Салават Вахитов. Банка счастья
06.01.2016 20:07БАНКА СЧАСТЬЯ
«банка счастья» – странное название для рассказа. Наверное, выпендрёжное, подумаете вы. Вовсе нет. Оно родилось случайно – как метафора. Однажды я вспомнил кэрролловскую фразу о том, что банки из-под варенья никогда не бывают пустыми. И задумался: «А банки из-под молока? Они тоже не бывают пустыми? И что же остаётся в банке?» Ответ пришёл бессознательно, сам собой, откуда-то из эфира – счастье. «Счастье?» – удивился я. Но возможно ли счастье упрятать в банку – хранить, допустим, в холодильнике и временами наслаждаться им? На этот вопрос ответа никакого не поступило, и мысль остановилась. Мысль-то остановилась, а метафора осталась. И кто знал, что она прилепится к реальной трёхлитровой банке, пылящейся на кухне под раковиной и, как оказалось, ждущей своего часа – часа, который перевернёт всю мою жизнь? Кто знал, что в пустой на первый взгляд банке таится счастье? Если вам интересно, я расскажу историю о том, как ёмкость из-под молока вывела меня из тёмной лузерской полосы к новой, осмысленной жизни. Вдруг вы тоже тяготитесь неудачами, которые преследуют изо дня в день, налипая, словно ракушки, на днище корабля, и мешают двигаться к желаемой цели. И если это так, то мой опыт вам, несомненно, пригодится
помню, однажды меня, как автора, пригласили в театр – не буду уточнять в какой. Должна была состояться инсценировка моего рассказа, и нужно было встретиться с составом актёров, задействованных в спектакле. Прежде никакого опыта постановок у меня не было, поэтому я понадеялся на режиссёра – на то, что тот по ходу дела мне разъяснят, в чём будет заключаться моя роль
в назначенное время я прибыл в театр и с трепетом перешагнул порог храма искусств. В храме царили бардак и хаос. Шёл ремонт, повсюду сновали рабочие в синих спецовках, что-то разбирали, переносили и грохотали молотками. А ещё где-то в оркестровой яме репетировал оркестр, но музыки не было, а раздавалась скрежещущая какофония, которая раздражала и даже выводила из себя. Это невозможно – жить во внутренней гармонии с самим собой, когда снаружи сплошная како...
не сразу я нашёл артистов. Скорее, они меня нашли, узнали каким-то чудом, и я почувствовал с их стороны не только любопытство, но и неподдельное обожание и даже веру в меня. Они – в основном женщины детородного возраста – улыбались и что-то быстро-быстро рассказывали, только я почти ничего не понимал из их рассказов и, кажется, выглядел глупо. Для них я был знаменитым автором, а сам о них ничего не знал. Позже выяснилось, что почти все они – самодеятельные артисты, приглашённые из разных самодеятельных трупп. К слову, «трупп» по-русски звучит плохо, поскольку двойное «п» никак не выговаривается, и, как ни старайся, получается «труп», а труп – это всегда неприятно. К чёрту долбаные омофоны
время репетировать, режиссёра всё нет, а народ смотрит мне прямо в рот и ждёт команды, предполагая, что я и есть главный инициатор проекта, и я ясно понимаю, что ничем им помочь не могу, поскольку не представляю себе театральных технологий, и ужасаюсь тому, что абсолютно не помню текста, над которым предстоит работать, и даже распечатки рассказа я с собой не взял. То есть налицо полный провал затеи, виноватым же все почтут меня, и, хочешь – не хочешь, надо как-то выкручиваться из создавшегося положения
«давайте найдём свободный зал или хотя бы комнату», – предлагаю я, так как мы всей толпой стоим в холле, где продолжают сновать рабочие, перенося какие-то доски, балки, бутафорские колонны, – наша группа им явно мешает. И мы начинаем передвигаться по коридорам в нижнее подвальное помещение, где нас вроде бы ждут. В этот самый момент рабочий, находящийся на лесах под потолком, роняет тяжёлую балку, мы отпрыгиваем в разные стороны, но поздно… Всё вокруг начинает рушиться: лёгкие стены, потолки и тяжёлые колонны. Я уворачиваюсь от летящего строительного мусора и медленно отхожу к выходу, увлекая за собой актёров. Но тут – твою мать! – тяжёлая потолочная плита с хлюпаньем ложится на них, превращая людей в лепёшку. Кровь из-под плиты бьёт в лицо, и запах смерти раздирает ноздри
