Николай Выхин. Всплытие покажет

19.06.2016 17:44

ВАЛЕНТИНА УШАКОВА: ВСПЛЫТИЕ ПОКАЖЕТ…

О всплывающей Атлантиде в творчестве автора «Книжного ларька»

…Взглянуть в свой внутренний мир,

Задуматься ещё раз о цели и смысле бытия…

Из письма М. Горького И. С. Григоровичу

В. Г. Короленко, прочитав первые произведения молодого писателя М. Горького, по преданию сказал: «Я же говорил Вам, что Вы – реалист!.. Но в то же время – романтик!». Это точное определение не только стиля раннего Горького, но и вообще особой линии провинциальной русской литературы, пробивающийся в столичные центры с окраин…

В полной мере это можно сказать о романе-сериале «Повелительница стихий», публикуемом часть за частью – заметного на нашем небосклоне автора Валентины Ушаковой. В творчестве Ушаковой я вижу такой своеобразный микс тенденций современной литературы, как будто бы самые разные направления сложили в кастрюльку и взбили блендером. То есть, понимаете, есть на нашей творческой кухне продукты эскапического свойства, цинического, романтического, натуралистического, одни декадентски-безыдейные, другие навязчиво-нравоучительные… А Валентина Ушакова не просто смешивает эти направления постмодернистской прозы, но ещё и венчиком взбивает их до состояния крема…

Я не имею чести быть знакомым с Валентиной, но сразу же могу сказать ощутимое по почерку: она много, запоем читает, причем самой разной литературы. И некая безвкусица читательницы – «всего, всего, всего» – помогает ей, как писательнице, найти своё лицо и обрести неповторимый стиль. Выдержанное в каких-то традициях чтение дало бы отливку, а чтение невыдержанное и разномастное складывается в калейдоскоп, лучшим образчиком коего выступают атланты и не-атланты «Повелительницы…».

Несмотря на то, что романтизм в начале XXI века уступил место циничному и чернушному реализму, новая общественная атмосфера сегодня вновь вызывает к жизни это течение. Атланты входят в литературу сказкой, вслед за бандитами – потому что с одними бандитами и киллерами скучно уже читающему человеку…

Возрождение литературного романтизма связано с деятельностью интернет-издателей. Которые, может быть, вовсе и не мечтали изменить жизнь погрязшего во зле и несправедливости общества… Но «так уж получилось». Возьмите для примера творчество выдающегося мэтра Э. А. Байкова: сравните его бумажные и электронные произведения!

Подобно тому, как иконописцев заставляли писать «уставом», чтобы, не дай Бог, не проступила рублёвская живость лика, сходство лика с живой жизнью и плотью – коммерческие бумажные издатели тоже заставляют авторов писать «уставом». Коммерческая литература имеет определённый набор шаблонов, которые сперва (когда-то) были удачными находками в погоне за читательским интересом, а после превратились в нудный «устав» эпигонов. В итоге в коммерческой литературе всё должно изображаться с помощью трафаретов, предложенных «кинописцу» – чтобы не выпадало из занудного однообразия «серийности», а наоборот, впадало туда.

Безусловно, такие мастера слова, как Э. Байков даже в «чин» коммерсантского «устава» потрясающими черточками и штрихами вносили рублёвский «тринитаризм». Тем не менее, мне как литературоведу питерской школы ЛГУ, интереснее те его работы, которые не прошли фильтра коммерческого «спросничества»… Мне хотелось бы – простите за фривольность – чтобы автор отдавался белому листу, как любовнице, в безумии страсти, а не выкраивал бы из него фигурки по трафарету, к тому же не им созданному. Это всё старая тема – о том, что деньги убивают живую литературу – да я не об этом. О другом. О том, что убивают, конечно же, не деньги – а шаблонность в представлении об их зарабатывании…

Роман В. Ушаковой об атлантах, их земных врагах и земных друзьях – является ярким примером романтического произведения. Но это отнюдь не старый романтизм немецких авторов XIX века! Это неоромантизм, рождающийся коктейлем из неразборчивого чтения классиков и бульварной литературы, чтения авторов самобытных пополам с шаблонно-коммерческими, а так же и графоманов, попавших под руку… Когда всё это на творческой кухне Ушаковой взбито её миксером – общий романтический оттенок блюда не должен обманывать нас насчет вкуса. Такой же эффект я наблюдал у Н. Штадлер: у неё книги больше, чем она задумывала. Не в смысле объёма текста, конечно, а в том смысле, что замысел автора был весьма простым и незамысловатым, но в процессе раскрытия к нему блёстками налипли разные вторые планы, сделавшие вполне себе уставной, шаблонный сюжет захватывающе-оригинальным в деталях…

Ну что, казалось бы, такое рассказ-вестерн? Там же всё избито-перебито, так что живого места среди клише не найдёшь? Но Нина находит такой ракурс с её шуточным «Эдди-боем», что видно: это только задрапированная под вестерн мистическая тайна вселенной: смешение «языков» (т. е. народов), вкрапление разных эпох, стремительность пространственного плана (когда, например, оружие американских стрелков собрано в России) и т. п.

