Александр Леонидов. Чисто русское ограбление (18+)

ЧИСТО РУССКОЕ ОГРАБЛЕНИЕ

 

– …Ну что я, Дилярочка, буйвол, что ли? – сказал хозяин блинной Иван Сергеевич Имбирёв хорошенькой девушке на раздатке. – За один раз съесть целый зур-белиш?! Ты вот это в холодильник положи, завтра доем…

– Иван Сергеевич! – возмутилась Диляра. – Уж кому-кому, а вам-то я завтра новый подам!

– Да ни к чему! Ты эту половину в холодильник положи, а завтра разогреешь. Чать не испортится: что ему сделается?

В момент ограбления Имбирёв допивал свой ежедневный стакан кефира, заедая его какой-то дежурной выпечкой: сразу и обедал, и ненавязчиво проверял качество услуг собственного заведения.

Блинная располагалась на бойком, проходном месте – в трёхоконной большой нише крупного торгового центра «Яик». Стойка её, отделявшая продавщицу от покупателей, была отделана весёлым, разноцветным декоративным кирпичом, а зала с квадратными столиками притягивала взгляд оранжевыми пластиковыми стульями, стилизованными под половинки апельсинов.

Имбирёв тут частенько обедал сам у себя в долг, то пиццей, то блинным ассорти, то пирогом, то, как сегодня – зур-белишем.

Но съесть зур-белиш целиком – задача, конечно же, никому непосильная. Это огромный закрытый чугунок из плотного теста, начинённый мясом и картофелем, пропитанный жирным бараньим бульоном, который вливается внутрь уже в конце, через специальное отверстие.

Зур-белиш настолько сочный, что поставь его на бумагу или газетку – непременно оставит свой силуэт, словно заправская печать: только не чернилами, ароматным туком тушёной баранины…

Собственно, в тот день Иван Сергеевич уже прикончил облюбованный сектор белиша и почти допил кефир в тонкостенном «фирменном» раструбном стакане. Ещё пару минут – и он бы ушёл, сказав на прощание Диляре несколько ободряющих слов про её работу и старание.

Однако судьба выдала именно этому обеду в «Блинной» неожиданный финал…

Через матовые, толстого стекла, с изображением всяких вкусностей, двери в заведение из торгового центра проникли два вооружённых грабителя в натянутых на лица шерстяных шапочках-«балаклавах». В руках – чёрные большие пистолеты, с виду «глоки» – как определил на глазок Имбирёв…

Грабители стали орать, что это ограбление, что всем нужно оставаться на своих местах и не делать резких движений. Побледневшая от страха Диляра незаметно нажала под прилавком сигнальную кнопку, после чего покорно подняла дрожащие ладошки.

 

Имбирёв смотрел на совсем ещё, если судить по фигурам, малолетних грабителей не столько неодобрительно, сколько недоумённо. Он, конечно, любил свои затеи в сфере общепита, но, будучи трезвым человеком, понимал, что «Блинная» – не банк и не ювелирный салон.

Конечно, вторжение грабителей ему, как владельцу этой «вполне приличной забегаловки», льстило, но не избавляло от сомнений: грабить с «глоками» и масками на лицах «Блинную» странно и… как бы сказать помягче… глуповато…

Один из грабителей ломающимся мальчишеским голосом потребовал от Диляры открыть кассу. Девушка в белом чепце кулинара и с бледным, под цвет безупречного чепца, личиком – повиновалась.

Пока этот разбойник выгребал дневную выручку из кассы – его подельник пристал к Ивану Сергеевичу, настаивая отдать бумажник, часы и золотой перстень с мизинца.

«Если бы ты занялся электрикой, дружок, – подумал Имбирёв насмешливо, – тебя убило бы током!

Бумажник у Имбирёва был специальный, для таких вот случаев, в особом кармане пиджака – с фальшивыми и мечеными долларами. Часы – довольно простенькие, хорошо, что сегодня не одел подарочные, именные, от любимой жены, а взял с тумбочки дежурные «командирские»… А вот перстень – слишком узнаваемая деталь, которую опытный грабитель не попросил бы: это всё равно, что оставить ограбленному свою визитную карточку!

Имбирёв отдал фальшивый бумажник, дешёвые дежурные часы и характерный, многим в городе знакомый, имбирёвский перстень с вензелем «И», выложенном мелкими бриллиантиками.

Увидев толщину пачки «баксов» в бумажнике, грабитель повеселел, решил, что «удачно зашёл» – и велел своему товарищу поторапливаться. Странной фразой:

– Всё, пошли, тут хватит!

На что хватит? Имбирёв сидел на пятой точке ровно, и лишних вопросов не задавал. У парней дело нервное, опыта мало, ещё глупостей наделают, если к ним с вопросами приставать…

Грабители убежали. Через минуту после их растворения в гулких мраморно-хромированных залах многолюдного торгового центра ворвались бойцы ВОХР с укороченными автоматами…

– Добро пожаловать, расторопные вы наши! – поиздевался над «ментами» хозяин «Блинной» и пошёл утешать рыдающую Диляру:

– Ну что ты, что ты, Дилярочка! – по-отцовски гладил спину девчонки. – Ну, не реви! Незачем! Слава Богу, все живы, никто не ранен, никому даже по роже не заехали…

– Они, Иван Сергеевич… – сквозь спазмы истерики комками давила слова Диляра. – Они, Иван Сергеевич… Иван Сергеевич, они… выручку украли… всю дневную выручку…

– Ну, не убили же никого! – улыбался Имбирёв. – Не покалечили… А деньги – это бумага… С ветра пришли – на ветер ушли… Ты не переживай, я знаю, что у вас зарплата с выручки считается! Я Олюшке скажу, чтобы сегодняшнюю выручку тебе учла! Сколько там было-то?

– Пять триста… – истерически выкрикнула Диляра, и снова зашлась в слезах. – Сволочи, наркоманы… Мало им инкассаторов, за столовые взялись… Со стволами… А этот, который повыше, Иван Сергеевич, ещё и блин с икрой спёр…

– Блин? Какой блин?– нахмурил брови Имбирёв.

– Да вот, с раздатки, самый дорогой, с красной икрой, сорт «Жизнь удалась»… Он почти триста рублей стоит… Нажрались своей «хани», подонки, самым дорогим блином закусывают…

Вообразив, как грабитель убегает не только с выручкой из кафе, но и с блином во рту, Иван Сергеевич умилился. Версия о том, что это глупые мальчишки балуются, укоренилась в нём.

Имбирёв снова поставил на вид, уже строже, что никто не убит, не ранен, выручку Диляре зачтут, и в заработке она не потеряет…

– …А блюстителей ты зря вызвала! – посетовал Иван Сергеевич, глядя на шныряющих повсюду «ментов». – Теперь мы с тобой замучаемся пыль глотать, пока эти пинкертоны будут своё следствие вести… Всё равно никого не найдут, а нас вопросами замучают…

– А что же было делать?! – скуксилась чуть успокоившаяся Диляра. – Я ведь по инструкции действовала, Иван Сергеевич…

– Ну и Бог тебе судья, только не реви! – отмахнулся Имбирёв. Пожимая плечами от нелепости всего произошедшего, допил последний глоток своего кефира и покинул «Блинную»…

 

*  *  *

 

Вечером, когда раздался вполне ожидавшийся Иваном Сергеевичем звонок – Имбирёв играл с лабрадором Гибралтарой в изрядно запущенном садике своего загородного дома.