«а-а-а…» – ору я что есть мочи. И тогда жена подходит к моей постели, кладёт руку на плечо, где-то в районе виска – прикосновение губ: она целует меня. «Мне приснился кошмар, жена почувствовала неладное и решила успокоить, – понимаю я. – Она такая внимательная, нежная, ласковая». Постепенно успокаиваюсь, но продолжаю лежать, отвернувшись к стенке, всё ещё переживая неприятный сон, а она ложится рядом – её объятия легки, – чувствую тепло тесно прижавшегося ко мне всем телом родного человека. Я хочу сказать: «Какое счастье, что это был всего лишь сон!», но не могу ничего произнести, потому что в голове чуть проясняется, и я понимаю, что рядом со мной жены быть не может – она умерла два с половиной года назад, – поэтому мои ощущения тепла и ласки – нечто сродни фантомным болям. И я лежу какое-то время, не шевелясь. Мне хочется, чтобы фантомы былого счастья не покидали меня
вот ведь как бывает: воскликнуть бы радостно «Какое счастье!», оттого что кошмары оказались ненастоящими, но ты не можешь этого сделать, поскольку реальность хуже страшного сна, и лучше бы оставаться в мире грёз и никогда не возвращаться в гнетущую обыденность. Не возвращаться
* * *
«с возвращением!» – приветствует меня приятель, встречая в коридоре, когда я иду к себе на работу. В его словах совсем нет иронии. Вот ведь тоже удивительная вещь: в чьих-либо иных грубых устах та же самая фраза прозвучала бы с издёвкой, а у Тимофея – нет. Почему? Да потому что он сам знает, что такое «возвращение». Он опытный сталкер, не раз побывавший в зоне, откуда не возвращаются, то есть не возвращаются той дорогой, которой пришли. И его пребывание в реальном мире есть образец позитивного отношения к жизни и надежда страждущим в поисках исцеления и поэтустороннего счастья
«что такое счастье?» – спрашиваю я приятеля, совсем не рассчитывая на откровение. «Счастье не объяснить, его можно только почувствовать, – говорит Тимофей. – Вот, например, иду я по городу, и вдруг испытываю острую необходимость в объекте, обозначаемом буквами “Эмˮи “Жоˮ. Хотя, в принципе, “Эмˮ меня бы вполне устроило. Но если бы попалось только “Жоˮ, я б не постеснялся забежать и туда. Так вот, стало быть, неудержимо хочется писать, и оттого, что туалета не находится, желание разгорается всё сильнее и сильнее. И когда наконец добегаю до торгового центра, и обретаю заветное заведение, и закрываю за собой дверцу кабинки, приходит мысль: счастье, вот оно – счастье»
я улыбаюсь нехитрой придумке Тимофея и, кивнув ему – мол, всё ясно, – захожу в соседний офис к Дамиру. Дамир как никогда трезв. «Что такое счастье?» – спрашиваю его в лоб, даже не поприветствовав. Только гляжу на него тускло мерцающей лампочкой, весь в напряжённом ожидании. Дамир оценивает важность момента и, к моему удивлению, выдаёт то же самое, что и Тимофей, только совсем по-иному. Он представляет вышеобозначенную физиологию в несколько ином ракурсе. «Для меня счастье, это когда я просто могу пописать», – говорит он глубокомысленно. И ответ его потрясает. И слова его звучат божественным откровением. Я-то ведь знаю, что у Дамира больные почки, и он из-за этого часто валяется в больницах. Вот ведь как можно расставить акценты
«конечно, – думаю я, – здоровье твоё и твоих близких – это и есть счастье». Здоровье – да, именно оно делает человека счастливым. Если будет здоровье, то всё остальное приложится. Но тут же меня опять одолевает сомнение. А нездоровые люди? Например, инвалиды. Разве они не испытывают положительные эмоции? Конечно, испытывают. Особенно, когда преодолевают свою неполноценность. Здоровье – одно из важнейших условий счастливой жизни, но оно, возможно, не является синонимом счастья
