Ренарт Шарипов. Новые сказки про Ленина (18+) (закрытый доступ)

НОВЫЕ СКАЗКИ ПРО ДЕДУШКУ ЛЕНИНА

 

LENIN WANTED

 

Ищут пожарные, ищет полиция,

И санитары из психбольницы,

Ищут везде, но не могут найти

Пьяного юношу лет десяти.

Знают, что он коренастый и крепкий,

Лысый, картавит. На лысине – кепка.

На х.. послал он царя самого,

Знак Пустоты на груди у него.

Так почему же не могут найти

Хитрого юношу лет десяти?

Многие юноши в нашей Рассее

Пьяные сызмалу, быстро лысеют,

Много картавят и много бузят,

Многие носят значки октябрят,

Многие носят на лысинах кепки

И большинство – коренасты и крепки.

Люди! Найдите скорее засранца!

Бомба лежит в гимназическом ранце!

Скажет при встрече картаво – Акбар!

И запылает всемирный пожар…

 

*  *  *

 

С прищуром хитрым и с песней веселой,

С детства освоил он стиль богомола,

Лучше Каспарова в шахматы рубит,

А из всех женщин лишь Наденек любит,

Ну а уж если оденет коньки,

Махом зарядит царю он с ноги!

Добрые люди! Царя пощадите,

Мальчика вы поскорее найдите!

Черная сотня – и просто жандармы

Будут по жизни вам благодарны.

Ну, а чтоб легче искать диссидента,

Мы повторим вам мальчонки приметы:

Лысый-курчавый, высокий и низкий,

Любит он пиво и любит сосиски,

Носит отвертку Путиловской сборки

И применяет ее на разборках,

Курево прячет обычно под кепку,

Пальцы засовывает за жилетку,

Ездит на стрелки он в броневичке,

А Капитал у него – в бардачке,

Носит за пазухой план ГОЭЛРО,

Знак ВТО на груди у него…

 

Как дедушка Ленин панком стал

 

Жил-был дедушка Ленин. Ну, вы все его знаете. Тяжело жил. Сначала был Володей Ульяновым. Учился хорошо – а толку? Царь брата Сашу убил, хотя наоборот должно бы. Но как-то так стряслось вот. Пошел Володя – дедушка Ленин в университет учиться – царь его оттуда выгнал. А Володя все учиться хотел. Учился Володя-дедушка, пока на самом деле дедушкой не стал. Был кудрявый – лысый стал. На Наденьке вроде женили – а писька не стоит. Доучился. И толку? Царь взял да кровавое воскресенье устроил рабочим, ради которых Володя учился и лысым стал и письконестояльщиком. Сволочь царь. Рабочих расстрелял и рад. Смеется. Коньяк еще с лимоном пить придумал. Совсем обиделся Володя. Уехал заграницу. Но все учится. Все по библиотекам ездит. Доездился до того, что велосипед украли. Один хрен – пешком стал ходить. Ходит и учится.

Учился-учился и не заметил, что в России-то уже революция. Позвали Володю из-за границы. Царя-то заарестовали. Володя-то и дальше учиться хотел, а пора самому всех учить. Как быть? Ладно, немцы помогли, довезли и денег дали.

Взял Володя Зимний дворец. Декрет о мире объявил. А немцы напирают – плати, мол, кредит. Вот жопа-то… Отдал Володя немецким коллекторам за долги Украину и хотел было дальше учиться. Но тут белые появились. Пришлось царя убить. Красную армию создавать. Крым брать.

Ну ладно, стал Крым типа наш. У немцев банк лопнул, по миру пошли, Украину взад продали. Вроде все зае..сь. Ан нет. Ходоки стали доставать. Ходят, ноют, канючат. Вшей по Кремлю разносят. Запретил Володя им приходить. Обиделись ходоки и стали к Инессе Арманд ходить – на Володю ей жаловаться. Та давай Володе на мозги капать – мол, будешь ходоков обижать, я тебе не дам, иди к Наденьке, на которую у тебя не стоит. А у Володи и на Инессу-то уже не стояло, если честно, потому что был он уже не Володя, а дедушка Ленин.

