе все колени, кажется, ударилась животом. Все болело. А перед собой она видела лишь маленький светлый огонек.

– Искорка, – прошептала Лавли и медленно встала на колени. – Звезда моя! – взмолилась она. – Исполни мое желание.

– Ты хочешь, чтобы я исправила то, что произошло с Джеком? – сказала своим звонким взволнованным голоском Искорка.

– Да. Но постой, – прошептала Лавли. – Ты одна не справишься. Это другое проклятие, и его наложила я… мое холодное, ледяное сердце, мои пустые глаза, они не смогли вернуть его, они прокляли его. Но это, значит, что только я могу снять новое проклятие. Но ты же видела, что произошло в прошлый раз, у меня ничего не получилось. Я не могу снять его одна. Мне было под силу победить злого колдуна, создававшего хаос по всему миру, но я не смогла вернуть того единственного мужчину, которого я люблю. Искорка моя, звездный свет в ночи, я больше так не могу жить. Я больше не хочу жить не в полную силу. Я больше не могу чувствовать пустоту прямо здесь, в моем сердце. Я больше не хочу, чтобы мои чувства приносили вред другим. Я не хочу разучиться любить, и не хочу жить прошлым. Я хочу жить сейчас, любить и быть любимой, хочу, чтобы брат смотрел на меня не как на предателя, а как на друга. Хочу, чтобы друзья были со мной не из жалости, а потому что я им нужна, я вновь хочу стать тем, кем я была, – голос Лавли дрожал, а глаза блестели от слез, думаю, Искорка чувствовала себя так же. – Прости меня за то, что я сделала с тобой, с собой, с нами. Вернись ко мне, я прошу тебя, стань моим светом, стань моим сердцем, будь моим смехом. Только так мы сможем вернуть того, кого мы любим.

Искорка медленно подлетела к Лавли и вошла в нее, прямо в сердце.

…Мне было больно. Сначала я почувствовала ужасную боль, боль в сердце. Это было от той боли, что я когда-либо чувствовала. От той боли, когда умерла моя Аврора, от той боли, какую я почувствовала, когда все это случилось с Джеком, от той боли, когда я увидела в первый раз этот взгляд Женьки, который означал, что мы с ним – никто друг другу, от боли, что чувствовала, когда мой первый муж бросил меня. Мне было больно в сердце, на глаза наворачивались слезы. Но вместе с этим было и другое чувство.

Я все вспомнила. Сначала я вспомнила брата. Как мы дружили в детстве, как бегали друг с другом по двору, как любили друг друга, дрались друг за друга, делились друг с другом, были лучшими друзьями. Я вспомнила и свою маленькую Аврору, то, что уже давно забыла о ней. Ее лучезарные голубые глаза, так ясно смотревшие на меня, вспомнила, как она была на меня похожа, вспомнила, как мы гуляли в парке, бегали там, а она снимала свои маленькие ботиночки и носилась босиком, и вспомнила, как Женька носился с ней рядом. Он часто говорил, как это странно, что мы так похожи.

Я вспомнила, как летала на волшебном шкафу, когда я впервые поняла, что магия есть, и не где-то далеко, а близко, рядом, во мне. Я вспомнила, что поняла это в тот же миг, как села в волшебный шкаф. А после я побежала на речку, сняла свои туфельки и ступила на нее, именно ступила, и не провалилась, потому что вода подчинялась мне. Я выбежала на середину реки, смеялась, танцевала, прыгала. Это было всегда со мной. Вода всегда подчинялась мне. И я это вспомнила. Вспомнила, как на этой же речке, когда мне было пять лет, я провалилась под воду. Тогда я играла с игрушкой, и она упала на середину реки, и я, как и в пятнадцать лет, ступила на водную гладь, и мои ноги не потонули. Я почувствовала холод весенней реки, как я испуганно шла по воде, как мои ноги дрожали, и как я теряла равновесие и, пытаясь выровнять его, перекатывалась то на одну ногу, то на другую. А потом я вдруг так испугалась, что провалилась под воду. И тогда меня спас Джек. Мой Джек. Он показал мне остров, я познакомилась с его друзьями. И я представилась принцессой Луной, потому что только луне под силу управлять водой. И как рыбки приняли меня за свою богиню, королеву.

