Александр Иликаев. Истории Уфимского полуострова

ИСТОРИИ УФИМСКОГО ПОЛУОСТРОВА

 

 

Perpetuum mobile

 

Ибрагим Златанович, практически однофамилец нападающего «Аякса», был крупным круглощеким мужчиной.

Его тяжелый взгляд выражал полное презрение к людям. Ибрагим одевался всегда во все белое, отутюженное.

Устроившись на пассажирском сиденье, он задумчиво постукивал пухлыми пальцами по приборной доске старенького «Ауди», пытаясь попасть в такт саксофонам.

 

Ибрагим не выносил аляповатости уходящих в прошлое 90-х. Его восхищала стилистка «века джаза». Слушая бархатный голос Фрэнка Синатры, он представлял себя молодым Вертинским в цилиндре и фраке. А рядом – даму в черном, усыпанном звездами, вечернем платье. Дама курила мундштук и пила шампанское.

На мгновение Ибрагиму показалось, что его везут не по убогому узкому переулку Коммунаров. Ржавые железные киоски, набитые импортным барахлом, сменились уютными магазинчиками и барами (их можно было узнать по старомодным, на всю стену, выкрашенным в черный цвет рамам).

 

И тут, стоило Ибрагиму протянуть руку, чтобы прибавить громкость, звуки саксов умолкли. Послышалось до боли знакомое: «…все лучшее в Бразилии называется PELE». Он поморщился.

– Радио?

Водитель, остролицый молодой человек, недоуменно воззрился на шефа.

– Система RDS. Что, никогда о ней не слышали?

– Нет… – задумчиво пробормотал Ибрагим.

– Предположим, вы слушаете музыку, ну, как сейчас, а потом, – в этот момент салон автомобиля вновь наполнили звуки оркестра, – потом включается реклама.

Ибрагим хотел было спросить, куда смотрели, когда переустанавливали магнитолу, но тут же вспомнил, что сам велел брать товар получше.

– Ловко они, мерзавцы, придумали, – рассеянно произнес он, закуривая.

Водитель, повернув на перекрестке возле недостроенного здания банка, кивнул.

– Это точно. Но ничего не поделаешь. За комфорт надо платить. Вот взять, к примеру, ту же рекламу…

Ибрагим нахмурился. Что ему не нравилось в этом парне, так это его болтливый язык и привычка высокопарно рассуждать решительно обо всем. Однако он справлялся со своими обязанностями и, самое главное, был троюродным братом его жены.

– Реклама никому не нравится, но без нее никак. Генри Форд сказал, что она – настоящий perpetuum mobile торговли, то есть всей нашей жизни. Я бы добавил, что это единственный возможный вечный двигатель, ведь его топливо – человеческая глупость и жадность. А люди так устроены, что им всегда мало.

– Пусть эти рекламщики не суются в джаз и футбол, в котором ничего не смыслят… а на остальное мне наплевать! – отрезал Ибрагим.

Наконец они подъехали к фирме, занимавшей пол-этажа серого панельного здания. Ибрагим неспешно вышел из машины и направился к крыльцу.

На входе его чуть не сбил человек неопределенного возраста, худой и юркий, словно мальчишка, с редкими смешными усиками. Он был одет в яркую униформу, которая напоминала клоунские наряды. За плечами висел тяжелый баул.

Ибрагим презирал людей этого сорта. Поэтому, как только сетевик открыл рот, чтобы описать какие чудесные товары лежат у него в сумке, Ибрагим отмахнулся и зашагал вверх по лестнице.

Собираясь войти в свой кабинет, он бросил взгляд на секретаршу. Девушка приветливо улыбнулась

– Ибрагим Златанович, крепкий кофе, как обычно?

– Зина, Пеле… Тьфу ты! Нет, лучше черный чай. С лимоном.

Сев за стол, Ибрагим полез в секретную папку с договорами.

Он не заметил, как кто-то тихо вошел. И только когда посетитель громко поздоровался, Ибрагим поднял голову и недоуменно взглянул на пронырливого коммивояжера, пытаясь взять в толк, как тот сюда попал.

– Что это все значит? – спросил хозяин кабинета, возмущенно разглядывая флаконы с дезодорантами, тюбики с кремами от морщин и облысения, оккупировавшие заметную часть стола. Ему казалось невероятным, что даже у себя он не может предаться размышлениям об очередной сделке.

– Посмотрите! Чудо-щетка. Моментальная очистка одежды. Даже если у вас шерстяной пиджак, пуха и волос как не бывало!

– Я не причесываюсь в пиджаке, – пробормотал Ибрагим.

Человечек искренне удивился.

– Это же подарок фирмы, совершенно бесплатно!

– Подарок – это провокационная ерунда. Сперва заработай, а потом купи! А точнее – потом продай! – Ибрагим ухмыльнулся, довольный своей шуткой.

После этого он решительно отодвинул коробку клея, из которой вытекала маслянистая жидкость, норовившая запачкать пачку свежеотпечатанных прайс-листов.

– Простите, сейчас я ее уберу, – засуетился коммивояжер. – Да, я вам не представился. Николай Васильевич Коробейников, для друзей просто Коля.

– Кто?

– Агент по продажам. Слышали про сетевой маркетинг? А у нас – «живой». Желания клиентов для нас закон… Но это еще не все. Я хочу вас обрадовать. По результатам заочной лотереи вы выиграли ценный приз. Одну минуточку, я сейчас…

– Какого черта вы здесь делаете, господин Коробейник?! – прервал его Ибрагим.

– Коробейников. Наша фирма…

– Напрасно тратите время. Мне не нужны ни подарки, ни призы.

«Трудный клиент», – подумал сетевик и, не теряя самообладания, произнес:

– А вот ваша секретарша молодец. Купила отменный косметический набор. – Коробейников загадочно улыбнулся. – Но лично я бы посоветовал взять цепочку из намагниченного сплава. Потрясающий лечебный эффект! Не сомневаюсь, что вашей жене эта вещь придется по вкусу. – С этими словами он полез в бездонную сумку.

– Причем здесь моя жена?

– У вас обручальное кольцо на пальце. В общем неплохое, но у меня есть поизящнее.

Ибрагим быстро отдернул руку от стола, будто опасаясь, что вошедший отхватит ее по самый локоть.

– Кстати, для полноты комплекта я могу предложить замечательные запонки.

– Запонки? – переспросил Ибрагим, скосив взгляд на предательски высунувшийся из рукава пиджака кусочек рубашки.

– Да, только сперва нужно подобрать расцветку. Я бы порекомендовал зеленые, под цвет галстука. Учите, что вам опять сказочно повезло. В этом месяце у нас как раз пятидесятипроцентная скидка.

– Довольно, молодой человек, – отрезал Ибрагим, красноречивым жестом выпроваживая коммивояжера.

Но тот, ничуть не смутившись, достал из сумки две запонки.

Хозяин кабинета, храня гробовое молчание, набрал номер охраны. Через несколько минут вошли дюжие парни в камуфляже. Коробейников сделал вид, что уходит, а потом попытался прорваться к столу. Защищаясь, Ибрагим резко откинулся на спинку кресла, не заметив, как что-то упало на пол.

Выйдя в приемную, он расстегнул ворот рубашки. Ощущение того, что вездесущий торговый агент постепенно заполняет собою весь кабинет, превращаясь в подобие отвратительного кафкианского насекомого, – про-шло. Но ненадолго, ибо стоило Ибрагиму посмотреть на секретаршу, красившую свои холеные губы новой помадой, как он почувствовал тошноту.

Спустившись в туалет, Ибрагим выкурил пару сигарет, а потом некоторое время стоял возле зеркала, разглядывая свое отражение.

Вдруг дверь одной из кабинок с шумом распахнулась, и из нее выглянул Коробейников.

– Бизнес – это сплошные стрессы, но я могу предложить недорогое средство.

Ибрагим повернулся и, сняв ботинок, запустил его в смуглую физиономию представителя «Живого маркетинга». Послышался приглушенный крик. Тело коммивояжера глухо ударилось о край унитаза. Ибрагим вышел в коридор с чувством выполненного долга.

Когда охранники выволокли Коробейникова на улицу, тот, пытаясь вырваться, стал грозить Ибрагиму.

– Я тебя все равно сделаю! Ты понял?! Я тебя сделаю!!!

Но Ибрагим остался невозмутим. И даже позволил себе цитату из классической пьесы Артура Миллера: «Он так и не понял, что собой представляет».

Рабочий день, начавшись столь бурно и драматично, закончился обыденно и приятно. В седьмом часу Ибрагим был уже дома и сгорал от нетерпения рассказать жене, как он ловко отделался от назойливого «живого маркетолога». Но она его опередила.

– Дорогой, я думала, что ты опять забудешь о нашей годовщине. И не надо мне никаких дорогих украшений. Главное, что это настоящий сюрприз! Совсем на тебя не похоже!

– Сюрприз? – насторожился Ибрагим.

Жена, продолжая щебетать, протянула ему визитку.

Ибрагим как зачарованный уставился в прямоугольный кусочек глянцевого картона, словно в первый раз видя свою фамилию и номер домашнего телефона.

– Да-да, я знаю, что ты всегда говорил о сумочниках, что они всовывают разное барахло. Но Николай прямо целое представление устроил…

Ибрагим сурово перебил:

– Почему ты мне не позвонила?

– Дорогой, потому что он сказал, что у тебя важные клиенты, и ты просил не беспокоить до вечера.

Ибрагим перевел взгляд с визитки на жену и только тут заметил на ее тонкой шее ярко сверкавшую цепочку из намагниченного сплава.

 

Опубликовано в газете «Истоки» № 49 от 9 декабря 2015

 

ДАРИНА ИЗ НИОТКУДА

романтическая история

 

Денис Червяков, поэт-фрик, открыл окно мансарды, и душ из дождевой воды окатил самодельную брошюрку стихов «Придуманная подруга». Молодой человек с омерзением посмотрел на обложку своего детища. Перед его глазами возникла кудрявая челка Клары Непомочук – организаторши поэтического слэма на опен-эйре – или, в переводе на русский, публичной читки стихов в Аксаковском парке. Приговор Клары гласил: автору-фрику, попросту говоря, лоху, надо пожелать реального воплощения своих сексуальных желаний, тогда и поэзией заниматься не придется.

Хотя мансарда в модернизированной хрущобе напротив кинотеатра «Искра» располагалась в географическом центре Уфы, поэт мечтал вовсе не о том, чтобы каждый вечер водить к себе дам, читать им стихи и варить пунш из кислых яблок.

Молодого человека терзали здоровые амбиции, но он, увы, не блистал красноречием на публике. Вещью совершенно необходимой для участника местного литературного сообщества. Да и что стоило его заурядное лицо, без серьги в ухе, бороды и вишневой трубки в зубах?

Каждое утро, раскрывая окно, Червяков читал свои вирши. Шустрые воробьи вертели головками, словно прислушиваясь к звукам новейшей поэзии, но, на самом деле, их больше привлекала подвешенная под карнизом кормушка.

Мало того, что стихи из «Придуманной подруги» не удостоились публикации в журнале «Забельские записки». По закону подлости, фамилия автора не была даже упомянута в длинном списке участников пресловутого опен-эйера. И Червяков имел все основания полагать, что здесь не обошлось без интриг Клары, считающей, что если человек не может подать себя, то и в голове у него мусор, и тексты – так себе.

Однако что-то надо было делать…

Раздался звонок. Червяков вспомнил, что просил знакомого компьютерщика заглянуть в обед, чтобы переустановить систему на ноутбуке. Открывая дверь, он вдруг с ужасом вспомнил, что на нем только красные плавки с надписью «Добро пожаловать» и, повернувшись задом к вошедшему, побежал одеваться.

– Извините, мне очень неудобно… – услышал поэт за спиной, едва успев натянуть трико, нежный голосок.

«Вот и глюки начались, – подумал Червяков. – Придуманную подругу заказывали?». Но усмешка сошла с его губ, когда он, обернувшись, увидел на пороге мансарды девушку в коротеньких синих шортиках.

Поэт взъерошил вихры с застрявшими в них перьями от подушки и резко вдавил в переносицу дужку очков. Но гостья не исчезла.

– У меня в кухне кран течет, я звонила ремонтникам, но они уже неделю едут.

Через десять минут прокладка кухонного крана в квартире на пятом этаже заняла положенное место. Девушка, рассыпаясь в благодарностях, пригласила своего спасителя на чай.

Червяков, радуясь тому, что хоть одна сторона его талантов получила признание, набрался храбрости и сказал:

– Я вообще-то с утра еще не ел ничего.

Девушка, сверкая загорелыми коленками, засуетилась.

– Конечно. У меня гуляш. Будете?

– Да, кстати, можем на «ты». Денис.

– Дарина.

В уме сами собой всплыли строчки из первого стихотворения сборника:

 

Дарина, ты открыла для меня начос с сыром.

Помнишь, как ты сказала,

Что хочешь пойти на «Трансформеры-2»?

 

На Червякова снова напала задумчивость. Он стал наблюдать за Дариной, возившейся с духовкой. Однако откуда она свалилась вообще? Почему до сих пор они ни разу не сталкивались в подъезде? Девушка могла конечно въехать недавно или…

 

Денис знал, что фрикачество не доведет его до добра. Но не думал, что это произойдет так быстро.

– Ты с чем любишь начос? – спросил поэт.

Дарина включила духовку.

– С сыром!

Молодой человек шумно вздохнул.

– А кино твое любимое…

– «Трансформеры»! Скоро будет вторая часть, – как ни в чем не бывало щебетала девушка. – Вот, в «Искре» как раз зал Imax открыли! Это как 3D, но только круче!

Червяков с трудом подавил так и рвущийся из груди истерический смех.

– И еще ты обожаешь все красное, у тебя даже полусапожки бордовые.

– А ты откуда знаешь?

Червяков не успел ответить, как перед ним очутилось разогретое в микроволновке настоящее блюдо с густым подливом и кусочками ароматного мяса!

И тут Денис мысленно обругал себя. Если чудеса случаются, так чего он тут тушуется? Надо расслабиться и получать удовольствие.

Червяков нерешительно взялся за ложку.

– Может еще подогреть? – спросила девушка, смотря такими бездонно-синими, словно небо над утренним городом, глазами, что хотелось в них утопиться.

Поэт осторожно зачерпнул картофельного пюре с мясом, словно опасаясь, что оно окажется ненастоящим и проглотил. Вкус блюда напомнил ему материнскую стряпню. А присутствие рядом красавицы в коротких шортах сделало еду вдвойне вкуснее.

– Фантастика! – воскликнул Червяков и вдруг, неожиданно для самого себя, признался: – Я, кажется, тебя придумал.

Дарина недоверчиво рассмеялась.

– Что?!

– Сделай чего-нибудь.

Уголки губ Дарины подернулись.

– Оригинально. Ты всегда такой смелый с девушками? Что именно сделать-то?

– Например… – Денис почесал затылок, – вынеси мусор.

Дарина развела руками.

– Я уже его с утра вынесла.

Червяков на секунду задумался, но его тут же озарило.

– У тебя ручка и бумага есть?

– Хочешь выписать мне счет?

– Нет, хочу продолжить эксперимент.

Девушка, взвизгнув, захлопала от восторга.

– Ой, обожаю эксперименты!

Денис закрыл глаза. Вот сейчас он проснется в своей мансарде, с «Придуманной подругой» в руках.

– Пожалуйста! – услышал он радостно-нетерпеливый голос Дарины, положившей перед ним лист бумаги и ручку. – Что дальше?

Червяков, пристально взглянув в глаза девушки (да, пожалуй, цвет у них был неестественно синий), усмехнулся, уже больше не удивляясь собственным словам.

– Дело в том, что ты не настоящая. Ты – художественный образ, персонаж, как в фильме. Я о тебе стихи сочинил, и ты появилась. Из ниоткуда. Я даже твои интересы выдумал, и твою квартиру! Между прочим, как автор, я могу заставить тебя сделать что угодно.

Смех в глазах Дарины сменился недоуменным выражением.

– Ты ненормальный! – в первый раз за время их знакомства рассердилась она.

Червяков только фыркнул, и снова взялся за ручку.

– Что! Что ты де… – Тут лицо Дарины озарила соблазнительная улыбка. Изгибаясь, девушка, как будто под музыку, стала медленно расстегивать пуговицы на блузке…

Денис не выдержал и расхохотался. Так вот она, настоящая поэзия! Интересно, каким словом теперь обзовет его Клара Непомочук?

Дарина, сгорая от стыда, с расширившимися от ужаса глазами, бессильно съехала спиной по стене.

