Эдуард Байков. Пельменное варенье

«ПЕЛЬМЕННОЕ ВАРЕНЬЕ»

Завершающий трилогию Александра Леонидова «Сын Эпохи» роман «Во мгле 90-х» – это, на мой взгляд, прежде всего утонченная и романтическая история любви. Казалось бы – «о любви немало песен сложено…» – зачем складывать ещё одну? Но Леонидов на то и Леонидов, что избитая тема в его вариации предстаёт совершенно неожиданным ракурсом: вся мелодраматическая и чувственная история происходит в жутком, подчеркнуто-кошмаром антураже 90-х годов, там, где читатель не мог рассчитывать не то что любящих сердец – а и вообще что-нибудь живое!

Сварить из инфернального материала «мглы девяностых» романтическую «лав-стори» – это примерно то же, что варенье из пельменей. Но получилось, вопреки ожиданиям, вкусно… Потому что, наверное, нет отторжения тканей между историей любви и историей страны, не Франкенштейна сшил из кусков разных тел Леонидов, а вполне органично вписанную в контекст событий «птицу счастья»…

Роман начинается с малоизвестной, затоптанной (и неспроста затоптанной) официозом исторической науки страницы: деятельности добровольческих казачьих батальонов на закате СССР. Эта общественная инициатива, самовооружение на основе самоорганизации – дали нам и Приднестровье, и Осетию, и Северную Чечню (которую казаки с 1991 года спасали от кровавого пса Дудаева), и ещё много чего – в том числе и на Урале, и в Казахстане.

Об этой странице истории (хорошо памятной Леонидову лично) – долгое время старались ничего не говорить и не писать, а понятие «советский казак» вообще вышло из употребления и кажется современному слушателю оксюмороном.

А ведь «советские казаки» – наши современники, и они не только Тирасполь удержали, но и костяк обороны «Белого Дома» в 1993 году составляли. Их внутренний мир хорошо знаком Леонидову, отшагавшему своё в их рядах.

Но дело не только в ностальгии автора. В его понимании казачья территориальная вооруженная самоорганизация – и была, и остаётся самым оптимальным выходом для русских людей – преданных правительством, преданных начальством, потерявших и свою страну, и свои права.

Именно поэтому – в поисках альтернативы гнилостной мглистой трухе 90-х Леонидов опирается на предысторию, в виде зарисовки о нравах казачьего формирования 1991 года. Здесь можно и нужно сказать словами Марины Цветаевой:

…Старого мира последний сон,

Молодость, сила, Вандея, Дон…

Далее следует сюжетная «загогулина». В одном ряду с бородатыми сталинистами шёл юный потомок русских князей – за Веру, Царство и Отечество. Шёл, да и погиб. Вообще, строго говоря, обстоятельства его гибели нам известны из «Терновой Серенады», но в рамках романа «Во мгле девяностых» они остаются неясными, и неспроста, думаю.

Что-то там случилось – Леонидов подчеркнуто изымает определённый промежуток времени, дабы подчеркнуть пропасть между 80-ми и 90-ми годами. Ну, дело житейское – погиб и погиб, а невеста осталась…

Далее начинается нехорошая психологическая коллизия. Уже середина 90-х, мрак и ужас, шок и трепет – невеста покойного княжича попадает на рискованную роль секретарши к его (и своему) другу детства, успевшему обзавестись солидной фирмой и… семьей…

Друг их детства – пронырливый торгаш, но в глубине души он всегда завидовал княжичу, и теперь в подчиненной роли его невесты видит определённый перст судьбы…

Грязная, животная ситуация, вполне вписанная в идущие фоном чудовищные (но при этом очень смешные – Леонидов ведь мастер трагикомедии) обстоятельства, в общий контекст изломанных человеческих отношений в «мутное время».

Итак, красивая, одинокая и беззащитная девушка – и командующий ею босс, с детства «обезьянничавший» за её покойным женихом и стремящийся во всём на него походить.

И тут возникает чисто леонидовская заострённая противо-вампирным колом постановка вопроса: сможет ли их общее прошлое сохранить в них Людей? Леонидов никогда не щадит читателя полутонами. Тут всё на лезвии бритвы: мы узнаём, что девушка – единственный добытчик в семье, где папа и мама давно уже не получают зарплат (90-е годы ведь!). Мы узнаём, что босс отнюдь не свободен – он не только женат, но и ребёнок у него недавно родился… Возникает психологическое завихрение, которое можно назвать «идеальным штормом», и на которые Леонидов мастер. Когда – «всё одно к одному»…

Дальше в этих декорациях начинается «театр характеров», психологическая дуэль сильных личностей, которые в итоге сойдутся, но вовсе не так, как предполагает всеведущий читатель…

Менее всего обстановка располагает к «дамскому роману», к «лав-стори». Читая, я усмехался: на этот раз Леонидову не вывернуться! В таком раскладе нельзя написать историю о любви без натяжек и передержек, без наигранной нехарактерности поступков. Всё равно гадость получится – думал я – как тут ни крути… А если путём предельного неправдоподобия сделать из гадости карамельный сироп – то от него за версту будет разить химией!

Ну, разбегутся герой с героиней, вняв гласу совести – чего хорошего? Ещё двумя разбитыми сердцами больше… Или сойдутся – ну, не подлость ли, в указанных-то обстоятельствах? Как вообще можно в книге, фоном которой идёт сопоставимый с Холокостом геноцид народа – обыграть нежность душ и благородство чувств?

