Ренарт Шарипов. Флешка академика (18+)

 

Из цикла «Мезениада»

ФЛЕШКА АКАДЕМИКА

 

Академик Виталий Николаевич Мезенцев очень любил петь. При этом репертуар его был настолько разнообразен и прихотлив, что, учитывая его более чем преклонный возраст, а также полное отсутствие слуха и голоса, было совсем неудивительно, что домашние переживали неподдельные египетские казни каждый раз, когда добрейший академик-пенсионер федерального значения (как он любил из скромности представляться) делал свое очередное гениальное открытие или находился в преддверии к оному. А случиться это могло в любой момент суток.

Меньше всех от дедовской причуды страдал внук Леша – этому великовозрастному отморозку все было по барабану, ибо у него были наушники со своим музлом, а также неограниченный запас здорового пофигизма.

Больше всех в доме Мезенцевых от дедовых орифламм и какофоний страдал его единственный (и не очень горячо любимый) сын – Сергей Витальевич. Был он человек полный, рано начавший лысеть, с оттопыренными ушами, багроволицый, солидный, сурьезный чиновник в унылом, вытертом на локтях мешковатом и сером мышастом костюмчике, постоянно озабоченный служебными проблемами, по причине которых вечно страдал бессонницей, запором, несварением желудка, половым бессилием и мигренями. Поэтому, когда с академической половины дома раздавались скрежещущие, в дрожь бросающие звуки старческого голоса, бодро напевающего «Марш юных физиков» (где-нибудь так в пятом часу утра), Сергей Витальевич со стоном клал на лысину мокрую тряпку и выпивал по три рюмки «Хеннесси» с баралгином, что все равно ему никоим образом не помогало.

Пение академика – на первый взгляд, весьма безобидное для старого и склонного к маразму человека, как и говорил Сергей Витальевичу их семейный психотерапевт Святослав Михайлович Батеньков, призывавший его к толерантности и долготерпению, – на самом деле было только прелюдией очередных крупных неприятностей злополучного Мезенцева-среднего.

Про своего сына сам великий академик и, к сожалению, никудышный певец порою говаривал: «В семье не без урода!». И, совместно с великовозрастным внуком-шалопаем, стремился всячески отравить достойное существование своего слишком подозрительно благопристойного для рода Мезенцевых отпрыска. И Сергей Витальевич отвечал им полной взаимностью.

И на этот раз беда подкралась к Сергею Витальевичу с той стороны, с какой он и сам не ожидал. Леша Мезенцев после долгого нытья и ругани с отцом таки и выклянчил у него к первому сентября (в школу же, бляха-муха!!!) флешку аж на цельных сто гектаров. Леша шел в выпускной класс и флешка, типа, была ему архинужна (набрался ленинских словечек у деда, естественно) для успешной сдачи ЕГЭ, чтобы поступить в МГИМО, выучиться на дипломата и уехать российским атташе на Кубу. При мысли, что Леша, во-первых, окажется при таком надежном деле, как дипломатия, Сергей Витальевич призадумался, а когда понял, что Куба очень далеко от Москвы и сынуля наконец-то перестанет е***ь ему мозги… Да… это было искушение святого Антония – не меньше. Поэтому папаша раскошелился, хотя и был прижимист до крайней степени.

Засранец Леша ликовал. Ни для какой учебы, естественно, он флешку использовать не собирался, ибо у них с Кокой Змеем выстраивался гениальный бизнес-план.

Кока (как было договорено еще с лета) развел предков на цифровую камеру – естественно, в кредит, ибо это был шикарный полупрофессиональный «Nikon». Две шалавы с соседнего двора за пару дорожек кокса и пять баллонов пива согласились изображать главные роли в их шоу.

 

«Эммануэль» отдыхала. Это была самая отвязная и крутая фото-порносессия, в которой главные роли исполняли Лена Зуйская и Наташа Сойкина, а в качестве их партнеров – удалые жеребцы и секс-гиганты Леша и Кока. Свои лица, они, естественно, не снимали. Зато другие их органы присутствовали на очень удобном и объемистом электронном носителе в полном изобилии. Съемка близилась к завершению, и Леша уже предвкушал тот миг, когда они отошлют плоды своих неправедных трудов на «Желтые страницы Хана» – универсальный порносайт, принимавший клубничку со всего света (хвала глобализации!) и плативший за оную весьма щедро.

 

Но чёрт ли, демон ли дернул юного порногероя вставить ту самую сраную флешку в свой комп до окончания дела – не терпелось, охальнику, полюбоваться! Дело происходило глухой ночью, и Леша уже собирался с наслаждением подрочить, представляя, как потом эту же операцию будут проделывать расп****и со всего света, а он будет собирать законные дивиденды… Но…

Академик Виталий Николаевич Мезенцев очень любил петь. Особенно ночью. И особенно в тот миг, когда его осеняла какая-либо очередная гениальная идея. И в этот момент он просто обязан был с кем-нибудь поделиться.

В комнате у Сергея Витальевича давно уже раздавался мерный и раскатистый храп честно выполнившего свой долг чиновника. Мезенцев-старший только фыркнул. Да, но ведь у него же есть внук!

Виталий Николаевич ворвался в комнату Леши без вежливого стука в дверь. Мысль, посетившая его, обуревала настолько, что было уже не до китайских церемоний.