Но что это?! Дарина вдруг перестала подчиняться. Схватив блокнот, она прочитала совершенно спокойным голосом:

 

Дарина расстегивает блузку.

Дарина танцует стриптиз.

 

Эффект был велик. Такого удара судьбы Денис давно не испытывал.

– Так значит, ты мне подыграла?! Но как ты догадалась?

Дарина зевнула.

– Вы, мужчины, такие предсказуемые! Особенно затворники. Есть я тебе приготовила. Оставалось только…

Поэт не знал, плакать ему или смеяться.

– Тогда, кто тебе рассказал про «начос» и «трансформеры»? И… ты – не Дарина?

Девушка уперла руки в бока.

– Да Ирина я! Пишу для ряда московских и питерских журналов. В Уфе на месяц, сняла квартиру. Представляю проект поэтическая карта России. Была я на вашем опен-эйере и никто мне, честно говоря, не понравился. Все только выделывались: выли, выкатывали глаза, истерили. Только один поэт, кажется, был искренен. Но, к сожалению, он читал так тихо и неуверенно, что я почти ничего не расслышала. Я была в шоке. О ком писать, кого продвигать в столичной прессе? А несколько дней назад я обнаружила, что у моего соседа сверху есть дурацкая привычка открывать окно мансарды и читать стихи вслух. Я просто влюбилась в одно… Ну, помнишь, то самое, про жизнь под облаками?

Червяков не помнил. Впрочем, это было не важно. На поэтической карте России загоралась новая звезда.

 

Опубликовано в журнале «Бельские просторы». Конкурс анонимного рассказа «Прокруст». № 12, декабрь 2012

 

ДЬЯВОЛ КУРИТ «ПРИМУ»

рассказ с моралью от второго лица

 

Проснувшись утром, ты видишь двух мужиков на крыше соседнего здания. А потом, когда на пять сек отлучаешься в туалет, фантомы исчезают. Трясешь головой и думаешь, что сошел с ума. Тебя все раздражает. Например, курящие женщины. Их развелось в России как собак и Максимов. Курящая женщина очаровательна только до двадцати двух лет, да и то, если у нее лицо Боттичелливской Венеры и сексуальные ножки. Но все курящие женщины кончают раком. Да и зубы желтеют уже к третьему курсу. Но хуже всего поступают мужчины, связывающиеся с курящими женщинами. Они рано или поздно попадают в Ад. Об этом мораль и рассказ от второго лица.

Итак, собственно говоря, история. Идешь себе по подземному переходу в центральной части Уфы, в промежутке от Горса до Галле, с намерением полюбоваться китайскими «Ролексами» и послушать пение длинноволосых арфисток, как вдруг – тебя подрезает девица, дымящая, будто спешащий в свой последний рейс на излете доперестроечных времен пароход «Джамбул». Сравниваешь дым этих сигарет с ментолом с приснопамятным отцовским самосадом и посещает мысль: не врет Интернет, это не табак, а пропитанная вонючим глютаматом натрия бумага. Все равно что подожгли пакетик «Доширака», запашок как в сортире киноцентра «Родина». Девица не накрашенная, поэтому делаешь ей замечание:

– Вы бы, девушка, в переходе не курили!

В ответ раздается:

– Тебя спросила!

Пропускаешь мимо ушей; ноги, затянутые в синие, несмотря на жару, джинсы, у нее ничего. Да и волосы – чернее ночи.

В памяти встает картинка двухдневной давности. К старухе, торгующей сигаретами, подходит школьница, деловито выбирает между легким «Винстоном» и суперлегкой «Примой». И тут, как джин из бутылки, выскакивает ее мамаша. Девица меняется в лице и набрасывается на старуху с праведным гневом:

– Ты что мне сигареты всучиваешь? Ах ты, грязная кошелка!

– Сама такая!

– Забирай свой товар и уматывай отсюда, а детям нечего впаривать отраву всякую.

Открываешь рот с намерением разоблачить юную мошенницу, но она зыркает на тебя как на врага и орет:

– А ты что уставился, муддак!

Мамаша, похоже, довольна результатами своего воспитания.

Но возвращаемся к настоящей истории. Путь лежит в супермаркет… ну, скажем, «Палаццо», что на Менделеева. Долго обходишь полки с рядами разномастных чипсов и наборов для пляжа, а потом берешь пупырчатую бутылку минералки и, на кассе, тыкаешь в главное.

– Мне «Петра». Легкого.

Ну «Петр», «Винстон», турецкий «Кэмел» – все одна фигня. Даже «Балканка», излюбленная черниковскими пролетариями. Берешь пачку, только выйдя, распаковываешь и – сияющее белизной как «Челленджер» перед гибелью – бревно ложится промеж твоих губ.

Жизнь кажется хорошей, а потом, после выкуривания и распития бутылки ароматных медведей из пивницы, прекрасной. По курсу облюбованный уфимский дом досуга. Обычный, смахивающий на барак, двухэтажный кирпичный дом с домофоном в хлипком подъезде. Вверх подниматься не надо, дверь открывает приветливая девушка в неглиже. Сначала испытываешь легкий шок. На сайте love.ufa были совсем другие фотки.

– Это здесь?

– Проходите. Моя подруга сейчас выйдет, и вы сможете выбрать кого-то из нас.

Всматриваешься совсем не в Боттичелливские формы уфимской Кибелы.

– На сайте фотки вашей подруги?

Девушка неуверенно кивает.

– Ну да нет, не совсем…

Через минуту открывается дверь ванной и…

 

– Знакомое лицо, – говорит девушка из перехода. Пожалуй, у нее чересчур длинные ноги и челка прямо на глаза наползает, как у вампирши из японского фильма ужасов.

В ухо словно черт нашептывает: «ее!» Впрочем, сам прекрасно знаешь, что у тебя нет выбора, после тех людей на крыше. Твоя крыша уехала еще утром.

– Ее.

Девушка, которая открыла дверь, вздыхает.

– Ладно, я пока телек посмотрю.

Вы проходите в комнату, убранную даже изысканно. Двуспальная кровать, зеркальный потолок, электрический камин. Что еще? На стенах – зловещие африканские маски. Конечно, плотные шторы, которые не пропускают уличного света.

– Хотите попробовать что-нибудь особенное? – спрашивает девушка.

Опять противный голос:

«А помнишь, в той анкете было про садо-мазо?! Пускай теперь отдувается за обман!»

– Садо-мазо, слабо?

Девушка пожимает плечами.

– Это по отдельному тарифу. Две пятьсот. И еще, мне нужно будет время, чтобы подготовиться. Да, и еще, деньги вперед.

Молча протягиваешь хрустящие, только что всунутые тебе в руки банкоматом, бумажки.

В ожидании листаешь «Уфимского фельдъегеря». Пятая полоса, вполне зарегистрированного минпечати РБ издания, забита пикантной рекламой: «Требуются девушки на высокооплачиваемую работу. Для иногородних предоставляется жилье», «Семь роз», «Семь фей – поимей сто друзей», «Студентки (горячие)». Совсем дурацкое – «Менуэт». Для выпускников училища искусств шо ли? А вот сбоку и чахлая информационная колонка:

 

Упал, подточенный годами, крупномер-клен. И это притом, что дерево выглядело совершенно зеленым. Полюбуйтесь на крону! (на фото). Ладно, хоть никого не задавило. Мэрия Уфы и дальше будет спиливать старые, подточенные червями деревья, чтобы насадить на их место сады Семирамиды.

Источник: сайт горбозор.ру.

 

И тут твой взгляд предательски упирается в единственное, во что мог упереться:

 

В Уфе полиция ликвидировала очередной притон для занятия проституцией, в котором в числе «ночных бабочек» трудилась 20-летняя нигерийка.

В ходе проверки информация подтвердилась. Гражданка Нигерии приехала в столицу Башкортостана из Воронежа, где училась в вузе. С учебой у девушки не сложилось, а покидать Россию она не захотела. Кроме нее в квартире работали еще три девушки – приезжие из разных районов республики.

Источник: «Башинформ». Ссылка на издание обязательна!

 

Проходят томительные пять, десять минут, и вдруг дверь открывается. Не хватает сценического дыма, а остальное все на месте. Ты видишь настоящую дьяволицу с рожками из красного латекса. От черного кожаного корсета и чулок в сеточку тебя пробирает сладострастная дрожь. Но тут случается нечто ужасное. Когда дьяволица оказывается совсем рядом, отсвет электрического камина падает на ее лицо.

…На секунду кажется, что в правой руке жрицы любви не плетка, а вилы. Или не кажется?

Дьяволица с размаху всаживает острия вил в твою грудь, и ты чувствуешь пронзающую каждую клеточку боль. Трах! Бах! Кровать вместе с тобой проваливается вниз и ты, теряя сознание от разрывающего вселенную изнутри ужаса, летишь в тартарары. Дьяволица принимает исполинские очертания и хохочет на фоне ревущего адского пламени…

Меньше чем через три месяца приходишь в себя в палате интенсивной терапии.

– Что касается уфимских домов досуга, – подмигивает лечащий врач, – с моим другом точно такой же случай был.

Осторожно прикасаешься к перебинтованной голове. Неприятно подозрение, о том, что кошмар не кончился, посещает тебя. Подозрение превращается в уверенность, когда, скосив глаза, смотришь в окно палаты и видишь разгуливающих на крыше соседнего здания мужиков.

– Доктор, скажите, только честно. Это… Базилевка? Ну, в смысле, вы сами понимаете, дурдом?

Врач как будто ждал этого вопроса. Он наклоняется над тобой, как над ребенком, поправляет одеяло.

– Нет, тринадцатая. К сожалению, тишину не обещаю. Фирмачи чинят крышу главного корпуса… М-да, в отличие от моего бедного друга – вам сказочно повезло.

Врач собирается выходить из палаты, но, прежде чем уснуть, ты спрашиваешь:

– Простите за неудобный вопрос… а что с вашим другом случилось?

– Нелепая, в сущности, смерть. Решил в бордель сходить, а у них – экономия на всем. Дом по техпаспорту 1881 года постройки, первый этаж. Полы, знаете, хлипкие такие. Короче, скажите спасибо, что отделались трещиной в черепе и переломом обеих ног.

Да, кстати, читатель может спросить, отчего автору понадобилось писать рассказ от второго лица. Автор чистосердечно просит простить его страсть к мелким эффектам. К тому же, как-никак, все вышеописанное могло случиться не только с автором или его лирическим героем. У нас ведь до сих пор думают, если рассказ от первого лица – значит о себе, от третьего – значит о тех, кто умер. А наша история – о тебе, читатель. И потому, может быть, этот прием содержит настоящую мораль.

 

Опубликовано в журнале «Бельские просторы». № 9, сентябрь 2012

 

ПРИНЦЕССА ИЗ СКЛЕПА

почти археологическая сказка

 

Ярослав принадлежал к числу юношей, которые в детстве скакали по сваленной во дворе куче снега с криком: «Ганнибал переходит через Альпы!», а на студенческой скамье кропали доклады о витязях, освобождающих красавиц, плененных чудовищами. Но теперь наш герой, нищий аспирант, зевал в ожидании лекции.

Старый профессор Иван Фернандович Родригез, метко окрещенный студентами Рогозом, блистал разве что своим испанским происхождением и донкихотовской бородкой. Его отец, отпрыск знатного рода, специалист по истории Кордовского халифата, увлекся левыми идеями и сражался на стороне республиканцев в Испании. После этого Родригезы очутились в Уфе. Однако известно, что природа отдыхает на детях и окончательно отыгрывается на внуках. Рамиро, сын Ивана Фернандовича, не пошел в науку, а создал фирму по организации зарубежных выставок. Дело было в мутные девяностые, и даже студенты шушукались, что самые ценные находки потом остаются в западных музеях. Но бандитская эпоха пьяного Ельцина закончилась, и Рамиро пришлось свернуть «бизнес». Однако операции времен первоначального накопления капитала не прошли даром. Иван Фернандович стал уважаемым профессором. У него одна за другой выходили статьи в ведущих научных журналах Европы. Рамиро – купил виллу на Лазурном берегу, а дочку отправил учиться в Оксфорд.

Между тем аспиранты не теряли времени даром. Девушки без конца смотрелись в зеркальца, тараща размалеванные очи так ожесточенно, что грозили уронить ресницы. Парни, напротив, не двигались, но их гладкие лица поражали абсолютным отсутствием мысли. Тут в аудиторию вошел энергичного вида молодой мужчина в желтом шейном платке и потертой джинсовой куртке. Аспиранты возликовали. Это был известный всему университету доцент Непогода. Никому в голову не пришло задать вопрос: «А как же Иван Фернандович?» Зато было ясно, что вместо скучной лекции заслуженного профессора предстоит нечто увлекательное. По слухам, Непогода начинал как подающий надежды ассистент Ивана Фернандовича. Однако, после того как он неуместно проявил принципиальность, воспротивившись обмену коллекции сарматского золота на партию соросовской макулатуры, его карьера оказалась под вопросом. Впрочем, потеряв расположение Ивана Фернандовича, Непогода сохранил нечто более важное – честь российского ученого.

Непогода часто приходил на занятия с плакатиками собственного изготовления. Он первым освоил проектор. И даже, как передавало сарафанное радио, потратил заработанный ценой бессонных ночей грант на оснащение археологической лаборатории. Забывая об обедах и праздниках, он, настоящий маньяк исторической науки, просиживал в подвале университета со своими спектрометрами и микроскопами. В скором времени ни один отчет о раскопках не обходился без его волшебных приборов. Необходимость в Непогоде стала критической. Повышенный до звания доцента, Непогода наконец-то смог защитить диссертацию и получил права ведения занятий.

Как и ожидалось, Непогода оказался скуп на цифры и перечисления собственных трудов, но развернутая им демонстрация слайдов с образцами найденных на раскопе городища «Уфа-2» необычных украшений даже девиц оторвала от наведения марафета. Непогода не скупился на сенсационные заявления. Одно из них касалось судьбы последнего халифа мавританской Испании Хишама II. Согласно общепринятой версии, после отступления славянской гвардии из Кордовы в 1010 году правитель, вместе с сокровищами и принцессой из рода вестготов, бежал в Азию. Однако до недавнего времени никто предположить не мог, куда ведут следы свергнутого халифа (после которого некогда блистательная Испания обеднела и на столетия погрузилась в хаос мрачного средневековья).

Речь шла об уфимских холмах. Чтобы не быть голословным, Непогода тут же продемонстрировал обнаруженный в запечатанном кувшине кусок пергамента, испещренный мелкой арабской вязью. Из текста следовало, что «в год 403 хиджры, по воле Аллаха великого и милосердного, спасаясь от врагов, мы прибыли в страну Росс. В край шестого климата за навего, тандзасами, атаулами, буртасами и Великой Булгарией. В место слияния Черной и Белой рек. И здесь, у подножья высокой скалы из песчаника, мы стали рыть пещеру... Если бы не чудесная арфа принцессы Ла Кавы, всякий раз наполнявшая наши сердца и мышцы необыкновенной силой, мы бы не выжили в этой суровой местности».

Непогода, мастерски избежав вопросов о волшебной арфе, так живо напомнившей Ярославу лютню прекрасной пленницы-христианки из «Легенды об арабском звездочете», предположил, что из всех уфимских холмов лучше всего под это описание попадает Лысая гора в районе Зеленой рощи. Но если рассказы Непогоды лишь распалили воображение собравшихся таящимися в недрах родного города сокровищами, то Ярослав только и думал о вестготской принцессе и ее чудесной музыке.

Когда-то наш герой сказал себе – довольно вздыхать по принцессам из книжек, и решил изучить предмет вживую. Как истинный почитатель средневековья, Ярослав выбрал синеглазую Забаву. Но, несмотря на свое имя, девушка повела себя совсем не как прекрасная княжна времен Святополка и Рогнеды. Стоило Ярославу открыть перед ней дверь кафе – делала удивленные глаза; подать руку на выходе из транспорта – шептала, что это неприлично. Когда Ярослав пришел на свидание без цветов и извинился за свою оплошность, мисс современность спросила: «В чем подвох?»

Наш герой счел первый опыт знакомства с противоположным полом порядочным блином и очень скоро увлекся новой пассией. Однако романтическая Градимира даже переплюнула Забаву, заявив – если Ярослав придет к ней на свидание после ночной пьянки и заявит, что у него сушняк, денег она ему не даст. Решив, что имена ничего не значат, Ярослав переключился на знакомства с обычными Ленами, Олями и Катями. Однако Лены большей частью уже в прошлом состояли в гражданских браках, Оли – курили, а Кати почти все сплошь водили иномарки.