Отказался дедушка Володя ходокам помогать. Наврал Инессе, что пошел к Наденьке. Наденьке наврал, что к Инессе пошел. Залез на чердак. Сидит, учится. Но и там достали – Феликс Эдмундович по проводам влез. Мол, ходоки кулаками стали, обрезов наделали, Володю убить грозятся и Инессу вые..ть. Пришлось с чердака спуститься. Не жизнь – а мучение сплошное. А все ходоки б…ские, которые кулаками стали. Уж Ленин и Тухачевского на них наслал газами травить. И голодом выморить пытался. Не унимаются кулаки. Пришлось нэп дедушке Володе объявить. Кулаки тут поутихли вроде – кержаками стали. Но тут большевики на дедушку Ленина обиделись. Типа, ах ты, сука, мы тебе верили, а ты капитализм реставрируешь… Бухать начали, деньги из казны пи…ть, забили на все. Троцкий, иудушка, постарался…

Скучно и грустно стало дедушке. Учился-учился – а толку? Так никому и не угодил. Ушел из Кремля прямо с заседания Совнаркома. Идет грустный Ильич по Тверскому бульвару и что за диво? – Луначарский сидит на скамейке и на гитаре играет. Да весело-то ему как! Вокруг пацанов беспризорных собрал. Те подпевают. Макаренко с фуражкой по бульвару бегает, аскает типа. А у дедушки Ленина и денег-то в кармане нет. Сталин, сука, постарался, все спи…л, что Троцкий не успел. Секретарь же типа – все связи в руках у него.

Стало тут Ильичу обидно. Какого х.. учился? Не уважает никто. Подошел к Луначарскому да как даст ему по кумполу! Гитару отобрал, обругал матерно и в субъективном идеализме обвинил. Мимо Горький шел – у него папироску стрельнул, хотя курить ему еще царь запретил в свое время, да так и бросил. Горький что-то вякнуть пытался, а Ильич его в Италию послал – философский пароход с бердяевыми-пердяевыми проводить. Подозвал Троцкого (тот мимо как раз в банк шел, пи…нные деньги на счет класть). Съездил ему по морде, деньги отобрал. Купил на все башли пацанам водки. Те рады.

– Айда, дед, в переход встанем! – кричат Ильичу.

– Ну а х..и? – кричит Ильич (водки тоже выпил, развеселился). – И встану! Аскать будете?

– Будем! Говно вопрос! – кричат Ильичу пацаны. – Кипелова споешь?

– А то! – Ильич кричит. – Я ж и сам байкером в Париже был, на лисапете в библиотеку ездил!!! – и запел пацанам «Беспечного ангела», хотя в ангелов не верил, поскольку был объективный материалист. Но для за…тых пацанов чего не сделаешь? Свои ж, в доску! Дети рабочих, как-никак.

Пошли пацаны с Ильичом в подземный переход – и за…сь тут сразу стало Ильичу. КИШа им играет. Чижа поет. Помолодел ажно! Кудри вдруг расти начали. Но тут проклятый Троцкий (мстительный такой!) Ильичу на голову кислотой плеснул. Ильич едва грифом гитары макушку прикрыл. Там где прикрыл, кудри могутные кустятся, а где не успел – опять лысина! Снова расстроился было Ильич. А пацаны утешают:

– Не ссы! – говорят. – Тебе теперь и ирокез ставить не надо! Наш ты чувак!

Так и стал Ильич панком. Стоит в переходе с пацанами, песни орет. Пришлось большевикам чучело его делать и в мавзолей класть. Умер, мол, дедушка Ленин. А ни х.. он не умер. В переходе он. Не верите? Айда, водяры купим и проверим сходим… Заодно и с днюхой Ильича поздравим!

 

Как дедушка Ленин в Уфу ехал

 

Когда дедушка Ленин еще не был совсем дедушкой, но и Володей Ульяновым уже переставал быть, царь его в Уфу сослал. Х..и делать? Поехал Володя. Пошел на Казанский, купил билет на сороковой фирменный. СВ заказал, не стал париться – специально, чтоб потом казна ему оплачивала. Чтоб царя побольше разорить. В ссылку-то за государственный счет ездят, поди. Не на свои ж, ага.

Сел в спальное купе – опа, а там Наденька едет. Тоже типа в ссылку и тоже в Уфу. Разговорились. Узнали друг друга поближе. Сидят, общаются, смеются. Довольные: вот как круто они царя обули, что в СВ едут!

Ну, Наденька-то по молодости еще ничего была вроде. Глаза не пучила еще. Стала она Ильича обхаживать, намекать – типа, ну а чё – вдвоем в купе, не мешает никто… А Ильич с бодуна мучается. Меньшевики, суки эдакие, перед дорогой его вусмерть напоили. Провожали типа. Вот и смотрит Ильич на Наденьку – и хочется вроде, и не мешает ничего, до Уфы еще сутки ехать… А губа-то больше свистит.