Лабрадор не всегда был Гибралтарой. Сперва он был щенком, предположительно кобелём, и назвали его Гибралтаром. Пол щенка устанавливал сам Иван Сергеевич – глянул на розовое пузце взглядом бывалого знатока… И принял удлинённый пупок Гибралтары за кое-что анатомически более активное:

– Да точно кобель, и слепому понятно же!

Кобель вырос – и однажды родил шестерых щенков, которых ироничная жена Ольга предложила разложить в две корзины: «мальчиков» и «девочек»:

– Займись, Ваня, ты же у нас в этом деле специалист!

И все домашние снова расхохотались, как и в тот раз, когда Имбирёв учил сына с невесткой играть в бадминтон… Со словами – «не умеете, смотрите, как надо!»… И в итоге выбросил волан через забор на соседский участок…

Правда, утраченный волан сосед через пару дней гневно выкинул обратно; а щенков-полукровок Гибралтары никто не выкидывал: потому что никто и не брал…

Щенки пискляво слонялись по всему запущенному саду Имбирёвых, приставали к своей матери, в определённый момент переставшей их кормить.

Гибралтару стыдили домашние, особенно женщины семьи Имибрёвых, даже порой насильно её укладывали на землю боком, открывая щенятам доступ к материнскому молоку…

Это мало помогало – Гибралтара вскакивала и ретировалась, а щенки иной раз забавно волочились у неё под растянутым пузом, свисая с сосков, как маленькие пушистые пиявки…

Вечно голодные (хотя и круглые, как шарики из шерсти) – щенки, кроме матери, приставали вообще ко всем, кто оказывался в зоне их досягаемости.

– Может быть, вам нужен щенок лабрадора?! – с предательской безнадёжностью в голосе предлагала Ольга Анатольевна Имбирёва всем, кто посещал их семейное гнёздышко. Она предлагала пушистиков с жалобными бусинками глазок почтальону, деревенской молочнице, водителю служебной машины мужа (этот вынужден был взять – под давлением подчинённого положения)…

И даже инспекторам Ростехнадзора, явившимся проверять бетонирование дна выгребной ямы туалета типа шамбо, которых муж запретил пускать на порог и велел послать на три буквы…

– Чего ещё придумали?! – ругался Имбирёв. – У них что ни день, то новое правило! Теперь им дно бетонировать, а завтра стены позолотить?! Да и как они проверить смогут, под четырьмя кубометрами г..на жидкого?! Нырять с аквалангом будут?

– Они щупом пробивают… – пояснила Ольга по рассказам соседей. – Ну, таким прутом металлическим… Через фекалии – если стукнет внизу, на их взгляд, похоже на бетон, они удовлетворяются…

– Боже! – охватил голову руками муж. – Какая вкусовщина и субъективщина! Слушать, чего там цокнет под четырьмя кубометрами г..на! А они документально наличие музыкального слуха подтвердить нам смогут?! Ты вот музыкальную школу кончала, а эти дерьмометры, небось, целую Гнесинку?!

– Вань… – хохотала Ольга. – Ну, мне-то что делать?!

– Пошли их нах, Оленёнок, через забор, а не пойдут – скажи, что муж через Горсовет протащит обязательное сертифицирование и лицензирование их г..новедения и заставит их дипломы выкупать!

– Есть три позора у семьи! – выдал младший сын, Савва Иванович Имбирёв, явно с подачи своей бабушки, Натальи Степановны Имбирёвой. – Пятнадцатилетняя беременная дочь, автомобиль марки «Запорожец» и туалет типа «шамбо»…

– А ты вообще помолчи! – рявкнул на отпрыска Иван Сергеевич. – Уроки бы учил, чем за бабкой всякую дурость запоминать! У неё в голове те же четыре кубометра того же, сколько лет никаким щупом до дна доткнуться не могу…

Ольга от смеха согнулась пополам, прижимая руки к животу. Определение «мозги типа шамбо» казалось её достойной наградой за всё, что она натерпелась от свекрови…

…Но через день, когда инспекция г..новедов из Ростехнадзора всё-таки явилась, Ольга не стала их посылать, впустила: может, кому щенка нужно? Хоть одного отдать – и то, какое облегчение…

– Фекалии не должны попадать в почву! – пояснял характерно пахнущий инспектор со щупом, отказавшийся брать щенка. – Это непорядок, когда у вас слив в яму, а яма незащищённая… Проникая в землю, фекалии её отравляют…

– Понимаете! – Ольга обняла ладонью собственное горло, стараясь издеваться искренне. – Я бы их выбрасывала в космос, с удовольствием, я ими не дорожу нисколько… Но от нас до Байконура далековато возить, понимаете?

– Напрасно вы смеётесь, дамочка! – строго осёк Ольгу инспектор со щупом. – Фекалии – не та тема, с которой можно шутить… Только несознательные граждане этого не понимают… Вы, богатые, дома себе отгрохаете двухэтажные, и думаете – вам закон не писан? Всё вам можно, вы думаете?! Забор-то вы, небось, металлический поставили, а яму для испражнений земляную иметь не стыдно?!

– Там внизу бетонное основание! – прервала эту лекцию Ольга Анатольевна. «Повелитель г..на» отказался облегчить Гибралтару хотя бы на одного щенка, и балагурить с ним обиженная домохозяйка не желала.

– Точно бетонное? – глядел на хорошенькую рослую блондинку инспектор со всем знакомым по детективным кинолентам прищуром следователя-«важняка».

– Точно! Идите пробивайте!

Когда домработница Рада и отец Ольги, тесть Ивана Имбирёва Анатолий Эдуардович Туманов, кряхтя и пыжась, подняли ржавые створы над четырьмя кубометрами «того-о-чём-не шутят», инспектор потерял былую уверенность. Слишком уж легко согласились хозяева на практический эксперимент – не предлагая ни поверить на слово, ни «договориться» с несколькими сторублёвками в руках…

Грозный нелицемерный щуп «Ростехнадзора» нырнул в зловонную жижу, и, примерно оценив глубину его погружения, Ольга, стоявшая за спиной инспектора, весьма правдоподобно, «по-цементному» – цокнула языком. У неё с детства был идеальный слух, очень чуткое восприятие любого звука, любой ноты… Изобразить средствами звукоподражания, как тюкает металлический стержень в бетонную плиту ей не составило особого труда…

– Так что же? – изумился инспектор. – У вас-таки есть бетонное основание выгребной ямы?

Казалось, он расплачется от разочарования.

– Понимаете, шеф! – игриво подмигнула голубоглазая блондинка в тугих, кое-где по моде художественно порванных джинсах. – Рейсы до Байконура не каждый день от нас ходят… Приходится добро это здесь копить, на бетонной основе, чтобы космос дальний ни грамма нашей переваренной алчности не терял…

Недоверчивый инспектор снова жестом копьеметателя ударил своим «посохом судьбы» через толщу скверны человеческой. Ольга снова мелодично «тренькнула» языком у него над ухом… Напрочь лишив несчастного надежды покарать зажравшихся богачей за нерачительное отношение к съеденному ими народному добру…

– Ладно, закрывайте! – мрачно разрешил «Ростехнадзор» в лице своего непреклонного блюстителя. Стянувшие лица в пучки отвращения к издаваемому ямой «амбре» Рада и старенький Анатолий Эдуардович поспешно захлопнули «врата ада», напоминавшие ворота гаража в горизонтальном положении. Так поспешно, что из «шамбо» брызнуло – и попало в лицо недоверчивому стражу туалетов…

– Вы это специально, да?! – сузил тот глаза в ненавидящие щёлки.