Сбитый с толку, Ярослав попробовал расширить фронт поисков за счет экзотических для московского, но отнюдь не уфимского уха Камилл, Эвелин и Анжелик, но там его ждало еще большее разочарование. Камилла сбежала после первой же прогулки под луной, обвинив кавалера в лунатизме, Эвелина возмутилась тем, что Ярослав не знает, кто такой DJ Sever и ни одной из пяти версий танца гангам-стайл, Анжелика... Впрочем, довольно об этом. Ярослав, которому не исполнилось и двадцати одного года, решил, что жизнь кончена.

Но теперь, слушая Непогоду, он словно очнулся от сна. Конечно, меньше всего Ярослав думал о судьбе халифа Хишама II. Ему в голову пришла самая невероятная мысль. Когда обстоятельства складываются не в твою пользу, только перемена декораций может подарить новый шанс. В чем до сих пор состоял его прокол искателя дамы сердца? В том, что Ярослав знакомился с девушками отнюдь не в романтических местах. Это были молодежные вечеринки в общаге. Нет, истинную принцессу следовало искать во дворце. Только где было взять, этот дворец-то?

Лекция Непогоды закончилась. Спали чары, но не для Ярослава. Нашим героем овладело дикое настроение. Городские улицы стали противны рыцарю книжных шкафов и адмиралу бумажных карт. Ярослав чуть не стонал от того, что не родился тысячелетием раньше, во времена славных витязей и прекрасных дев. Но вот и Ботанический сад. Ярослав знал, что именно отсюда, спустившись к реке, можно подобраться к Лысой горе.

Дорога оказалась на удивление легкой. Щупальца цивилизации дотянулись и до этого глухого места. Поднявшись на холм, Ярослав с наслаждением вдохнул свежий воздух. Потом отпил из купленной по пути бутылки дешевого яблочного вина. Для усиления антуража – поставил в мобильнике записи средневековой музыки. Улыбнулся при мысли о том, что нечто подобное могла слышать принцесса из рода вестготских королей.

 

*  *  *

 

Отпивая из бутылки, Ярослав попытался сосредоточиться на рассматривании плывущих по небу облаков. Озаренные лучами полдневного солнца, они напоминали снежные вершины Сьерры-Невады.

Ярослава разбудила тихая музыка. Он вскочил. Мобильник давно «сдох». Музыка шла откуда-то из… глубины горы. Ярослав двинулся по направлению звуков. Он шел быстро, потому что боялся, что музыка вот-вот прекратится.

Наконец Ярослав остановился возле обитой медными полосами приоткрытой двери в склоне холма. Первой мыслью было, что это какой-то аттракцион. Но наш герой не привык отступать, когда дело касалось ожившей сказки. Он так давно ждал от скучной жизни волшебства, что совсем не удивился ему и смело вошел внутрь. Там, вдоль гулкого коридора, горели выставленные в глубоких нишах масляные светильники.

Коридор вывел Ярослава в огромный подземный чертог. Его каменные стены и причудливые своды между колонн покрывали густые, как вышивка на стоящей стоймя материи, рельефные узоры. Но Ярослав, подхлестываемый мелодией арфы, шел только вперед, мимо вырезанных из цельной яшмы бассейнов, источавших ароматы, мимо залов, выходящих во внутренние дворики.

Но только он подошел к усыпанному звездами пологу, как звуки арфы смолкли. Ярослав застыл на месте, видя сквозь тончайший дамасский шелк деву невиданной красоты. Ее иссиня-черные волосы украшала жемчужная сетка, глаза, чернее ночи, смотрели с гордостью и одновременно усмешкой.

– Ла Кава… – прошептал в упоении страсти наш герой и… проснулся.

 

*  *  *

 

Ужасаясь причудливым грезам и сожалея о них, Ярослав поднялся. Солнце клонилось к западу, бросая лучи на противоположный берег. С вершины Лысой горы местность напоминала воспетую Ирвингом долину Веги. Уфимка струилась Гвадалквивиром.

И тут до нашего героя ясно донесся звук арфы. Ярослав даже ущипнул себя.

На этот раз музыка привела Ярослава под сень узловатого дуба. На травке расположилась… девушка в странном наряде. Но загорелое лицо незнакомки с иссиня-черными волосами не было скрыто. Девушка перебирала струны маленькой серебристой арфы.

– Привет, я тебя видела. Ты у Непогоды курсовую пишешь?

Если бы «принцесса» заговорила с ним на готском или арабском языке, наш герой был бы не так удивлен. Ярослав медленно кивнул.

– Правда, хорошее место? Садись рядом. Я слышала, здесь в Вальпургиеву ночь собираются уфимские феминистки во главе с некой Кларой Непомочук.

– Да вы кто?!

Девушка улыбнулась.

– Меня зовут Эльвира. Я внучка Ивана Фернандовича. Правда, у меня только половинка испанская или даже четверть. Все остальное татарско-русское. А тебя, кажется, Ярослав? Читала твою статью. Непогода считает тебя лучшим среди аспирантов. Слушай, отличный список литературы! Есть авторы, о которых я в первый раз слышу. Гипотеза исследования способна выдержать самую строгую критику. А схемы и карты выполнены просто с немецкой педантичностью!

– Спасибо, – пробормотал очарованный столь теплым приемом наш герой. – Но откуда на вас…

Эльвира равнодушно оглядела свой наряд.

– Давай на «ты». Точная реконструкция наряда вестготской принцессы времен Хишама II.

– Ла Кавы?

– Это всего лишь легенда. Хотя очень симптоматично, что подруга сердца последнего халифа носила имя той девицы, из-за которой маврам удалось завоевать королевство вестготов.

Ярослав блаженно зажмурил глаза. Как ему было приятно слышать подобные речи из уст девушки. «Принцесса» оказалась фальшивой. Впрочем, почему фальшивой? По нынешним временам, он почти что беседовал с инфантой!

Тут осознание того, что у него из достоинств только комната в общежитии, Ярослав сник. Конечно, упорством и трудом он сможет через лет десять накопить на машину, а еще через двадцать пять на квартиру…

– Догадываюсь, о чем ты думаешь, – сказала Эльвира. – Но меня, представь, достали глупые мальчики, мерящиеся мировыми брендами и капотами тачек. Все страны, которые хотела увидеть, я посетила. Все самые экзотические блюда – распробовала. И от всех знаменитостей глупостей наслушалась.

Ярослав с недоверием взглянул на девушку. Эльвире от силы было лет двадцать пять. Однако «принцесса» излагала такие вещи, которые просто не говорят в ее возрасте. И Эльвира снова угадала ход его мыслей.

– Знаешь, легко перебеситься, когда тебя с детства возят на выходные за границу. Я всегда думала: вот они, мой папа и дед, ругают Россию, родной город, которые их когда-то приютили, которые сделали из них ученых и богачей. Папа с мамой хотели из меня менеджера по продажам сделать. Только я заявила, что буду учиться истории. Папа решил, что «это не помешает» бизнесу. А потом, когда я на первом курсе услышала легенду о принцессе из рода Ла Кавы, все встало на свои места. Страна и город, дважды принявшие твоих предков, по определению достойны того, чтобы их любили. Я стала задумываться о том, почему ничего не знаю о прошлом тех мест, где родилась. Я стала прислушиваться к иностранцам, что они говорят о моей стране. Говорили они или полную чушь, или ругали ее. Наконец я приняла решение вернуться в Россию. С дедом чуть инфаркт не случился, отец и мать до сих пор не разговаривают. А мне – плевать. Я офигела от того, как изменилась Уфа за пять лет, пока я за границей училась! Но здесь для нас, историков, много работы. Непогода сказал, что по городу от силы двадцать процентов объектов раскопано!

Ярослав обхватил голову руками. Он просто был не готов к потоку подобного красноречия.

– Но все-таки, что ты делаешь здесь с арфой? У нас не Европа, могут появиться какие-нибудь гопники или бомжи.

– Как раз они сюда со своим пивом, шашлыками и кричащими размалеванными девицами не доберутся. А у бомжей уже силы не те. Особенно после употребления фанфуриков. А арфа, конечно, настоящая, но не золотая. Это подарок Непогоды. У него, правда – золотые руки.

– И все-таки не понимаю… – Ярослав пожал плечами, исключительно потому, что никак не мог поверить тому, что спокойно беседует с внучкой Рогоза. – Ты бы могла жить где-нибудь в той же Испании. А что у нас? Лето короткое, денег на археологические раскопки нет, комары. А там – каждый день находки, достойные музеев.

Эльвира вдруг бросила на него обжигающий, словно беззвездная южная ночь, взгляд.

– Ну вот, я так и знала. Ты думаешь, что я издеваюсь над тобой?! Избалованная внучка профессора – расхитителя сокровищ, дочка отца-мошенника, сделавшего деньги на вывозе культурных ценностей из России?

Ярослав ничего не успел предпринять. Эльвира Родригез вскочила с такой проворностью, что ее арфа упала в траву. Молодой человек бросился поднимать ее. Но «принцесса» уже скрылась среди деревьев.

 

*  *  *

 

В тот вечер несчастный влюбленный обыскал всю Лысую гору. С двух сторон она была окружена лесистыми оврагами. С третьей – крутым склоном, с четвертой – опутанной колючей проволокой, оградой санатория. Нигде следа Эльвиры!

После этого Ярослав погрузился в страшную меланхолию. Выход из нее был только один – просиживать в подвальной лаборатории Непогоды. До конца рабочего дня вечный доцент и влюбленный аспирант занимались поисками пещерой Хишама II и Ла Кавы. Несмотря на блистательную лекцию, желающих просиживать на летних каникулах за разбором старинных карт и расчисткой найденных в земле артефактов не наблюдалось. Непогода был рад нечаянному помощнику. Дело продвигалось медленно, но верно. Памятуя о волшебном действии яблочного вина, Ярослав выставлял под конец зеленую бутылку. Непогода бежал в ближайший магазинчик за сухариками.

– Asi son ellas! (Таковы женщины!) – успокаивал влюбленного доцент. – Эльвира вернулась к отцу в Англию.

– Все пропало. Конец российской науке, – вздыхал Ярослав.

Непогода таинственно улыбался.

– Я думаю, ты ошибаешься. Иначе зачем бы она стала спрашивать у меня твой скайп?

Слова Непогоды оказались пророческими. Однажды, когда Ярослав сидел за компьютером, раздался звук вызова. Это была Эльвира. Ее голос и лицо выражали крайнюю степень нелегальности.

– Ой, как хорошо, что я до тебя дозвонилась! Прости меня, зачем я только вернулась в этот дурацкий Лондон! Я была такая дура! Здесь меня держат взаперти. Мне Непогода писал, что вы вот-вот обнаружите пещеру Ла Кавы. Как жалко, что меня нет с вами в Уфе.

– Но как ты в прошлый раз от меня сбежала?

– Пролезла через прутья в решетке. Хоть одна польза от фитнеса!

Тут связь резко прервалась. Короткое сообщение гласило: «Неужели ты до сих пор подключен к Ufanet? У них трафик вечно загруженный. Зашла крыса-горничная. Она латинка, очень подозрительная. Я сама свяжусь с тобой».

В ту же ночь Ярославу приснился сон. Он опять был у занавеси из дамасского шелка. Но на этот раз его осенила счастливая мысль плюнуть через левое плечо.

Половинки занавесей раскрылись, и глазам Ярослава предстала настоящая принцесса. Она не раскрывала своих прекрасных уст, но наш герой слышал все до последнего слова.

«Так вот ты каков, догадливый сакалиба, привлеченный музыкой моей волшебной арфы? Когда мы пришли в эти края, измученные дальней дорогой, нас приютило племя плешивых людей, о которых писал румский мудрец Геродот. Среди них был чужестранец, похожий на тебя. Я влюбилась в него. И когда мой господин аль-Муайад биллах Абу-л-Валид Хишам ибн Хакам, да упокоит Аллах его душу среди гурий, почувствовал приближение смерти, он сказал, что дозволяет мне стать его женою. Ведь верные сакалиба полегли все, там, у стен Кордовы, защищая трон халифов.

Но уже надвигались с востока полчища новых племен. И в одной из битв пал мой синеглазый сакалиба. И тогда я закляла себя магрибскими заклинаниями в пещере, послужившей нам убежищем… Ты красив, умен, если догадался прийти без оружия, с чистым сердцем и помыслами. Наверное, у тебя есть супруга, подобная Шахерезаде, читающая летописи о царях и поэтах, а также собравшая тысячу летописных книг, относящихся к древним народам».

Ярослав вздохнул.

– Увы, прекрасная пери, много чего случилось с того года хиджры, когда вы, беглецы из Испании, пришли в эти места. Теперь то жалкое поселение, которое ты, верно, застала, – превратилось в огромный город, больше Гранады, Мелильи и Сеуты. Наши девушки облачились в соблазнительные одежды и стали своенравны и капризны. Они водят самоходные экипажи, заседают в государственном совете и даже пишут ученые трактаты! Но мужчин образованных они избегают. А прочие же – превратились для них в одно лишь средство продолжения рода и источник развлечений.

 

«Клянусь именем пророка и своей прапрабабкой – той, чье имя я ношу, дочерью Юлиана из рода христианских государей, обесчещенной коварным Родерихом! Когда я вошла внутрь этой горы, ваши девушки были чисты, благонравны и готовы взойти ради мужа на погребальный костер!»

– Но это еще не все, прекрасная пери…

И тут Ярослав рассказал принцессе о своей любви к Эльвире Родригез. Лик Ла Кавы просветлел:

«Мудрецы грядущих веков, вы ищете вовсе не там…»

 

*  *  *

 

Сенсации прежних времен померкли, когда в одном из российских мегаполисов, известном как «город трех шурупов», была найдена роскошная гробница Хишама II. Там находилось огромное количество украшений – жуки-скарабеи из чистого золота, диадемы из лазурита и слоновой кости. Но настоящей жемчужиной клада стала волшебная арфа принцессы Ла Кавы. Это было покруче, чем открытие Аркаима Здановичем в Челябинской области. Из лишенного мировых достопримечательностей миллионника Уфа в мгновение ока превратилась в туристическую Мекку.

Но, будем реалистами, имена Непогоды и Ярослава даже не появились в лентах новостных агентств. Зато выяснилось, что «все эти годы Иван Фернандович, финансируемый благотворительной организацией по реставрации произведений древнего искусства со штаб-квартирой в Лондонском Сити, упорно искал следы пребывания своих предков на российской земле в средневековом прошлом».

Непогода, как философ и фанатик науки, вообще не заметил шумихи, заваленный массой работы по анализу ювелирных украшений в своей лаборатории. Ярослав думал только об Эльвире. Разумеется, наш герой мог прямо обратиться к профессору и даже поехать в Англию. Но всякий раз его останавливало осознание того факта, что теперь дело сделано и он больше не нужен девушке, в чьих жилах течет кровь вестготских королей.

И случился третий сон (уж здесь позвольте остаться сказке). На этот раз Ла Кава сама явилась к Ярославу.

«Это твои чертоги? – спросила она, оглядывая стены общажной комнаты, и продолжила сокрушенным голосом: – В мое время в таких убогих конурках жили рабы. Но, скажи, о господин мой, что за высокие, украшенные фонтанами и цветами, размером с блюдца, я видела дворцы на главнейших улицах столицы сего халифата?»

– Банки!

«Те места, где за одну одолженную монету по истечении срока просят десять?»

– Ты проницательна.

«О, будь трижды прокляты те, кто превратил этот воистину райский край в гнездо ростовщичества, запрещенного Кораном и священными писаниями христиан!»

– Но ты неспроста посетила меня?

«Господин мой! Тому, кому ведомо прошлое, ведомо и грядущее! Я прозреваю, что алчный отец твоей возлюбленной попросит тебя не поднимать шум после того, как моя арфа окажется в музее большого города, властитель которого некогда владел лишь половиной острова. Так вот. Не раздумывая, сделай, как он просит, ибо…»

Не успел Ярослав свыкнуться с мыслью, что вестготская принцесса в его квартире была лишь следствием чтения на ночь «Альгамбры» и грез о настоящей, но, увы, далекой красавице, как мелодичный женский голос, раздавшийся в телефоне, сообщил, что «с вами желает говорить господин Рамиро Иванович Родригез».