кстати, образец счастья, предложенный Тимофеем, вовсе не лишён смысла и весьма показателен. Обычно дело, когда чувство счастья связывается с ограничением. Вернее – с преодолением ограничений. У тебя чего-то нет, а тебе непременно этого «чего-то» надо – квартиру, Порше Кайен, красивую женщину. Или вот унитаз, например. Ничего, что унитаз в одном ряду с любимой женщиной? А как вы себе представляете, если женщина есть, а унитаза нету? Неполное счастье какое-то… Вообще, я считаю, что унитаз – великое изобретение человечества. Мой друг, живя с женой и двумя маленькими детьми в однокомнатной квартире, написал диссертацию, сидя на унитазе, и был счастлив. А если б унитаза не было? Был бы он счастлив? Возможно. Но, как говорится, есть некоторые сомнения
на моей великой Родине – в Союзе Советских Социалистических Республик – ограничений было предостаточно, зачастую они вызывались искусственно. Но дело ведь не в самих ограничениях, а в их преодолении – в преодолении трудностей, связанных с ограничениями, в преодолении проблем и барьеров. Нет необходимой книги или диска – достал – счастье. Нет колбасы и сосисок – съездил в Москву – привёз – счастье. Достал путёвку – счастье. Получил премию – счастье. Окончил школу на отлично – тоже счастье. А почему? Потому что другие не могут, а ты можешь. Счастье любит избранных, а ты в данный момент избранный и потому – счастливый человек. И подобного счастья было всегда навалом, и, что там говорить, жил я в счастливой стране до тех пор, пока кто-то не решил, что счастьем за здорово живёшь не нужно разбрасываться, пусть оно будет только у тех, кому принадлежит власть
конечно, счастье обычно видится в преодолении трудностей, достигаемом на пределе человеческих возможностей. Для чего альпинисты покоряют горы? Для чего парашютисты совершают затяжные прыжки? Разве не понятно? Ради счастья, испытываемого, когда барьеры преодолены. А что из себя представляют эти самые барьеры? И не самообман ли это, как искусственно вызванный дефицит товаров народного потребления? Я не буду отвечать на подобные вопросы. В конце концов, вы сами умные и способны для себя решить, что настоящее, а что фальшивое, а меня сейчас волнует другое
я вдруг отчётливо понимаю, что счастье у каждого своё. Люди делятся на группы исходя из собственных представлений о нём. Для моего исследования актуальна такая классификация: человек-животное, человек-зомби, человек-демон, человек-гуманист. Ведущей целью человека-животного является удовлетворение биологических инстинктов – он счастлив, когда получает пищу и секс. Полагаю, что еда для него намного важнее. Человек-зомби – это тот, в чьей голове торчит чип социальной системы, некая общественная программа, которую он обязан выполнять на протяжении всей жалкой жизни. Выполнил хорошо – получил грамоту, звание заслуженного, чиновники поаплодировали и… отправили на свалку. Простите – на пенсию: он получил свой кусочек счастья и больше никого не интересует. Демоны – это люди с выдающимися способностями, крайние эгоисты и индивидуалы. Их главная цель – всё загрести себе, все блага, а народ обязан их любить и радоваться счастью кумиров. Понятно, что речь идёт о звёздах шоу-бизнеса и правителях. А вот четвёртый тип счастья встречается нечасто, я бы даже сказал – редко. И обладают им люди, которые, в отличие от демонов, получают удовольствие оттого, что отдают обществу всё, чем обладают. Целиком самого себя со всеми своими способностями, без остатка. И ничего взамен не требуют. Бескорыстное счастье мало кому доступно, а потому завистливые люди называют их лохами или лузерами. Так заведено, что уж тут поделаешь. Но мне почему-то кажется, что гуманисты действительно немного разбираются в счастье
