Александр Леонидов. Большой день (16+)

БОЛЬШОЙ ДЕНЬ

 

– Мир в устойчивом виде

существует только до тех пор,

пока его стабильность поддерживает

множество согласованных сознаний…

Которые верят во что-то одно,

единое для всех, и создают

направленный поток веры,

вовлекающий всех остальных…

– А если нет?

– Тогда наступит реакция распада…

 

Из лекций автора по Социопатологии

 

Ранним утром пятничного дня закончилось дежурство бойца ВОХР Епифанцева Сергея на ремонтном заводе сельскохозяйственных машин. Выпимши ночью, Епифанцев видел день ещё светлее, лучше, чем на самом деле – но и так разгорался неплохой денёк. Обещало быть в Куве солнечно, тепло и без осадков. А много ли нужно пьющему человеку для счастья?

Но, возвращаясь к себе по улице Кирова домой, в частный сектор, в свои «полдома» – стал задумываться поддатый Сергей Епифанцев о странностях жизни. Конечно, вахту свою он закончил в ранний час – когда даже многие пичуги ещё петь ленятся… Но тем не менее на улице Кирова – совсем не было прохожих. Не то, чтобы совсем никого не было – но никто никуда не «прохаживался»…

Но почему-то то тут, то там, по всем углам обычно оживленной улицы Кирова – сидели весёлые мужики и «соображали» на троих, разливали водяру…

– Вот черти! – одобрительно, но и подозрительно подумал боец ВОХР. – И патрульных ить не попасаются…

Весёлые мужики – с точки зрения битого и тёртого Сергея Епифанцева – были больно уж дружелюбны для пьющих с раннего утра, вместе с первыми птичками. Они то тут, то там манили, зазывали к себе бойца ВОХР.

Но стоило ему приблизиться к какой-нибудь компашке – как волшебным образом тройки, сидящие, как Ленин, «в разливе» – исчезали, испарялись…

– Как же это так может быть? – недоумевал Епифанцев. – Уж не выпил ли я ночью со скуки в одиночестве лишку?

Ведь странно, согласитесь – сидят весёлые мужики, и лица у всех такие реалистичные, разные, узнаваемые, распознаваемые… А подойдёшь – ан мужиков-то и нет!

– Надо больше не пить!– безнадёжно посоветовал себе Сергей. – А то и с вахтеров тоже вышибут…

Но, однако, сколь причудлива утренняя жизнь на улице Кирова! Возле старого универмага, роскошного купеческого особняка, возносящегося над городом ещё с дореволюционных времен – прямо на лавке под липами Епифанцев увидел… сношающуюся парочку!

То есть – в самом натуральном виде, как Адам и Ева: совершенно голые, мужчина интенсивно орудует в активнейшей роли, а женщина с явным удовольствием подчиняется и стонет…

Тут боец ВОХР Сергей Епифанцев поступил неэтично. Вместо того чтобы отвернуться и пройти себе мимо, будто ничего и нет – Сергей стал показывать пальцем на лавочку и хохотать, присвистывая…

Зачем он так некрасиво поступил – никто уже не скажет. Собственно и слушателей у Сергей не имелось, ибо возвращался он в избу свою с газовым отоплением в совершеннейшем одиночестве. И вредным человеком он не был: ну, приспичило любовникам с утра пораньше, так что же? Зачем цирк-то устраивать?

Наказание за недостойное поведение тут же и обрушилось на Епифанцева, точнее, соткалось из царства воздусей.

– Смеёшься? – спросил грубый и жестокий мужской голос. От его замогильного тембра озноб побежал у Сергея по коже, и он непроизвольно схватился за оружие бойца ВОХР, резиновую дубинку на поясе…

– А чего ты смеёшься? Смешно тебе? По-твоему, это забавно? А вот мы тебе голову отрежем…

– Точно, голову ему отрежем, – сказал голос другой, но не менее страшный и не менее мужественный.