Ярослав мысленно возблагодарил тень Ла Кавы и Ufanet за скверную работу. Теперь он не сомневался, что Эльвиру прослушивали. Заговоривший в трубке мужчина не говорил, а лаял:

– Слушай, мальчик. Моя дочка рехнулась. Даже наследного принца Монако не хочет видеть. Давай начистоту. Во-первых, ты ей не пара. Во-вторых, тебе нужна работа в Америке. В-третьих, никаких возмущенных статей и выступлений по поводу отправленной в Лондон арфы Ла Кавы. Здесь у вас, в Рашке, все равно некому будет оценить уникальную находку. Все лучшие эксперты в Европе и Америке...

Стоит ли говорить об окончании этой истории? Конечно, автора обвинят, что он, как и создатель «Альгамбры» в XIX столетии, ринулся с галопа в карьер или, выражаясь по-современному, врубил третью передачу, намереваясь конспективно завершить историю. Но когда имеешь дело с настоящей любовью, все завершается конспективно.

Опять сенсация. Но на этот раз превосходящая две первые сенсации вместе взятые. Возвращенная в Уфу, после бурных протестов российской общественности, арфа принцессы мавританской Испании вдруг… зазвучала. Причины этого редкого явления физики до сих пор вызывают споры ученых. Но, как бы там ни было, поток туристов в столицу Башкирии увеличился на триста процентов (о чем сообщает сайт ProUfu). Но это внешняя канва событий. А как обстояло дело применительно к героям нашего повествования?

Вечный холостяк Непогода ничего не почувствовал и не узнал. Только теперь ему приходилось симулировать паралич ног, чтобы отфутболиться от приглашений на научные конференции по всей Европе. Он, как Перельман, продолжал торчать в своем подвале, совершенствуя технику обработки археологических находок…

А что Ярослав?

Ходил, осаждаемый корреспондентами, толпами вдруг объявившихся прежних своих подруг – Забав, Лен, Кать и даже Анжелик… Кстати, выяснилось, что Эвелина никогда не знала в лицо DJ Severа. И вдруг – звонок. Голос Эльвиры Рамировны Родригез для Ярослава прозвучал слаще всех ангельских голосов, собранных в одном месте Вселенной.

– Супер вы с Непогодой придумали! Теперь все говорят, включая английского премьер-министра, что арфа принцессы Ла Кавы должна вернуться в город, ставший ее последним пристанищем. Отец – в бешенстве. Говорит, что вы с Непогодой мошенники, обманули его! А мне плевать. Мне наконец-то удалось удрать.

– Ты где?

– В кафешке, за углом. Слушай, у вас тут такое замечательное блюдо есть. Кыстыбый.

Ярослав бросился на улицу.

Читатели, избавьте от обязанности описывать развязку. Впрочем, занавесу над одной тайной я приоткрою. Известно, что струны музыкальных инструментов при перепаде влажности могут издавать непроизвольные звуки. Очевидно, что, когда арфу перевезли из континентальной Уфы в сырой Лондон, а потом обратно – она зазвучала впервые за многие столетия.

Но что значит самое причудливое физическое явление, самое искусное произведение человеческих рук, в сравнении с величайшим таинством любви к… исторической науке?

 

Опубликовано в газете «Истоки» № 25 от 25 июня 2014

 

ФЕЯ МОРОЗА И ХЬЮ УИЛЛОБИ

рассказ-очерк

 

Восьмое марта в Уфе – еще зимний день. Улицы тонут в сугробах. Но небо по-весеннему высоко. И главное – цветы в руках мужчин, такие же яркие, как лица девушек.

Эта история приключилась с моим другом Валентином ровно за три недели до международного женского дня. Дадим ему слово.

 

*  *  *

 

Нет ничего лучше, чем пробудиться в теплой, залитой янтарным светом комнате. Собственная уютная квартирка в самом центре города, а за окнами – царство русской стужи.

Но что квартирка, когда нет рядом милой? Тюрьма с удобствами и Интернетом. Только и остается вечерами сидеть в «Википедии», перескакивая с ссылки на ссылку, слушать рвущийся из колонок «Зимний путь» Шуберта… Эти страшные песни… Опять в день Святого Валентина я, Валентин – какая насмешка судьбы! – буду один. Единственные сердечки, которые я получу – будут валентинки на стене «Вконтакте».

Потеплее одевшись, я вышел. На улице все будто вымерло. Городские кровли между двух закованных в ледяные панцири рек украсились хвостами теплых воздухов, вырывающихся из вентиляционных отверстий. Но солнце светило ярко, словно на открытке. Снег лежал чистый, глянцево-белый, блистательными коврами. Не верилось, что это – ужасные минус тридцать пять по Цельсию. Олимпик-парк встретил абсолютной тишиной. Не наблюдая никого, я прогуливался по – тверже модного паркета – лыжне.

Теплая одежда, быстрая ходьба, мало-помалу пробудили во мне азарт первооткрывателя экстремально морозной Уфы. Я с наслаждением бродил по свободным от праздношатающейся публики тропинкам и… мысленно кликал по ссылкам «Википедии». Новая Земля. Страна морозов. Из западных европейцев первым архипелаг посетил английский мореплаватель Хью Уиллоби.

Весной 1554 года поморы нашли в гавани два корабля на приколе, на которых было обнаружено шестьдесят три трупа. Царь Иван Грозный, узнав о случившемся, распорядился послать людей переписать и запечатать весь товар. По заверению венецианского посла, «некоторые из умерших были найдены с пером в руках и бумагой перед ними, другие – за столом с тарелками в руках и ложками во рту, третьи – открывающими шкаф, иные – просто как будто статуи. Так же выглядели собаки». Что касается самого Хью Уиллоби, то капитан сидел в своей каюте со странным выражением лица.

 

От таких мыслей другой бы расстроился, а я только развеселился. В гибели команды Хью Уиллоби было очень много загадочного. Что же могло так внезапно заморозить этих бедняг? Может быть, стратосферный вихрь, как в фильме «Послезавтра», с резко пониженной температурой воздуха? Что-то вроде смерча, транслирующего вселенскую стужу к поверхности земли?

На моем пути встречается выгнутый, вроде арки, ствол старого дерева. На нем – роскошный карниз из почти невесомого сухого снега. Достаточно колебаний, произведенных моими шагами – и снежинки начинают сыпаться. Воздух настолько плотный, что снежинки не падают, а как бы медленно опускаются, словно в стеклянном шаре или замедленной киносъемке. Я спешу пройти через это чудо природы.

И попадаю в зачарованный зимний мир. Царство феи мороза.

Я вижу черные стволы деревьев, укрытые снежными шапками. Но, приглядевшись, замечаю, что это не просто прилипшие комья снега. Это как будто застывшие женские фигуры. Косо падающие солнечные лучи придают им совершенно нереальный объем.

И вот мне уже кажется, что это настоящие девушки, снег оживает, словно чистейшей белизны мрамор, наполняется розово-телесным цветом. Вот одна красавица оперлась рукою, вот другая вытянулась соблазнительно, вот третья, нагая.

Но вместо прилива жара я чувствую только успокоение. Девы обступают меня…

И тут я трясу головой. Что это я размечтался? Мороз, кажется, усиливается. Однако моя попытка выйти на основную тропу ни к чему не приводит. Я, кажется, умудрился заблудиться в трех соснах. Вот смеху-то будет, если замерзну.

И вот, когда я уже снова выхожу на дорогу… «Валентин!» – кричит девушка.

Я оборачиваюсь и вижу…

С Альбиной Забельской я познакомился в октябре 2007 года. Несмотря на русскую фамилию, она напоминала, пожалуй, больше азиатку.

Альбина была красавицей в полном смысле. Настоящая скифская азиатская морозная богиня. Она, начинающая журналистка, пришла брать интервью в наш архив. Ворвалась в него, как весенний ветер. Интервью гостья так и не взяла, шефа не оказалось на месте, зато познакомилась со мной. Мы разговорились.

Я всегда испытывал слабость к художественному слову. Профессия Альбины показалась мне куда интереснее моей – архивариуса. Зато она призналась, что мы коллеги. Тоже закончила исторический. Помимо современной, интересуется классической музыкой, обожает прогулки по городу и споры на общественно-политические темы.

Я пригласил Альбину в оперный театр на постановку «Волшебной флейты» Моцарта. Это был хитрый ход с моей стороны. Как историк, я был небольшим специалистом в «Люмене» и «Сплине». Зато насчет классики знал, что «Флейта» беспроигрышный вариант. Очень красочное представление с диалогами на русском языке. К тому же о масонах.

Альбина подошла к книжному магазину «Белая река» с небольшим опозданием в две минуты. Я еще издали увидел ее обсыпанный снегом малиновый берет. Моя журналистка была в короткой шубке из кроличьего меха. Она так смешно – снег бил ей в лицо – морщилась, что я не смог сдержать улыбки.

– У тебя тушь потекла.

Альбина вздохнула.

– Хорошо вам, мужчинам. Не знаете наших проблем!

Мы вошли в театр. А через полчаса поднялся занавес. Казалось, разноцветные огни, даже звуки, отражаются от восторженных глаз Альбины, золотистыми каплями повисают на ее черных длинных ресницах. А как она искренне хлопала, как проникалась малейшими намеками спектакля! С грацией настоящей светской дамы, она брала своей фарфоровой ручкой бинокль, подносила его к глазам.

После представления мы пошли на Советскую площадь. Там возвышалась огромная ель. Вокруг были расставлены ледяные конструкции. Выполнены они были очень грубо. Но все же Альбина с визгом побежала фотографироваться к огромной цифре «2008». Она просунула в петельку восьмерки свою любопытную мордашку…

Но на этом Альбина не успокоилась. Потащила меня к высоченной горке. Стуча каблучками, она побежала наверх. Я последовал за ней. Готовясь съехать, я нерешительно обнял свою фею за талию.

– Ну, крепче! – воскликнула Альбина.

Уже на обратной дороге она вздыхала:

– У меня столько впечатлений! Такие костюмы, декорации. Валентин, спасибо за прекрасный вечер!

Вспоминая тот, самый счастливый день моей жизни, я думал: из каких эстетически незначительных, пустых вещей рождается чувство горячей любви! Не из сходства в убеждениях, во вкусах, не из общей философии жизни. Не из фальшивого родства душ, которое никто и не знает, как выглядит. Из полосочки потекшей туши на раскрасневшемся от снежинок лице, из трогательного признания о том, что друзья посоветовали ей приклеивать лейкопластырь к подошвам, чтобы не скользить…

В воскресенье, когда я позвонил на номер моей феи (мы договорились о новой встрече), я узнал, что Альбина Забельская, возвращаясь к родителям на зимние каникулы в Н-ск, попала в автоаварию и, не приходя в сознание, скончалась в больнице.

Представьте теперь мое состояние, когда я обернулся и увидел – Альбину! Она выходила откуда-то из леса, в знакомой мне до боли кроличьей шубке. В малиновом берете, из-под которого водопадом струились, будто вырезанные из камня, черные волосы.

– Ты?! – только смог я спросить.

– Ждешь, когда я поскользнусь на этом снеге? – сказала обиженно моя фея.

Конечно, я перестал думать обо всем. Бог, ты есть! Я решил не изводить себя мыслями. Что случилось шесть лет назад? Может быть, потом все объяснится? Может, произошла чудовищная ошибка, и в автоаварию попала другая девушка? А я, по роковому капризу судьбы, набрал чужой номер? Но если так, почему Альбина не перезвонила мне? Почему… Нет, к черту вопросы! Разве мне не достаточно того, что она нашла меня в этот морозный день?!

Впрочем, сейчас у меня будет возможность убедиться, что Альбина – живая девушка из плоти и крови. Я протянул руку и, благодарение небесам, почувствовал приятную тяжесть. Вихрь надежд закружил меня. Альбина сейчас все объяснит, мы пойдем ко мне домой. Я напою ее горячим чаем, сделаю все, что не успел сделать – подарю валентинку, поцелую, обниму крепко… А еще через несколько недель я подарю Альбине преогромный букет красных роз. Ведь моя избранница, как ни банально, любит розы.

Да как я мог вообще вообразить, что Альбина призрак? Вот она стоит передо мной. Когда Альбина успела накраситься? Ее алые губы кажутся краснее нутра спелого арбуза. В глазах дрожат, переливаясь, тысячи хрустальных бликов.

– Но что ты здесь делаешь? Одна?! – недоуменно спрашиваю я, боясь даже продолжить так и рвущееся с языка: «Ты ведь умерла! Я сам слышал, как мне по телефону сказали».

Альбина вдруг начинает копаться в своей сумочке. Это очень в ее духе – в самый ответственный момент полезть в дурацкий кошель из кожи.

– Сейчас, сейчас, – шепчет она.

И вдруг достает – валентинку! Пунцово-фиолетовое сердце.

– Я тут подумала, что надо тебя поздравить заранее. Всегда мечтала подарить первой любимому парню, который забыл меня на шесть лет!

Я готов провалиться со стыда сквозь толщу замерзшей земли.

Но Альбина, вот добрая душа, не сердится! Она улыбается и показывает рукой на кружащийся по тропинке парка водоворот метели. Свет неоновых вывесок подсвечивает их, словно изнутри.

– Смотри, как красиво!

Я чувствую, что меня, такого негодяя, неудержимо тянет к коралловым губам Альбины. Над нами, посреди трескучей уральской зимы, реют, сплетаясь как паруса во время бури, продолговатые, фиолетовые тени.

И тут, когда я уже был готов заключить воскресшую Альбину в свои объятья, я поскользнулся на снегу. Пытаясь удержать равновесие, я уцепился за перчатку девушки и нечаянно сорвал ее.

Какое ужасное зрелище предстало моим глазам! Из перчатки повалил холодный, мерцающий бездушными огнями, туман.

А Альбина вдруг начала исчезать на глазах. Вот потекла тушь на ее удивленном личике, вот растаяли прекрасные уста, потух блеск черных глаз… В мгновенье ока исчезло все – берет, шубка из кроличьего меха…

…С тех пор я здесь, в бесконечном парке. И никак не могу выйти из него. Не похоже на рай. Но мне все равно. Я твердо знаю, что рано или поздно встречу свою фею.

Говорят, на мертвом лице Хью Уиллоби было написано неземное блаженство.

 

*  *  *

 

И все же, хотите верьте, хотите нет. Упрекайте меня за самоуправство, но истинный конец у истории Валентина – счастливый.

Нет, я не стану уверять, что мой друг не угодил в больницу. Лыжники из Олимпик-парка подобрали его едва живого. Но в воскресенье пять лет назад не было никакой аварии. Альбина Забельская умерла только для Валентина.

Впоследствии, вспоминая март 2008 года, мой друг осознал, что их отношения закончились именно в этот день. А виной всему стали две бутылки шампанского, выпитые в квартире журналистки.

Валентин пришел в себя только тогда, когда Альбина, голая, уже лежала перед ним… Опомнившись, журналистка принялась торопливо одеваться.

С той нелепой ночи началось отчуждение между молодыми людьми. Конечно, страдал больше Валентин. Альбина же отвечала на электронную почту короткими дежурными фразами. А потом, наконец, призналась, что Валентин все испортил, что она всего лишь слабая девушка, которая мечтает встретить выдержанного мужчину.

Еще год-другой напрасных попыток достучаться до сердца Альбины, а затем – неизбежный конец.

Альбина укатила делать карьеру в Санкт-Петербург. Это и вызвало острейший приступ депрессии с нелепой прогулкой в страшный мороз.

Выздоровление шло медленно. Сначала мозг моего друга, находившегося в состоянии апатии, отказывался признавать, что девушка его никогда не любила, что тот случай с двумя бутылками шампанского был лишь проверкой на прочность только зарождающихся отношений. Альбина просто воспользовалась случаем, чтобы удачно «отказаться» от слишком восторженного и наивного для нее кавалера.

Как часто бывает в подобных случаях, Валентин унесся в мир грез. Собственное сознание убедило его сперва в том, что любовь была, что с Альбиной случалась жуткая трагедия, что он, такой негодяй, забыл ее на шесть лет, и что она, наконец, мертвая, с того света, помнящая, ждущая, пришла, чтобы вручить валентинку…

Не буду описывать, как происходило постепенно привыкание к реальности. Главное, что сколь долгой ни была бы зима, за чарами феи мороза всегда следует могучая русская весна!

В больнице Валентином чрезвычайно увлеклась молоденькая медсестра. Русоволосая простая девочка Валентина, с нежными, как подснежник, розовыми губами. Когда я заходил в палату, я неизменно видел ее, читающую пациентам повесть «Метель» одного современного автора.

…Хорошо все, что хорошо кончается. Сейчас, спустя шесть лет, Валентина и Валентин – муж и жена.