многие принимают за счастье деньги, власть и, как ни странно, знания. Нет, конечно, чего ж тут может быть странного. Именно знания могут привести к власти и богатству. Знание – сила. Не случайно богатейшие люди типа Германа Грефа пытаются скрыть знания от народа. Для тех, кто не в теме: это председатель правления Сбербанка России. Греф оказался настолько глуп, что выразил такое желание публично, и теперь оно растиражировано в ютубе, другие поступают значительно хитрее – разрушают народное образование и создают элитные учебные заведения для собственных детей. Не надо быть слишком умным, дабы понять, что грефоное счастье убого и ограниченно. Нам его совсем не нужно. Мне лично ближе позиция комика Тима Минчина, призвавшего выпускников университетов распространять знания. Думаю, по-настоящему счастливым можно стать лишь делясь счастьем с другими
это, разумеется, только одна из многих классификаций. Сейчас я расскажу о другой, выстраданной мною. Она проста, поскольку дихотомична, то есть делит всех людей всего на две части. Нетрудно заметить, что одна группа человечества прёт на всех парах в гору, чтобы потом скатиться с неё на лыжах или санках и получить удовольствие от катания. Или, скажем, поднимается в небо и прыгает с парашютом: сердце замирает от скорости падения – и ощущение кайфа никакими словами не передать. Другим людям, чтобы обрести счастье, наоборот, сначала нужно упасть, причём невероятно низко – до полного ничтожества, практически до небытия, так, чтобы потом прочувствовать радость возрождения и обновление жизни. Счастье ведь познаётся только в сравнении. А если в твоей жизни ничего не происходило и тебе не с чем сравнить, то как ты можешь стать счастливым? Никак. Человек научился чувствовать и мыслить только после того, как научился сравнивать
возможен и обратный взгляд на вещи. Есть вероятность, что тот, с кем никогда ничего не происходит, кто всегда и всем доволен, и есть счастливый человек. Если у него спросить: «Счастлив ли ты?», он обязательно ответит, что счастлив. Но ведь он не знает, что такое несчастье. Какое он имеет право так отвечать, если он не терял близких, жену, например, или родителей? Или хотя бы бумажник со всеми документами и деньгами! Потерять и потом обрести… Есть ли в этом разумное зерно? Или вот взять хотя бы блаженных, которые на Руси всегда почитались и объявлялись счастливыми. Им ведь Бог не дал разума. И они никогда его уже не обретут. Так что, можно быть счастливым и без разума? Снова одолевают сомнения
пока ты живёшь, обрастаешь тысячами связей с реальным миром, и он как бы становится своим. Другого мира ты не знаешь и даже боишься его. Но мне всегда нравились фантасты, которые дерзали выстраивать в увлекательных книгах чужие миры, и их можно было бесконечно исследовать и осваивать. Взять, к примеру, Жюля Верна, Герберта Уэллса, Алексея Толстого или даже Карла Маркса. В фэнтезийных мирах совершенно не страшно, и ты перелистываешь в нетерпении страницу за страницей, стремясь познать новые страны и вместе с героями установить в них добро и справедливость в таких масштабах, которых и на твоей-то родине никогда не предвиделось. Тем не менее ты не дурак и понимаешь, что всего лишь читаешь книгу, в ней иллюзии и мечты авторов, а реальность, в которой ты пребываешь, конечно, другая, и идеала при твоей жизни уж точно не достичь, и тогда идёшь со своими грёзами к какому-нибудь другу и за «чашкой чая» раскрываешь ему душу и, потихоньку пьянея, вещаешь о желании изменить смутный мир и даровать ему счастье
утро находит тебя дома на стареньком диване. А ты не только не хочешь вставать, но и глаза раскрывать не хочешь, потому что в мозгу, промытом алкоголем, где-то на самой периферии, ещё таится надежда, что кошмары, приснившиеся тебе, всего лишь кошмары, что рядом любимая жена и она обнимает тебя, а вскоре встанет – она всегда встаёт первая – и приготовит завтрак, а потом разбудит детей и позовёт вас к столу, и маленькая кухня наполнится весёлым шумом