Короче, литературный цугцванг.

Тем не менее, Леонидов выкручивается. У него начало, как у «Теней в раю» Ремарка, а концовка – как в «Солнечном ветре» Нины Штадлер.

Ведь вызывающий конфликт современной литературы (может быть, не осознаваемый его писателями до конца) – вопиющий разрыв между реальностью, тем, как жизнь устроена – и тем, как ДОЛЖНО быть, как ПРАВИЛЬНО.

Судя по моему многолетнему общению с Леонидовым, он загорелся именно этой проблемой, несовместимостью «настоящего» и «правильного», когда правильное – обязательно ненастоящее, а реальное – всегда недостойное и некрасивое…

Так давняя проблема экзистенциальности, всегда волновавшая Леонидова, совместилась с необходимостью показать красоту человеческого характера в некрасивых и безобразных условиях «реала».

Наши мечты живут в специально для них выстроенных оранжереях, в эмпиреях. А на открытом грунте чаще всего живут наша пошлость, одноклеточность и пакостливость. Неужели только в этом и есть реализм, только это одно – и есть пресловутая «правда жизни»?

Леонидов в романе «Во мгле девяностых» нарочито и подчёркнуто сторонится романтики. Он словно бы боится быть заподозренным в романтизме. Тем не менее (в этом и есть чудо литературного мастерства) – получается одна из самых романтичных вещей в нашей уральской литературе! Она заложена в самом стержне личностей – как Ивана Имбирёва, так и Ольги Тумановой. Сколько бы ни била их жизнь «фейсом об тейбл» – а их часы всё равно идут иначе, чем у современников.

Красоту человеческих отношений никто не выращивает в колбе, реторте, не подкармливает сладкими удобрениями снисходительности. Она сама по себе возникает из противостояния грязи.

Здесь, наверное, и иллюстрируется главная формула любви – когда человек заботится не о себе, а о другом, забывая о своём счастье. Может на первый взгляд показаться, что Ольга Туманова ноги об Имбирёва вытирает, пользуясь его ностальгическим всепрощенчеством. Но ведь на самом деле она (вчитайтесь!) – не видя ни себя, ни своего счастья с ним – дважды рискует за него жизнью. Причем делает это без всяких прикидок на будущее – только чтобы сохранить его, такого чужого и постороннего ей человека…

Но есть один нюанс, который в пыле любования двумя главными героями остался не замечен автором, и на котором я бы хотел остановиться.

Автор преподносит Алсу как стервозную бабенку, которая зациклилась на материальном, забыв обо всем на свете, что есть вышнее, горнее, чистое и духовное. Тем более, став женой богатого на креатив и выдумку Ивана. Но! я странным образом увидел в ее плевках – правду и право так обвинять муженька. Отдавая крупные куски от своего пирога и свалившегося гешефта другим (пусть и на благое дело) – что, кстати, значительно превышало правило золотой десятины (отдавать 10% от прибыли), он о близких своих чаще всего забывал и становился до неприличия безразличным. Что это? Чужих холим и лелеем, а своих – знать не хотим? Но ведь это жена, мать твоего ребенка – да и сам ребенок! Твоя плоть и кровь! Чего ты все на сторону смотришь, щедро разбрасывая миллионы?.. Такая позиция героя, по меньшей мере, смущает и напрягает. Так, что хочется сказать: «Иван, ты не прав!»

И еще... Автор преподнес так отношения Ивана и Ольги, что они выглядят оба бескрылыми ангелочками, никак не придерешься и не осудишь, все симпатии автора – на их стороне. Намеренно черня Алсу, словно она – исчадие ада. Здесь возникает впечатление, что есть реальный прототип, который (-ая) автору чем-то крепко насолила в жизни.

Но одна-единственная сцена, нет, даже фраза – о том, как Иван словно господин с рабыни сорвал сережки и отдал – пусть и на священное дело борьбы – увы, только и показала, что Имбирев – временами самая настоящая бесчувственная скотина!

После этой реминисценции уже не доверяешь ему на все сто.

Подытоживая, можно сказать: Леонидов остаётся в неразрывной связи и с правдой жизни, и с романтической мечтой. Характеры героев – тщательно прорисованные – в этом ему помогают… Надеюсь, автор на этом не остановится (хотя в багаже у него уже – с десяток полноценных и серьезнейших своей тематикой романов и целая туча-куча повестей, новелл и рассказов). И выход трех частей заявленной пенталогии (или даже целого ЦИКЛА) подвигнут его на дальнейшее воссоздание нашей недавней эпохи. Ибо созданный Леонидовым мир «Сына…» не просто завораживает своей психологическо-социальной достоверностью, и не просто заставляет нас ностальгировать по тому, что нами самими было в это время прожито. Но он еще и питает ростки наших будущих свершений и планов – и мы идем дальше, каждый своим «тоннелем реальности». И время от времени в этом тоннеле встречаются «перекрестки миров», где мы можем свернуть и тем самым потенциально изменить свою жизнь. И один из таких перекрестков – творчество талантливейшего представителя современной прозы – Александра Леонидовича Леонидова (Филиппова).

© Эдуард Байков, текст, 2015

© Книжный ларёк, публикация, 2015