Больше ничто не мешает дарить Валентину розы на восьмое марта. Впрочем, стойте, не розы, а ромашки. А где берет их мой герой? Черт его знает!

Что касается истории с Хью Уиллоби, то сохранилась версия, что присланные Иваном Грозным люди выяснили, что якобы в мгновенье ока замерзшие тела оказались… искусно сделанными восковыми фигурами. Однако, согласно уцелевшей в анналах дипломатической истории версии, это был искусный ход англичан, желавших отвлечь внимание московитов от экспедиции вполне себе из плоти и крови Хью Уиллоби. Пока посланцы русского царя возились с восковыми куклами, настоящие посланцы Елизаветы на втором корабле тайно штурмовали льды Сиверского моря в поисках северо-восточного прохода в Индию.

То, что последнее обстоятельство кажется натянутым и мало что проясняет, понятно. Но, в любом случае, снимает всякую мистическую подоплеку.

 

Опубликовано в газете «Истоки» № 9 от 5 марта 2014

 

ДАНЕБ

 

1

 

Ветка первая обратила внимание на будто нацарапанную гвоздем надпись на старых кирпичах: ДА НЕБ.

– Зырьте-ка, пацаны, арка имени Даньки! – воскликнул рыжий Колесо.

– Там «р» пропущена и «а» в конце, – предположил худощавый Турик в круглых очках.

Данька заморгал длинными, делавшими его похожими на девочку ресницами.

– И что?

– А то, что «ДАр НЕБа» получается! – объявила Ветка.

Колесо заржал.

– Или, ДА НЕ Будьте дураками.

Ветка нахмурилась.

– Вечно ты опошлишь!

Со стороны в этой компании из трех мальчишек и одной девчонки не было ничего примечательного. Всем около двенадцати: пацаны в выгоревших на солнце бейсболках, бриджах из секонд-хэнда, загорелые; девчонка – голенастая, зеленоглазая, в футболке с надписью и джинсовых шортах; на ее щеке – крохотный белый шрамчик. Только одна деталь – они воспитанники частного приюта «Радуга». Сегодня у детей настоящий выходной. И все потому, что жаркая погода, вот уже два месяца подряд испепелявшая берега Соленого озера, неожиданно закончилась. Жабов, директор приюта, сказал, что пару дней можно не бегать по пляжу, впаривая отдыхающим бутылку минеральной воды за сотку. Настоящий праздник был у Ветки. Неделю назад она заснула прямо на рабочем месте в кафе, уронив на пол стопку тарелок. За это ей поставили два дежурства подряд чистить картошку для приютской кухни.

Дети не думали жаловаться. Больше всего на свете они боялись вернуться в тюрьму под названием «Областной детский дом».

«Радуга» занимала только незначительную территорию заброшенного еще во второй половине 1970-х годов пионерского лагеря. В свое время – самого лучшего в этом отдаленном для горожан районе. О том, что там произошло – нельзя было прочитать даже в старых газетах. Но Жабов, один из вожатых, прекрасно помнил обстоятельства, связанные с комсоргом Виктором Клепцовым: пятеро погибших, еще несколько человек с различными степенями ожогов. Шуму было на весь Союз. Тело комсорга так и не обнаружили.

Закрытый пионерский лагерь простоял лет тридцать с лишним до начала нового российского капитализма. Все это время туда не лазили даже местные мальчишки. Место считалось проклятым. А у деревенских так принято – если сказано старшими нельзя, значит нельзя. Так постепенно и зарастала, приходила в девственное состояние уходящая вглубь озерного полуострова протока с песчаными дюнами, рощицами и лугами. Упавшие в воду коряги хорошо защищали ее от лодок любопытных туристов-горожан.

Жабов все это время лелеял мысль вернуться на берега Соленого озера. Наконец его мечта осуществилась. И хотя Жабову удалось купить у местной администрации только незначительную часть Соленого озера – это уже было половиной успеха. Со временем он подумывал даже восстановить заброшенный пионерский лагерь и превратить его в своеобразное мини-государство. Следовало только разобраться с Барьером, мешающим проникнуть за опутанную колючей проволокой, поросшую бурьяном, ограду.

Что касается воспитанников «Радуги», то им было не до детских забав. За то время, пока на берегах Соленого озера паслись туристы, а на степных полях вкалывали фермеры, они успевали неплохо заработать не только для приюта, но и на карманные расходы. У Турика даже на подержанный смартфон накопилось.

В конце ноября начиналась школа. Приходящая из райцентра учительница-пенсионерка давно раскусила подшефных и, довольствуясь тем, что они умели читать и писать, тупо выставляла оценки за непроводимые неделями уроки. Рабочие будни не прекращались зимой. Мальчики закручивали шурупы в китайских розетках, девочки срезали гнилые нитки с турецких джинсов. В «Радуге» никто не стоял над душой, а о дедовщине помнили только те, кто недавно пришел из детского дома. Охранники были не забитые маленькой зарплатой преподаватели. Любая попытка воровства у приюта или своих товарищей немедленно каралась.

 

2

 

Но несколько холодных дней, выпавших в разгар пляжного сезона, нарушили рабочее расписание «Радуги». Данька, Турик и Колесо сдружились сразу, хотя были из разных корпусов. В том, что они до сих пор не общались – не было ничего удивительного. Данька попал в приют месяц назад, после смерти бабушки. Турик – прошлой зимой с наспех залеченным в больнице переломом руки, Колесо после второго побега из казенного дома с многочисленными ушибами. А Ветку подобрал на вокзале сам Жабов. Оказалось, что у девочки амнезия, и она не помнит, как очутилась на паперти. Ее компаньонка-бомжиха, тридцатипятилетняя старуха Люба, растворилась в людском муравейнике, только заметив направляющихся полицейских. Ветку передали в «Радугу», обещав найти ее семью максимум через месяц. К радости девочки, этого не случилось и через три года. В кошмарных снах она видела супружескую пару алкашей или отсидевших уголовников, предъявляющую на нее родительские права.

Но как бы там ни было, все четверо явно обнаружили страсть к перемене мест и нелюбовь к закрытым пространствам. Большинство воспитанников, не занятых на дежурстве по лагерю, наслаждаясь неожиданным отдыхом, тупо сидело по корпусам – кто отсыпался, кто играл в карты, кто смотрел телевизор.

 

3

 

Арка с одной стороны заросла кленами, крапивой и чертополохом. Штукатурка давно отвалилась от нее, обнажив кирпичное основание. Только на фронтоне чудом уцелел барельеф с улыбающимся солнцем. Впрочем, учитывая, что побелка сошла с нижней части светила, в его улыбке присутствовало нечто жуткое.

Но для Виктора Клепцова арка всегда оставалась новенькой, остро пахнущей мелом. От арки шла асфальтовая дорожка, заставленная гипсовыми горнистами, барабанщиками и гимнастками. Дорожка вела к площадке для построений. От нее уже расходились улицы-лучи.

Но однажды что-то случилось. Совершая бесконечное количество дней назад ставший автоматическим и бессмысленным ритуал, Клепцов вдруг увидел, как туман, скрывавший вторую половину арки и мир за ней, стал светлеть, распадаться на рваные нити, а потом – пропал. Спрятавшись за постаментом гипсовой статуи, Виктор увидел показавшихся на дорожке живых людей. Точнее – самых обычных мальчишек и девчонку. Его первым желанием было выскочить из своего укрытия, броситься навстречу, чтобы убедиться: это не фантомы.

Одно обстоятельство насторожило Клепцова. Как-то странно выглядели гости. Лица вроде наши, а вот кепки из ядовито-яркого пластика да с надписью «USA».

 

4

 

– Нифигасе! – воскликнул Данька. Он никогда еще не видел целых «пионеров».

Ребята, озираясь, медленно двинулись вперед.

Их ждали новые открытия. Например, полощущееся на флагштоке красное знамя с серпом и молотом и транспаранты с нелепыми надписями, вроде «Пионер как солнышко лучист и в делах и помыслах он чист», но при этом совершенно без рекламы спонсоров и девушек в откровенных купальниках.

– Гляньте, здесь памятник Электронику! – воскликнула Ветка, показывая на установленный прямо посередине асфальтовой площадки памятник кудрявому подростку в кителе со стоячим воротничком.

Колесо не отличался дипломатичностью.

– Дура, это же Ленин в школе! Еще до того, как он войну устроил.

– Сам дурак, – не стала лезть в карман за словом Ветка. – Я просто забыла фамилию. – Когда он вырос и облысел, его кто-то убил (вроде тетя). И еще он показывал рукой вдаль и говорил: «Идете? Идите!».

– Харе спорить. Давайте лучше у Поттера спросим, – догадался Колесо.

Турик, подцепив дужку очков, улыбнулся.

– Ну, Ленин – кажется демократ или коммунист. Сейчас лежит в Мавзолее, в честь него был назван город Ленинград, он совершил революцию. Еще он придумал, что все люди равны.

– Коммунисты всегда были за демократию. Только не буржуазную, а рабоче-крестьянскую, народную! – вдруг раздался в тишине хриплый мужской голос.

Дети испуганно сбились в кучку, со смесью страха и любопытства взирая на выступившего из-за памятника обросшего волосами и бородой мужчину в не по возрасту коротких шортах, шляпе-сомбреро и белой рубашке с золотистыми пуговицами.

– Робин Уильямс, как в «Питере Пене»… – прошептал Данька.

– Нет, как в «Джуманджи»… – в первый раз решила заспорить с предметом своего обожания Ветка.

 

5

 

В голове последнего солдата советской империи творился форменный ералаш. С одной стороны, американские дети не могли так просто говорить «нифигасе», с другой – городить ересь про вождя, сравнивая с каким-то Электроником. Но слова маленького англичанина Поттера (Клепцов отметил, что говорит пацан на чистейшем русском языке вроде толковые вещи; не из шахтерской семьи ли?) убедили Виктора открыться пришельцам.

Последние надежды Клепцова на то, что ребята что-то путают, рухнули, когда оказавшийся на самом деле Туриком «англичанин Поттер» достал чудо-устройство. Таких вещей Виктор даже в «Технике молодежи» не видел. Вроде миниатюрного, размером не больше ладони, цветного «Рубина-401». У него не было ни антенн, ни привычных батареек. Как ни странно, устройство прекрасно работало. Перед изумленным взором сухопутного Робинзона пронеслись кадры кинохроники: похороны на Красной площади, танки в центре Москвы, улицы, заполняющиеся армадами автомобилей и девушками в джинсах. В ответ на осторожный вопрос – что это, магнитофонная запись или телевидение, мальчишка в очках начал говорить про «глобальную информационную сеть».

Клепцов, уязвленный материальным богатством (прямо как поляки какие-то или гэдээровцы!) пришельцев, долго крепился.

– А ты где эту штуку достал? – не выдержав, задал он вопрос Турику.

Мальчишка сверкнул очками.

– Смарт не ворованный. Сам на него заработал.

– И что, так можно теперь в магазин пойти и… купить? То есть, в смысле, не обязательно, чтобы у тебя товаровед знакомый был или директор базы? – разинул рот Виктор.

Ребята переглянулись. До слуха Клепцова донесся шепот девчонки.

– Слушайте, может, он никакой не Питер Пен, а обычный сумасшедший? Сбежал откуда-нибудь…

Кровь бросилась в голову Виктора. Огромным усилием воли он заставил себя сдержаться, чтобы не опозориться перед ребятами.

– Идемте, – глухо сказал он. – Я должен вам кое-что показать.

 

6

 

Жабов проснулся в холодном поту в своем директорском кабинете. Огонь был всюду. На мгновенье ему показалось, что никакого приюта нет. Есть только Влад Жабов – потерянный, потрясенный, с обуглившимся на груди пионерским галстуком, бродивший по превратившейся в ад площадке для построений…

Весна 1976 года была поздней, июнь, начало лагерного сезона, вообще сплошные дожди. Сидели по корпусам в ожидании пионерского костра – единственной вещи, которая хоть как-то могла искупить незадавшийся отдых. Лагерь был природный и не обладал никакими особыми достоинствами, кроме Соленого озера – жемчужины О-ской области, отделенной от большой земли отнюдь не горами и пустынями, а чем-то исключительно обычным для России – безлюдьем и непроезжими грунтовыми дорогами.

Только для вожатых было раздолье. Сонные дети не доставляли проблем. Студенты-практиканты, парни и девушки, предавались беззаботному флирту. Это не нравилось комсоргу Владу.

– Не тратьте времени зря, разучивайте речевки! – ходил он по отрядам, вызывая ненависть со стороны ребят и вожатых.

Не ограничившись организацией поэтических вечеров, в основном посвящаемых шельмованию свалившего за границу Бродского, Влад взялся бороться за чистоту морального облика, с фонариком подкарауливая загулявшие после ночного отбоя парочки.

Окончательно во врага народа его превратил случай на показе еще не простывшей киноновинки. В тот самый миг, когда зал затаил дыхание в ожидании стриптиза от Светланы Светличной, рука с тетрадкой бесцеремонным образом закрыла линзу кинопроектора. Финальный отрыв лифчика и вопль «Не виноватая я-я-я! Он сам пришел» утонули в возмущенных свистках, которые не в силах были заглушить даже окрики коменданта.

Очень скоро против Влада составилась целая партия во главе с неформальным лидером – Виктором Клепцовым.

 

7

 

Турик лучше всех знал о жизни, когда пионеры были по-настоящему, а страна очень большой (даже до Берлина). Не случайно он так скорефанился с Питером Пеном.

Они всю дорогу болтали, пока обросший мужик в сомбреро не привел их в огромный ангар, до потолка заставленный самыми разнообразными вещами – от тюков с одеждой до телевизоров и стиральных машин.

– Ого, как склад американской армии в «Индиане Джонсе»! – воскликнул Данька.

– Откуда все это у вас? – удивилась Ветка.

Мужик посмотрел на часы. Лицо его посерьезнело.

– Смотрите, – показал он на внешне неприметный старый письменный стол, установленный в самом центре ангара. – Сейчас начнется…

– Клатум, фератум, нитхем! – съязвил Колесо дебильным голосом из фильма ужасов «Армия живых мертвецов-2».

Но тут же вынужден был прикусить язык, потому что воздух над столом сперва задвигался как живой, а потом в нем стало проступать нечто…

 

8

 

В первый раз эффект самозарождения материальных объектов проявился не в столовой, а именно в ангаре. Тогда Клепцов ощутил себя настоящим героем «Соляриса». В отличие от фильма, объекты возникали не целиком, а частями. Исключение составляли только в принципе неразбираемые вещи, вроде одежды и лезвий для бритвы. Однако вряд ли подобное чудо природы можно было приписать разуму, земному или инопланетному. Детали сложных бытовых устройств часто проявлялись вперемешку, а иногда – бракованные или в нескольких экземплярах. Так что аналогия с Робинзоном представлялась полной.

Клепцов обладал обычными для советского потребителя умениями – паял, собирал радиоприемники и телевизоры, мог при случае всегда «довести до ума» заводскую недоделку. Недостаток специальных знаний он худо-бедно восполнял за счет книг из библиотеки.

 

9

 

Вещь, появившаяся прямо из воздуха, представляла собой вращающийся диск, имитирующий дорожное полотно с магнитиком-машинкой и пультом управления.

– Это… китайская? – простодушно спросила Ветка.

Питер Пен, казалось, не расслышал ее. Наконец пробормотал:

– В первый раз игрушку присылают. Впрочем, вы же дети и поэтому неудивительно.

Данька и Ветка с трепетом смотрели на мужика. Зато Турик стоял, гордо сложив руки на груди. Глаза его так и сияли, словно говоря: «Волшебство все-таки существует, невежественные маглы!»

 

10

 

Так началась дружба между последним бойскаутом советской эпохи и детьми расцвета нового капитализма в России. Жабов, забросив воспитанников, уехал в областной центр. Между тем эффект, словно желая не уронить в грязь лицом социалистическую цивилизацию, не на шутку разошелся. Высылал объекты целиком, а то и целыми партиями. Ребята успели стать свидетелями материализации радиоприемника «Океан» (с диапазоном УКВ), компактной «Спидолы» и кассетной «Десны». Иногда эффект преподносил сюрпризы вроде видеомагнитофонов «Электроника», «Сатурн» и даже кухонного комбайна «Золушка» с пятью режимами работы. Виктор с явным наслаждением наблюдал замешательство гостей из будущего. Хотя один смартфон Турика стоил всей советской промышленности вместе взятой, он-то был вражеский, произведенный империалистами. А тут исключительно свое, родное, наше! Конечно, Клепцов немного лукавил. Обстановка квартиры его родителей в рабочем поселке мало ушла от убранства спартанского жилища первого века до нашей эры. Ну что там было принципиально нового? Разве что черно-белый телевизор и холодильник. Причем оба устройства редко работали вместе. Что-то обязательно ломалось. В областном центре, в квартире одной фифы с курса, Виктор впервые увидел фен, в лагере – звукоусилитель. То же самое касалось одежды, еды и напитков.