веки всё равно приходится разомкнуть. И если вы никогда не напивались – сильно и от души, – чего вам совсем не советую делать, то я расскажу, что происходит дальше. Дело в том, что под действием алкоголя в мозгу умирают тысячи клеток. Я читал, что сто граммов водки убивает 8000 мозговых клеток. А если выпить литр? Что с нами будет? А если два? После двух литров наш мозг становится похожим на Луну после метеоритного дождя – он полностью усыпан кратерами и пустынен. Тех тысяч ниточек, которые раньше связывали тебя с реальностью, больше не существует, и ты просыпаешься абсолютно одиноким в чужом фантастическом мире – чужие стены, чужие книги и за окном чужие люди. Вокруг тебя опасность, жестокость и враждебность. И рядом никакого союзника. Ты абсолютно никому не нужен. И если, например, сейчас умрёшь – допустим, покончишь с собой, – то мир будет удовлетворён малодушным поступком и даже станцует ламбаду на твоих похоронах
я люблю возвращаться. Мой кайф как раз и состоит в том, чтобы пережить состояние Ренессанса – налаживания утраченных связей с некогда близким мне миром. Я чувствую себя космическим странником, вернувшимся из далёкого путешествия, адаптирующимся к земным условиям. Именно в такие моменты и появляется хоть какой-то смысл жизни, но постепенно, когда всё налаживается, он снова утрачивается. Ты вдруг понимаешь, что у тебя нет главного – счастья, потому что если б ты был счастлив, то тебе б не было никакого дела до смысла жизни. И становится неуютно и стыдно, оттого что снова обманулся: ты никогда не вернёшься в мир, где, по твоему глубокому убеждению, и живёт счастье, и снова, вместо отчего дома, как некогда блудный Донатас Банионис, оказываешься на острове в океане Соляриса. Кстати, Банионис умер в прошлом году. Умер, дожив до девяноста лет, с чувством вины и абсолютно несчастным. Люди, увы, несовершенны
а я лежу на диване в однокомнатной хрущёвке, где тускло помигивает жёлтым глазом оставленная включенной на ночь лампа. В окне постепенно рассеивается сумрак, и я вслушиваюсь в звуки за стенами – чужие, недружелюбные шумы вызывают тревогу, память окончательно проясняется, и мысли заполняются проблемами, которые вчера старался подавить. Знаю, что это безнадёга, знаю, что все равно нужно вставать и начинать новое бессмысленное утро
распечатываю на принтере всё то, что настучал ночью на компе. Первый лист слетает на пол. Поднимаю его. «Мой день начинается с таблетки…» Какая дрянь! Никуда не годится... Сотни раз говорил себе, что не нужно писать ночью, нужно писать, выспавшись, то есть на свежую голову. Всё, что пишется ночью, нужно безжалостно уничтожать. Пусть тебе кажется, что в голове всё улеглось-уложилось и только садись и пиши. Однако ночью сопротивление материала слишком велико, не хватает силы тока, той энергии, которая преодолеет это сопротивление. Но где взять ток такой мощности, который сумеет связать детали повествования в строгую последовательность мыслей, да так, чтоб заиграла музыка? А я точно знаю, что если в результате написанного мной заиграет музыка, то я почувствую себя чуточку счастливым. Хотя можно ли быть одновременно чуточку счастливым, а чуточку нет? Ведь счастье, оно должно быть абсолютным. А если вдруг ты достиг абсолютного счастья, то что ждёт тебя дальше? Или развитие на данном этапе останавливается, поскольку не к чему больше стремиться? Увы, всё это не риторические вопросы. Всей своей никчемной жизнью я пытался доказать, что если путь в Эдем человеку заказан, то островка счастья он всё же достоин
мой день действительно начинается с таблетки. Каждое утро я просыпаюсь и выпиваю по одной. Из зелёной картонной коробочки. В коробке – четыре упаковки, в каждой упаковке по десять таблеток. Когда они закончатся, я умру: новые купить не на что. Я не наркоман, нет. Эти таблетки из самой обычной аптеки. Сердечные таблетки вместо ушедшего сердечного друга. Можно, конечно, поделить каждую таблетку на две части и протянуть ещё немного. Наверное, я так и сделаю, хотя большого смысла в этом не вижу. Достало всё… Всё до-ста-ло
опять минутная слабость. И таких минут становится всё больше и больше. Но зачем раскисать, когда тебе отпущено целых восемьдесят дней?! Почти три месяца! Одиннадцать с половиной недель! За это время можно многое успеть, многое написать… Ещё заиграет музыка! А если она заиграет, то будет немного счастья, и катись всё остальное в…