– Лешенька, внучек, поздравь меня!!! – начал было он и… осекся…

 

Слава богу, у престарелого академика было сильное и здоровое сердце. Да и сам он был охальником хоть куда. При виде аппетитной девичьей или женской попы он обычно крякал и повторял анекдотическую фразу насчет своих безвременно ушедших восьмидесяти лет… И когда по телевизору показывали рекламу молочных продуктов, он, ёрничая, обычно подпевал: «Страна желез молочных!». Из-за этого Леша даже иногда называл его (конечно, за глаза) «ученым сиськоведом». Но сейчас гнев заклокотал в деде-сиськоведе, как лава в вулкане Кракатау.

– Ах ты, сучонок! Ты что же это творишь, а? – прошипел дед, глядя на красного как рак внучека, которого застал в самый разгар грязного дела.

– Дед, не надо, Диоген тоже дрочил… – а-а-а!!! – истошно заверещал он, ибо добрый дедушка довольно ощутимо пнул его в срамное место, которое он беззастенчиво вытащил из трусов и не успел вовремя убрать.

– Тише ори, отца разбудишь! – процедил сквозь зубы дед. – Диоген обспускавшийся!

– Ведь ты не скажешь папе, а деда? – умоляюще протянул Леша, умильно заглядывая бушующему академику в глаза и поспешно натягивая трусы и трико.

– Немедленно удаляй свою гадость с компьютера! – категорично потребовал дед. – Ишь, избаловались совсем, архаровцы! Да мы в свое время… – тут он осекся. В голове его мелькнуло не совсем приличное воспоминание, о том, как они с гимназическими товарищами лазали подглядывать в женское отделение Сандуновской бани, и как потом долго убегали от разъяренного сторожа, застукавшего их за сим срамным занятием…

– Де-е-ед, может не надо, а? – умоляюще канючил Леша, понявший, что первая гроза благополучно миновала, и лихорадочно соображая как спасти бизнес-план, горевший теперь безнадежным синим пламенем.

– Вот, – горестно молвил Мезенцев-старший, не слушая мольбы внука. – Дожили! Вот он закономерный итог разложения буржуазного плутократического общества! Гнием! Мой внук – и кто? Порнократ… пособник путан… онанист!!! Еще и Диогена приплел! Сравнил божий дар с яишницей! У Диогена мастурбация служила философии и была закономерным протестом против рабовладельческого строя разлагающейся афинской демократии! А ты? Великий в кавычках мастурбатор!

– Не мастурбатор я! – в Леше неожиданно проснулась гордость. – Это так, детство в жопе заиграло. Если хочешь знать, я сам во всем этом участвовал! Ай! – захныкал он, потому что дед незамедлительно отвесил ему увесистую оплеуху.

– Час от часу не легче! – бормотал потрясенный академик. – Мало того… да еще и сам… Ишь, Чичолин мне тут развел! Итальянский жеребец! Рокко Зифреди, понимаешь ли… – Леша был совершенно подавлен дедовым наездом, и потому упустил из виду, что беспощадно гвоздивший его к позорному столбу истории Мезенцев-старший обнаруживает подозрительно обширные познания в порноиндустрии.

– Я денег заработать хотел! – горделиво шмыгнул носом юный порнократ. – Вы ж с батей меня достали – мол, вы, в моем возрасте уже сами себе на карман зарабатывали, а не клянчили у предков! Вот я и хотел…

– Хреном заработать решил? – хитро прищурился дед. – А башка? А руки на что? В карманный бильярд играть? Шары катать? Дуньку Кулакову ублажать? Что – типа, наши руки не для скуки, да?

– Деньги не пахнут, ты сам мне это неоднократно говорил, дед! – Леша вконец оборзел и перешел в атаку. – Я же не говорю тебе, что твои денежки, которые ты печатаешь на четырехмерном принтере с прямым выходом в Экстернет – грязные? Тоже мне – пролетарий умственного труда…

– Цыц! – Мезенцев-старший аж зашелся от праведного гнева. – Принтер я с помощью башки выдумал! А не с помощью хрена!

– А экстернет-технологии ты у пришельцев слямзил, да?! – выдал Леша и на всякий случай прикрылся руками.

Но дед не стал его бить. Он устало опустился на диван.

– Ничего я не слямзил, – помолчав, буркнул он. – Честно выменял на информацию о планетарной массе Земли. Они взлететь без этого не могли. Ну ладно, сжульничал маленько, признаю… Но ведь не корысти ради, а во имя научно-технического прогресса всего прогрессивного человечества…

– Да ладно тебе, деда… – Леша, сообразив, что мордобоя больше не будет, непринужденно вытащил злополучную флешку из компьютера и хотел было по тихому отправить ее в задний карман обспусканных трико, но суровая длань академика перехватила Лешину вороватую ручонку и непреклонно сжала ее стальными тисками.

– Де-еда, пусти! – снова захныкал внук, но Мезенцев категорично его оборвал.

– Конфисковано! – заявил он. – Она мне для дела нужна, а не для вашей трахомудии!

Так великий бизнес-порно-проект накрылся-таки медным тазом. Но отец ничего не узнал. У старого и малого давно уже сложилась круговая порука. Потому что, если бы Леша открыл Сергею Витальевичу, что флешка теперь находится в собственности деда, тот бы сразу понял, что его ждут новые неприятности. И они не заставили себя долго ждать…

 

*  *  *

 

– Б*я буду, Кока, дед-фашист флешку отжевал! – оправдывался Леша, виновато разводя руки перед злым как чёрт Змеем.