Неудивительно, что воспитанникам «Радуги», даже не избалованным бытом, очень скоро надоело лицезреть товарную витрину социализма. Советские фильмы и музыку они и так видели и слышали по телевизору. Больше всего им нравилось, когда Клепцов устраивал экскурсию по застывшей во времени ойкумене, рассказывая про забавные случаи из пионерской жизни, про то, что тогда считалось доблестью: например, ходить с красным галстуком в кармане или просыпать утренние зарядки. В ответ на вопрос Виктора «А как у вас там с борьбой против компрадорских буржуев обстоит?» ребята непонимающе переглядывались. Наконец до Турика доходило, но на этот раз его сообразительность совсем не радовала Клепцова.

– Вы про олигархов, что ли? Да у нас сейчас каждый мечтает стать олигархом!

– А я – звездой модельного бизнеса! – делилась откровениями Ветка. При этом ее зеленые глаза начинали блестеть совсем как у взрослой девушки.

Данька краснел. Видно, догадывался, что их старшему товарищу неприятно слушать такое.

– Я в риэлторы пойду. Хочу на квартиру заработать.

Колесо ухмылялся.

– А я в бандиты.

Виктор возмущался:

– Где ваши принципы, племя младое, незнакомое?! Вот ты, Артур, к примеру, неужели не хочешь стать ученым каким-нибудь, исследователем, космонавтом, который первым вступит на поверхность красной планеты во имя прогресса человечества?

Турик прижимал дужку очков к переносице и, подняв палец, звонко заявлял:

– У нас сейчас говорят: «Если ты такой умный, то почему – бедный?»

– Да причем тут деньги! – разводил руками Клепцов. – Разве суть науки не состоит в бескорыстном служении высшим идеалам?

– Ну вы дядя прямо даете… – изумлялся Турик. – На какие средства собираетесь экспедицию к Марсу организовать? Думаете, у нас тоже вот так, как здесь? Клатум-фератум и, вуаля, готово?

– Так, может быть, я вам, родине… да что там, всему человечеству, буду отсюда доставлять?! – загорался вдруг Виктор. – Я не могу пройти через арку, но вы-то можете!

– Хотите, чтобы наш директор узнал?! Или другие пацаны? – ужасалась Ветка. – Да они же от всего этого камня на камне не оставят!

– Вы можете пригласить… прогрессивно мыслящих ученых, какой-нибудь ООН, ЮНЕСКО.

И тут Данька одним соображением развеивал уже было отстроенный воздушный замок.

– Но что ваш эффект даст? Он же только старье всякое высылает.

Клепцов не унимался.

– Неужели вы не понимаете? Эффект сможет обеспечить довольно средний приемлемый уровень материального обеспечения, избавить мир от войн и империализма. А тем временем все высвободившиеся материальные ресурсы вы бросите на фундаментальные исследования гравитации, покорение планет Солнечной системы, полеты к звездам!

В пылу споров никто не обратил внимания на то, что с лица Колеса не сходит странная улыбка.

 

11

 

Первой забила тревогу Ветка. Но было слишком поздно. Охранники перекрыли выход из ангара.

Виктор попытался броситься к пожарному топору на стене, но люди Жабова отлично умели обращаться с резиновыми дубинками.

Сбившись в кучку, ребята с ужасом наблюдали за тем, как директор «Радуги» задумчиво прохаживается перед связанным пленником.

– Честно говоря, я до сих пор не имею ни малейшего понятия, откуда взялся этот Барьер, – наконец произнес он. – Кое-кто из городских пытался проникнуть через него в 90-е. Но не удалось никому. Пошли разговоры о паранормальном феномене, временном портале в СССР. Я тогда не придал значения этим рассказам. А потом, когда я вернулся на Соленое озеро, и у меня возникла мысль расширить «Радугу», я понял, что никому в голову не придет просто так устанавливать Барьер. Оставалась только одна загвоздка – как проникнуть через него. И кто бы мог подумать, что «Радуга» окажется золотым ключиком? Советский Союз был страной детей. И все что он делал – делал для детей. Сам помню, как нас кормили за копейки, как возили по санаториям, как мы целыми днями болтались по улицам и играли в футбол буханкой хлеба.

Да, нынешние дети теперь знаю цену куска жратвы, но они, в сущности, остались сопляками, которым обязательно нужно сунуть нос, куда их не просят. Только они, в отличие от взрослых искателей, могли пройти через арку. Ведь у них в голове не было никаких меркантильных мыслишек. Так, одно глупое желание поискать приключений на свои детские задницы.

Тут Жабов презрительно оглядел Клепцова:

– Посмотри на себя! Ты всегда был в центре внимания, все девчонки по тебе сохли. Помнишь ту вожатую, в зеленом раздельном купальнике? А как однажды группа ушла с тобой в полном составе в лес, картошку печь? Попробовал бы я такое сделать – у меня бы сразу потребовали комсомольский билет на стол. А с тебя – как с гуся вода! Вот такие, подобные тебе, волосатики и стиляги, в конце концов, довели до ручки нашу великую страну. Проболтали ее в кухонных разговорах, сдали без одного выстрела крепость врагу.

Лицо Клепцова озарила странная улыбка.

– Тебе не кажется, Влад, что мы поменялись местами? Признайся, ты ведь всегда был в душе рвачом, вещистом. Записывал тех, кто «Голос Америки» слушает, а сам за джинсами к фарцовщикам ходил. К счастью, ребята, которых ты сейчас нагло эксплуатируешь, совсем не такие. У них есть то, чего у нас не было.

Директор «Радуги» пожал плечами.

– Интересные рассуждения. Но… – Он вдруг поманил к себе Колесо. Ребята отшатнулись от рыжеволосого мальчишки.

– Предатель! – закричал Данька.

– А вы – дураки, – заявил Колесо. – Думаете, они за нами в скрытые камеры не следили? Главное, сделать вовремя правильный выбор.

– Готовишь себе смену?! – плюнул Виктор.

– Знаешь что, пока вы тут фантазировали… – как будто не слыша Клепцова, принялся рассуждать вслух Жабов, – мне Колесов хорошую мысль подкинул. Может быть, весь этот раритет сам по себе ничего не стоит, но то, из чего он сделан – имеет свою цену. Раньше наши цветмета не жалели. Получается – абсолютно легальный бизнес с минимумом затрат!

– Какой же ты негодяй… – пробормотал Клепцов. – Правильно, что с тобой ни одна девушка целоваться не хотела. Жабов ты, Жаба!

Один из охранников подскочил к пленнику, но директор «Радуги», скрежеща зубами, остановил неминуемую расправу.

– Зато я – не убийца, в отличие от тебя, – произнес он голосом, исполненным мстительного торжества. – Помнишь, чем закончилась твоя последняя затея с пионерским костром во время дождя? Думал, опять пронесет?! Пары бензина смешались с воздухом, и как результат преступной самодеятельности пятеро погибших, еще несколько человек с различными степенями ожогов. Шуму было на весь Союз. Тогда говорили всякое, но никому в голову прийти не могло, что Виктор Клепцов все это время отсиживался здесь как последний трус!

Слова страшного обвинения поразили советского бойскаута.

Колесо с презрением посмотрел на сникшего в путах Клепцова.

– Слабак! Владислав Георгиевич, когда начинать?

Директор «Радуги» кивнул охраннику. Колесо опомниться не успел, как его отпихнули.

– Обманщик, бандит! – взвизгнул несостоявшийся партнер по бизнесу.

– Мы журналистам расскажем, откуда вы собираетесь цветной металл брать! – пригрозил Данька.

Жабов, закурив сигарету, расхохотался.

– В самом деле? Нет, шутки закончились. Вы все немедленно отправляетесь в детский дом. Там с вами церемониться не будут и слушать, естественно.

– А с этим что? – спросил охранник, тыча резиновой дубинкой на пионервожатого.

– Оставим на прежней должности под строгим капиталистическим контролем.

Но Жабов так и не успел докурить сигарету.

Странный звук, как будто били кувалдами по асфальту, заставил охранников сомкнуть ряды.

Директор пнул пленника.

– Эй, что еще за сюрпризы, Робинзон хренов?

Виктор Клепцов победно посмотрел на своего мучителя.

– 17.00. Ты что, думал, я мог бы справиться со всем этим один, без помощников?

Вопрос застрял в горле Жабова, когда в ангар, раскидывая охранников, как сухие листья, вошел отряд бодро марширующих гипсовых пионеров.

 

12

 

Планы директора «Радуги» были реализованы с точностью до наоборот. Существование Жабова и его подручных превратилось в подлинный кошмар. Целыми днями они работали на сборке образцов советской промышленности.

Наконец жажда познания вещного мира социалистического народного хозяйства, с детства терзавшая комсорга, была удовлетворена.

Директор «Радуги» стал подумывать о том, чтобы взять какую-нибудь железяку и раскрошить ею юного ленинца. Но без помощи со стороны охранников справиться со всеми гипсовыми надсмотрщиками разом не было никакой возможности.

До поры до времени Жабов тешил себя мыслью, что отучившиеся от производительного труда, лишенные выпивки и общения с женщинами бывшие охранники взбунтуются. Но произошедший однажды случай (пленник давно потерял счет дням) камня на камне не оставил от его надежд.

Приноровляясь к вкусам рабочих, эффект, явно пробурив пространство до социалистической Кубы, вдруг начал выдавать живых девушек, выпивку и сигареты. Правда, девушки все были как на подбор креолки, а выпивка и сигареты – с надписями на испанском. В мгновение ока лагерь наполнили звуки живой речи соотечественников братьев Кастро.

Клепцов не стал препятствовать завязавшимся романам. Всякая нужда в гипсовых стражниках отпала. Внезапно очутившиеся в раю бывшие держиморды сами следили за Жабовым, совершенно не горя желанием возвращаться в мир за периметром.

Но дальше – больше. Теперь эффект работал в две смены. Причем через день – в режиме отправки. Это оказалось своевременным. В забитом под завязку ангаре совсем не оставалось места.

Жабов в глубине души был рад такому обороту дела. Капитализм приучил его к мысли, что материальные блага не даются за просто так. Но разве он не пытался заплатить эффекту своими подопечными?

Как-то после рабочего дня Жабов подошел к Клепцову. Было вечернее время. На берегу песчаной протоки смена рабочих наслаждалась купанием в обществе очаровательных мулаток. Под склонившимися над песком вечнозелеными ивами тянулся дым настоящих кубинских сигар.

– Как там ребята? – спросил Жабов.

Клепцов изучающе посмотрел на бывшего пахана, словно пытаясь определить на глаз степень его перевоспитания.

– Получили настоящих родителей. Причем таких, о каких мечтали. Галка – актеров МХАТа, Турик – чету профессоров из новосибирского Академгородка, Данька – бабушку с трехкомнатной квартирой. Правда, Колесову, вашему любимчику, не очень повезло. Ему прапор отставной достался. Теперь у мальчишки каждый день сдача нормативов.

– Но как, откуда?

– По-моему, эффект обладает разумом.

– Сомневаюсь.

– Почему?

В голову Жабова пришла странная мысль.

– Потому что в нем нет смысла. Ради чего мы трудимся? Там, за периметром, люди делают это, потому что им вечно чего-то не хватает: денег, власти, любви, женщин, шмоток. А здесь…

Виктор Клепцов торжествующе посмотрел на Жабова.

– Эх ты, комсорг-буржуй! А помощь народам Африки? А выход в другие измерения?!

Жабов испустил потрясенный вздох.

Наверное, потому, что всегда мечтал зажечь с негритянкой. Или побывать на другой планете.

 

Опубликовано в газете «Истоки» № 37 от 17 сентября 2014

 

ФАЛЬШИАДА, ИЛИ ОСТРОВ ПИРАТОВ

рассказ в сценах

 

«Только тебя, Китай, я буду помнить, ты мое сердце ранил навсегда…» – крутилась у меня в голове песенка Натальи Гулькиной, когда 8 июля я приобретал за 2800 рублей китайскую лодку «Seahawk 2» фирмы INTEX.

Залесов А. Вокруг Уфимского полуострова

(«Истоки» от 22.08.2012)

 

До сих пор мучаюсь вопросом,

что негры делают на пляже?

(реплика натуристки при виде загорающего негра)

 

1

 

В свой последний рабочий день в разгар уфимского лета Петр Поплавков, сотрудник еженедельника «Туризм для умножадных», стал свидетелем возмутительной сцены.

Дело было на блошином рынке, на выходе из подземного перехода на остановку «Спортивная», которую впору следовало назвать настоящей Тортугой – гнездом сухопутных флибустьеров начала XXI столетия. Петра не могли обмануть армады проносившихся по проспекту железных мустангов. Каждый день он наблюдал одни и те же сочные картины. Загаженный переход, забитый лавчонками, служил пристанищем для целой своры разнообразных типов.

Костяк местного народонаселения составляли уличные барыги из числа лиц пенсионного возраста. Старухи торговали разносолами и носками. Мужчины, все суровые, прокопченные, находившиеся в непримиримой вражде, – старыми книгами и редкими монетами. Иногда на ступеньках перехода можно было заметить человека-оркестр или девушку со скрипкой. Чаще всего заунывно бряцала алкашня, косящая под последних бардов.

Заключительные мазки на холст повседневности наносили юродивые и студенты. Бабка Любовь, похоронившая единственного сына на Тимашевском кладбище, в холодные ночи спала в павильончике подле банкомата. Танзиля, на вид чистая китаянка из Ляонина, заходя в «Лукошко» за горячей самсой и бутылкой пива, кричала так громко, что на нее ругались продавцы.

Скрюченный артритом мужик-дворник потрошил картонные коробки с мусором и всех ругал за то, что «сорют». Инвалид-колясочник с ловкостью Паниковского лавировал среди прохожих, машин, зашибая недоданную государством деньгу. Юноши и девушки, все в ужасно узких джинсах, так что делалось больно на душе, с горящими глазами раздавали рекламу. Цыганка торговала золотыми цепочками и кольцами, так ярко отливавшими медью, что закрадывалось сомнение в их благородном происхождении.

Но Поплавков, сибарит в душе, не любил суеты. Милее всего ему были меланхолические картины распития спиртных напитков вольными бомжами. Все начиналось с того, что Танзиля решала посидеть на ступеньках в переходе. Тут же возникала бабка Любовь, в любое время года одетая в древнее драповое пальто, с фужерами из срезанных горлышек пивных баллонов. Кипучее шампанское из жидкости для снятия лака и порошкового «ирландского» эля пенилось дьявольским варевом. Но появление злобного дворника клало конец феерии. Дворник начинал грязно изъясняться и грозился вызвать полицию.

В конце концов, полиция действительно материализовывалась и забирала всех, включая дворника.

Нынешняя сцена имела все шансы закончиться подобным финалом. Ее главным действующим лицом являлась рослая кареглазая девица в костюме пиратки – красная бандана, полосатые гетры, темно-синее платье с туго зашнурованным корсетом и широким поясом, оснащенным кошельком для флаеров. Особую пикантность раздатчице уличной рекламы придавали черная повязка на левом глазу, пирсинг «укус змеи» и татуаж бровей.

 

– Негодяй! – закричала девица, вцепившись в разложенную на картонном ящике тряпицу со значками и монетами.

Христофоров, прокопченного вида одноногий торговец с кудрявыми седыми бакенбардами, не выпуская изо рта вишневой трубки, кинулся на защиту своей собственности.

– Брысь, воровка!

– Ты их у моего деда спер!

Торговец ответил, как будто выплюнул:

– Какого еще деда? Парень мне коллекцию продал.

Девица, распрямляясь, уперла руки в бока.

– Ага, коллекцию… Краденое! – Тут ее глаза потемнели. – Где все остальное, гад?!

Девица, наклонившись, стала по одной собирать монеты. Христофоров замахнулся на нее костылем.

– Ты что делаешь? Иди дальше людям про «Водный мир» впаривай!

Не вытерпев, он ткнул девицу в живот. Та вцепилась в костыль. Флаеры разлетелись по остановке.

Лоточники разделились на два лагеря. Игорь Айзек, ездивший промышлять старыми книжками и клеенками на «Спортивную» аж из Инорса, решительно заступился за «пиратку».