Я вспомнила, что и тогда на выпускном я тоже видела Джека, а не кого-либо другого. И что после я работала в магической лавке.

Я вспомнила это. И я помнила, как мне было больно, и почему я решила все это забыть. У меня было столько чудных и добрых воспоминаний! Ну, а потом случилось это горе. Моя Аврора, она умерла. И я не могла выдержать этого. Я не могла радоваться жизни, верить в волшебство, когда ее не было рядом. Но все это было во мне. Я всю жизнь так жила, радуясь жизни и веря в волшебство. Это была моя частичка, я привыкла верить, что все будет хорошо. Но теперь ничего не могло быть хорошо. И моя душа разрывалась. Одна часть говорила мне: живи, верь в чудо. А другая кричала мне: как же ты можешь жить без нее? И я убежала на ту самую гору, где в комнате страха я увидела Искорку.

На этот раз была темная ночь. Я упала на колени и рыдала, меня просто разрывало на части, меня словно всю изрезали изнутри, и я не знала, что мне делать. «Отпусти! – кричала я. – Отпусти меня! Убирайся от меня! Я больше не хочу чувствовать эту боль, больше не хочу всего этого чувствовать! Уходи! Убирайся!». И в тот момент моя душа разорвалась, от нее оторвался самый главный кусочек, самая главная искорка, которая определяла мою суть. А я этого и не заметила. Когда Искорка оторвалась от меня, я перестала плакать, я больше не чувствовала боли, была лишь тьма и пустота. «И что я здесь делаю?», – сказала я сама себе, развернулась и пошла. А маленькая Искорка, она оставалась там, брошенная и никому не нужная. Звезды с неба увидели это, они окружили ее и сделали одной из своих. Это было просто чудно. Столько яркого света, огней и волшебства. А я уходила оттуда. Если бы я только обернулась и увидела это чудо. Но я ушла.

И теперь, когда я вспомнила все это, мне не стало больно, как прежне. Боль прошла, я почувствовала себя лучше, чем когда-либо. Я, наконец, нашла саму себя, я могла чувствовать. И уж поверьте, способность чувствовать – это самое лучшее, что есть у человека.

Теперь я должна все исправить. Нужно найти Джека и исправить это. Я это с ним сделала, значит, могу и изменить все.

Я встала на ноги и побежала, я побежала в То Особое Место Джека, которое он мне как-то показал. Да, он был здесь. Он говорил, что всегда приходит туда, когда ему становиться одиноко. Он сидел на краю обрыва и смотрел вдаль. Думаю, он не видел ни мерцающих звезд, ни этой завораживающей красоты, просто пришел сюда по привычке.

– Джек, – позвала я его.

Он тут же резко вскочил на ноги и взглянул на меня озлобленными каменными глазами.

– Я же сказал тебе, чтобы ты не подходила ко мне! – закричал Джек. От злости ему тяжело было дышать. Он хотел достать нож, опять.

– Не нужно, – сказала я спокойно. У меня сердце сжималось от того, что с ним было. – Ты можешь выполнить одну мою просьбу. Только одну. После этого я уйду, и больше не буду тебя трогать.

Он недоверчиво посмотрел на меня, но это была отличная перспектива.

– Какую? – сказал он.

– Обнять тебя, – ответила я.

Он нахмурил брови. Я медленно подошла к нему. Кажется, он не собирался причинить мне вреда. Я обняла его.

…Когда-то ты обнял меня, когда мое сердце еще было каменным, в тебе было столько света и добра. А теперь все это спряталось. Он был таким холодным, у него все мускулы были так напряжены. Такое бывает, когда очень злишься и пытаешь эту злость направить на самого себя. Я обняла его, а потом подняла голову и взглянула в его глаза. Такие холодные, и такой напряженный взгляд. Он как будто бы хотел вспомнить, хотел сам обнять меня крепко-крепко, но не мог. Я потянулась к нему и поцеловала. Это был такой жалостливый и тяжелый поцелуй. Я крепко-крепко обняла его, закрыла глаза. Теплый лунный свет начал обволакивать меня и Джека.