Такой же парадокс дарят нам перипетии атлантов в творчестве Ушаковой. Её особое литературное направление выработало свои как бы «традиционные» принципы. Основным принципом является двоемирие. Романтический герой Ушаковой, с одной стороны живет в мире реальном, с другой – в идеальном, фантастическом.

При этом реальный мир он ненавидит, так как чувствует его пустоту, разобщенность. Он уверен в том, что его идеал недостижим. В основном из-под пера Ушаковой выходят или пессимисты, или редкостные мерзавцы (скажем, Тина, Юрген – и противопоставляемые им Асланбек, или чекист Матвей [В «Книжном Ларьке это прямо роковое имя – был ведь уже чекист Матвей в «Пути мага» Леонидова, и такое чувство, что у Леонидова и Ушаковой описан один человек в разные периоды его жизни. Впору объявлять конкурс на обеление имени «Матвей» – ау, авторы, почему он у вас всегда подонок?!]).

Если персонаж Ушаковой не подонок – то непременно он находится в состоянии противодействия окружающей действительности. Его конфликт с миром неразрешим. Примирение невозможно. Вроде автор порой и пытается кидать мостики – но всё не в прок… Возможно, Валентина ретранслирует в книги какое-то глубоко личное, черное чувство обиды и несправедливости, перенесенной униженности, которое тщательно скрывает под бодрым нравом и весёлыми строками. Но, Валентина, что Сергей, что Матвей – от нас ведь «усё» равно не скроешься…

Надо отметить, что все стремительно перемещающиеся географически эпизоды у Валентины – наполнены духом индивидуализма и свободы. У Леонидова я говорил о «рваных» эпизодах, у Валентины они «плавающие». Они плавают в прямом смысле, как корабли, между континентами, через моря, через эпохи, и плавают они в акварельном смысле, создавая расплывчатость контура.

Это – эффект изображения, неизбежный при том методе, который Валентина для себя выбрала: между узнаваемыми реалистичными подробностями постсоветской обычной городской жизни и сказкой, мифом, легендой. Полотно Валентины – это такое «комби», на котором одни персонажи предельно точно сфотографированы (реализм, доходящий до натурализма), а другие, которых эти вырезанные из фотографий семейного альбома герои буквально держат за руку – нарисованы в стиле «аниме», словно фигурки диснеевского мультика.

Вот это сочетание любительской фотографии и лупоглазого «аниме» создаёт творческую индивидуальность Валентины Ушаковой. Если смесь развести на компоненты, то очарование Ушаковой пропадёт.

Невелика была бы творческая ценность повести о том, как подрались и отмутузили друг друга богатые и бедные девчонки в классе, так, социальная проза…

Невелика была бы и творческая ценность диснеевского мультика «атланты среди нас», потому что нечто подобное коммерческая литература давала уже не раз, да и хоть бы не давала – картинку «аниме» я на стену не повешу, осудив за безвкусицу.

Но пусть Валентина не обижается на меня – ведь и сама живопись исходно состоит из очень простых предметов. Подумаешь, кисточка, холст… Да и много ли красок в палитре? А на выходе, одинаковыми кисточками, на одинаковых холстах – рисуются очень и очень разные полотна. Потому что главное – не в компонентах, а в их композиции. Литература на компоненты тоже бедна. Сюжетов тридцать, едва ли более – на всю мировую литературу! Любовные многогранники, герои – осаждающие или защищающие какую-то твердыню, мотивы обогащения или обнищания, мотив восхождения героя или его разложения…

Поймите, в сюжетной части ничего нового не придумаешь. Хоть убейся. И потому важны вовсе не элементы (отлитые уже в металле, как литеры в старой типографии) – а их комбинация, вкус того, кто расставляет эти элементы в определённых последовательностях…

Ушакова удачно нашла себя в совмещении фотографического и диснеевского начал вперемешку и в неожиданных комбинациях. Она – писатель-аппликатор. Это не осуждение и не комплимент, это констатация того, что мы видим: удачную и самобытную аппликацию не только из чужеродных, но и порой немыслимо-несовместимых элементов.