– Ну, от души, Лох! – гневно пробурчал Кока, яростно сжимая кулаки. – Ну, ты кинул! Это какого хера мы столько старались, а? Ты, кстати, сходи, проверься, на всякий пожарный! Мало ли… Мы ж их без резины…

– А я купил себе резиновую Зину… – в рифму ему задумчиво пропел Леша. – Ты сходи, пожалуй, а ко мне, я знаю, никакая зараза не пристанет…

– Ну да… – завистливо протянул Змей. – Зараза к заразе не пристает. Делать то чё будем, а? Как теперь бабки будем делать? Мне из-за фотика поганого предки весь год на карман выдавать не будут, всё бабло на кредит идет!

– Ну, не знаю… – протянул Алексей. – Попробую у деда стрелять… Идея у него очередная… Или, как мой батя говорит: очередная франшиза… Он мне отвалит, а то я его бате с потрохами сдам.

– А ежели он тебя?

– Ни хрена! – ухмыльнулся Леша. – Порнушку он уже с флешки стёр, так что… А если и вякнет чего, скажу, мол, у деда крыша поехала, гонит… Флешку отжевал, и еще на меня сваливает. А мне же учиться надо… – Мезенцев-младший весьма правдоподобно слезливо шмыгнул носом.

– Да-а… – согласился Кока. – Дитю учиться надо…

 

*  *  *

 

Потому, вдохновленный Кокой, и преисполнившийся своей неисчерпаемой наглостью, сразу после школы Леша нахально, пинком, открыл дверь в святая святых – кабинет деда. Дед, нацепив на мясистый и широкий как у Льва Толстого нос старинные золотые пенсне, колдовал над ноутбуком, развалясь в кресле-качалке. На нем была белая посконная рубаха навыпуск и китайские кальсоны нежного поднебесно-голубого цвета, сохранившиеся еще со времен китайско-советской дружбы начала пятидесятых годов прошлого века. Давно не мытые, развалистые кряжистые ступни сорок шестого размера, увитые варикозными синюшными венами и увенчанные чумазыми пальцами с нестриженными, залубеневшими до крепости мамонтовой кости ногтями, академик возложил на полированную столешницу мореного испанского дуба.

– А, Лексей, здорово! – рассеянно поприветствовал внука дед и снова уткнулся в ноутбук, подслеповато щуря глаза сквозь толстенные линзы своего чеховского пенсне.

Леша закинул свой гимназический рюкзачок на дедовский кожаный диван и присел рядом, наблюдая своими нахальными сорочьими, как и у деда, глазенками за не поддающимися объяснению манипуляциями Мезенцева-старшего. Тот колдовал на своем весьма необычном ноутбуке, который обычным ЭВМ назвать было совершенно нельзя. Сам Дед обычно называл его торжественно и серьезно – Комплекс Хубабы.

Собственно говоря, Комплекс Хубабы – это была отработанная ступень-носитель с инопланетного корабля, подаренная академику Мезенцеву случайно залетевшими в нашу тинктуру пришельцами. Добрейший Виталий Николаевич (к тому времени – автор экспериментальной модели машины времени) весьма кстати подоспевший в третье тысячелетие до н. э., в Нубийскую пустыню, где по его расчетам и должна была произойти непредвиденная высадка инопланетного экипажа, потерпевшего крушение, поступил как настоящий россиянин эпохи Ельцина – развел добрых инопланетян на несколько золотых статуэток, заготовленных ими на случай контакта с варварскими племенами, и в придачу – в обмен на информацию о планетарной массе Земли, получил уникальный для землянина инопланетный агрегат. Для жителей другой звезды это был всего лишь отработанный хлам. Так что, в принципе, никакого обмана ни с той, ни с другой стороны не было. Каждый получил то, что хотел. Да и вообще, кто придумал слово «спекуляция»? В свое время европейцы привозили неграм стеклянные бусики, а те расплачивались за них золотым песком, но разве в итоге-то каждый из них не получал то, что им было нужно? В начале девяностых добрые китайцы предлагали десять пуховиков за одну армейскую советскую шинель…

Нет, Леша определенно был несправедлив к своему гениальному деду. Получив отработанную ступень-носитель инопланетного корабля, рукастый и головастый академик махом приспособил ее к «делу своей жизни», как он любил говаривать.

Собственно, что же на самом деле представлял из себя этот пресловутый Комплекс Хубабы? Это была капсула, с помощью которой перемещался в пространственно-временном континууме летательный аппарат пришельцев, называвших себя аннунаками. Дело обстояло до изящества просто. Капсула (или, если хотите, ступень-носитель) позволяла кораблю выйти в Экстернет, а уже оттуда, с помощью сложных, недоступных человеческой цивилизации навигационных приборов, забрасывала путешественников в любую точку пространства-времени. Время от времени приборы не выдерживали перегрузок, и накрывались, ибо задача управления пространственно-временным континуумом была делом довольно непростым. В момент высадки аннунаков в Нубии все именно так и случилось. Впрочем, пришельцы довольно быстро соорудили себе новый носитель, узнали необходимую им для расчетов информацию об удельном весе планеты Земля, массе её ядра, и, без лишних церемоний, улетели.