– Нет, нет! – заполошно замахали руками и домработница и Олин отец. – Просто мы резко опустили люк… Извините, кто мог подумать, что так получится?!

– Дайте хотя бы салфетку! – не сбавляя градуса ненависти, попросил инспектор «Ростеха».

Ольга дала ему упаковку влажных салфеток, парфюмно пахнувших наперерез его профессии. Инспектор утёрся, снова получил, как бы невзначай, предложение взять щенка лабрадора и пачку собачьего корма в придачу. Снова отклонил это неприличное предложение:

– Даже если бы мне нужен был щенок… – укорил он глупую, на его забрызганный флюидами из шамбо взгляд, домохозяйку. – Даже если… Там меня ребята в «бобике» ждут, дальше ехать, а я со щенком выхожу… Похоже на взятку, понимаете?!

– А у вас с этим строго? С коррупцией? – изображая сочувствие, хулигански подкалывала Ольга.

– Эх, дамочка, да у нас в коптёрке теперь вместо стен – одни стенды с информацией по борьбе с коррупцией! – расчувствовался инспектор. – Фекалии, извините за выражение, это такой коррупционно-ёмкий участок работы, как у инспекторов ДПС… Только ещё хуже… Вот, для примера: в коттеджном посёлке по всей вашей улице Травной, бетонированное шамбо только у вас одних… А остальные все договориться хотят, чтобы я актов не составлял…

– А у нас бетонированное… – немного не к месту, но по существу ввернула Ольга.

– А у вас вот, бетонированное… – кивнул инспектор, и совсем погрустнел. – Ладно, пойду я, дел ещё много сегодня…

– А за щенком всё равно приезжайте! – провожала Ольга, в воротах придерживая гостя за тёртую спецовку с лейблом «РТН». – Частным порядком – выбор дам, любой из пяти щенков ваш…

– Я подумаю… – отвернулся инспектор, сплюнул на гравийные колеи вьющейся между глухими заборами Травной улицы. И убыл. За щенком, подлец, так и не вернулся!

А его и на участок-то пускали только ради этого щенка, нафига бы он иначе нужен тут был?!

Проблему со щенками пока решала одна за всех домработница Имбирёвых Рада: она изводила на писклявые пушистые комки кастрюлю макарон с килькой ежедневно, зато гости семьи любили потискать малышей…

И вот, посреди этой скулящей своры Иван Сергеевич в тот памятный вечер кидал Гибралтаре палку под стеклянными колбами круглых садовых фонарей – когда раздался звонок…

 

*  *  *

 

Звонил Имбирёву некий Боша – широко известный в узких кругах как один из ведущих городских скупщиков краденого.

– Привет, Жмыхарь! – прохрипел Боша в трубку с неестественным оптимизмом. – Давно не виделись! У меня для тебя инфа, которая может тебя заинтересовать…

– Ты хочешь взять щенка лабрадора, Боша? – с надеждой поинтересовался замученный материнством своей собаки Имбирёв.

– Нет, – всё так же сочился маслом доброжелательности скупщик. – И даже в некотором смысле наоборот – я хочу отдать тебе щенка! К моим ребятам один щенок, чёрт, беспредельщик явился, и пытался сбыть фальшивые доллары… Ну, ребята мои его взяли – за попытку кидануть серьёзных людей, а при нём ещё и перстенёк оказался… Я смотрю, Жмыхарь, ну чё, ну в натуре, знакомый перстенёк-то, один такой в городе… Я сразу тему просёк, что черти тебя обнесли… Ну, вспомнил, что ты на гоп-стоп всегда фармак сдавал, эх, были деньки-временьки… Жмыхарь, Жмыхарь, где наши с тобой двадцать лет, а? Я всё чин чинарём: чертей, которые тебя обидели, в подвал закрыл, а имущество твоё готов тебе передать, как у нормальных пацанов принято… Молодец я, а, Жмыхарушка?!

– Да… Просто у меня нет слов… – играл удивление «отец города» Имбирёв. На самом деле, с первой же минуты дурацкого ограбления он именно на такой исход и рассчитывал… – Боша, давай я к тебе подскочу, а ты мне вместе с моим барахлом и наркоманов этих отдай, лады?

– Я, Жмых, хотел их сам наказать за кидалово! – посуровел Боша. – Но для тебя… Вот лично для тебя – норматуру сменяю… Раз они тебя обнесли – пусть перед тобой и ответку держат! Как говорят мусора – приоритет у первого пострадавшего, ага?!

 

*  *  *

 

Имбирёв снова надел на мизинец, на свободную от летнего загара полоску белой кожи свой именной перстень. Упаковал фальшивые доллары в новый дешёвый бумажник (старый черти выкинули после налёта) – и уложил в специальный внутренний карман. Спросил и про часы – но часы куда-то пропали, и Бог бы с ними…

Двое малолеток, решившие поиграть в «крутых», и зачем-то избравшие для этого «Блинную» семьи Имбирёвых – лежали перед ним. Лежали, словно поросята на столе – связанными, в раскрытом багажнике Бошиного внедорожника, и пучили свои глаза до смерти перепуганных детей…

В «трофейном» мобильнике одного из налётчиков Имбирёв нашёл контакт «Мама» и нажал на кнопку. Вскоре мама отозвалась.

– Извините, как вас зовут? – буднично поинтересовался Имбирёв.

– Варвара Рифатовна, а что? – удивился женский голос.

– Варвара Рифатовна, ваш сын попался на вооружённом ограблении моей «Блинной» в торговом центре «Яик»… Я не хочу поднимать из этого шум, молодость имеет право на ошибки, но я хотел бы, чтобы вы забрали вашего отпрыска и объяснили ему по-матерински, что он поступил нехорошо… Записывайте адрес…

Минут через двадцать, очень похожая на клушку (и даже в пёстром, как у курочки Рябы, платье) мама примчалась на такси.

Она охала, стонала, плакала, зачем-то объясняла Имбирёву, что «Дёма пропал», она уже все морги и больницы обзвонила, вторые сутки сына дома нет, а он, оказывается…

– Забирайте их обоих, я не знаю, кто из них ваш Дёма, – указал Иван Сергеевич рукой на багажник. –Я хочу, чтобы вы, Варвара Рифатовна, как мать, проконтролировали, чтобы эти архаровцы вернули в «Блинную» пять тысяч триста рублей украденной выручки… Понимаете, у продавщицы эту выручку могли вычесть из заработка, если бы я не вмешался, а у неё заработки не миллионерские… Пусть вернут, и будем квиты…

– Он же ради меня… – рыдала мать, и прижимала руки к груди, словно задумала продавить себе диафрагму. – Он мне… На операцию… Мне операцию велели делать в «Жизнь-центре»… А денег нет… Вот он и решил матери помочь…

– Варвара Рифатовна, – строго возразил Имбирёв. – Давайте разделим эти вещи! Если вам нужна операция в «Жизнь-центре» нашего города, то я знаю его директора, Рема Валериановича… Я договорюсь, чтобы вам операцию сделали бесплатно… А вот выручку, которую у девчонки в столовой забрали – верните! Она в общепите работает, работа это тяжёлая и неблагодарная, и так радостей мало, а тут ещё и сынок ваш в обеденный борщ ей пёрнул… Вот вам моя визитка, Варвара Рифатовна, звоните на прямой номер… Выручку Дилярушке вернёте, операцию свою получите. Договорились?!