– Давайте не будем отрезать сейчас! – воззвала к милосердию какая-то женщина непонятной этой компании, с приятным мелодичным голоском. – Пожалеем его сейчас, потом отрежем…

Самое странное, что сколько ни крутил головой Сергей Епифанцев – никого их говоривших он увидеть не смог. Они говорили прямо ему в левое ухо, они были рядом – но ни мужчин, ни милосердной женщины – не было в упор видно, сколько ни крути круглой, как кочан, рискующей отрезанием головой…

– Надо ему голову отрезать! – возразил первый мужской голос.

– Да лучше потом… – советовал женский, но совершенно понятно стало, что большого влияния он на мужские голоса не имел.

И тут начался жуткий металлический скрежет: как будто кто-то точит длинный нож или ведет им об асфальт…

Сергей Епифанцев, вооруженный резиновым милицейским «демократизатором» – стал размахивать им направо и налево. Но никакого урона невидимым голосам не нанёс, только сам устал…

– Беги… – тихо и сочувственно посоветовала ему невидимая женщина.

И Епифанцев побежал по совершенно пустой улице Кирова. Он бежал – и отчётливо слышал за спиной топот нескольких догоняющих ног. Или копыт? Он не оглядывался, чтобы проверить…

 

Он бежал всё быстрее, теряя ртом воздух для раздувшихся от перенапряжения лёгких алкоголика. Но незримая погоня не отставала, преследовала строго по пятам, до самого дома…

Дома Епифанцев почему-то решил, что можно спрятаться от убийц в погребе. Он торопливо отворил дощатую дверцу, ведшую со дворика в подпол старого деревянного дома, и тут же закрыл её за собой. Прильнул к самой широкой щели между досками дверцы… Ничего не видно. Только яблони садочка, только знакомая тропка в гробообразный ящик туалета типа «сортир»…

Но по-прежнему слышно. Слышно, как скрипят под чьими-то тяжелыми костяными ногами досочки, брошенные на дорожки для замощения, для удобства ходьбы в дождь… Слышно, что голоса не оставили своего черного замысла в отношении Епифанцева…

– Значит, так ты с нами? – говорит первый мужской голос.

– Пожалейте его… Не сейчас, потом… (это женский).

– Ну, раз ты думаешь, что от нас спрятался, – говорит второй мужской голос, – тогда мы сейчас в дом поднимемся… Мать и сестру твою кончим… Нам ведь голову отрезать надо – не твою, значит, матери твоей…

– Не надо, мужики! – жалобно заблеял из-за своей на вид ненадёжной, но оказавшейся серьёзной защиты Епифанцев. – Не надо мать…

– А сестру надо?! – строго спросил второй мужской.

– И сестру не надо… – плакал Сергей.

– Давайте потом с его головой, – снова посоветовал женский голос.

– Мужики, – пошел на подвиг ради близких чистый душой, умом дитя Епифанцев. – Не надо мать с сестрой… Давайте я сам себя… как-нибудь…

– А, ну это другое дело! – обрадовался и даже потеплел как-то жестокий хор голосов. – Сам – так давай… Кончай себя, мать и сестру не тронем…

В подвале был только старый грибной нож – складной и тупой. Разложив его трясущимися руками, Сергей со всей силы ударил себя в грудь, туда, где колотилось в бешенной судороге сердце… Но, вместо прихода смерти, не почувствовал вообще ничего. Посмотрел на грязную потную рубаху под робой охранника: красным красно от крови, но убивать себя ножом – ох, тяжелое дело с непривычки…

Снова, ещё сильнее ударил себя в грудь ножом боец ВОХР, защищая своих близких в этом неравном бою – и сквозь шорох аплодисментов снаружи услышал звонкое металлическое «чпонг!».

Старый складной нож грибника не выдержал рёберного тарана: его потемневшее от времени и сока грибницы лезвие переломилось почти у самого основания…

Тогда Епифанцев решил отвести беду от своей семьи другим способом. Он по возможности резко и внезапно распахнул дверь в своё укрытие, в погреб, и, дико заорав, бросился бежать через калитку деревянных ворот на улицу…

Топот и визглявый свист погони преследовал его. Епифанцев с рубинеющей грудью, обливаясь собственной кровью, бежал теперь уже не с целью спастись или оторваться от врагов: он стремился отодвинуть место расправы над собой как можно дальше от родных пенатов…

Милицейский патруль поймал Сергея только около железнодорожного вокзала, куда он на бешеной скорости принесся под откос мостовой на крыльях ветра, немыслимо, до автомобильных скоростей, разогнавшись под горку….