«Ничего, – Ильич думает, – выпью водки – разойдусь». Пригласил для начала Наденьку в вагон-ресторан. А Наденька не идет.

– А что так? – удивляется Ильич.

– Мусоров там много, – Наденька объясняет. – Уфимский ж поезд. До…тся еще…

– Ага, – смекает Ильич. – Ну да. Конспирация превыше всего. А может у проводника тупо водяры купить?

– Это конечно можно, – мнется Наденька. – Но не стоит деньги тратить. Казна ж не оплатит. Проводника богатить хочешь, что ли? Станет буржуем с наших денег и будет рабочий класс эксплуатировать!

– Это логично, – соглашается Володенька. – Да что делать-то? У меня ж тово… Водочки б мне.

– Ща поезд в Самаре остановится, я за пивком сбегаю, – предлагает Наденька.

– Ну, сбегай, – согласился Володя.

Расстаралась Надюша. Пивца Ильичу принесла, и воблу не забыла. Потягивает Ильич пивцо жигулевское, воблой похрумкивает да на Наденьку поглядывает. А глаза-то добрые, лучистые.

«Вот, сука, – думает. – Мне б водочки сейчас, а она мне пивка. Дура. Страшная ж. Тут пузыря два надо, чтоб на нее залезть. Али бритвой ее по горлу?».

Выпил Ильич все пиво и чувствует – ну никак без водки не обойтись. Да и жрать хоцца, с пива да с воблы только аппетит разыгрался. Мужика ж кормить надо, чтоб удовольство с него получить.

– Сала б мне сейчас, – намекает Ильич. – Сосисок гамбургских.

– И, Володенька, ну что ты, – дура-Надя улыбается, – мы ж не на Украину едем и не в Германию. Я вот тут в дорожку салатиков витаминных припасла. Свеколка, капустка, огурчики… Все на постном маслице. Полезно оно, вегетарианское-то…

«Ну и дура», – думает Ильич. Тоскует сидит, салатиком давится. Злится все больше. А Наденька и так к нему и сяк. И вздохнет и улыбнется и бедром заденет. Давай, мол, уже. А у Володеньки не стоит. Ему анадысь меньшевики проститутку заказали – перед отъездом-та – мол, едешь в Тьмутаракань каку, там и баб-то нормальных нет, киргизки одни косоглазые, мол… Ну, и расстарался Володенька-та. На Наденьку уже ничего не осталось. Вот водочки б да сала – глядишь и вышло б чего. А тут еще и пиво на клапан стало давить.

Пошел Ильич в сортир, торкнулся – а там заперто. Ждет, Володенька, пока освободится, а проводник мимо идет и говорит:

– Санитарная зона, нельзя.

Психанул Володенька. Идет в купе. А Наденька-дура ему:

– Может чайку?

– Х..ку! – как заорет Володенька. Достал пустую бутылку с-под пива, член вытащил прямо перед Наденькой да и зачал прям в бутылку ссать. А тут – хрясь, жандармы в купе ломятся – проверка мол. И такая картина – стоит лысый пьяный мужик с голой пиписькой, рядом барышня визжит.

– Что тут происходит? – мусора спрашивают.

– Насилует он меня, насилует! – Наденька не будь дурой, кричит. – Он ваабще революционер, царя убить хочет!!! И матерится еще! Маньяк!

Ну, полиция чё – дело нехитрое. Повязали Володеньку-та. Тут как раз к Уфе подъехали, его сразу в околоток (так тогда опорный пункт назывался). Оттуда – в СИЗО. Сидит Ильич как раз на улице Аксакова в уфимском централе. А Надя, вот сука, передачки ему носит. Радуется – теперь, мол, не отвертится. Намекает: мол, женись, я заяву заберу. А передачки беспонтовые – опять все свеколка да капустка.

– Сука ты, – говорит Надюше Ильич. – Хоть сосисок бы принесла.

Принесла Надюша Ильичу сосисок с гречкой. Поел Володенька. И говорит:

– Я сосиски с капустой тушеной люблю и с зеленым горошком. Я дворянин потомственный! А ты мне гречки на гарнир навалила. Как есть ты Крупа, сука эдакая.

Но деваться некуда. Тут до царя дело дошло – тот Володе жениться приказал. Тяжело было при царизме жить. Пришлось Ильичу на Крупе жениться… Зато сразу в Уфе им квартиру дали.