Мезенцев – и именно в этом заключался его могучий гений, – почти самостоятельно (за исключением помощи со стороны позднее спятившего хакера Амвросима Старцева) починил навигационную систему и добился того, чтобы Хубаба работала в полную мощность. Старик обрел настоящее могущество, но… не тут-то было. Вместо того чтобы помалкивать себе в тряпочку и спокойно наслаждаться своей божественной властью над Экстернетом, академик решил поделиться своим открытием с прогрессивным человечеством. Прогрессивное человечество в лице российских федеральных органов безопасности не замедлило откликнуться и создало специальную структуру, скромно названную Департаментом охраны информационных систем, в обязанности которой входило не более не менее, как пресекать любые попытки выхода в Экстернет-пространство. И угадайте, кто возглавил сию отвратительную контору? Увы, дело обстояло именно так. Решив, что сын первооткрывателя более других достоин роли цербера при своем беспокойном родителе, руководить департаментом поручили Сергею Витальевичу Мезенцеву, и в этом-то состояла злая ирония судьбы. Вот, собственно говоря, и вся печальная история с планетарной массой и затяжным конфликтом поколений в семье Мезенцевых.

Теперь Виталий Николаевич мухлевал по новой. Зная, что совсем недавно в центре слежения за Гиперпространством в департаменте установили новые мощные глушители, он уже не мог неконтролируемо воспользоваться Хубабой для выхода в Экстернет. Оставалось втихую скачивать деньги из астрала с помощью четырехмерного принтера, но эта мелкая шалость не тянула даже на воровство или фальшивомонетничество (поскольку ни у кого конкретного деньги отбираемы не были и представляли собой самые настоящие дензнаки с серийными номерами и всеми необходимыми водяными клеймами, волосками и магнитными прослойками). Старику было невообразимо скучно. Амвросим Старцев – единственный человек, компетентный в данных вопросах и понимавший старика как никто, проходил курс излечения в психушке. В свое время и Мезенцеву пришлось там побывать (не без помощи милого сынка, естественно), но это, как говорится, уже другая история. И вот тут-то ему под руки подвернулась Лешина злополучная флешка…

– Теперь Лексей, – Виталь Николаич любил называть внука старомодно, – дело за малым. Поменяем в твоей флешке пару-тройку контактов и Экстернет у меня в кармане. Эх, Амврошу бы сюда, он бы уж махом… – дед сосредоточенно почесал свою окладистую белую бороду.

– А-а-а, – равнодушно кивнул Леша в ответ на дедовские излияния. К его уникальным научным способностям он привык сызмалетства. В данный момент его интересовали вполне конкретные вещи. Он кидал жадные взоры уже не на флешку, которую так и сяк вертел в своих пытливых руках дед, а на тот самый четырехмерный принтер, присоединенный к инопланетному агрегату и загадочно подмигивавший юному бездельнику зеленым глазком, находясь в режиме ожидания. В свое время дед пояснил Леше, что принтер – это вообще-то говоря, полная ерунда, игрушка, которую он смастерил, маясь от скуки, но при этом, вещь в хозяйстве незаменимая. Особенно, если учесть, что прошли те сладкие времена, когда Мезенцев, самоуправничая в Гиперпространстве, открыл себе сразу несколько счетов в швейцарских банках и перевел на них из Экстернета баснословные суммы. Департамент после очередного скандала счета заморозил (а точнее перевел их в Стабфонд) и таким образом, Сергей Витальевич с легким сердцем и спокойной душой пустил старика по миру, за что и был называем «Павликом Морозовым», «служакой олигархов» и «пособником путан», хотя бедный предатель-пионер из далекого сибирского кержацкого села никакого отношения к коварным замыслам буржуазии не имел, и даже наоборот. Но отца, тем не менее, тоже сдал соответствующим органам. Убивать сына Мезенцев-старший, конечно, не стал, ибо в глубине души по-своему его любил, но с тех пор поклялся всячески ему вредить в его «сурьезной и ответственной работе».

Про принтер Сергей Витальевич знал, но, странное дело, не торопился его изымать. Ведь был он, как мы уже знаем, человеком весьма прижимистым. А старик любил жить на широкую ногу. У него была личная домработница – Даша, огромный особняк в дачном поселке под Москвой, где тоже жила обслуга в лице садовника Пети Багмана и охранницы Ланы, а еще он любил регулярно выезжать на международные симпозиумы, и селиться при этом не соответственно скромным командировочным РАН, а непременно в каком-нибудь «Шератоне» или «Савой-Хилтоне». Естественно, даже несмотря на свою большую академическую стипендию и персональную пенсию, такой размах бы дед не осилил. И Сергей махнул рукой на отцовы причуды. Неучтенка – так неучтенка, куда деваться? Не на свои же ему платить зарплату отцовской свите? Вот то-то же, что не на свои. Конечно, душа чиновника искренне возмущалась таким жульничеством, особенно на фоне развернувшейся в обществе борьбы с черным налом и зарплатой в конвертах. Однако на другом фоне – фоне прочих мезенцевских проделок принтер был такой невинной шалостью… И Сергей Витальевич закрывал глаза на существование в его доме данного агрегата. А сам академик со временем убедился – какая это ценная вещь. Неучтенка, как он любил говаривать, – она и в Индии неучтенка.