вот основная мысль задуманной книги: мне нужна собственная Конституция, по которой я буду жить, начиная с сегодняшнего дня. Моя жизнь будет обустроена по законам моей страны, где я президент и единственный гражданин. Я объявлю о независимости от метрополии, доведшей меня до скотского существования. Остатки жизни желаю прожить гражданином свободной и счастливой страны. И пусть она рождается в вихре революционного взрыва, когда низы не хотят, а верхи не могут жить по-старому
нет, говорю себе, нет, постой: Конституция – вопрос сложный, нельзя торопиться в таком деле. Конституция должна быть хорошо продуманным основным законом. Я купил недавно Конституцию метрополии в книжном магазине. Это брошюра в шестьдесят страниц. Но каково было моё удивление, когда рядом на полке я увидел толстенный том, содержащий толкования статей Конституции. Надо же было умудриться составить основной закон страны таким образом, чтобы иметь возможность для столь пространных интерпретаций. Говорю как писатель: ничего бессмысленнее никогда не читал. Какие бездарности составили документ, в котором нет идеи, не определён конфликт, нет развития действия и кульминации? Тьфу на них! Я напишу Конституцию, в которой всё будет чётко и ясно – там будет всего два принципа: человек должен быть свободен и счастлив
но для начала надо воспользоваться революционной ситуацией и объявить о рождении независимой республики. А для этого нужно вывесить флаг, очертить границы и дать название новой стране. Вот только тогда следует устанавливать законы и давать распоряжения
опять тороплю события: всё должно быть законно, для начала нужно провести всенародный референдум. Срочно. Как можно быстрее! Прям через несколько минут, пока метрополия не опомнилась и не прислала войска. Срочно нужны прозрачная урна – трёхлитровая банка, в полиэтиленовой крышке которой прорезана щель, думаю, подойдёт, – и бюллетень – лист бумаги с вопросом «Считаете ли вы, что для того, чтоб не сдохнуть, необходимо покончить с колониальным режимом и отделиться от метрополии?», – и наблюдатели из ОБСЕ. С последними труднее. А что такое ОБСЕ? Общество борьбы с Е… С Е? А чё с ними бороться? Есть у меня один Е – еврей из Дюртюлей, живёт в Израиле, целыми днями в скайпе сидит, будет международным наблюдателем
я ещё не проголосовал, а любопытные журналисты уже предполагают, каковы будут результаты референдума. Что даёт социологический опрос? 100 процентов «за»? Это, как говорится, будем ещё посмотреть
избирательная комиссия работает слаженно, чётко и быстро, вежливые люди настороженно следят, чтоб не случилось инцидентов. Инцидентов, разумеется, не случается, и вот вам результат: 98 процентов «за», 1 процент «против» и 1 процент воздержавшихся. Как такое возможно? Вы меня спрашиваете? Не будьте наивными, вы же взрослые люди: в избирательных комиссиях возможно всё. Радуюсь и поздравляю себя: я гражданин свободной страны. Теперь самое время заняться флагом и границами
флаг у меня есть! Когда-то в далёком 73-м году мы с отцом путешествовали по Кавказу, и наша туристическая группа носила оранжевые галстуки, у меня такой сохранился, сейчас я его найду – сберегал как память. Вот он – оранжевый треугольный стяг, правда, старый и помятый, ведь прошло сорок лет как-никак, и на нём двенадцать дырочек, проеденных молью: пять больших, размером с таблетки, и семь маленьких, напоминающих гречку
что ж, пусть мой флаг – оранжевый шёлковый треугольник с пятью большими и семью маленькими дырочками. Ни у одной из стран НАТО нет такого замечательного флага! Осталось его закрепить на стене, поскольку флагштока в доме не наблюдается. И вот он теперь всегда передо мной – и это начало новой, оранжевой, жизни. Остаётся сделать официальное заявление