Тот дом, где молодожены Ильичи в Уфе жили, и на отдельных кроватях спали, до сих пор стоит – в назидание всем, кто в СВ едет и не бережется от случайных попутчиц…

 

Как дедушка Ленин начал свою революционную деятельность

 

Когда дедушка Ленин был совсем маленький, у него была курчавая голова, и он был похож на ангелочка. И он наотрез отказывался вылазить из коляски или из детской кроватки. Говорить он уже научился, ходить тоже, но притворялся, что не умеет. Уже тогда конспирироваться начал. Сестра Оля народилась, потом братец Митя, потом сестрица Маняша. Все дети как дети – ходят, играют. А Володя в кроватке или в коляске лежит, гукает, пузыри пускает. А глаза – лучистые, с прищуринкой.

Ну что тут делать? Дитё ж никак. Заботятся все о Володе. Как-то мамочка повезла Володеньку в коляске гулять. Вышла на волжский бережок, гуляет себе. Да тут приспичило ее – живот скрутило. Что делать Марии Александровне? Бежит в кусты – Володенька-то что – лежит себе и лежит…

А на ту пору гулял по городу полицмейстер. Идет по набережной Симбирска – и что за диво? Стоит детская коляска. А из коляски дым идет. Испугался полицмейстер, подбежал. И что же видит?

Лежит в колясочке кудрявый младенец изрядного возраста и сигарой дымит. Полицмейстера чуть удар не хватил.

– Ты что ж это делаешь то, а? – кричит в испуге. – Да у тебя ж еще молоко на губах не обсохло а ты уже куришь!

– А ты что, сука, молока меня лишить хочешь? – Володя ему отвечает. – Ах ты сатгап, ах ты жандагм! – как выскочил из коляски и таких люлей полицмейстеру навешал! Силы-то поднабрал, пока в коляске лежал.

А тут Мария Александровна, наконец, опросталась. Бежит к коляске, чует неладное. А Володя, не будь дураком, кричит:

– Мамочка!!! Догогая мамочка!!! – и жандарма по мордасам – хрясь! Хрясь!

Тут и мамочка расстаралась. Так жандарма на пару отпинали, что не горюй. Бедный полицмейстер едва до управы дополз.

А мать рада – сын заговорил, из коляски вышел. Вот как классовая борьба полезна!!!

 

Как в первый раз арестовали дедушку Ленина

 

И все бы ничего, да выжил полицмейстер-падло. Дополз до управы. Как оклемался, царю жалобу написал. Царь рассердился, да так сильно, что лично в Симбирск решил приехать.

Пришел царь-батюшка в дом к Ульяновым. Бородатый, страшный такой – весь в медалях, галунах, аксельбантах. А с ним – поп толстенный, казачий атаман с шашкой наголо и жандармов куча. Прямо как на картинках Маяковского в окнах РОСТа. Все дети испугались, залезли от царя под диван. Илья Николаевич в ужасе на колени упал, валенки лобызает, снимает их с царских ножек. Мария Александровна в обморок упала. И только Володя не боится. Кудрявенький, пухленький такой мальчонка – ручки под пелериночку засунул и на царя глядит. В зубах папироса. А глаза – лучистые, с прищуринкой.

– Ты Володя Ульянов? – рычит царь.

– Ну я, а что? – дерзко отвечает Володя. И папироской дымит.

– Ты почто, негодяй малолетний, на полицмейстера руку поднял?

– Он сатгап, – с картавинкой Володя отвечает. – А ты тиган. И иди отсюда на х.., пока не гасстгелял тебя из гогатки.

И точно – откуда что берется? – из рогатки прямо в глаз царю Володя наш целится.

Царь испугался и побежал из дома без оглядки. И поп убежал. И казачий атаман шашку в ужасе бросил. И жандармы. А Володя им свистит вслед и кричит:

– Долой самодегжавие!

Царь от страха аж валенки забыл одеть. Но ничего. Володя в них пописал и почтой в Петербург отправил.

Но царь про все это не забыл. Отправил в Симбирск генерала Скобелева с Дикой дивизией. Три дня черкесы дом Ульяновых штурмовали. Схватили таки Володю Ульянова и заковали в холодные цепи.