Пожимая плечами «качков», серьёзные, бритоголовые и татуированные «серьёзные ребята» Боши освободили двух малолеток от верёвок и кляпов во рту. Перед Имбирёвым предстали два пристыженных подростка, опустивших глаза в асфальт до упора…

– Маму хотели выручить, засранцы? – строго, но по-отцовски поинтересовался Жмыхарь.

– Маму… – забормотал тот, что слева. – Мы с Дёмкой с детсада… дружим… У него маме… «Жизнь-центр»… десять тыщ баксов… Откуда?

– Между прочим, далеко не самая дорогая операция у Рема Валериановича! – поставил на вид суровый Имбирёв. – Мотив я понял… А чего на «Блинную» напали, на банк же нужно в таких случаях…

– Мы решили… – безымянный налётчик, друг Дёмы захныкал и окончательно превратился в запуганного ребёнка. – Мы решили… Что на «Блинную» проще… Охраны меньше… Никто не ожидает…

– Ну! – поджал губы Имбирёв. – Тоже своя логика есть… В общем, смотрите сюда, дурачки… Часы я вам дарю, хрен с вами… Выручку Диляре в «Блинную» вернёте до копеечки, и при этом извинитесь… Поняли?! Маме я операцию сделать помогу. Рем Валерьянович мой старый знакомый, он мне не откажет… Медицинский полис у мамы есть?

– Нет…

– Ну, сделаем так, как будто бы он есть… Врачи умеют, это не трудно… Просто разговаривать нужно, а не пистолетами размахивать… Пистолеты-то игрушечные были?

– Игрушечные… Из «Детского мира»…

– Так натурально сейчас для детей делать стали… – хмыкнул Имибрёв, то ли осуждая, то ли одобрительно. – Я всё сказал. Варвара Рифатовна, забирайте ваших героев, и пусть мне больше не попадаются. А мне перезвоните послезавтра, я вам дату и время операции у Рема скажу…

– Господи! – выдохнула, словно душу, мама Дёмы и вдруг бухнулась на колени, обнимая ноги Ивана Сергеевича.

– В церкви, в церкви, матушка, будете колготки протирать! – мягко, но решительно поднял её под локотки Имбирёв. – «Господи» – это там, ко мне это не относится…

 

*  *  *

 

– Ну и чё, Жмых, так и отпустишь их? – удивлялся Боша, «после дела» прогуливаясь со старым знакомым между строевыми соснами своего парка.

– А зачем они мне нужны? – пожал плечами Имбирёв. – Мне кажется, выручку они Диляре вернут, слишком напуганы… Поняли, что были не правы… Ну, а в остальном – что там было? Похулиганили мальчишки в столовой, разбили пару тарелок…

– Угрожая владельцу огнестрельным оружием! – напомнил Боша.

– А ты в молодости не любил стволами во все стороны тыкать?! – засмеялся Имбирёв.

– Кстати, о молодости! – поднял кривоватый артритный палец Боша. – Жмыхарь, раз уж так получилось… Гора с горой не сходится, а человек с человеком… Короче, Жмыхарь, темы новые нарисовываются, нужен ты мне, как «решала», лучше тебя в Куве нет…

– Знаю я твои темы… – сморщился Имбирёв, как будто лимон закусил. – Ты на меня, Боша, не рассчитывай! У тебя ни ума, ни фантазии… Сделал бы что-нибудь нормальное, для людей: ферму построил, молзавод, пекарню… ресторан… А у тебя всё время то оружие, то наркота, то бордели эти твои… Посадят на старости лет – чего хорошего?

– Жмых, ну а деньги? – лез Боша. – Деньги-то в моих темках совсем другие, чем в пекарнях твоих… У тебя сейчас всё по белому, в одном кармане пыж, а в другом и вовсе шиш… А там реально, Жмых, на миллионы решалово…

– Боша! – насмешливо смотрел Имбирёв. – Ты когда поймёшь, что всех денег в мире не заработаешь?! А в могилу с собой ничего не унесёшь?! Посмотри на меня, Боша, ты видишь, какой я толстый? Думаешь, я с голоду так пухну?! Я работаю, хорошо питаюсь, дом двухэтажный построил…

– Ага, – подколол скупщик, – из силикатного кирпича!

– Какой ни есть, а всё моё! – улыбался Имбирёв рекламной улыбкой. – Там у меня даже башенка смотровая есть… Вот у тебя есть смотровая башенка, Боша?

– Да у меня десять коттеджей, Жмых, и на каждом по четыре башни!

– Сорок башен?! – округлил Имбирёв изумлённые глаза. – А можешь повернуться? Я посмотреть хочу…

– На что? – подозрительно прищурился Боша.

– Да на те сорок задниц, которыми ты сидишь, Боша, в сорока башенках с сорока сигарами в зубах… – расхохотался Имбирёв. – Ладно, не грузись… Если что звони, советом помогу, по старой памяти, а в дела твои я не ходок… – и переключился на своё, наболевшее: – Слушай, реально забавные щенки, вот у меня на айфоне, ты бы хоть фотки посмотрел, а, Боша?!

 

*  *  *

 

– …Послушай, Иван, ты меня ставишь в неловкое положение! – буквально простонал обильный радушием директор медицинского центра, Рем Валерианович. Фотографии разноцветных щенков-полукровок лежали перед ним веером, он даже взглядом их не удостоил…

– Иван, мы, конечно, друзья, и всё, что в моих силах… Но просто так подарить какой-то старухе десять тысяч баксов! У неё даже полиса медстраха нет! Лично тебе, Иван, я бы дал взаймы десять штук баксов! Взаймы – иначе зачем друзья? Но даже тебе, Иван Сергеевич, я не смог бы их просто так подарить… Сумма-то какая! Это ж тебе не пирожок на вокзале купить! Да меня, Иван, просто не поймут! Коллеги не поймут, бухгалтерия моя собственная не поймёт! Я же не единоличный тут падишах, у нас же «народное предприятие», кооператив врачей…

Иван Имбирёв слушал эти бессвязные вопли спокойно, прихлёбывая замечательный чай, который подала перед этой сценой миловидная секретарша Рема Валерьяновича. И закусывая шоколадной печенькой, вазочку которых эта же секретарша принесла. Имбирёв видел, что Рем избегает смотреть в глаза старому другу, больше косит на депутатский значок, украшающий лацкан пиджака визитёра.

