Владимир Мельник. Идеальное чувство

ИДЕАЛЬНОЕ ЧУВСТВО

Электрические яркие ромашки на черном фоне, который медленно зеленеет, начинает шевелиться, словно летний луг, над которым пролетает волна легкого ветерка. Ветерок уносит ромашки, поле чернеет, и в нём возникают ленты желтого золота. Невидимый нож иссекает их в нити, и эти золотистые нити завиваются, собираются прядями, превращаясь в дивные светлые локоны. В локонах возникает красивое женское лицо – нежная кожа, алые губы, длинные ресницы и черные глаза. Глаза распахиваются широко и удивленно, но взгляда в них почему-то нет. Я ищу взгляд: он нужен мне; женская красота бессмысленна и мертва без него. Отблеск невидимого пламени вдруг рождает в черных провалах глаз игривые искорки, золотистые, как и локоны. И я узнаю ее. Это она – та, которую я хочу видеть. Имя ей – Наташа, девушка-ромашка, золотое солнышко на тонком стебельке…

Шаги. Скрип дверных петель. Голос:

– Федюша!

Федюша – это я, а за дверью – моя матушка; она не так добра, как деликатна; она никогда не ворвется в комнату, пусть в ней я один, и я часто кричу во сне.

– Малыш, тебе опять снится плохое?

– Нет.

– Ничего не болит?

– Нет.

– У тебя глаза покраснели. Ты плакал?

– Нет.

– Я вижу, тебе плохо. Чем тебе помочь?

Милая, глупая, родная матушка, чем ты можешь помочь безумцу? Мое единственное лекарство – сон – издевается надо мною злее самой жизни; я не могу жить и скоро не смогу спать; сон убьет меня. Но дверные петли затихли. Дремлют. Лицо матушки неслышно влетает в комнату сквозь стену, наклоняется надо мною, нависает, начинает пухнуть и наливаться голубым блеском. Оно плывет, и серебристые брызги разлетаются из него стаею маленьких рыбок. Летняя жара, полдень, речка. Наташа смеется, шлепая ладошками по искрящейся водной ряби; я тоже смеюсь и, погружаясь в прохладу, плыву к волнам тяжелого золота, ниспадающего в темную бездну с нежных девичьих плеч. Грудь распирает изнутри легкий пузырь счастливой радости; он растет и, кажется, хочет разорвать меня. Я тяну руки к девушке, но пузырь в груди вдруг теряет невесомость, наливается каменной тяжестью и влечет меня ко дну. Захлебываясь ужасом, я кричу:

– Наташа, спаси меня!

– Наташа?!

Солнце вспыхивает и резко бьет в глаза. Я выскакиваю из забытья:

– Что?

– Какая Наташа?

Я понял, откуда солнце: это матушка зажгла лампу в изголовье кровати. Она же и заговорила со мной, и заговорила не вовремя.

– Кто она? Скажи мне.

– Нет.

– Ты влюблен в нее?

– Не знаю.

– Зато я знаю. Ты влюблен, и это хорошо, это не страшно. А я было испугалась! Спи.

Мрак. Тишина. Я влюблен? Неужели со мною должно происходить то, о чем пишут в романах, чему посвящают стихи? Первое чувство идеально и поголовно: у всех оно бывает, со всеми случается. Но не со мною, чёрт побери, не со мною! Я другой. В книгах чужая жизнь. У меня всё иначе; но каково мне чувствовать то, что я чувствую? И подумалось нелепо, навязчиво: в старину влюбленные дрались, воевали, убивали за любовь. Могу ли я из-за Наташи вызвать на дуэль какого-нибудь негодяя, вздумавшего отнять ее у меня – отнять то, чего у меня нет? Это только сон, и злодей мне тоже снится. Смешон, будто сошел со страниц дурацкого романа: черный плащ, черная шляпа, черная полумаска, закрывающая две трети лица. Изогнутый дуэльный пистолет в руке. Вижу, такой же лежит в моей ладони. Он стреляет; резкий хлопок, облачко сизого дыма. Что-то взрывается во мне. Я не могу дышать, я падаю в черную бездну. Человек в полумаске бросает пистолет, обнимает и целует мою Наташу; она прижимается к нему всем телом, ее золотые локоны рассыпаются по его черному плащу. Нити сшиваются в золотые ленты, налетает ветер, ленты сменяют электрические ромашки в зеленом колышущемся поле. Вспыхивают языки пламени и заслоняют от меня все эти картины. Пламя закручивается спиралями, змееподобно обвивая мою голову, тянет меня в пропасть, из которой не мигая смотрят красные глаза. Слышны шаги. Знакомый голос звучит далеко:

– Федюша, уже утро.

Красные спирали редеют и тихо растворяются в черной воде, заливающей пространство. Красные глаза мигают, голос хрипнет и раздражается:

– Федюша, просыпайся!

Шорох во тьме. Легкие толчки. Голос неврастеника:

– Федя!

Душераздирающий, истерический вопль, вонзающийся в больной мозг, будто раскаленный кинжал:

– Федюша, проснись!!! Мальчик мой милый!!! Федюша, Федя!!!

© Владимир Мельник, текст, 2014

© Книжный ларёк, публикация, 2017