И повелел царь-батюшка – Володе Ульянову голову налысо побрить, чтобы кудри не росли. И курить ему запретил. Как побрили Володе кудри, так и пропала его чудесная сила. Заплакал Володя и пошел в гимназию. Но царь забыл, что Володя вырастет и у него все равно кудри отрастут. Пусть и не на голове, а тоже сила в них волшебная…

 

Как дедушка Ленин в гимназии учился

 

После ареста пришлось дедушке Ленину в гимназию идти – царь велел. А дедушка Ленин итак все знал без всякой учебы, потому что гениальный был. Но царь специально его в гимназию отправил, чтобы Ильич отупел. Потому что такая была обстановка нездоровая в царских гимназиях.

Боялся Ильич, что в гимназии отупеет. И мамочка его этого боялась. Но Мария Александровна и это предусмотрела. Стала Володе специальные бутерброды в гимназию давать с особыми тибетскими приправами от отупения. И что за диво? Все в гимназии деградируют как и положено, а Володя день ото дня умнеет. Все гимназисты экзамены заваливают, стреляются с горя, а Володе – хоть бы хны. Из латыни – пять, из греческого пять… И ведь даже уроки не учит, потому что и так все знает. В индейцев во дворе играет.

Как-то привели в гимназию нового ученика – бедного крестьянского сына. За ум его в гимназию взяли, специально, чтоб отупел – боялся царь, что крестьяне умными станут. И решили его заучить, чтоб полным быдлом снова стал. В виде исключения даже разрешили бесплатно учиться.

А надо вам сказать, что тогда столовых в гимназиях не было – царь запретил ученикам нормально питаться. Что из дома с собой прихватите – то и жрите всухомятку. И вот на большой перемене все ученики достали свертки с бутербродами и стали кушать. И Володя бутерброды достал. А бедный крестьянский сын ничего не достал. Сидит голодный. Он сирота был. Все гимназисты – буржуйские дети, специально чавкают ветчиной, икрой да колбасой, чтоб крестьянскому сыну завидно было. Они ж уже деградировали. Веселятся над чужой бедой. А Володя не ест, на бедного мальчика смотрит. А глаза – добрые, лучистые, с прищуринкой.

– А ты почему ничего не ешь? – спрашивает Володя у крестьянского сына. – Завтгак забыл? Или потегял?

– Ага… Потерял, – шепчет крестьянский сын, потому что ему стыдно было признаться, что денег на жратву нет.

– Ай-яй-яй! – огорчился Володя и протянул мальчику свой бутерброд. – На, ешь! А вам, бугжуи стыдно! – с укоризной сказал Ильич одноклассникам.

Ест сиротка Володин бутерброд, аж давится с голодухи. А Володя приговаривает с участием:

– Кушайте, товагищ!

И всем буржуйским сынкам стыдно тут стало, бегут к сироте крестьянскому, бутерброды суют – ешь, мол. Да поздно спохватились – крестьянский сын съел Володин бутерброд, да и помер.

А дело было в том, что злой директор гимназии Керенский выведал у повара семьи Ульяновых, что ему мамочка волшебные бутерброды с собой дает. Повара директор подкупил и тот Володе как раз в этот день бутерброды подменил на отравленные. Так и открылась правда о первом заговоре царизма против дедушки Ленина.

Сильно Володя огорчился и решил мстить и Романовым, и Керенским. После революции, уже отомстив, дедушка Ленин запретил в школе бутербродами питаться и открыл для детей столовые. Вот как Ильич о крестьянских детях заботился. А чтобы детишек не дай бог не отравили, заставлял поваров сначала самих все есть, что наготовили. Поскольку повара Ленина боялись, то стали готовить хорошо и ели охотно, да так иногда увлекались, что почти весь школьный обед сжирали. Поэтому при Советской власти повара толстые были. Дети в советских школах были худые, но все равно умные. Когда Ильичу об этом рассказали, то он посмеялся и сказал:

– И пгавильно! Повагам к чему учиться? Они ж тупые. Пусть лопают на здоговье. А ученикам полезно попоститься – сытое бгюхо к учению глухо!

 

О том, как дедушка Ленин всех кормил и прятал

 

Когда дедушка Ленин вырос, то не забыл свою добрую традицию – пролетариат и крестьянство кормить. Придут к нему в Смольный бывало ходоки, а он глядит на них ласково глазами лучистыми с прищуринкой и спрашивает;

– А вы, батенька, обедали? Нет? Ай-яй-яй! Гежим питания нагушать нельзя! – и тут же звонит повару, чтобы несли им с товарищем обед. Несут Ильичу с ходоком обед. Так Ильич настолько добрый был, что сначала сам не ел, а товарища накормить старался.