– Знаешь, Рем! – оборвал на полуслове этот словесный понос «главного доктора» Имбирёв. – Вот не хочу я сейчас с тобой спорить о морали… Понимаешь? Это долгая история, доказывать тебе с выкладками, как люди жить должны по совести… Не хочу, времени у меня в обрез… Я же совместитель там, сям, пекарни, кафешки, торговые точки, Горсовет, опять же… Давай так, Рем, честно, по-босяцки, тебе раскрою карты… Ты не хочешь принимать женщину без медицинского полиса на необходимую ей операцию…

– Иван, я же говорил, эта операция относится к разряду платных, и мне…

– Да всё я помню! – отмахнулся Имбирёв. – Ну а вот как быть, Рем, что к тебе поступают наши госслужащие, из аппарата, с полным набором услуг в договоре страхования… А ты, Рем, как бы забываешь об этом и гоняешь их на платные анализы… Ерунда, конечно, но нарушение, да, Рем? А они не знают, что их полис включает в себя ВСЕ (Имбирёв надавил тоном на это слово) анализы… Может, не знают, а может, связываться с тобой не хотят за копейки… Получается, тебе анализы два раза оплачивают – переводом и «наликом»… Перевод на счёт клиники, я понимаю, а «налик» куда, Рем?

Рем Валерьянович застыл и молчал. Чашка в его руке перестала дрожать, зависла в идеально ровной конфигурации. Рем Валерьянович был так изумлён этой выходкой старого знакомого, что не находил ни слов, ни даже жестов.

Имбирёв – хоть и времени в обрез – терпеливо ждал. Он знал, что в молчании главврач сообразит быстрее, чем в режиме пререканий.

– Моё дело сторона, Рем! – змеисто скалился после долгой паузы Иван Сергеевич. – Ну, каждый своё гребёт, что может… Ты вот с анализов имеешь… Я в это дело не лезу… Пока мы друзья, Рем… Но могу, конечно, сделать депутатский запрос куда следует… Почему бесплатные для застрахованных анализы вдруг платными стали у Рема Валериановича? А там, Рем, запрашивать-то нечего, весь аппарат мэрии Кувы свидетелями пришить можно… Редкий клерк у тебя не полежал в палате-то… Хочешь, давай так будем разговаривать… А хочешь по человечески поговорить, давай по человечески поговорим…

– Госслужащий не обеднеет с 500 рублей… – робко предположил жуликоватый главврач. – Это инвестиции в его собственное здоровье…

– Во-первых, не в его, а в твоё, Рем… – мягко возразил Имбирёв. –А во вторых (Имбирёв показывал знание темы) – там и до пяти тысяч иногда доходит… У застрахованных на полный курс лечения… Ты хороший врач, Рем, клиницист от Бога, наверное, заслуживаешь доплаты, я же не спорю! Когда ты с госслужащего берёшь за бесплатные анализы – ты не нарушаешь клятвы Гиппократа… А вот когда старуху обрекаешь на гибель своим ценником – нарушаешь клятву Гиппократа и более близкую нам с тобой клятву советского врача… Это твоя нравственная ошибка, Рем, и мой дружеский долг – помочь тебе её исправить! Договорились, Рем?!

– Прямо, Иван Сергеевич, за горло берёшь… – обречённо вздохнул очень печальный и сильно вспотевший главврач.

– Да не я! – искренне возмутился Имбирёв. – Не я вас за горло беру! Жадность вас всех за горло держит, Рем, уже не знаете, каким местом дышать, потому что все отверстия деньгами забиты…

 

*  *  *

 

Выяснив, что мать горе-налётчика легла в клинику «Жизнь-центр» по программе «внутренней благотворительной помощи», внезапно обнаружившейся у Рема Валерьяновича (что было тут же использовано врачами в рекламных целях для подчеркивания по телевизору своей социальной ответственности) – Имбирёв решил, что навсегда избавился от этой семейки недотёп.

Итоги подвёл во время своего кефирного визита к Дилярке в «Блинную»:

– Иван Сергеевич, а как же так получается? – спрашивала его Диляра, когда он уселся на своём «завсегдашнем» стуле со стаканчиком. – Ольга Анатольевна мне пять-триста засчитала, как выручку, а потом этот обормот принёс ещё пять-триста…

– Сегодня лапшу куриную буду, диетическую, и шашлык в тесте! – словно не слыша продавщицу, командовал Имбирёв.

– Это счас! – метнулась она с пластиковым подносом взад-вперёд. И потом, мешая шефу наслаждаться дерзкими аппетитными запахами наваристой куриной лапши, снова стала ныть:

– Иван Сергеевич, а как же… пять-триста мне зачли за выручку, а потом этот их же и принёс…

– Ну, а чё, тебе плохо, что ли? – удивлялся Имбирёв, кусая пышное тесто, скрывающее шашлычные кусочки с луком и специями.

– Ну, как-то нечестно… Получается, два раза по пять-триста…

– Ну и возьми себе! – похлопал продавщицу по руке снисходительный Имбирёв. – Моральная травма тоже, чать, чего-нибудь стоит…

Сказал этот афоризм – и забыл про «всё это дерьмо»: да и правду сказать, надоело ему с «трудными подростками» возиться, что он, детская комната уже отменённой в РФ милиции?!

 

*  *  *

 

– …Варвара Рифатовна Тимашева? – спросил оторопевшую мать хулигана Дёмы руководитель следственной группы, предъявляя в раскрытую клеенчатую дверь «хрущовки» полицейское удостоверение. – Ваш сын дома?

– Да… – пролепетала несчастная женщина. – А… а в чём, собственно, дело?

– Мы вынуждены задержать его по обвинению в разбойном нападении в кафетерии торгового центра «Яик»…

Следственная группа по этому дурацкому делу в полиции не то, чтобы слишком старалась и усердствовала – однако работа выеденного яйца не стоила: проверили снятые в «Блинной» отпечатки пальцев на базу данных приводов несовершеннолетних – и грабитель «выплыл» сам собою: захочешь – не «замести» не сможешь…

 

*  *  *

 

Ольга Анатольевна Имбирёва, ожидая мужа с его бесчисленных – к счастью, не слишком утомительных – работ со снисходительным умилением (чем бы дитя не тешилось!) наблюдала за сельскохозяйственными потугами своего отца, Иванова тестя, старика-геолога Туманова. Положив подбородок на узкие холёные ладони, опиравшиеся на зеркально-сверкающий, тёплый металл ограды балкончика, Ольга посмеивалась над отцовской «бедулей». Оказывается, на приусадебном участке завёлся крот – или даже целая банда кротов. Вот бедуля, так бедуля! Правда, как знать, может, кротовая банда рылась в саду Имбирёвых и раньше, но раньше никто не думал там сажать помидоры…

А теперь Ивановы тесть и тёща посадили их. И наблюдали агонию своего прикладного растениеводства, подъедаемого со стороны корней кротовьими норами…

Анатолий Эдуардович Туманов притащил с колхозного рынка Кувы, где какой только дряни не продают, жуткое на вид приспособление, которое он называл «кротоловкой». У Ольги приспособление вызвало только одну неприятную ассоциацию – с мужским вариантом «пояса верности», ибо состояло из входного кольца, продолговатого проволочного конуса и зазубренного зажима.

– Ну, что скажешь?! – радовался, как ребёнок, Олин отец.

– Это какая-то поделка секты скопцов… – с отвращением пробормотала Имбирёва, в девичестве Туманова.

Отец не понял, о чём она, но на всякий случай осуждающе покачал своим седым, неопрятно бритым «кочаном» на морщинистой кочерыжке шеи.