– Нет ничего лучше, чем старая добрая наличка, – говаривал он еще, обычно запуская принтер для финансирования очередных своих старческих причуд.

 

И Леша был с ним полностью согласен. Ведь у каждого свои причуды, не правда ли?

Именно поэтому он сидел и жадно глядел, как мигает зеленым огоньком заветный станочек. Леша задницей чуял, что дед запустит свою чудо-машинку в самом скором времени. А если так… Что ему – жалко, что ли?

– Деда… – начал было он.

Мезенцев метнул на него пристальный взгляд из-под кустистых бровей.

– И не проси! – отрезал он, тут же обрубая всякие подкаты со стороны внука. – Нет, мне не жалко этого говна, но я из принципа! Иди, сам себе заработай! Пацан ты здоровый. Иди на вокзал, вагоны разгружай. Будет зима – снег с крыши чисти! Узнай на своей шкуре, каково это быть человеком труда в городе Желтого Дьявола!

– Так ты ж мне не дал честно заработать! – искренне возмутился Леша. – Я и хотел сам… и в шкуре трудового человека побывал!

– Что? – на этот раз возмутился и дед. – В гондоне ты побывал, а не в шкуре трудового человека! Ты ж проституцией занимался!

– А что – проститутки тебе не люди труда? – гнул свое Мезенцев-младший, сызмалетства съевший собаку в марксистско-мезенцевской теории политэкономии. – Между прочим, древнейшая профессия. Наиболее эксплуатируемая категория классового общества! И ты сам говорил, что при капитализме…

– Каждая женщина является проституткой, – завершил цитату из Маркса дед. – Да и многие мужики. Типа вон бати твоего… И ты туда же. Нет, Лексей. Даже и не проси! Ишь… стахановец выискался! Может еще мозоли трудовые покажешь?

– Ах значит ты так… – зло сузил глазенки Леша. – Значит хрен мне, а не деньги?

– Совершенно кутагенс, – подтвердил дед, который временами проявлял свою истинную кержацкую натуру, генетически наиболее ярко проявившуюся у Сергея. – В конце-то концов! Из конца-то в конец! – неожиданно вспылил он. – Не хочешь башкой или руками – иди концом зарабатывай! Опыт, как-никак есть, – хохотнул он. – И отстань уже от меня. Наймись вон в контору – видишь в газете? Масса объявлений. Тут тебе и «Студентки», и «Семь роз», и «Шалуньи»… Наверное и «Шалуны» имеются… Да и плотють мальчикам по вызову дороже…

– А ты откуда знаешь?

– Хм… – дед неожиданно смутился, но тут же нашелся. – Да мне ентот… как его, извращенца-то зовут? Лотарь Припусков рассказывал… Сам знаешь, он-то их регулярно заказыват…

– Знаю-знаю, – покивал Леша. Он неожиданно вспомнил, что Лотарь и ему предлагал… Его аж передернуло при одном воспоминании об этом. Нет, бабы – это еще туда-сюда… Но с мужиком?

– Ты что ж мне – с Лотарем предлагаешь? – зловеще прошипел он. – Ты на что меня толкаешь, дед?

– Да ладно, пошутил я, – миролюбиво отмахнулся дед. – Ладно… щас принтер пущу. Тебе тысячи хватит?

Лёша якобы смущенно припустил воловьи ресницы… Дед, одобрительно покряхтывая, нажал на кнопочку… принтер зажужжал и выдал просителю зеленую бумажечку. Увы, оказавшуюся ярко и ядовито зеленой…

– Тысяча рублей? – взвился от такой наглости Леша. – Я думал – ты в евро мне выдашь! В долларах хотя бы! Ну, дед! Да я щас в натуре к Лотарю пойду! Хотя нет… – ухмыльнулся он. – Лучше к папе. И расскажу ему про флешку. Честно. Все как есть. Повинную голову и меч не сечет. Во всяком случае, папа меня морально поимеет, а не в натуральном виде!

– Эй, эй! – дед растерялся. Глаза его встревожено забегали. – Ты это… полегшее на оборотах-то… Эт зачем к отцу идти? Мы ж с тобой договорились… Сам знаешь – договор дороже денег…

– Договора у нотариуса регистрируют, – не моргнув глазом, парировал Леша. – А у нас с тобой был не договор, а джентльменское соглашение. Сам же говорил, что джентльмен – это тот, кого не поймали с поличным.

– Но я-то тебя поймал! – упорствовал в своем куркульстве дед. – Как есть поймал!

– И тебя поймают, – хохотнул Леша. – Раз уж ты так, то и я вот так!

– Эх, и подлец же ты, Лексей, – вздохнул дед. – Ладно, хрен с тобой. Сколько тебе надо?

– Всё! – холодным тоном дельца произнес Леша. – Сам понимаешь мне нужно всё по всему. И мне не нужны больше единоразовые подачки. Мне нужен такой же принтер, как у тебя, в качестве гарантии моей финансовой независимости. И тогда я от тебя отстану… Ты только представь…

Соблазн был велик. Деду не менее чем отцу обрыдло выслушивать ежедневные и нудные Лешины хныканья и требования денег. Леша достал его не меньше, чем цыганята-люли, с ранней весны и до поздней осени сидевшие на асфальте около метро и хватавшие за полу каждого прохожего. Тем более, дело решалось так просто. Что ему, великому корифею всех наук, времен и народов, слабо было сварганить сраную копию четырехмерного принтера и подарить любимому и единственному внуку? Да говно вопрос! Но опять-таки дело оборачивалось в сторону морального аспекта.