– Кушайте, товагищ, – с доброй улыбкой приговаривает.

А надо сказать, что тогда в столовой большевистской повара-меньшевики работали и все норовили товарища Ленина отравить. Для отводу глаз нормальную еду попробуют, а вождю отраву подсунут. И случалось иногда, что покушает товарищ, да и помрет после ленинского обеда. Владимир Ильич всегда этому очень огорчался. И что делать-то? Шум подымешь – а меньшевики в буржуазных газетах напишут, что Ленин крестьян обедом отравленным кормит. Зовет Ильич охрану и говорит, показывая на мертвого ходока:

– Товагища спгятать!

В итоге так часто стали Ильичу отраву подсовывать, что дедушка Ленин голодным оставался. Надоело это Ильичу. Но вождь гениальным был и выход нашел. Решил, что вообще ничего из большевистской столовой есть не будет. Оденет цилиндр и шубу бобровую и едет потихоньку в «Националь» или «Асторию» пообедать. Типа буржуй. Капиталиста-то повара-меньшевики не отравят. Поест и вернется. А ходоки все идут и идут. И все голодные. А у Ильича дел много. Так он приноровился – сразу как ходоки придут, охрану зовет и распоряжается:

– Товагищей накогмить и спгятать…

 

О том как Ильич собой ради детей пожертвовал

 

В итоге таки умудрились повара-меньшевики отравить дедушку Ленина. Выследили, что он в «Асторию» под видом буржуя обедать ездит, и своим друзьям-меньшевикам в ресторане об этом сообщили. Дали Ильичу в «Астории» отравленный обед. А Ильич прозорливый был. Чует неладное. А за соседним столом барон Мирбах обедает. Ильич его за свой стол пригласил, и по-немецки с ним шутит. Обедом его своим угощает. Съел Мирбах отравленного рябчика и отравленный ананас и умер. А в это время Ленину сосиски принесли. А надо сказать, что Ленин обожал сосиски. И есть хочется. Крикнул Ильич: «Помогите!» – и съел отравленную сосиску, не удержался.

Но Ильич не умер, несмотря на мечты мировой гидры капитала. Он предусмотрительный был и заранее противоядие принял. Но здоровье его с той поры стало ухудшаться, и он переехал болеть в Горки. Но в Горках Ильичу скучно было. И вот как-то раз велел дедушка Ленин детишек крестьянских к себе позвать – в память о том сыне крестьянском, который в гимназии за него бутерброд отравленный съел.

Пришли дети к Ленину. Долго Ленин с ними говорил. В кошки-мышки даже с ними поиграл. И в догонялки, и в салочки. И даже в индейцев, хотя крестьянские дети и не знали, кто они такие. Всем весело. А тут обедать пора. Зовут Ильича за стол. Обед ему несут. Повар вроде проверенный, большевик. Но Ильич после того случая в Астории подозрительным стал. И так ему детишек стало жалко, что решил он сам сначала пообедать, а уж потом ребят покормить.

Сели дети с Лениным за стол. Перед Лениным обед ставят – икра паюсная, щи, котлеты по-киевски, селедочка под водочку… А перед детьми поставили чистые пустые тарелки.

– А давайте мы с вами общество чистых тагелок огганизуем! – улыбается Ленин детям.

– А как это? – удивляются дети.

– А очень пгосто! – взял и быстро весь свой обед умял. Смотрят дети и глазам не верят – перед дедушкой Лениным такие же, как и у них, чистые пустые тарелки. С тех пор дети стали думать что Ленин – волшебник. А он не волшебник был и в волшебство не верил. Просто он хотел вину свою перед тем крестьянским сыном искупить. И решил собой ради детишек пожертвовать.

Сидят дети за столом и изумляются. И Ильич сидит, на часы смотрит. Вроде жив. Не отравили на этот раз. А тут и время обеда прошло. Тут Ильич руками развел:

– Ну все, детишки, по гежиму у нас тепегь тихий час! А ну-ка – быстго все спать-спать-спать!!! – и сам пошел спать. Тут к детям Дзержинский с Бонч-Бруевичем подошли и ласково, но твердо ребят из-за стола попросили – мол, им по домам пора.

– А нам бы покушать чего, – лепечут дети. – Голодные мы…

– Ничего, – Дзержинский им отвечает. – Зато – живые! Быстро по домам и спать. А не то спрячу…

 

© Ренарт Шарипов, текст, 2015

© Книжный ларёк, публикация, 2016