– Об урожае надо думать, а ты о чём думаешь?! Зимой, небось, все соленья да маринады кушать любите…

Играя в начальство, Иванов тесть поручил поставить кротоловку домработнице Раде. Но она – что Ольга поняла из писклявых претензий папаши под её балкончиком – как-то не так это «орудие пытки интимных мест» поставила.

Анатолий Эдуардович, распираемый чувством значимости собственного жизненного опыта, отобрал у Рады кротоловку. Стал её взводить на смертный бой с кротом и в итоге, чрезмерно рисуясь аграрными знаниями, прищемил себе в кротоловке указательный палец…

Орал на Раду: «Видишь, до чего довела! Палец пухнуть начал!»

Ольга устремилась с балкона, через спальню на лестницу, чтобы оказать отцу «первую помощь». Но, поскольку она была в махровом халатике на голое тело, её ненадолго задержало облачение…

Пока Ольга сбегала по витой спирали дубовой резной и лакированной лестницы («как дерьмом помазали» – всегда осуждала цвет и гладкость этой лестницы свекровь) – в калитку ворот вошёл долгожданный и любимый муж, Иван Сергеевич…

Он – тоже раздувшись от ощущений умственного превосходства, сказал, что проволочные кротоловки – «мракобесие», а Рада с тестем, мол, ничего не знают, и не им с матёрым зверь-кротом бороться. Прямо не было сказано, но подразумевалось: зверь-крот в матёром состоянии по силам только свет-витязю Ивану Имбирёву…

Поскольку звенел зноем даже на закате самый жаркий месяц уральского лета – Иван Сергеевич был одет в пижонский белый костюм и больше напоминал курортника в Адлере, чем депутата с заседания Горсовета…

– Вань, ты переоделся бы сперва! – порекомендовала Ольга, спустившись к спорящей о методах охоты родне.

– А-а! – отмахнулся Иван. – Ерунда, минутное дело! Счас вот только покажу нашим огородникам, как дело нужно делать, и пойду в дом…

Оказывается (они никогда на эту тему не говорили, и Ольга только теперь узнала), что у Имбирёва, мальчишкой прошедшего в детстве в посёлке Лучарёво «курс садоводства строгого режима» – свои методы работы с кротами-вредителями. Никакие кротоловки в этих методичках и не нужны вовсе (как разглагольствовал обожавший всех и всему учить Имбирёв), а нужен только поливальный шланг и приличный напор воды…

В итоге раскорячившись в своём курортном костюмчике над грядами, Иван вставил чёрную змею шланга в кротовью норку. И уверял, что сейчас крота зальёт там, в его угодьях, он или задохнётся, или на поверхность вылезет…

Логика в этом была, мысленно согласилась Ольга: диаметр кротовьего лаза почти равен диаметру поливального шланга, следовательно, крот должен был себя почувствовать в норке, как в трюме утопающего «Титаника»…

Однако вышло не совсем то, на что рассчитывал «крепкий хозяйственник» Имбирёв. Вначале Ольга услышала его раскатистый и яростный мат, и только потом увидела причину…

Вода под напором вошла в кротовий ход, двинулась под землёй, сметая всё на своём пути, превращаясь в грязный селевой поток… Во что-то уперевшись под землёй – вышла в другую кротовью дырку, аккурат за спиной Ивана Сергеевича…

И ударила со всей дури, всем напором, чёрно-суглинистая, как нефть из скважины, пониже спины хозяина, в белые его брючки крымско-сочинского фасона…

Ольга закрыла лицо ладонью, чувствуя, как длинный маникюр ногтей впивается в кожу, но понимая, что лучше так – чем отпустить руку: только не заржать, только не заржать во весь голос…

Анатолий Эдуардович отвернулся покато – разом вдруг увлёкшись пролетавшей с другой стороны вороной, словно интереснее её полёта ничего и в мире нет…

Рада уткнула молдаванское личико смуглянки в ладони, словно имам на утреннем намазе и на неё напала внезапная эпидемия чихания… Она чихала снова и снова, словно ей в нос всыпали щепоть самого крепкого нюхательного табака, а глаза её, широко раскрытые от ужаса, слезились от невозможности сдержать это странное чихание…

Впрочем, Имбирёв с мокрыми и грязными штанами не слишком обращал внимание на окружающих.

– Твою мать! Твою мать! – повторял он в великом гневе. Отбросил проклятый шланг, разом передумав мстить свирепому кроту, и, оставляя за собой грязные расплывчатые следы, пошёл широкой командирской походкой в сени…

Кашляющая особой разновидностью кашля, периодически потрясая головой, чтобы вытрясти непрошенную смешинку, Ольга Анатольевна сказала по возможности строго (строгость прерывалась истерическими всхлипами подступавшего из диафрагмы хохота):

– Так, всё, папа, Рада… Вечер аграрных инициатив объявляю закрытым… Пока все ещё живы и никто не стал калекой…

 

*  *  *

 

Когда опустилась ночь и над коттеджным посёлком взошла романтичная луна – Ольга Анатольевна вышла из душевой кабинки, свежая, благоухающая – и открыла дверь на балкон спальни, понимая, что сейчас кое-кто появится.

Вскоре над бортиком балкона действительно возникла до боли знакомая взлохмаченная голова. Тело карабкалось на балкон ниже, по приставной деревянной лестнице.

– Простите! – игриво поинтересовалась голова до боли знакомым голосом. – Здесь заседание общества анонимных эротоманов?

Ольга с деловым видом, изображая серьёзность крайней степени, села возле огромной кровати на раскладной пластиковый стульчик и казённым жестом указала на второй такой же:

– Да, здесь… Присоединяйтесь…

Человек на приставной лестнице, проявляя чудеса эквилибристики для его мешковатой фигуры, достал правой рукой из-под мышки букет цветов в белом ажуре бумажного кружевного оформления. Потом левой рукой нащупал в кармане пиджака бутылку раритетного «Советского Шампанского»… И букет, и шампанское поднялись над бортиком в двух руках. За перекладину или перила человек больше не держался…

– Меня зовут Иван, и я эротоман! – созналась взлохмаченная голова. Ольга Анатольевна официально похлопала в ладоши: такие признания всегда сопровождаются аплодисментами в анонимных обществах. Ныне Ольге приходилось отдуваться за несуществующий кружок анонимных эротоманов…

– Я многократно пытался освободиться от своего пристрастия, – притворно-скорбно заныл Имбирёв, балансируя на лесенке… – Но всякий раз, увидев её… Увидев эти белые и прямые волосы… Рассыпавшиеся по плечам… Заглянув в её голубые глаза… Точёный подбородок с волевой ямочкой… Ну, и тем более, заглянув пониже… Я просто всякий раз теряю контроль над собой… И ничего, кроме неё не хочу… Вообще… Представляете…

– Меня зовут Ольга, и я эротоманка! – созналась, платя откровенностью за откровенность, Имбирёва, возбуждающе закинув ногу на ногу на низком офисном стульчике.

Человеку, балансирующему на жёрдочке, словно в курятнике, с шампанским в одной руке и богато убранным букетом в другом – чертовски трудно аплодировать. Вместо аплодисментов Иван изобразил некое цокание запястьями. Но старался изо всех сил!