– Пойми, Лексей, – пытался он увещевать глухого к его мольбам внука. – Вопрос-то в острую плоскость становится. Мне, сам знаешь нетрудно.

– А раз нетрудно, то делай!

– Да ядрит тебя раскудрит! Пойми ты, дурья башка! Я ж о тебе самом в первую очередь думаю!

– А раз думаешь, то делай!

– Да не могу я так! Ведь ты ж совсем у меня с круга сопьешься! Сколешься! Изблудишься весь!

– А если в мальчики по вызову пойду – результат другой будет? – Леша возмущенно и часто задышал. – Ну и пойду тогда! И исколюсь и сопьюсь и все остальное! И будешь ты потом вспоминать на моей могиле, как отказал единственному внуку в такой малости!

– Ладно, – старик тяжело вздохнул. – Будет тебе принтер. За три дня сделаю. Будет тебе все по всему. Но… ты дашь мне расписку, что пустишь халявные деньги на благие цели, а не только на бухло, наркоту и баб. Создай галерею какую-нибудь. Искусства развивай…

– Это типа меценатом быть, что ли? – осклабился Леша.

– Мезенатом, – строго поправил его дед. – Наш предок, между прочим.

– Искусство, говоришь? – Леша заулыбался каким-то своим сокровенным мыслям. – Галерею создать? Да легко! Пиши расписку!

 

*  *  *

 

Уже через десять минут после тяжелого, но результативного разговора с дедом, Леша, задыхаясь от восторга, названивал Коке Змею по сотовому.

– Ты врубись, Змеюга! – захлебывался он набегавшей слюной. – У нас теперь всегда бабки будут! И много! И на хрен нам никакой «Хан» не нужен! Мы свою порногалерею откроем! Ты только представь!

– А зачем открывать какие-то галереи, если бабло и так будет? – недоумевал прагматичный Кока.

– Эх ты! – надменно фыркнул Леша. – Как это зачем? Из любви к искусству, разумеется…

 

*  *  *

 

Так Виталий Николаевич Мезенцев пошел на мюнхенский сговор со своей совестью и бессовестным Лешей. Пошел, конечно, не ради любви к искусству, а ради «дела своей жизни», под которым подразумевал исключительно Экстернет-пиратство. Предназначенный внуку принтер был благополучно скопирован дедовским принтером и торжественно передан внуку. Облегченно вздохнув, Виталий Николаевич постарался тут же забыть о позорной сделке, и всецело погрузился в работу. А события начали разворачиваться со скоростью снежной лавины.

 

*  *  *

 

 

Получив заветный «неразменный рубль», Леша развернул дела с лихорадочной скоростью. Компания «Желтые страницы Леши Мезената» грозила превзойти по своему размаху все прочие порномонополии глобализированного мира. В качестве консультанта и эксперта новоиспеченный порнобизнесмен избрал… Да, конечно же, Лотаря Пипиновича Припускова, весьма поднаторевшего в разврате, личного друга Бори Моисеева и Шуры, талантливого бизнесмена. Кока Змей, скептично отнесшийся к Лешиной затее, был сразу же и бесповоротно забыт, о чем немало сожалел, хотя и получил от милостивого бывшего компаньона деньги на выкуп злополучного кредитного фотоаппарата.

Кроме того, Леша незамедлительно съехал из опостылевшего родительского дома, заявив недоумевающему отцу, что его знакомые студенты пригласили на ПМЖ в общежитие МГИМО. Раз уж он собирается туда поступать, то надо заранее готовиться к самостоятельной жизни. И денег (что было довольно странно) он у отца не просил.

– А на что ты жить собираешься, сынок? – заикнулся было папа, но весьма неуверенно.

– На вокзале буду вагоны разгружать, папа! – хохотнул Алексей. – А зима придет – пойду снег с крыш чистить. Пора уже на своей шкуре ощутить судьбу человека труда в городе Желтого Дьявола!

– Опять дедовские штучки, да? – вздохнул отец. – Ну, может и к лучшему… Ладно, сын, в добрый путь! Ну… – он немного помялся… – Ты заходи, если что… – в глубине души Сергей Витальевич тоже любил непутевого сына. И теперь робко радовался, что его оболтус наконец-то взялся за ум. В душе у него зародились, было, какие-то нехорошие подозрения, но радужная перспектива того, что Леша не собирается больше просить у него денег, пересилила родительский инстинкт.

 

*  *  *

 

Бизнесмен Лотарь Припусков был человек донельзя тертый. В своей жизни он прошел и огонь, и воду, и медные трубы. Знал взлеты и падения. Круто нажившись в период ваучеризации, он разорился во время дефолта, но возродился как Феникс из пепла. Приходилось ему в свое время кипятить в «Белизне» джинсы-варенки на пятиметровой кухне хрущевской квартиры, и собирать с окрестных тинэйджеров по рублю с рыла за видеосеансы. Он знал, как легко делаются деньги в этой стране, но также и знал, что куда как легче их потерять. И потому, глядя на размах Лешиного дела, он не мог не удивляться. Во всей этой истории с «Желтыми страницами Леши» было что-то странное.

