Александр Стрелец. Драма непонимания

18.08.2015 23:09

ДРАМА НЕПОНИМАНИЯ

Целостность восприятия – основа развития литературы

Говоря о литературно-критической мысли, необходимо подчеркнуть драму непонимания людей некомпетентных, хотя и активно вовлеченных в процесс. Таковы, например, работы Николая Выхина. Я ничего не говорил о нем, пока он не обрушил на меня настоящее помойное ведро комплекса собственной неполноценности. Но мы не будем площадно опускаться, отвечая бранью на брань, а постараемся воспользоваться случаем, чтобы – опираясь на факт непонимания – вскрыть его анатомию, попутно, разоблачая мифологемы Выхина, объяснив сущность и задачи подлинной литературной критики…

Дело в том, что Н. Выхин (иногда он пишет свои работы, как Лев Тресков, иногда под собственной фамилией) неоправданно высоко оценивает литературоведческий подход, который исходит из чистого факта бытового восприятия как неделимого целого. Это разводит его литературоведческий подход (с точки зрения Выхина) с критикой познания, явленной в моих работах, начиная с цикла в газете «Истоки» – которая на самом деле также продвигается от чистых литературных приёмов к вещам, а не наоборот.

По Выхину (или Трескову – я уж не знаю кому…) судить – так и получается, что «простое литературоведческое содержание» гарантирует достоверность объяснения, которого не достигают ни теоретико-познавательная рефлексия (не путать с познавательно-критической – А. С.), ни психологическая. Ну не смешно ли, право слово?!

На самом деле литературовед – чтобы не превращаться в бабушку, судачащую о просмотренном сериале – должен открывать слои переживания (такие, как «знание о "чужих субъектах"»), которые не в состоянии продуцировать никакая бытовая (бабушкина) рефлексия, и которые могут быть лишь истолкованы (модифицированы).

Пытаясь задеть меня и опровергнуть мой метод, Выхин выступает в защиту сенсуализма, который сначала разделяет рассудок и чувственность, соответственно, формальную определенность и содержательную наполненность, а затем оказывается вынужденным задать вопрос о том, как смысл и значение возникают из чуждого смыслу. Это и приводит Выхина в тупик, как мыслителя.

Выхин считает, что анализ сознания, произведенный Стрельцом (c'est moi), весьма бесполезен в полемике против недопустимого разделения неразделимого. Как же тогда он примет различие между интенциональным актом и полагаемым в интенции, я вас спрашиваю?!

Выхин и для критического мышления в осмыслении художественных произведений рад провести дифференциацию между исследованием акта как вида и способа раскрытия смысла (истины) и исследованием раскрытого, т.е. самого смысла.

В итоге у него (в частности, в его мнении о Стрельце, то есть мне) представление об интенциональном характере переживаний сознания, которое предполагает наличие параллелизма в поэтико-смысловой структуре переживания, исключает как лишенное смысла содержание сознания, так и лишенную содержания смыслоопределяющую деятельность.

Выхин убежден, мне кажется, что духовные энергии людей с необходимостью проявляются в осмысленных структурах. И вот уже бездна падения мысли: порождающая функция символической формы преобразует у Выхина все чувственные созерцания в «духовное содержание значения» с соответствующими модальными особенностями! Дальше, поэтому, идти некуда.

Литература и не идёт. Она встала, обсмаковывая прошлые свои века и подкармливая их эпигонов. Вместо развития литературы мы имеем ностальгическую тоску по «золотому веку» и убеждение в том, что новые литераторы ни в чем уже не смогут превзойти старую школу. Потому и перестали люди читать литературу – что в ней остались бесконечные вариации на темы Гоголя и Толстого, снова и снова воспроизводящие их формы в новом веке. А кому это нужно? Об этом я говорю, стремясь столкнуть ржавый локомотив старых смыслов, но Выхин к этому глух. Он глух к тому, что литкритик НЕ ДОЛЖЕН ПОДСТРАИВАТЬСЯ ПОД ЧИТАТЕЛЯ!!!