– Подруги обижаются на меня, – жаловалась Ольга Анатольевна, – женщины нашего города просто ненавидят меня! Родители мои скоро отрекутся от меня за моё распущенное и развратное поведение… Но что я могу с собой поделать?! Всякий раз, когда я сталкиваюсь с ним, таким большим, сильным, могущественным – меня поглощает волна сумасшедшего желания… И я уже не принадлежу себе – я принадлежу только ему… И самое страшное – сильнее всего я боюсь снова принадлежать себе вместо него, моего тяжёлого – во всех смыслах, особенно, когда наваливается сверху – наркотика…

– Так что же нам делать?! – с актёрскими интонациями, в дурашливой заполошности вопросил Имбирёв. – Может быть, доктор позволит нам принять наше лекарство?!

Он лежал теперь локтями на перилах балкончика, протягивал к жене бутылку и цветы. Она, наверное, успела бы их принять, если бы шла к нему обыденно-бытовой походкой… Но она встала, вызывающе изгибаясь всем телом, сладострастно потягиваясь, жеманясь. Не скинула – пальцами легко отвела на стороны опавший на паркет халатик… Осталась в белом кружевном весьма убористом белье, белых чулочках с манящей «стрелкой» и туфлях на упоительно-высоком каблуке…

Она пошла к мужу навстречу, преувеличенно-плавно играя идеальными бёдрами… Всё это было потрясающе красиво, но словно в замедленной съемке… И оттого подхватить падавшего Имбирёва жена не успела, хоть в последний момент и рванулся к нему, забыв все условности…

Проклятый крот – как пресловутый «крот истории» у Маркса – неустанно рыл свои гнусные ходы… А влюблённый Иван Сергеевич стоял на верхней перекладине приставной лесенки одна из опор которой чисто случайно имела несчастье оказаться над сводом тоннеля не истреблённого зверь-крота…

Как только зверюга прорыла под прямоугольно ножкой лестницы пустоту – ножка стала туда проваливаться через взрыхлённую землю… Но другая-то ножка по прежнему упиралась в твёрдый грунт! В итоге лестница ушла на бок, в куст душистой сирени… А вместе с ней по траектории часовой стрелки ушло в тот же куст изумлённое лицо Имбирёва, забавно размахивавшего бутылкой «Шампанского» и «веником» икебаны…

Хруст ломаемых ветвей и глухой звук падения заставили Ольгу взвизгнуть. Она второй раз за день зажала рот ладонью, но уже не от смеха, а от ужаса, пронизавшего её с макушки до самых гладеньких пяточек, обласканных обширно рекламируемой пилкой «шольц»…

Кое-как попав руками в рукава своего банного халата, Ольга раненой чайкой метнулась на выход из семейного будуара… Обувь попроще искать было некогда, побежала по грядкам папиных садоводческих потуг, увязая длинными шпильками в земле, и надеясь пронзить ими окаянного крота…

Иван лежал в наполовину снесённом его грузным падением кусте сирени – и не подавал признаков жизни… Ольга почему-то решила, что при падении он умудрился заехать себе «Советским шампанским», когда, пытаясь удержаться, размахивал руками…

– Боже, Иван! Боже! Что с тобой?! Вывих? Перелом?!

Муж молчал и казался безжизненным. На последней ноте отчаяния любящая женщина склонилась над его лицом совсем низко, ища признаков дыхания…

И тут же была захвачена железными медвежьими лапами, притянувшими её к себе, заткнувшими ей рот страстным и бешеным поцелуем… Он не сразу насытился, искусав ей губы, а когда временно насытился – то снова стал играть роль:

– Оленька… Я умираю… Мне нужно искусственное дыхание…

Она решила, что он снова о поцелуях, с готовностью прильнула к нему «рот в рот», как к утопавшему.

– Ах, искусственное дыхание… – засопел он, сжимая её затылок в своей пятерне и настойчиво смещая её к ремню.

– Не здесь, ниже… пожалуйста… Искусственное дыхание…

– Знаете что, юноша! – засмеялась Ольга, высвобождаясь из крабьей хватки. – Если вы тем местом дышите, то вы просто мутант какой-то…

– Но я же умру без искусственного дыхания… – стонал он, войдя в роль.

Лаяла и подвывала в своём закутке лабрадорша Гибралтара. В тон матери пискляво тявкали её щенки, поднимая на всей Травной улице тревогу хуже, чем если бы звонари ударили в набат…

В доме Имбирёвых один за другим загорались окна. На странные шумы выглядывали дети Имбирёвых, тесть, мелькнула на крыльце с фонариком домработница Рада… Луч её фонарика лишь слегка скользнул по парочке в переломанной сирени – и тут же метнулся в сторону сарая в другом углу участка, куда ей приспичило бежать немедленно, как будто сарайчик горел…

– Клиника близко, о мой больной! – слишком много свидетелей… Счас сделаю вон из той тыквы карету «скорой помощи» и мы помчим в нашу любимую больничку…

– Блин… – уже осмысленнее ругался Имбирёв, шаря вокруг в поисках своей бутылки и цветов. – Куда же они отлетели…

– Ваня, завтра днём найдём, сейчас нам не до этого! – умоляла Ольга. Она уже видела, что тесть в оттянутых на коленках кальсонах показался на крыльце с бейсбольной битой в руках, грозя дать неравный бой поломавшим сирень «вторженцам»…

– Побежали… – смеясь до слёз, тянула мужа за руку Ольга Анатольевна. – Теперь нам остаётся только с кухонного хода… Остальные пути отрезаны, товарищ генерал!

 

*  *  *

 

В супружеской спальне Имбирёв, на правах пострадавшего, предпочёл улечься на спину в позе «морской звезды» и ждал, что называется, активности сопредельной стороны…

Ольга лихо вскочила на него, как вскакивают на коня ковбои, ощущая этот незабвенный и всегда желанный миг, когда он глубоко и горячо входит в неё, а она, теряя голову, проваливается в него… В неверных и зыбких лунных квадратах из стрельчатого окна будуара она неслась на нём, представ перед его восторженным взором «молочной виолончелью» обнажённого, резко очерченного, совершенного силуэта… На чуть вздёрнутых, изящных, мячиками прыгавших грудях наливались теплотой два мерцающих в лунном призрачном освещении рубина-средоточия…

 

Он впился железной хваткой в её бёдра и неистово тянул на себя, она где-то на краю сознания думала, что на бёдрах останутся синяки, и это ничего, ведь бёдра никто, кроме него, не обозревает… А вот «засосы» на шее – куда хуже, многие недоброжелательно подумают утром: «что это за пиявок себе сажала под кадык сорокалетняя мать троих детей?»…

 

*  *  *

 

Проводя дни и ночи вышеозначенным способом, то борясь с кротами, то с падающими лестницами, то с шампанским – Имбирёв, как вы понимаете, был страшно далёк от печальных дел семейки своего незадачливого грабителя…

Отпустив его, удовлетворив потребности в медицине, Имбирёв полагал, что вопрос закрыт раз и навсегда. Однако радужные надежды Имбирёва не оправдались…

Утром к нему, заклеенному тут и там белыми аккуратными полосочками пластыря (падения в кустистую сирень даром для лица не проходят) в Горсовет явилась не запылилась Варвара Рифатовна.

– Что?! – вскричал Имбирёв, привставая с вертлявого кожаного офисного кресла и тараща на «призрак мрачного прошлого» округлённые глаза.

