Николай Выхин. Якорь Серафимович сердится

Из цикла "Легенды и сказки Вышнего Рарога"

ЯКОРЬ СЕРАФИМОВИЧ СЕРДИТСЯ…

Широко известный, но не признанный уфимский сатирик Якорь Серафимович Насвай попал на приём к академику Мезенцеву случайно. Вздумавший подремать после обеда академик велел никого не принимать – но когда ему сказали, что к нему Якорь Насвай, – Мезенцев воскликнул: «Заносите!»… Он подумал, что сейчас положит ядрёный насвай под язык и покайфует, подобно знакомым суфиям.

Вместо этого дюжие молодцы из службы безопасности РАН занесли в кабинет Мезенцева (как он и велел) – за руки, за ноги тщедушного человека, истошно верещавшего, чтобы его немедленно поставили на место.

– Я поставлю тебя на место! – пообещал Мезенцев, после чего охрана бросила Якоря Серафимовича, поверив своему боссу и патрону.

– Кто таков? – сурово спросил Мезенцев.

– Я – Якорь Серафимович Насвай, сатирик повсюду, но особенно в «Вышнем Рароге»…

– С чем пожаловал? – хмурился Мезенцев, чувствуя, что визитер начисто уже отбил желанный послеобеденный кержацкий сон.

– Дело в том, – затараторил сатирик, - что мне на малой родине, в Уфе, установлен памятник в виде унитаза, в который я сливаю всю местную литературу…

– А! – понимающе закивал Мезенцев, – вот почему там всё время канализация забита!

– Нет, я имею в виду фигурально выражаться! – потупил глаза Насвай. – Так вот, мой памятник вандалы осквернили, наложив непосредственно по его центру то, что обычно накладывают в унитазы…

– А от меня-то чего требуется? – заскучал Мезенцев.

– Как чего? Морально осудить!

– Ну, это можно… – Мезенцев слегка приподнялся с кресла, поднатужился и – пустил ветры с громким квакающим эффектом.

– Вот! – улыбнулся он, помахивая ладонью перед носом. – Морально осудил… Материальную компенсацию выдать?!

– Спасибо, не нужно… – закивал благодарный Якорь Серафимович, удивлённый и ободренный такой быстрой реакцией светила всех академий. – Я имел в виду – морально осудить не сам акт вандализма по отношению к моему памятнику… Это уже сделала история и Хусай Мандаринов, предводитель творческого союза «Уфхрип»… Я имел в виду – осудить морально поведение состоящего с вами в одной академии академика Ромуальда Архитектуровича Сайкова, смотрителя в издательстве ЧК-ОГПУ-НКВД «Подвижный боёк»…

– А что такое с Ромуальдом Архитектуровичем? – навострил ухо академик Мезенцев. В последнее время они с Сайковым не ладили: Мезенцев подозревал, что Сайков метит на его, Мезенцева, место – по крайней мере, в кругу уфимских литераторов…

– Я к нему пришёл с аналогичной жалобой на акт вандализма, принёс ему акт приёма-сверки содержимого стилизованного унитаза, подписанный Хусаем Мандариновым…

– И?..

– А академик Сайков меня по матери…

– Оссподи, тоже мне, компромат… – разочаровался академик Мезенцев. – Ну, была бы у вас мать еврейка, мы бы его за антисемитизм прищучили… А у вас всё наоборот, отец, можно сказать… По отцу-то он вас не посылал?

– Нет, по отцу обошлось…

– Ну, вот видите… Мой вам совет: дело это гиблое, лучше оставьте искать правды… Ромуальд Сайков избалован славой, влиянием, известностью – он многое может себе позволить… По президентам академии – выставляет свою кандидатуру по конкурсу – рядом со мной! Вдумайтесь, со мной, Мезенцевым, – по конкурсу!!!

– Ну, это упадничество, Виталий Николаевич! – встопорщился Якорь Насвай. – Нужно всё же пожёстче с такими… Я бы вообще поинтересовался, чем у них в издательстве занимается «Администрация», кроме того, что «Убедительно просит не бросать бумагу в унитаз»?

– Кстати? – заподозрил что-то неладное Мезенцев. – А кому это вообще пришла такая странная идея – сделать вам памятник в виде унитаза?

– Собственно, извините, мне… Философия монумента такова: незачем вставать ногами на унитаз, есть много других способов возвысить себя… Особенно духовно… Но это сложная философия, её не все понимают…

– Эт-та хорошо… – задумчиво молвил академик мира сего и набрал на телефоне номер Ромуальда Сайкова.

– Ромуль, привет, эта… У меня тут Насвай…

– У-у! Повезло вам, Виталий Николаевич!

– Я имею в виду, который Якорь…

– Так хорошо цепануло?!

– Нет, который от тебя пришёл… Ты почему его по матери посылаешь? Ты когда уже увидишь в нём серьёзного писателя?! – строго ругался Мезенцев.

– Видите ли, многоуважаемый Виталь-Илаич… – забормотал Сайков. – Тут, простите, характерный образчик логического парадокса… Признать Насвая серьёзным писателем никак невозможно…

– Почему это?

– Он ведь писатель-юморист! Если признать его серьёзным, то он перестанет быть юмористом… А тогда какой же он писатель?! Получается он или серьёзный, или писатель, одно из двух, без возможности, извините за выражение, коэволюции этих понятий…

– Ох, Ромуальд… – вздохнул устало Мезенцев, столкнувшись с неразрешимой апорией. – Я ещё разберусь с тобой… Чего ты там издаёшь и кого в «Подвижном бойке»…

И повесил трубку.

Ободренный его поддержкой, Якорь Серафимович стал просить помочь напечатать самую маленькую юмореску.

– Ну, коли самую маленькую, давай…

Насвай достал из портфеля огромную картонную папку и вручил Мезенцеву.

– Ну… – задумался Мезенцев, взвешивая рукопись на ладони. – Это уж какая-то совсем миниатюрная… Ты найди, чем страницу догрузить…

Тут Якорь Серафимович рассердился и прокричал Мезенцеву:

– Достали вы, издатели, одно и то же: то натяни, то откати… А шрифтами играть не пробовали?

– Не в моём офисе, Якорь… – закручинился Мезенцев.

– А что так?

– Где же им играть шрифтами? Я же им запретил бухать на рабочих местах после работы, как раньше…

– И что?

– Теперь все пьют в рабочее время...

© Николай Выхин, текст, 2016

© Книжный ларёк, публикация, 2016