Епифанцева хватали, крутили ему руки – а он и сам был необыкновенно рад, и спрашивал только одно: есть ли у патрульных оружие:

– Ребят, а у вас пистолеты есть?

– Есть, есть… – хмуро отвечали невыспавшиеся и невеселые утренние патрульные.

– Это хорошо, – блаженно жмурился Епифанцев. – Вы даже не представляете, как это хорошо!

– От кого бежал? – спросили Сергея в отделении, оказав ему первую помощь, заштопав рваные раны на груди. – Кто тебя порезал? Узнать сможешь?

– По голосу узнаю… – бормотал пропахший перегаром маленький, низкорослый Епифанцев. – По голосу…

 

*  *  *

 

Епифанцев стал для молодых медиков своего рода хрестоматийным примером. Студентов в отделение водили к Сереге Епифанцеву, как представителю типичного и классического случая «белой горячки».

А заместителем заведующего в этом отделении был молодой доктор Константин Салфичевский. И что удивляло студентов ординатуры – так это необычайное внимание к Сереге доктора Салфичевского, в котором коллеги видели будущего академика, не меньше. Очень одарённый психиатр, быстро идущий в гору (в его годы – уже замзавотделом в ведущей клинике, ассоциированной с Медуниверситетом), Салфичевский донимал Серегу-вохровца подробностями. Врач как будто бы не верил всему рассказанному бреду алкаша, пытался поймать его на несоответствиях.

– Сергей, а ты их сам как ощущал?

– Ну не видел я их, Константин Тимофеевич, говорю же…

– Не видел, а ощущал – как?

– Да вот как вас! – восклицал Епифанцев с обидой за недоверие к его истории болезни. – Вот если я голову отверну к стене, и буду с вами разговаривать, не глядя – точно так же и получится…

– Очень интересно, очень интересно… – кивал головой доктор Салфичевский, будущий академик медицины, как про него полагал восторженный медперсонал. Чего может быть интересного в классическом случае проявления делирия? Всё давно до Сереги-вохровца в учебниках описано… «Чертей невидимых» ещё Иван Грозный гонял, как в летописях говорится…

Доктор Салфичевский, однако, копал на этом пустыре, фигурально выражаясь: видимо, думал отыскать клад. Он был очень респектабелен, этот чуть замороженный в манерах, предельно спокойный и сосредоточенный человек. Белый высокий колпак, хрустящий, как бумага от крахмала, белый, такой же хрусткий, идеально сидящий и даже приталенный халат… Очки в золотой оправе, очень ухоженные розовые овалы ногтей… Под халатом – синий однобортный костюм дипломатического класса пошива… Однотонный (тёмно-бордовый, как венозная кровь) галстук с аккуратным маленьким «бочонковидным» узлом…

Он был, этот Константин Тимофеевич Салфичевский – само спокойствие, сама уверенность, профессиональная этика во плоти и компетентность в зримом образе. И тем не менее, он очень интересовался делом Сереги-вохровца. И записывал всё новые и новые подробности незадавшегося самоубийства Епифанцева мелким убористым почерком на жёлтых линованных листках, подклеенных в «Историю болезни»…

Чтобы понять такое его внимание – нужно обратить взор на дела давно минувших дней, когда не было ещё никакого замзава Константина Салфичевского, а был безалаберный юноша Костя, только ещё обдумывающий грядущее житьё и даже в выборе профессии несколько сомневающийся (несмотря на принадлежность к знаменитой в городе династии врачей). Ниточка к Епифанцеву тянулась оттуда, оттуда…

 

Уважаемый читатель, это был ознакомительный фрагмент книги. Если вы хотите прочитать весь роман до конца, вам СЮДА

 

© Александр Леонидов, текст, 2015

© Книжный ларёк, публикация, 2015