а как его сделать, если нет названия государства? Вопрос сложный, политический, хотя сегодня у меня все вопросы политические. Я не союз, не федерация и даже не народ, следовательно, такие определения, как «союзное», «соединённые» и «народная» совершенно не катят. Возможно, когда-нибудь в будущем кто-либо и присоединится к моей стране, возможно, что появится и народ, но сейчас, чего греха таить, я живу в гордом одиночестве – хотя должен заметить, ещё вчера, пока у меня не было флага, я считал своё положение унизительным и впадал в тоску, бред и отчаяние, – поэтому будем исходить из того, что есть, из статуса кво, так сказать
лучше всего придумать аббревиатуру. Как «СССР». А ведь я же и есть гражданин СССР, и если название никем не используется, значит, имею право узурпировать его. Но тогда придётся ориентироваться на символику и законы той, давно ушедшей страны. И это – минус. С названием придётся определиться позже, поскольку название – навсегда, как назовёшься, так и поплывёшь. Надо будет посоветоваться с умными людьми. Займусь пока гербом
о! Вот хорошая мысль: у меня есть значок «Турист СССР», я его получил за самое первое путешествие и гордился им. Я же говорил, что в далёком 73-м году мы с отцом путешествовали по Кавказу, и наша туристическая группа носила оранжевые галстуки, тогда мне вручили значок с золотым ободком, с компасом и палаткой, а на самом верху – маленькая красная звёздочка как огонёк костра. Подойдёшь усталый после дневного перехода к такому костру и греешь руки, а рядом мальчишки и девчонки сидят и песни поют. Всем весело и радостно. У счастливой страны должен быть счастливый герб! Озирающиеся птицы нам не подойдут, и выдранный глаз на вершине пирамиды, по моему скромному мнению, совершенно нелеп и неуместен
после объявления независимости и поднятия флага хорошо бы включить гимн, чтобы граждане прочувствовали торжественность момента. Скажу по секрету: все гимны всех государств одинаково плохи. Почему? Сами подумайте, в каких случаях исполняется гимн. На спортивных соревнованиях, когда награждают победителей. Стоит, например, команда хоккеистов, им бы радоваться и прыгать от счастья, ведь молодые ребята же, а они все унылые, развесили по сторонам руки и рты открывают, типа поют, слов-то никто не знает. Или вот какой умник придумал включать гимн страны в двенадцать ночи? Он что – думает, народ выстроится, прослушает гимн и отправится спать? А утром точно нужен гимн, но бодрящий, буги-вуги, к примеру, очень подойдёт. И гимн, и зарядка. Народ взбодрится и дружно пойдёт на работу. О народе надо думать! Казалось бы, всё так просто, стоит лишь пошевелить мозгами
перебрал в памяти виниловые пластинки моей юности, ничего приличного не вспомнил. Тогда полез рыться в переносном винте, прикреплённом к ноуту. Ведь надо выбрать музыку, под которую захочешь просыпаться каждое утро. Нашёл песню Big Log из The Principle Of Moments Планта, потом As Tears Go By Роллингов, потом Im Nearly Famous Клиффа Ричарда, пока остановился на них, пусть у меня будет три гимна в зависимости от настроения. В конце концов, ничто не мешает сменить гимн очередным указом. Кстати, добавим ещё Coz I luv You Слейдов, и пусть он будет основным, да и всю пластинку Rolling Stones «Tatto Yoy», пожалуй. Ни одно государство мира не сможет тягаться со мной по количеству гимнов! А главное, что каждый житель моей страны будет просыпаться под свою любимую музыку
знаете, почему развалился Советский Союз? Потому что современную музыку у нас запрещали! Молодёжь всегда стремится к новому, к новым формам в искусстве в частности. Невозможно заглушить молодую поросль. Закатывайте её в асфальт, она пробьёт асфальт и разрушит его. Надо больше доверять молодёжи! Поэтому я, как мудрый Президент не буду запрещать, пусть слушают, каждый свою. Хотите «Лейлу» Эрика Клэптона? – пожалуйста, «Имейджн» Джона Леннона? – тоже не возражаю. А ещё пусть будут Элтон Джон, Алиса Купер, Квин, Битлз, Би Джиз, Боб Марли, Джо Кокер, Крис Норман, Роберт Плант, Пинк Флойд и Айдар Галимов. А ещё для дочки One Direction, Little Mix, The Pretty Reckless, Coldplay, Macklemore & Ryan Lewis и The Neighbourhood. Дочка зайдёт – услышит, обрадуется… Поляки нас не любят, а я полонез Огинского включу, и пусть они только попробуют не встать, когда заиграет музыка
