Николай Выхин. Лавочник с широкими интересами

02.09.2015 15:46

ЛАВОЧНИК С ШИРОКИМИ ИНТЕРЕСАМИ…

(МИРЫ «КНИЖНОГО ЛАРЬКА» – ГРЁЗЫ ЭДУАРДА БАЙКОВА)

Сложность осмысления уфимской литературы, представленной в основном молодыми авторами на «Книжном ларьке» (или «в ларьке» – что-то вроде «украинского вопроса» получается) – обусловлена в первую очередь тем, что существующие художественные явления, утвердившиеся в творческой практике факты и понятия не имеют на теоретическом и методологическом уровнях точного формального определения.

Так, например, одно из направлений в литературе «КЛ», имеющее общую природу, одновременно называют «чернухой», натурализмом, физиологической прозой, «дагерротипной литературой», «бытовым реализмом», «шокинг-прозой с установкой на брутальность» (выражение моего знакомого, критика-гоголеведа М. Золотоносова), метафизическим сентиментализмом (Н. Иванова), магнитофонным реализмом (М. Строева), эсхатологической, апокалипсической прозой (Е. Тоддес) и т. д.

Ни одно из этих обозначений не дает возможности в полной мере определить природу творчества таких разных писателей, схожих разве только по своему мироощущению, но не по методу и творческой манере, как А. Леонидов, В. Глуховцев, А. Гребешкова и т. д. – активно публикующихся в «КЛ».

Общее начало проявляется только в том, что за внешним бытописательством, натуралистическим анализом действительности, вниманием к человеческой физиологии, утрированием межличностных отношений, использованием приема искажения реальности, гиперболизации пороков мира и т. д. – у авторов «Книжного ларька» ощущается общее начало, проявляющееся часто в тщетной попытке художника проникнуть в тайну человеческого существования, которая измеряется более высокими категориями духа, а не материи.

Как следствие теоретической неаутентичности в авторском коллективе «КЛ» для обозначения художественных явлений постмодернистской ориентации возникает масса параллельных названий. Особенно витийствует в этом А. Стрелец, к концу опусов которого забываешь гарантированно, с чего всё начиналось…

Итак, на уровне определения места в цепи преемственных культур я определил бы «Книжный ларёк» так: постлитература, металитература, поставангард, трансавангард, маргинальная культура экспериментальное чтиво.

Это связано с тем, что авторы – или несостоявшиеся или бывшие участники литературной тусовки Башкирии. Они маргинальны для башкирского писательского сообщества, которое, в свою очередь, маргинально жизни. Минус на минус даёт плюс, и «КЛ» оказывается жизнеутверждающе-реалистичным, наполняется живым (хотя и не всегда свежим) дыханием.

На уровне оценки роли, которую играет это издание в Уфы, её горожан, с точки зрения социальной значимости, психологичности – это пригретая Э. Байковым – онлайн-издателем (новая профессия в духе виртуальной культуры – Н. В.) – контркультура, андеграунд, брутальная литература, литература эпатажа, литература в минусовой системе координат, шокинг-проза.

Можно говорить и о том, что «КЛ» есть литература новой волны, «другая» литература, имеющая преимущество в новаторстве метода, жанра, художественной формы и приемов, формалистического эксперимента и эстетического поиска.

Ряд исследователей в попытке определить направление современного поиска и испытывая нехватку терминов, используют параллельные и даже конкурирующие термины (иногда на манер оксюморона): например, А. Леонидов придумал – «модерн после постмодерна», некий новый модерн как стремление к старому, забытому новому у завзятых консерваторов. Говорят и про «новый модерн», «протомодерн» и т. д.

В любом случае, «КЛ» опирается на традиции авангарда, причем политический демократизм авангарда и непосредственная ориентация на «сырую реальность» противопоставляются в «КЛ» высоколобому, элитарному, политически консервативному модернизму. Он связан и с деконструктивистской философией Жака Дерриды.

Литературные произведения у этого детища Байкова отличаются многослойностью построения, интертекстуальной насыщенностью (особенно у Ренарта Шарипова), широким культурологическим контекстом (особенно у Александра Леонидова), намеренной фрагментарностью (особенно у Всеволода Глуховцева).

«КЛ» Байкова стал и «островом погибших кораблей» для неудавшихся проектов масс-культуры и коммерческих проектов авторов. Речь идет о коммерческих модификациях любых видов поэтики, стирании граней между высокой и массовой культурой. Он порой затрагивает больше социологические и психологические аспекты, нежели литературные. Это общая атмосфера эпохи, настроения конца века, реакция думающей Уфы на типовой конформизм западной цивилизации.

Как видим, при выявлении различных типов внутри «КЛ» с его неоднородной художественной системой обнаруживаются различные основания: в одном случае оппозиционность, альтернативность по отношению к официальной идеологии и традиционным формам искусства, в другом случае – это ориентация на общее эсхатологическое настроение, в третьем случае основанием для типологизации служат чисто формальные признаки и т. д.

Попытки Э. Байкова, как редактора (вот еще одно новомодное словечко – контент-менеджер), структурировать контекст, внести принципы ограничения разнообразия системы через рубрики «КЛ» – пока не увенчались успехом. «Книжный Ларёк» остаётся «книжным развалом»: как художественная структура до конца не классифицирован, не типологизирован. На языке кибернетики это выглядит так: «Сложная система с регулированием вариаций имеет стабильно высокий выход только тогда, когда разнообразие управляющей системы не ниже разнообразия управляемого объекта».

В случае с «КЛ» и попытками редактора-издателя (Э. Байкова) его классифицировать, мы наблюдаем обратную закономерность: сам объект оказывается разнообразнее управляющей системы.

Отсюда и разброс в определении составляющих этой структуры, даже если эти составляющие имеют общие, схожие свойства и признаки.

В «КЛ» можно выделять «чернуху» и «авангард». Первая взяла в соседи концептуальную, бестенденциозную и неканонически-тенденциозную литературу. К ней неудачные московские попытки провинциалов добавили НЕВЫПУЩЕННЫЕ книги, содержащие «шокинг-прозу с установкой на брутальность» и литературу эстетического и формалистического эксперимента.

Леонидов внес «исторический натурализм». Ему соседствуют оппортунистическая литература (В. Ушакова), направление литературных циников (Б. Явраев), группа «юродствующих писателей» (Р. Шарипов, и другие авторы «Мезениады»), группа стилизаторов (С. Урманчеева, Г. Башарова).

Приняв за основу существующие и в какой-то степени уже обозначенные исследователями типы, направления, ответвления, течения, но учитывая совокупность схожих черт на уровне метода, мироощущения, жанра, стиля, художественных признаков и приемов, попытаемся дать следующую классификацию.

«Книжный ларёк» – это множественность и произвольность интерпретаций объекта (реальности, человека, фактов истории и др.), трансформация архетипа, визуальная бессодержательность, образная транслитерация, разрушение литературного штампа, заимствования на уровне намеков, аллюзий, реминисценций, цитатной мозаики.

На нем может быть представлен любой объект, все, что можно интеллектуально интерпретировать. Другими словами, «Книжный ларёк» – интеллектуальная интерпретация объектов, которые могут включать в сферу своих размышлений – будь то текст или образ – физический элемент реальности. Формальная репрезентация такого объекта особого значения не имеет…

© Николай Выхин, текст, 2015

© Книжный ларёк, публикация, 2015