– Дед у нее шизофренией страдал. Один раз я ему оставил товар на сохранение за фанфурик, а потом прихожу – он все их изорвал. Скажите мне, разве так нормальный человек может поступать, да еще с книжками? Это хуже, чем мне два черных кота устроили. Нагадили на подарочный том Баркова.

Другой, Андрей, с растрепанной рыжей бородою, возмутился:

– Это кто говорит? Это ты, что ли, Игорь? Ты когда мне долг двести рублей вернешь?

– А ты когда клиентов отбивать прекратишь? И где твой мешок с фанфуриками для местной алкашни? Совсем совесть потерял! Раскинул сеть, паук! Гобсек недоделанный! К тебе скоро из других городов будут с вещами приезжать!

Обстановка накалялась на глазах Поплавкова. Пока Христофоров охал, девица принялась за значки.

Но комедия уличных подмостков явно ждала появления нового действующего лица. И оно не преминуло явиться.

 

2

 

Рассерженный покупатель, не обращая внимания на отчаянное положение Христофорова, сразу приступил к атаке.

– Что вы мне всучили, уважаемый? Вместо значка «3 уфимского горпромторга минторга БАССР» – значок «2 уфимского горпромторга».

Под предлогом обслуживания клиента объединенным силам Христофорова и Андрея удалось отогнать «пиратку» на безопасное расстояние.

– А твои глаза где были?! – возмутился Христофоров.

Рассерженный покупатель ненадолго опешил.

– Так это… цифра на значке поистерлась, а я дома ее в лупу разглядел.

– Ух какой глазастый! – еле слышно пробормотал Андрей.

Но Христофоров явно был не готов идти на конфликт. Он протянул клиенту позеленевшую монету.

– На вот, возьми. Времен Анны Иоанновны. За полцены уступаю как постоянному клиенту.

Покупатель стал вертеть монету, как будто в глазу у него была пресловутая лупа. Но пальцы его оказались далеко не пинцетами. Монета выскользнула и покатилась по асфальту прямо к ногам девицы.

«Пиратка» не стала зевать, и монета мгновенно перекочевала в ее кошелек на поясе. Придирчивый покупатель набросился на девицу. «Пиратка» рисковала лишиться правого глаза, но Поплавков мужественно встал между врагами.

Полиция явилась в тот момент, когда в ней не было ровно никакой нужды. Петр успел обзавестись преогромным фонарем, торговцы – скрутить буйного покупателя. Однако выяснение обстоятельств произошедшего побоища явно не входило в планы стражей порядка.

– Граждане, здесь не положено торговать. Где ваши документы? Ах нет документов? Тогда пройдемте в отделение, вы портите внешний вид нашего города!

 

3

 

Способности пляжного кладоискателя проявились у Поплавкова еще в детстве. Отец даже приучился давать объявления о найденных сыном украшениях. О мальчике написали заметку в «Вечерней Уфе». Но на том все и кончилось. Отца уволили с работы, на юга стало не на что ездить, да и тамошние кладоискатели давно поделили пляжи между собой.

Решив зажить самостоятельной жизнью, Поплавков в возрасте тридцати лет переехал на улицу Менделеева, поближе к реке. Это было не море, но хоть какая-то его замена.

Каждые субботу и воскресенье Петр, захватив рюкзачок со всем необходимым, включая плащ и зонтик на случай дождя, переправлялся на противоположный берег. Там, от Верхнедудкинской протоки до Каменной переправы, начинались его владения.

Правда, диковатый пляж Уфимки мало напоминал пляжи Ялты. Здесь отдыхали жители окрестных домов, явно не обремененные ювелирными украшениями и дорогими часами.

Гуляя по берегу, Петр познакомился с Виталием. Мужчина, лежа в зеленой траве и меланхолично попевая «в флибустьерском дальнем синем море…», с жаром клял неблагодарную бабскую природу. Все его рассказы сводились к тому, что прекрасный пол загубил практически лучшую часть человечества, от Александра Македонского до Путина.

Другим товарищем стал заядлый любитель поплавать в Уфимке и поснимать окрестные пейзажи, а также совладелец небольшой конторы по печатанию медицинских бланков – Александр Загорский. Он являл собой полную противоположность Виталию. Жену просто обожал, даже сделал два ее фотографических портрета.

Загорский рассказал Петру о Райском острове, точнее говоря, об уединенной песчаной косе, находившейся в укромной части Верхнедудкинской протоки.

 

Доступ к острову открывался только в конце июля, когда спадала вода. Но зато до самого Зеленого мыса не было лучше места для уединения с симпатичной боевой подругой.

Тут и обнаружилась вся несправедливость мироустройства. Петру впервые давали отпуск в середине лета. Как человеку холостому, ему необходимо было озаботиться своим времяпровождением. Финансов для поездки в Пхукет, не говоря уже о Сочи, не хватало. Тогда возникла идея устроить себе что-то вроде робинзонады на Райском острове. Вопрос со средством передвижения решился легко. Как-то зайдя по служебным делам в магазинчик спорттоваров, Поплавков увидел китайскую резиновую лодку «Речной ястреб-2» всего за две тысячи восемьсот рублей…

Но вот с боевой подругой возникли проблемы.

 

4

 

Чем грознее предупреждения, тем больше соблазн не внять им. «Пиратка», представившаяся Дианой, проявила ухватки настоящей соблазнительницы.

Уводя Поплавкова прочь от полиции, она охала:

– Как неудобно получилось! Все из-за меня! Вам лед надо немедленно к глазу приложить.

– А это у вас… – показал Петр на черную повязку.

Диана с облегчением сняла ее.

– Совсем забыла про реквизит.

Поплавков, потирая свой фингал, болезненно улыбнулся.

– Хорошо, что по крайней мере один глаз остался. Если бы я вам рассказал о его ценности – вы бы не поверили. Он у меня вроде металлоискателя. Любое ювелирное изделие, даже под слоем песка обнаружит!

Тату в виде маленьких змеек словно ожили над блестяще-карими глазами Дианы.

– Постойте, что же я? Вы далеко живете? У вас есть лед в холодильнике?

Поплавков не мог припомнить подобных предложений от юных девиц и поэтому согласился.

Специального заготовленного льда у Петра не оказалось. Но скрежет ножа по стенке морозильной камеры, донесшийся из кухни, только лишний раз подтвердил чистоту помыслов «пиратки».

Накладывая повязку со льдом, Диана, как это принято у женщин, довольно беспорядочно и эмоционально, разоткровенничалась:

– Отца у меня никогда не было, а мать с цыганами ушла в Молдавию, когда я была еще маленькой. Дедушка всю жизнь воспитывал. Потом я с парнем познакомилась, а он оказался мошенником. Узнал про дедушкину коллекцию и стал разворовывать ее потихоньку на пару с этим, ну ты его видел, Христофоровым. А я, после того как парня выгнала, устроилась на работу: «Водный мир» в костюме пиратки рекламировать. И вот сегодня, когда увидела противного торгаша – я чуть с ума не сошла. В последний раз ведь он на другом месте торговал, на блошином рынке на углу Комсомольской и Округа Галле…

Ой, а что я о себе все говорю? Наверное, ты подумал, что я чокнутая и не скромная? Нет, я не такая. Просто разволновалась очень. Не каждый день из-за меня парень фингал получает. Так что ты рассказывал о своем даре?

 

5

 

Не без сомнений в душе Поплавков признался Диане в заветной мечте сплавать на Райский остров.

Но девушка, вопреки опасениям Петра, не только не высмеяла затею, но и пришла в полный восторг.

– Ой, да на этом острове я хоть неделю готова проторчать!

Поплавков вытаращил глаза, не веря своему счастью.

– И море тебя совсем не привлекает?

– Ничуточки! У меня с щитовидкой были проблемы. Врачи сказали, на соль, зараза, реагирует. В общем, море мне противопоказано пока. Но должна же я где-то отдохнуть?

 

6

 

Подготовка к путешествию не заняла много времени. Дело чуть было не застопорилось с выбором купальника для Дианы. «Пиратка» провокационно бегала примерять все более и более смелые модели, пока не остановилась на трех желтых лоскуточках с веревочками. Поплавков осторожно предположил, что погода Южного Приуралья – изменчива. Но Диана сослалась на твердый прогноз «Яндекса» на неделю.

В конторе все были поражены известием, что Поплавков отправляется в путешествие с подругой. Но клевета завистников была посрамлена, когда Петр явился в отдел кадров с Дианой. Пиратская бандана и загорелые ноги в коротких шортиках стали настоящим вызовом унылому дресс-коду сотрудниц. Посовещавшись, последние высказали предположение, что Диана «прямо из Таиланда». После этого никого не могла удивить блажь свежеиспеченной пары отправиться в путешествие по... Уфимке в черте города.

«Конечно, она нормально наотдыхалась в приличных условиях, теперь может потаскаться с мужиком, комаров покормить. Ей и загорать не надо», – ворчали сотрудницы.

Мужская часть коллектива, напротив, упирала на положительную сторону: «Вот что такое – повезло. Настоящая боевая подруга. Небось, водку только так жрет и в сексе все позволяет».

Наконец наступил час Х. Над Уфой разворачивалось безоблачное утро. Миллионный город с тоннами асфальта на мостовых медленно поджаривался, как рыба на сковородке. Небо успело потерять свой дивный перламутровый блеск. Его словно натерли толченым кирпичом.

Однако Поплавков чувствовал себя уверенно. Резиновое изделие производства КНР весом в восемь килограммов спокойно умещалось в рюкзаке.

До остановки «Правая Уфимка» доехали без особых трудностей. Перейдя автотрассу с безумным движением, путешественники, взяв в качестве ориентира новый мост через Уфимку в районе Шакши, по старой Максимовской дороге направились к берегу.

Спуск к реке отнял последние силы. Срывая восхищенные крики каких-то типов салатными шортиками, Диана то и дело останавливала обливающегося потом Поплавкова восклицанием: «Посмотри, там, внизу, в овраге, кустики напоминают бьющие из земли зеленые гейзеры!»

Наконец мучительный спуск закончился.

Впрочем, спокойствие Поплавкова подверглось настоящему испытанию, когда Диана, сославшись на жару и защитный крем от солнца, решила разоблачиться. Петр, привыкший к худосочным телам представительниц офисного планктона, был сражен грудью четвертого размера и тату на попе в виде черепа с игральной костью.

 

«Настоящая пиратка!» – только оставалось пробормотать ему, сглатывая слюни.

Около полудня лодка была надута, и путешественники отплыли от берега.

 

7

 

За поворотом реки открылся вид на оба моста – автомобильный и железнодорожный. Проплыли под ними. По правому берегу встретилось несколько небольших песчаных пляжиков.

Петр, гребя, радовался несущему лодку течению. Правда, «капитану» судна пришлось пережить неприятный момент, когда Диана, взяв весло, чтобы ускорить продвижение вперед, чуть не перевернула «Ястреб». Кто знал, что «пиратке», как будто специально для этого, придет в голову внезапно разоблачиться (до этого она жаловалась на северо-восточный ветер, несущий вонь с Черниковки).

– Что-то лодка у тебя маленькая! – возмущалась «пиратка», скрипя голыми частями тела по надутым бортам. – Поскорее бы доплыть до этого Райского острова!

Поплавкову пришлось осторожно перебраться на нос лодки и рулить, свесив ноги прямо в реку. Хотя Петр запланировал большую остановку на Зеленом мысу – протяженной и широкой косе с дюнами, напротив городского водозабора, – до нее он рассчитывал как минимум на две ночевки.

Природа между тем явно издевалась, подвергая Поплавкова искушениям. Вот великолепный чистый песчаный пляж открылся взору по левому берегу чуть ниже устья Шугуровки. Казалось, он на расстоянии через волны посылает прохладу.

Петр было направил лодку к пляжу, но Диана закапризничала:

– В Шугуровке пескари подохли в конце 80-х. Это сточная канава!

Поплавкову, глотая слюни, пришлось вернуться на фарватер.

Через какое-то время природа смилостивилась. Далее до Дока по берегам потянулся сплошной лес.

 

 

8

 

Участок реки до бетонных башен Сипайлово – намывного спального района к востоку от нагорной части Уфы – Поплавкову показался весьма умиротворенным. Петр наслаждался полнейшей тишиной, покоем, травой в воде, колыхаемой течением под лодкой...

Впрочем, время от времени взгляд Петра падал на подставленные под лучи солнца фрагменты тела Дианы. Он настолько приловчился, что даже когда девушка переворачивалась в лодке, умел предотвратить неизбежное кораблекрушение.

Но вот показалась одетая в бетон набережная. Диана пришла в моментальное возбуждение, которое вызывает в женщинах одна близость цивилизации.

– Пристанем ненадолго? – предложил Поплавков.

Но девушка поморщилась.

– Да там столько мусора! Какая-то арматура торчит. Еще чего доброго на бутылочный осколок наступишь.

Только ближе к обеду Петру удалось отвоевать небольшую остановку на песчаной косе на левом берегу Уфимки. Да и то потому, что у Дианы затекли руки-ноги и в животе заурчало от голода.

Искупавшись и поглощая бутерброды со шпротами и брынзой, «пиратка» призналась, что в полном восторге от путешествия.

 

9

 

В половине третьего слева возникла протока, по которой можно заплыть в карьер, образовавшийся при строительстве Сипайлово.

– Посмотри, настоящие заливы! Есть отличные пляжи по берегам и очень теплая вода. А в одном месте спуск к воде как в Анапе. Очень популярное место среди дудкинских садоводов, – попытался заинтриговать Поплавков юную путешественницу. Но неподвижность ее медвяно-карих глаз приобрела соблазнительность взгляда кобры.

– Тебе разве не хочется уединения? К тому же, насколько мне известно, это никакие не заливы, а обычные участки земли, образовавшиеся в результате выемки песка для строительства Сипайлово.

Поплавков, чувствуя, что его программа раз за разом срывается, возмутился.

Тогда «пиратка» пригрозила, что будет сидеть одетой на пляже. Поплавков малодушно капитулировал. Желание лицезреть натертые кремом от загара блестящие бедра Дианы могло свести с ума кого угодно, даже белый буй, безмятежно покачивающийся на волнах.

 

10

 

Справа всплыл жалкий клочок сипайловского платного пляжа. Он был так утыкан людьми, что в голове Петра сама собой возникла фраза «яблоку негде упасть».

Но вот Уфимка разошлась как настоящее море. Подул свежий ветер и «Морского ястреба» изрядно закачало. Диана взвизгнула:

– Ой, мы сейчас утонем!

Как раз в это время мимо, оглушительно окатывая берега песней «Твоя морячка», проследовал речной катер «Лагуна». Задул пронзительный северо-западный ветер. Беснующиеся на верхней палубе пассажирки замахали путешественникам, мало думая о том, что поднятая катером волна способная перевернуть лодку.

Поплавков готовился оказать первую помощь после того, как «Морской ястреб» окажется кверху дном, – но все обошлось.

Дальше Уфимка понесла путешественников за поворот. Сперва сиренево-синий воздух пронзили сверкающие амальгамой купол и шпиль собора за «Искрой», потом показалась коробка аквапарка «Водный мир».

 

11

 

Вид сверкающего впереди островного мыса вызвал долгожданный восторженный стон из груди Дианы:

– Ой, это прямо как в «Пиратах Карибского моря», где Джека Воробья и Киру Найтли высаживают на необитаемый остров с бочонком рома. Хочу остаться здесь!

– А как же Райский остров? – усмехнулся добродушно Поплавков, кивая на показавшуюся между Верхнедудкинским островом и поросшим ивовыми джунглями берегом Уфимки песчаную косу. – На большом острове ничего такого нет. Искупаемся, полчасика отдохнем и…

Но Диана, раздувая ноздри, буквально завопила:

– Полчасика?! Нет, я хочу, чтобы мы причалили к настоящему острову, а не какой-то там песочнице!

Петр пожал плечами. Расстояние было раз плюнуть. Какая разница, где разбивать лагерь, раз ходить купаться и загорать можно вброд через разделяющую Верхнедудкинский и Райский протоку.

 

Впрочем, и Верхнедудкинский остров был хорош. На нем не имелось даже рыбаков в парусиновых ветровках и болотных сапогах. Продолговатый, вроде крупной изюмины, участок суши был девственно пуст и целиком предоставлен в распоряжении фантазиям уфимской пары.

Лодка еще не успела ткнуться носом в берег, как Диана выскочила в воду и тут же скрылась с головой. Петр тупо уставился на бурлящие пузыри. Но это продолжалось миг. Вода вздулась и над ней показалась мокрая голова «пиратки». Поплавков подумал о том, что Диана вовремя успела собрать свои длинные волосы в хвост. Громко шлепая ладонями по воде, боевая подруга устремилась к берегу.