В книге Ушаковой любой пейзаж условен, часто он выполняет лишь символическую функцию. Ушакову в силу вышесказанного отличает любовь к экзотике и фантастике. Причем у этого автора она может быть как темной, так и светлой, и в смешении. В целом, метод Ушаковой тяготеет к исключительному, необычному. Все традиции реал-романтизма нашли своё отражение в её «Повелительнице стихий».

И получилось одно из самых загадочных и искренних произведений «КЛ». В нём – через всю череду приключений звучит гимн вольному человеку. Сам мотив Атлантиды – основной мотив произведения выражен в рефренных формах. Строго прослеживается вообще свойственный Ушаковой принцип двоемирия. Всё реальное и узнаваемое, доходящее до пошлости натурализма – втайне выполняет фантастическую функцию.

Традиционно море символизирует безграничность мечты, свободу, мощь. Но море, поглощающее континент – это ещё и символ отчаяния маленького человека перед давящим всемогуществом слепых порой законов мироздания. «Повелительница стихий» – на самом деле это видно, не совсем повелительница. Мы видим на драматическом треке, как возрастание её возможностей синхронно нарастанию мощи встречных ветров и обстоятельств…

Человек в борьбе со злом поднимается до сверхчеловеческих способностей, но и зло в борьбе с человеком поднимается до сверхзла. Это не американский мотив «супермена», где герой растёт динамично, а вокруг него статика.

У Валентины очень свойственный русской литературе диалектизм противостояний, знает она о том сама, или не знает – но это видно со стороны. В «Повелительнице…» принцип контраста наблюдается не только в героях, но и образах. Порой прелесть полета заключена именно в падении. Автор ставит, но не раскрывает проблему подвига.

Эту мысль в свое время афористично выразил А. Блок:

Есть упоение в бою

И страшной бездны на краю,

О счастье битвы!

Скрытая, завуалированная цель Ушаковой – заставить людей прозреть и с отвращением увидеть их несправедливую, душную, безобразную жизнь. Эту мысль проводит автор в строках: «…Не может быть! Мое Кольцо лежит на полке рядом с ключами… Вернулось! Зоя-Зенэйс вернула его мне!».

Ушакова не разделяет героизма романтиков и фатума фаталистов. Они сливаются – на уровне античного мифа, ведь и сами атланты – античный миф! В персонажах Ушаковой читатель невольно обретает сочувствие и симпатию. Они воплощают мечту о героях и подвигах, но, вместе с тем, невольно ощущаешь их неизбежный трагический конец.

Подвиг-фатум, как отголосок великого события древности, звучит в «стройной гармонии неизъяснимо сладких звуков». Ушакова незримо присутствует в каждой строчке своего произведения, создает особую напевную интонацию.

В то же время проявилась в «Повелительнице…» и другая отличительная черта творчества Ушаковой – культ душевной чистоты, мягкосердечия, человеколюбия и смирения. Автор с первых же строк готовит читателя к восприятию размышлений героев. Так в неоромантизм с лёгкой руки Ушаковой пришел новый тип героя фантастической литературы – меланхолически задумчивого, сосредоточенного на своем внутреннем мире, обращенного к мыслям о вечном.

На фоне романтического пейзажа общей обстановки читатель Ушаковой уносится мыслями в героическое прошлое мира, вспоминает предков в назидание потомкам. Это – стремление Ушаковой найти в мифологической старине образец для ныне живущего поколения, соединение героического и лирического начал. Но есть, конечно, и недостатки у произведения. К ним я отношу некоторую «натужность» постоянной возгонки остроты действия, которая, кстати говоря, при постоянной возгонке притупляется (чего никогда не понимали издатели коммерческой низкопробной литературы). Крик хорошо слышен в тишине, но совершенно не слышен среди множества других криков. Возбуждает мужчину одна – но не кордебалет. Белое нужно оттенять черным, а черное – белым. У Валентины погоня за остросюжетностью – создаёт некое неправдоподобие концепции произведения (по сути, довольной философской). Пробралась из «коммерческих уставов» письма – некоторая шаблонность средств привлечения внимания, словно бы в голливудском блокбастере, подменяющем концептуальность и связность – эффектностью.

Тем не менее, Валентина Ушакова сделала очень серьёзный шаг вперёд в литературе, в том числе и для самой себя, показав свою способность создавать монументальные и глубокие сказки-мифы. За что ей от всех читателей, включая и меня, спасибо!

© Николай Выхин, текст, 2016

© Книжный ларёк, публикация, 2016