Понимаете?! Если писатель вынужден подстраиваться (хотя и это плохо) – то литературовед, по крайней мере, должен быть освобожден от примитивизма обывательщины с животными представлениями о «сладком» и «невкусном».

Иначе мы будем играть на понижение, снова и снова, создавая вслед за «Тихим Доном» перлы Улицкой и Толстой, за ними – трафаретные абрисы Марининой и Донской, а далее – комиксы Марвелла и буквари для дебилов…

А Выхин «нравиться публике хочет»! Он ищет дешевой популярности тем, что скажет публике и без него заметное, и без него очевидное, и без него осмысленное! И меня с собой туда же думает тащить… Фигу ему!

На самом деле литературоведение включает в себя как бы (мой авторский термин – А. С.) – «литературологию чистых переживаний выражения» как ее последний глубинный слой. Эти литературные чистые переживания выражения обладают качеством «пралитература выражения», это означает, что они представляют собой неразделимое целое, идеальное значение этих литературных приёмов, что и проявляется только вместе с его символическим носителем.

Следовательно они (еще) не имеют характера репрезентации, т.е. осовременивания (Vergegenw¦rtigung) непосредственно не данного нечувственного смысла.

Они, напротив, по Выхину имеют характер современности, присутствия (Gegenw¦rtigkeit) идеального смысла в чувственном. Литературоведческий анализ должен исследовать восприятие вплоть до того момента, в котором оно из восприятия вещи (имеющего характер репрезентации – А. С.) становится чистым восприятием выражения, и в котором оно, поэтому, оказывается единством внутреннего и внешнего.

Я и пытаюсь это сделать. Я не пишу для толпы обывателей. Я пишу для профессионалов, чтобы повысить их мастерство.

Наша разница со Выхиным вот в чем: описывая карусельку, я описываю шестеренки, приводы, двигательные силы, а Выхин, хлопая в ладошки, описывает:

– Ах, как крутится! Как крутится, шельма!

Инженеру или ремонтнику не нужны восторги Выхина по поводу вращения карусельки. Ему нужны описания двигательных сил – в том числе и в литературе, потому что литература есть внутренне механизм, соединяющий разум и логику с эстетическим чувствованием. Понимаете? Философия есть чистый разум, музыка – чистое чувствование, а литература на точке смыка…

Нет, не понять этого приматам! Понимание литературного самовыражения как последнего, неделимого глубинного слоя восприятия указывает на некоторые различия между Выхиным и Стрельцом (буду уж говорить о себе в третьем лице – раз блестяще образованный Э. А. Байков не выступил в мою защиту, на что я, между нами говоря, надеялся)…

Стрелец (то есть я) считает, что литературное выражение представляет собой логико-понятийный слой смысла того, что полагается как предмет, и, соответственно, что значение является логической, понятийной сферой смысла, которая выражается с помощью понятий и суждений. Это означает, что выражение с помощью языка и понятий выражает значение смысла как нечто всеобщее. Выхин, для которого выражение не формирует всеобщность значения смысла, видит в литературе лишь дотеоретический, допонятийный способ постижения значения/формирования вне единства с чувственностью.

И потому проблема объективного содержания значения (смысла) не выступает у него как у Стрельца в качестве центральной философской проблемы литературной жизни и профессии.

И вот результат: Выхин не одобряет проводимое Стрельцом абстрагирующее различение поэтического и нереального, интендирующего моментов актов сознания или актов переживания писателя. А Э. А. Байков, который мог бы – «между выхинскими командировками» (скажу с издевкой) разъяснить Выхину суть дела – почему-то молчит.

Что же касается высоких смыслов и сложностей мышления – то, вопреки всяким Выхиным – вводил и вводить буду! Потому что собака лает, а караван идёт…

© Александр Стрелец, текст, 2015

© Книжный ларёк, публикация, 2015