Петр обнаружил Диану вытянувшейся на песке. Девушка была похожа на обессиленную русалку, выброшенную прибоем. Крупные капли речной воды стекали с ее дрожавших, как будто после страстного соития с Морским Царем, половинок попы.

Поплавков втащил лодку на песок и привязал швартовые канаты к стволу небольшой ивы. Диана шумно перевернулась на гладкий, с пирсингом в пупке, живот. Из ее груди вырывались неясные стоны, постепенно переходящие в осмысленную речь:

– Глубоко… кайф!

 

 

12

 

Диана в очередной раз блестяще подтвердила свое отличие от большинства девиц. Она не стала безвольно поджариваться на песке, а увязалась за спутником «для обследования острова».

Сначала они изучили ту часть острова, которая примыкала к заливчику. Диана то и дело вскрикивала:

– Ой, здесь настоящие дюны! Ты что-то чувствуешь? Ну, в смысле клада?! Представь, это остров Пиратов. И здесь спрятаны сокровища!

У Поплавкова дико сосало под ложечкой, когда он видел прилипшие к локтям и коленям «пиратки» призматические песчинки. Но это было самое безобидное, что его ждало. Дина, казалось, поставила цель соблазнить спутника. Она то и дело устремляла на Петра медяно-карие глаза. При этом ее ресницы трепетали, словно тростник на гибком ветру, а губы – нежные створки раковин – приоткрывались, произнося беззвучные слова: «Ты что-то чувствуешь?»

Диана не упускала ни одной детали островного микрорельефа. Если это были камни, то она вытягивалась на них, выставляя блестящие стройные ноги. Если живописно стоящие деревца – прислонялась спиной, изображая дриаду. Петр смущенно вытягивал из песка очередную находку:

– Поплавок! Бутылка из-под «Шихана»! Шлепанец!

– Ну почему не кольцо или золотая цепочка?! – разочарованно вздыхала Диана.

Всякий раз, когда Петр заводил речь о прелестях Райского острова на другой стороне протоки, девушка пускала в ход свои чары. Диана явно вбила себе в голову непременно обнаружить что-то ценное.

 

Они шли по хрустящей гальке. Уфимка нежно льнула к блестящим камням. Замешкавшиеся лягушки гулко прыгали в воду. Глянцевые листья осин трепетали над одеревенелыми сплетениями ивняка, который напоминал тропические лианы. Коса плавно заворачивала к юго-востоку, открывая новые пейзажи: валуны, похожие на плиты; стволы упавших деревьев, которые словно колонны разрушенных античных храмов тонули в яркой мураве; торчащие из воды цветы зонтичного сусака. Галечные пляжи сменялись прибрежными полянками из мышиного горошка. Над пунцовыми цветами иван-чая порхали стаи белых бабочек. Прибрежные заросли тянулись блестящей, будто занавеска ванны, стеной. Расположившиеся за белыми башнями замка-кафе лесистые холмы на правом берегу, как на японской картине, гигантскими террасами уходили дальше в сторону Каменной переправы.

 

Поплавков, не в силах выносить подобное великолепие, взбрыкнул.

– Ну все, хватит играть в кладоискательство. Ничего мы здесь больше не найдем. Могу ли я наконец искупаться?

Диана умоляюще сложила руки, чуть не падая на колени.

– Осталось еще чуть-чуть! Давай дойдем до конца косы, раз начали!

Но Петр уже шел к воде…

Искупавшись и полежав на теплой, как в турецкой бане, гальке, он обнаружил, что «пиратка» самостоятельно ушла далеко вперед, к мысу за упавшим прямо в воду гигантским кленом.

Поплавков почувствовал раскаянье и направился к Диане. Но только успел перелезть через сплетения ветвей, как застыл, невольно залюбовавшись «пираткой». Девушка, сильно взмахивала руками, резко погружала их в воду. Руки, как крылья, несли ее вперед. Мокрая голова всплывала над водой, а потом снова уходила в нее.

Петр подумал о том, что кроль – самый эротичный стиль плавания и наиболее подходит для девушек. В брассе и, тем более, баттерфляе, было слишком много мужского. Недаром, впервые кроль освоили индейцы, цивилизация которых долго сохраняла отпечаток матриархата. Европа познакомилась с кролем только в 1844 году на соревнованиях в Лондоне.

Доплыв до мыса, Диана вышла на берег. И тут у Петра в буквально смысле отвалилась челюсть. «Пиратка» оказалась полностью обнажена, как будто и не думала одеваться с тех пор, как впервые вступила на берег Верхнедудкинского острова. Поплавков увидел, как сверкнула, а потом распрямилась блестящая полоска на ее теле. Девушка попрыгала на одной ноге, чтобы вытряхнуть воду из уха. Петр зажмурился от вида ее переливающейся жидким золотом загорелой кожи.

 

Потом Диана, нагло улыбаясь улыбкой ундины, направилась в сторону Петра за оставленными сушиться на большом плоском камне и без того скудными деталями своего облачения.

Поплавков превратился в статую. Но, сжав кулаки, он решил нарочно найти какие-нибудь недостатки в фигуре искусительницы. Пожалуй, у нее были слишком массивные бедра. И талия, наверное, недостаточно узка… Но круглые массивные груди, плоский живот, небольшой и втянутый? Аргументы окончательно пропадали.

Петру стало стыдно, и он опустил глаза, а когда, не выдержав пытки, снова посмотрел в сторону Дианы, она уже стояла на камне. Но вовсе не для того, чтобы надеть лифчик и трусики. «Пиратка», будто языческая богиня, вытянула руки. Она словно хотела дотянуться до солнечных лучей. Поплавков увидел, как на татуированной ягодице Дианы обозначилась ложбинка… Вдруг девушка соскользнула с камня и, будто лезвие ножа, вонзила свое тело в реку.

Поплавков как слонопотам, треща ветками, поскальзываясь на иле, бросился вперед…

 

13

 

К обеду путешественники облазили практически все доступное побережье. Оставалась только густо поросшая лесом область в центре и заболоченный восточный берег, примыкающий к протоке.

Блуждания по острову порядком измотали робинзонов. Но если Поплавков еще держался на ногах, то из Дианы как будто воздух выпустили.

 

Когда девушка обессиленно разлеглась прямо в центре обнаруженного среди дюн ведьминого круга из желтеньких цветочков, Петр попытался обнять «пиратку», но та с неожиданным проворством ускользнула в островную чащу.

Поплавков вспомнил, что пришло время собирать топливо для костра.

Как заправский турист Петр захватил с собой маленький топорик. Надо было пройти дальше к югу, куда не добирались ленивые туристы. Лес все больше напоминал джунгли. Поплавков даже стал насвистывать: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо и бутылка рому!» Примостившаяся на ноздреватой ветке дуба ворона словно была готова каркнуть: «Пиастры! Пиастры!»

И в это самое время Петру показалось, что за ним кто-то следит.

– Лучше бы пока палатку поставила, – проворчал Поплавков, выходя на небольшую поляну.

Но раздавшийся за спиной сиплый голос заставил его резко обернуться.

– Простите, молодой человек, не будет ли у вас кусочка сыра!

 

14

 

Петр чуть не выронил топор, увидев загорелого мужика в тельняшке. Но Виталий уже спешил жать руку.

– Да я пошутить решил. Фильм смотрел такой, «Остров сокровищ»? Ну так вот, я как Бен Ганн. Скрываюсь от общества, точнее говоря, от сада, жены и сына-спиногрыза. А ты, я смотрю, с подругой. Главное – отношений не оформляй. Живи гражданским. Это сейчас она красивая, а потом… Если скучно – собаку заведи. Собака не предаст. Я вот недавно крыса купил, Жору. Жена-кобра терпеть его не может. А я говорю Жоре: «Фас!» Она визжит, чуть на стенку не лезет. «Убери свою мышь!» А Жора такой забавный, в колесе своем бегает, представляешь, меня на задних лапках встречает. Ну, настоящий человек.

Поплавков облегченно вытер пот со лба.

– А вы надолго здесь?

– Уже отчаливаю. Жору нельзя надолго оставлять с женой. Еще отравит или сына подговорит из клетки на улицу выпустить.

– Так вы тоже лодку купили?

– Нет, меня фотограф Загорский привез на своей резиновой лодке. Представляешь, у него отличная двухместная лодка. Мне звонит и говорит, а чего просто так на берегу сидеть? Давай на остров прокатимся. Сейчас он с твоей подругой на берегу беседует. Выпытывает, что означает татуировка на ее пятой точке.

…Нарубив сухих сучьев, Петр решил воспользоваться возможностью сходить на Райский остров.

И тут, словно нарочно, в нем разошелся разбуженный Дианой дар кладоискателя. Поплавков думать забыл о купании в лагуне, когда один за другим стал находить то серьгу, то мелочь.

В сильном волнении он опустился на горячий песок. И тут все сложилось у Петра в голове. Как же он сразу не сообразил! Тату Дианы было картой! Череп – Верхнедудкинский остров, игральная кость под ним – Райский. А шесть точек, прорисованные на обращенной к зрителю грани, намекали на покрытую рощей самую высокую точку острова.

Не теряя времени, Поплавков принялся копать в указанном месте.

 

15

 

Сокровище было извлечено и очищено. На красной тряпице лежали антикварные монеты, редкие значки и даже ордена.

Диана сидела на корточках и повторяла как помешанная:

– Вот негодяй! Я все время думала, что он дедушкино наследство на большом острове запрятал.

Она устремила недоверчиво-удивленный взгляд на Петра.

– Но как ты догадался? Почувствовал?!

Петр довольно ухмыльнулся.

– Скорее применил дедуктивный метод. Посмотри на свое тату. Карту не напоминает?

Диана, вскочив, принялась выворачивать шею.

– Получается, все это время я в буквальном смысле сидела мягким местом на дедушкином сокровище? Какой же он… Придумать такое! Все мужики козлы!!

– Постой, а я?

– Ой, а ты просто душка! Ты не такой. Ты хороший!

Руки речной богини обвили кладоискателя…

Очнувшись, Петр не сразу сообразил, где Диана. Наконец до него дошло. Кажется, сказала, что сбегает ополоснуться.

Но улыбка мгновенно сошла с лица Поплавкова, когда он обнаружил, что сокровище исчезло.

Петр вскочил и как сумасшедший поплыл напрямую через протоку, не обращая внимания на течение. Однако на Верхнедудкинском острове его ждал сюрприз. «Ястреб», Диану и следы лагеря – как корова языком слизала. Чужая, вспоротая ножом, резиновая лодка, подобно дохлому киту, покачивалась на волнах заливчика. Загорелый парень в шортах с золотой цепью на атлетическом торсе сидел на мокром песке.

– Отлично разыграла нас обоих! – воскликнул он, не оборачиваясь. – Уплыла на твоей лодке, привела в полную негодность мою. К счастью, я выпивку успел в пакет переложить. А то бы ее унесло. Нет, что ни говори, у Дианки несомненный талант. Приехала из района, поступать в театральное училище, как его там, имени Исмагилова? Не смогла. Тут я подвернулся. Жили все это время у одного деда. Мы ухаживали за старым человеком, а он нам свою коллекцию обещал оставить. Потом дед умер, появилась целая толпа неизвестно откуда взявшихся «родственников». Еле-еле успели с Дианкой свое законное прихватить.

Поплавкову не нужно было объяснять остальное. Он опустился рядом.

– Будешь? Настоящий ром, из Доминиканы! – предложил парень в шортах.

Петр сделал глоток из протянутой бутылки. Мир обожгла волна океанского прибоя, а потом шумно отступила, обнажая покрытое морскими звездами дно.

– Дорогая коллекция? – спросил после долгого молчания Поплавков.

Парень в шортах посмотрел на него с хмельным недоумением. А потом оглушительно расхохотался.

– Ну, ты даешь! Стал бы я прятать здесь что-то ценное! Дед-то наш настоящую коллекцию еще в 90-е продал, заменил подделками. Я об этом в ломбарде узнал, сразу после похорон. Короче, Ромео. Плюнь ты. Эта Диана такая же фальшивая, как то барахло, что ты выкопал! Если в ней что-то и есть настоящее, так только тату!

 

16

 

Пока двое мужчин дегустировали доминиканский ром и предавались коммерческим мечтам на побережье Верхнедудкинского острова, события на «Тортуге» принимали драматический оборот.

Придирчивый покупатель явился в то самое время, когда Христофоров готовился свернуть уличную лавчонку. На этот раз в руках коллекционера были аптекарские весы.

Брызжа слюной, покупатель стал доказывать, что Христофоров сплавил ему поддельную монету:

– Монета из серебра не должна весить так мало! – кричал он, для верности доставая из кармана учебник по химии с таблицей Менделеева на развороте. – Посмотрите, вот удельный вес серебра…

Христофоров, сопя вишневой трубкой, отмахнулся:

– Ничего не знаю. Да не тычь мне в нос своей книжкой. Иди ее Игорю продай.

Торговец не успел выпустить очередной клуб дыма, как выросший словно из-под земли полицейский патруль отрезал всякие пути к бегству.

– Арестуйте, пожалуйста, этого фальшивомонетчика! – закричал покупатель.

Толстый, с масляным, как блин, лицом сержант деловито подошел к Христофорову.

– Сбыт поддельных денег или ценных бумаг, часть вторая и третья статьи сто восемьдесят шестой Уголовного кодекса Российской Федерации. Максимальное наказание свыше десяти лет. Что, штормит, моряк?

Христофоров развел руками.

– Да что вы, Раис Назымович, какие поддельные деньги? – С не меньшей, чем у придирчивого покупателя, ловкостью он достал из-за пазухи глянцевый каталог. – Посмотрите, здесь все они указаны. Сувениры производства Китайской Народной Республики с напылением под медь, серебро и золото. Между прочим, я их продаю даже ниже рыночной цены!

Сержант, почувствовав себя одураченным, обратил свирепый взгляд на покупателя с аптекарскими весами. Но тот не унимался.

– Это безобразие! Я буду жаловаться в вышестоящие инстанции! Я прямо к министру внутренних дел!

Последнее заявление явно было лишним, и первым это понял Христофоров.

Сержант неохотно кивнул.

– Хорошо. Успокойтесь. Оформим протокол о нарушении прав потребителя. Деньги вам за монету вернут, штраф с нерадивого продавца взимут. Вас это устроит, гражданин?

Затем он обратился к другому полицейскому.

– Дайка мне, Елдырин, папку с бумагами. В стакан не пойдем. Духота там. Почему кондиционера до сих пор не поставят? Экономят на нас, служителях Фемиды.

Христофоров, решив, что отделаться малой кровью будет самым благоразумным выходом из ситуации, предложил сержанту свой складной стульчик.

Полицейский не стал отказываться. Однако шариковая ручка, выведя ужасающе уродливыми буквами слово «заявление», решительно отказалась писать.

– Китайская? – спросил Христофоров, и его голос приобрел вкрадчивость. – Раис Назымович, возьмите лучше мою. Вы когда-нибудь писали настоящим «Паркером»?

 

17

 

Ровно через месяц после описанных событий (уфимское лето оказалось бурным и коротким), на электронную почту Петра Поплавкова пришло письмо следующего содержания:

 

Привет! Это пишет тебе Диана! Извини, что сбежала с острова. Лодку я тебе верну. Сожалею, что мне пришлось немного наврать насчет матери-цыганки, дедушки, щитовидной железы и… чего там еще? Однажды я узнала, что старик, у которого мы жили с бывшим парнем, давным-давно бросил родных детей. И я так расчувствовалась, что решила хотя бы часть коллекции пожертвовать сиротскому приюту. На этой почве у меня с парнем возник конфликт. Может, я иногда люблю присочинить, здесь он прав, но считаю, что всех денег не заработаешь. Если тебе крупно подфартило – поделись! Мой бывший тебе наболтал, что старик оставил подделки? Вот и нет! Я выяснила, что все монеты и значки оказались настоящими! А хозяин ломбарда состоял в сговоре с Христофоровым.

Приют, куда я перечислила половину от вырученной суммы, выражает нам благодарность. Нам – потому что без тебя у меня ничего бы не вышло.

Прощай. Нет, лучше до скорого свидания!

Твоя пиратка))

 

Опубликовано в газете «Истоки» № 45 от 12 ноября 2014

 

© Александр Иликаев, текст, 2012–2014

© Книжный ларёк, публикация, 2016