Мать грабителя «Блинной» объявила, что сына снова потеряла – на этот раз его забрали в полицию. По обвинению в вооружённом ограблении…

Ну, пояснила, конечно, что вневедомственная охрана, опоздав на преступление, после проявила чудеса расторопности, сопоставила отпечатки пальцев на разбитой грабителями посуде в «Блинной» с базой детской комнаты полиции – и вышла на Демьяна…

– Послушайте, ну что вы от меня-то хотите?! – изумлялся Иван Сергеевич.

– Кроме вас у нас никого нет… – рыдала мать Дёмы.

 

*  *  *

 

– …Ну а что вы хотите, Иван Сергеевич? – возмущённо спрашивал начальник следственного отдела Рустем Фаридович Талипов. – Статья 162-я… Разбой, то есть нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия…

– Ну подожди, Рустем… – защищаясь, поднимал ладони парламентёра Имбирёв. – Если жертва ограбления я, и я не имею претензий…

– Совершенно не имеет значения, Иван Сергеевич! Когда дело возбуждено, то мнение потерпевшего уже не имеет значения. Общественно-опасное деяние, разбой…

– Ну уж, прямо, скажешь, разбой! Ну, похулиганили мальчишки в «Блинной»… Рустем, ты же лучше моего знаешь: тюрьма человека не исправляет! Ну, выйдет через пять лет законченный социопат, враждебный обществу… Это же не наш метод!

– Иван Сергеевич, при всём к вам уважении… 162-я наказывается принудительными работами на срок до пяти лет либо лишением свободы на срок до восьми лет со штрафом в размере до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до трех лет или без такового…

Подполковник Талипов пододвинул под очи Ивана Сергеевича Уголовный Кодекс – мол, вот, я не просто балаболю, закон так велит!

– Да чего ты суёшь мне свои бумажки?! – рассердился Имбирёв. – В советское время было 80 базовых законов… Потом дураки-законодатели, вроде меня, напринимали их несколько тысяч… И что, жизнь лучше стала, Рустем?! Я тебя мальчишкой ещё помню, лейтенантом после школы милиции… Ты тогда таким формалистом не был! Не хочу я твою статью смотреть… Ты в существо вникни… Формально, да, вооружённое ограбление… А по сути – двое мальчишек пошалили в «Блинной»! Никто не погиб, не ранен… Над тобой в твоём главке смеяться будут – скажут, тоже мне, раскрыл разбой – в «Блинной»!

– Иван Сергеевич, я для вас всё, что смогу… – бормотал подполковник. – Но этого не могу… Закон не делает различий между ограблением банка или закусочной… По объёму похищенного делает различие, а по месту происшествия – нет… Дело возбуждено по факту сотрудниками ВОХРа, и закрыть дело по ходатайству потерпевшего лица теперь никак невозможно…

– Так пистолеты были игрушечными, из «Детского мира»! – рассердился Имбирёв.

Подполковник Талипов снова пододвинул к гостю глянцевую брошюру Кодекса:

– Вот, читайте: «Если лицо лишь демонстрировало оружие, а равно угрожало заведомо негодным или незаряженным оружием либо предметом, имитирующим оружие (макет пистолета, игрушечный кинжал), при этом не намереваясь использовать демонстрируемые предметы для причинения телесных повреждений, опасных для жизни или здоровья, его действия (при отсутствии других отягчающих обстоятельств) с учетом конкретных обстоятельств дела квалифицируются по ч. 1». То есть: остаются разбойным нападением, хоть и со смягчающими обстоятельствами. Закон, Иван Сергеевич! Я слуга закона, а не его хозяин!

– Значит, если потерпевший не имеет претензий к обвиняемому, то у вас всё равно…

– Да, да. Противоправное действие не отменяется примирением сторон конфликта. Дело заведено по факту, а не по вашему гражданскому иску, и я вынужден, Иван Сергеевич, вынужден – дать ему законный ход…

– Ну, послушай, Рустем! – морщился Имбирёв, которому надоела эта толчея воды в ступе. – Эти дурачки малолетние получат по пять лет строгача… За хулиганство в столовке… Много ты видел людей, которых наша тюрьма исправила? Через пять лет вместо малолетних хулиганов к тебе на участок вернутся двое матёрых асоциальных элемента, плавно переходящие в злостные рецидивисты…

– А я что могу сделать?! – уже терял терпение подполковник Талипов.

– Ну ладно! – притворно сдался Имбирёв, и даже поднял ладони вверх. – Будь по-твоему. Если тебе процент раскрываемости для «звёздочек» важнее судеб человеческих… Я тебе подкину процент раскрываемости! Твои патрульные, Рустем, ходят по моим торговым точкам и вымогают у продавщиц-нелегалок всякую выпечку. Бесплатно. Они же дебилы, твои патрульные, они не думают, что в 2017 году везде маленькие такие видеокамеры установить можно… И я тебе – для повышения процента раскрываемости – прямо сегодня из шестерых обжор сделаю шестерых «оборотней в погонах»… И пойдут они на «красную зону», как бывшие сотрудники органов внутренних дел, за пиццу и пирожки… Глупо? Глупо… Но ты же сам сказал, что факт есть факт, вымогательство копеечное, однако же систематическое и очевидное… Ну, а поскольку они твои кадры, Рустем, в главке спросят – как это ты их набрал целый выводок «оборотней»…

Талипов долго молчал, «переваривая». Он давно знал Имбирёва. И сразу понял, что Имбирёв не блефует. Конечно, с «нелегалок» только ленивый не берёт за молчание, а много с «нелегалок» не возьмёшь, вот и берут пирожками… Но парням-сослуживцам, сотрудникам полиции жизнь ломать ради бесплатной пиццы?! Не слишком ли жестоко?! Не говоря уж и об оргвыводах по их начальству?

– Иван Сергеевич… – раздышался, наконец, вспотевший и побагровевший апоплексично подполковник. – Эта… Круто берёшь… Ну, допустим, были факты… Патрульные – они же дня и ночи не видят, под пулями бывают, ножи бандитские собой ловят… Ну, согрешили по мелочи в кафешке, пожрали на халяву, с кем не бывает при такой нервной и опасной работе?

– А я к тебе что, жаловаться на них пришёл? – обиделся Имбирёв. – Кушают – и пусть себе… На здоровье… Мы с женой нормы усушки-утряски сделали на точках поширше, чтобы продавщицам это бесплатно обходилось… Я совсем не об этом! Я о том, что нужно не формально к судьбе человека подходить, а смотреть в корень… Я вот тебе говорю: отдай мне дело ограбления «Блинной»… Моей, если что, «Блинной»… А ты мне тут какие-то уголовные кодексы подсовываешь читать… Ну, хочешь так, значит будет так: ты по формаляку пошёл, и я по формаляку пойду… Если хулиганство подростков в забегаловке – вооружённый разбой, то бесплатная пицца патрульного после работы с угрозами в адрес раздатчицы – вымогательство… Хочешь так базарить? Давай так будем базарить…

 

*  *  *

 

…Уходя из полиции с папкой уголовного дела об ограблении собственной «Блинной», Иван Сергеевич заискивающе задержался в дверях и робко поинтересовался у Талипова:

– Рустем, я вот что спросить забыл… Тебе щенок лабрадора не нужен?

 

© Александр Леонидов (Филиппов), текст, 2017

© Книжный ларёк, публикация, 2017