В один прекрасный день Лотарь пришел к Алексею Сергеевичу (как он теперь гордо именовался) с пузырем «Хеннесси» и предложил отметить столь удачное начинание. Напоив Лешу до полного исступления ума, хитрый лис бизнеса и гомосексуализма начал издалека.

– Вот, Алексей Сергеевич, глядя на вас, нельзя не удивляться! – восклицал он, хлопая себя по тощим ляжкам и не забывая подливать в стакан пьяному юному боссу. – Вот что значат фамильные гены! Вам же еще и восемнадцати нет, а уже владелец крупной и сулящей большую прибыль компании! И это в наше-то время! Вот мы, помнится, с мелочи начинали…

– Хум хау [Кому как (англ.)]! – пролепетал изрядно назюзюкавшийся Алексей Сергеевич. – А насщщет генов эт ты правильно подметил! У меня ж мезенцевская закалка!

– О, как! – поддакивал Лотарь, продолжая наливать и без того пьяному в говно юнцу. Вскоре коньяк закончился и Лешу пробили «догонялки».

– Сходи еще! – капризно протянул Леша.

– Ой! – Лотарь якобы растерянно похлопал себя по карманам. – Карточку дома забыл!

– Хи! – пьяно ухмыльнулся Леша. – Карточка! Срал я на все карточки! Ладно… Нет ничего л-лучше старой доброй налички…

– И я тоже так думаю! – понимающе закивал Лотарь. – Ладно, шеф! Я пока схожу в туалет…

– Ага! – милостиво согласился «босс». – А я п-пока надыбаю бабла! Тебе и ходить не придется! Бухло нам холуи в номер доставят!

Ни в какой туалет, естественно, Лотарь не пошел. Пустив воду, он прокрался в Лешину спальню в одном из шикарных пятизвездочных отелей (прекрасно заменявшем по легенде общежитие МГИМО), где теперь обретался новоиспеченный бизнесмен от порнухи, и стал пристально наблюдать за манипуляциями своего юного босса. Его красные от многочисленных возлияний глаза расширились при виде того, как из обычного на вид принтера стали вылетать деньги.

«Ха! – сообразил Лотарь, – а ведь тут без академика не обошлось!».

Леша был очень пьян. Из принтера летели рубли, доллары, евро, фунты и даже тугрики. Пол был усеян деньгами. Их можно было мести метлой. В этот момент Лотарь понял, что настала пора действовать. И, словно миссис Хадсон из анекдота, появился из-за портьеры.

– Ну-с! – хмыкнул он. В его голосе уже не было подобострастности. – Давай, колись, чувак!

– Чо? – Леша, пьяно раскидывавший деньги по спальне, мутно воззрился на него.

– Через плечо! – резко выдохнул Лотарь. – Говори как есть, фальшивомонетчик! Ты во что меня втянул?

 

*  *  *

 

Все случилось как в старой доброй басне Крылова. Сказав «А» нельзя быть «Б». Но Леша был на букву «Б» еще до того, как сказал первое свое в жизни «А». Родился таким, что поделаешь. Фамильные гены. И на этот раз, пьяно размазывая сопли по еще не успевшему избавиться от младенческого пушка рыльцу, он плаксиво поведал Лотарю всю подноготную своего неожиданного богатства.

– Та-ак, – поддакивал дяденька, – так-так-так! Ну, я знал, что без грандпапа здесь не обошлось! А ведь любит тебя дед, ничего не скажешь! Сука ты, Алексей, ей-богу! Дед тебе – всё по всему, а ты… Взял и сдал его первому встречному! Но вообще-то ты молодец! Повезло тебе, дурик, что попался такому опытному человеку, как я, а не какому-то там мелкому жулику! Тупо спёр бы у тебя чудо-машинку – и всё! Но я не – вор! Я работаю по-крупному. Слушай, да ведь с твоей машинкой и работать не надо, а? – и Лотарь, потрепав по коленке сотрясаемого рыданиями Лёшу, довольно расхохотался.

– Короче, берёшь меня в долю – и я молчу. А то сам понимаешь – приедут ребятки из соответствующих органов и конфискуют принтер на государственные нужды. Не-ет, это повлечет слишком серьёзные экономические и политические последствия в мировом масштабе. Мы ж тогда Америку на хрен опустим, как Жирик об этом мечтал! А у меня там вклады и вилла в Майами на черный день… Нет, американская экономика мне пока нужна…

 

*  *  *

 

Несмотря на горячие заверения в любви к американской экономике Лотарь Припусков (разумеется из лучших своих побуждений) сделал всё, чтобы опустить в тартарары не просто ее, но и всю мировую финансовую систему. Из четырехмерного принтера сыпалась наличка. Лотарь в четыре дня приобрел шесть яхт размером с авианосец, десять авиалайнеров. Стал наконец тем, кем давно уже мечтал – настоящим владельцем заводов, газет, пароходов. А принтер все работал как заведенный, и бывший порноолигарх Леша, проклиная незадавшуюся судьбину, неотлучно сидел «при ём», и жал на заветную кнопку.

Через две недели Вротшильды, Вротфеллеры и Жёпоны были вынуждены принять г-на Лотаря в Мировое правительство.