Я вдруг почувствовала, как что-то переменилось в нем. Он начал сражение за свет. Даже с закрытыми глазами я видела, я ощущала, как яркий свет, исходящий из него, понемногу превращал его в прежнего Джека. Мышцы его расслабились, кожа стала не такой холодной, она принимала прежний цвет. Волосы из каменных на свету вновь становились золотыми. Он уже не мог стоять на ногах, он опускался на колени, но я его не отпускала.

– Мне больно, в сердце, – прошептал он.

– Потерпи, любимый, это всегда тяжело – вновь чувствовать, – сказала я сквозь слезы.

Я открыла глаза лишь тогда, когда поняла, что Джек теперь прежний. Я взглянула в его глаза. Они были прежними, голубого цвета неба. И смотрели так ясно, так добро и с такой любовью на меня. Сквозь слезы я улыбалась, а слезы сияли на моих глазах. Я смотрела на него, а он на меня. Мы сидели на коленях, друг перед другом, держась за руки.

– Я больше никогда тебя не брошу, – сказала я ему. – Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, Принцесса, – сказал он, а потом вдруг произнес. – Рассвет.

Я взглянула на восток. Ярко-красные лучи освещали еще темное небо. Это был самый чудный рассвет в моей жизни. Эти лучи были такими красивыми. Солнца еще не было видно, но мы видели ярко-красное небо.

Как-то незаметно к нам подошли Рич и Дикарка, но, когда они увидели, что происходит, то остановились. Дикарка с удивлением уставилась на нас. А мы и не замечали. Я до сих пор не понимаю, и как она нашла это место и все остальное.

– Он прежний, – прошептала она. – Они любят друг друга, да? А проклятие? Неужели его нет?

Она медленно опустила голову вниз. Посмотрела на руки. Она и сама не заметила, что сейчас схватила за руку Рича.

– Пошли, не будем им мешать, – произнесла она. И они ушли.

 

Эпилог

 

Вскоре мы все вернулись домой, я, Аделька с Женькой, Ханс и Джек. Я очень боялась подойти тогда к своему брату. Но я все же поговорила с ним, я попросила прощения, сказала, что поступила неправильно и эгоистично, что я люблю его и хочу начать все сначала, хочу снова стать его другом. Он согласился.

Мы вернулись как раз вовремя. Родители приехали. Я тут же сделала маме комплимент, как она загорела и помолодела в отпуске. А она сказала, что не она одна. И когда взглянула на себя в зеркало, я поняла, почему она так сказала. От той постаревшей, бесчувственной и некрасивой девушки больше ничего не осталось. Теперь я выглядела на свои годы, даже еще моложе, наверное, на годы Джека. Джека… да, ведь и он изменился. Когда я познакомилась с ним, он был мальчишкой, теперь он выглядел иначе. Он понравился маме.

Весь вечер мы болтали, делились впечатлениями, смеялись. Вечером я уложила Ханса спать. И как я могла так ужасно поступать с этим ребенком? Он потерял мать, а я, вместо того, чтобы утешить его, помогать ему, жалела себя, не обращала на него внимания, была глуха к его горю. Но сейчас все изменится.

Все уже изменилось.

Аврора, милая Аврора. Я боялась тебя отпустить, хотя, сама не зная этого, отпустила, отпустила все хорошее, что было у нас. Теперь я отпускаю тебя. Я не буду больше жить, как прежде. Я всегда буду помнить тебя, буду вспоминать, как ты играла, твой голос, твои проказы, но уже не плакать из-за этого, нет – плачут, когда плохо, а я буду радоваться, потому что с тобой я была счастлива, и ты была счастлива со мной. И теперь, хотя все изменилось, ты по-прежнему со мной, в моем сердце.

Не знаю, что будет дальше. Никто не знает. Но у меня теперь есть всё, что нужно для счастья. И, значит, все будет хорошо.

 

© Кристина Иванова, текст, 2016

© Книжный ларёк, публикация, 2016