 

*  *  *

 

А самому старшему из Мезенцевых все было хоть и трава не расти. Накрывались мировые биржи, обесценивались мировые валюты, многотысячные толпы выходили на улицы мировых мегаполисов протестовать, а Виталий Николаевич, сидя на своей даче и мирно мурлыкая себе под нос, тачал новый Экстернет-портал. Перспективы открывались самые что ни на есть лазурные. Сто гигов с Лёшиной флешки в век, когда и сто терабайтов уже ничего не значили, в Экстернет-пространстве должны были обратиться в квинтильоны парсеков гиперпространства, где добрейший академик мог делать всё что угодно.

Мезенцев ликовал. Ведь теперь он мог конструировать миры как ему угодно. Если бы он только захотел – то устроил бы тепловую смерть Вселенной, но с возвратом к точке Большого Взрыва, и мог запустить весь процесс мироздания заново. Если бы он захотел – и было бы создано хоть сто таких же Вселенных как наша, и так же легко было бы их уничтожить. Но… у Виталия Николаевича были гораздо более далеко идущие планы.

Мир, в котором он родился и вырос, в принципе его устраивал. Это был несправедливый мир, в котором одним доставалось всё, а другим – дырка от бублика. Он хорошо ориентировался в этом жутком мирке. И управлял им. Ему-то уж точно всегда доставался бублик.

Но случилось то, чего он не мог предугадать и предвидеть.

Через месяц после того, как Виталий Николаевич наперекор своей совести деда отдал внуку четырехмерный принтер, в его кабинет, воя и скуля, приполз Сергей.

Мезенцев-старший не сразу обратил на него внимание. Он как раз собирался воткнуть злополучную флешку в центр созданного им портала. Но полный мольбы голос сына неожиданно вернул его к реальности.

– Папа! – всхлипывал Сергей. – Папа!!! Меня выгнали с работы! Всему конец, неужели ты не понимаешь?

– Ась? – Мезенцев с раздражением отложил флешку в сторону и уставился на сына.

– Чему конец-то?

– Конец! – верещал-заливался Сергей, размазывая сопли и слезы по жирному чиновничьему лицу. – Царя нашего убиииили!!! Кто-то дал огромные деньги на это преступление!!!

– Царей долой, – пробормотал Мезенцев, одевая пенсне и, прищурившись, стал примериваться, как поудобнее вставить флешку. – И что?

– А то, что всех царей убили… – продолжил Сергей.

– Всех? – приподнял седую бровь Мезенцев. – И Дария?

– Какого еще на хрен Дария? Всех ныне существующих призвали к ответу. Всех!!! Нет больше правительств. Нет стран. Нет экономик! Мир ввергнут в хаос! Анархия полная, ты понимаешь?

– Анархия – мать порядка – так говаривали, – гнул свое Мезенцев. – Это ж только на пользу всё…

– А как же я? – взвыл Сергей. – А как же… всё? А как же… Лёша? Лёша-то как?

– Во, ты задолбал сынок, – пробормотал Мезенцев-старший и воткнул флешку…

 

*  *  *

 

Тихо курился дым костра. Одетый в медвежьи шкуры старик, в котором аннунаки смутно могли узнать очкастого и наглого жителя планеты Земля (4764738687234 номер в тинктуре), в свое время выклянчившего у них отработанную ступень космического корабля, кашлянул. Давно не мытые, развалистые кряжистые ступни сорок шестого размера, увитые варикозными синюшными венами и увенчанные чумазыми пальцами с нестриженными, залубеневшими до крепости мамонтовой кости ногтями, старик возложил на отполированный дождями и ледником череп пещерного медведя.

Было зябко. В близко подступающем к пещере дремучем лесу раздавались трубные поклики мамонтов, рык львов и ритмичное уханье гигантопитеков…

– А ну-тко, Лысый Кремень, подержи, – пробормотал старик почтительно нагнувшемуся над ним сыну и, близоруко сощурясь, ударил чоппером об чоппинг. – О как! Учись, смотри!

– Ай, – тихо промолвил почтительный сын, осторожно дуя на поцарапанный палец, слегка попавший под удар отца. – Тятенька… вы б полегче…

– Молчи, дурак, – крякнул мудрый дед. – А что думал? Да ты хушь одно-то орудие стачал, а, без батяни-та? Вот сам заперво попробуй, а потом скули… Иди вон, лучше, халцедону да обсидиану собери, дубина стоеросовая… Сучий Потрох-то где?

– Дык я ж с утрева велел Потроху камней насобирать, папа! – захныкал Лысый Кремень. – А он разве ж послухает?

– Ежли правильно учить, так и послухав бы, – поучительно сказал старик, которого в племени называли не иначе как Борода Знаний.

– Деда! Деда! – со стороны леса раздался юношеский восторженный крик. – Зырь, чего я сделал!

К Бороде Знаний подбежал худощавый подросток с наглыми сорочьими глазами и сунул ему под нос коряво обточенный кусок камня, в котором можно было угадать очертания палеолитической Венеры.

– Ах ты, Сучий Потрох, – осклабил свои морщины дед и взъерошил седую бороду, в которой копошились многочисленные вши. – Ишь, как нащучился-та… Охааальник…

 

Космический дрон, с помощью которого аннунаки смотрели за происходящим, послал на материнскую планету следующее сообщение:

«Угроза Миропорядку ликвидирована на ближайшие сто тысяч циклов. Но продолжаю вести наблюдение»…

 

© Ренарт Шарипов, текст, 2017

© Книжный ларёк, публикация, 2017