прослушал гимн, стоя у флага и герба молодой республики, и направился в кабинет, то есть за комп, дабы урегулировать возникшие политические проблемы. (К слову сказать, ненавижу политику, но все равно к ней прихожу, потому что если я не занимаюсь ею, то она тут же начинает заниматься мной.) А проблем ох как много… Жду реакции мировой общественности. Я уже признал независимость Абхазии, Приднестровской республики, Донецкой и Луганской народных республик. Осудил действия Соединённых Штатов и написал Обаме гневное письмо, в котором потребовал отозвать штатовских наёмников и пригрозил санкциями. Подействовало. Наёмников американцы не прислали. Послал ноту в МИД России, МИД России никак не отреагировало, тогда я послал им оставшиеся шесть и сейчас сижу, как дурак, без нот. Шутка. Понимаю, что несмешная. Жаль
вот ещё одна шутка: они пошлют против меня танки. Вероятно, БТР-ы уже на подходе, надо срочно зашторить окна, выставить блокпосты, притащить со свалки шины и забаррикадировать дверь. И ещё нужен керосин, а пустых бутылок с недавнего праздника осталось навалом. Как говорил классик, революция только тогда чего-то стоит, когда она умеет защищаться. Вот, например, в Атлантиде проблемам безопасности уделяли основное внимание: было создано привилегированное сословие воинов, а центральный остров, на котором жили атланты, имел пять степеней защиты – был окружён тремя кругами воды и двумя – суши. Атланты знали, что у них есть враги, более того, они предпочитали иметь сильных врагов, а не сильных союзников, понимая, что доверять сильному союзнику нельзя: мало того, что со временем попадаешь в зависимость, так он ещё стремится к абсолютному контролю и рано или поздно тебя завоюет. Вот с китайцами, например, надо быть поосторожней. А что если не иметь врагов? Тогда защитный иммунитет государства слабеет, и оно гибнет. Так погибла ранняя цивилизация в долине Нила. Люди, обитавшие там, были защищены природными преградами: с запада и востока – огромной пустыней, с севера – Средиземным морем, с юга – водными порогами. Много веков их страна была недоступна для чужеземцев, и им незачем было создавать армии и совершенствовать вооружение. Когда враги всё же пришли, они раздавили аборигенов, как тараканов
итак, мне нужен сильный враг, для того чтобы консолидировать общество, надёжные союзники и вооружённые силы. Врага сильнее Обамы не найти, в союзниках лучше держать Путина. А Европа? На Европу начхать, эта престарелая проститутка даёт всем, кто платит, но проблема в том, что её уже никто не хочет. Поэтому Европу можно тупо проигнорировать. Или слегка подразнить, побряцав перед её носом оружием – буду проводить парады во время великих государственных праздников. Объявляю указом сегодняшний день Днём независимости и тут же – внезапную проверку боеготовности войск. Провожу учение со стрельбой из современного арбалета с бронебойными стрелами и метанием ножа типа «крыса» тайваньского происхождения. А также обращаю внимание командования на физическую подготовку воинов: офицеры с пивными животиками и солдаты-рахитики нам не нужны. Пьянству – бой, ракеты – в цель. Алкоголиков уволить, дохляков откормить. И больше, больше физических упражнений: зимой – на лыжи, летом – бег
и защитить границы. Границу, как говорится, на замок. И покрепче. И лучше, если поставить новую дверь. Только не китайскую. Я думаю, китайские двери изготовляют специально для того, чтобы любой китаец смог их открыть. Беспечность не в наших правилах, нам нужна наша отечественная дубовая дверь. И чтоб ни один китаец… И чтоб пограничники, паспорта и визы. Потом уже, когда у нас найдутся последователи, и независимых государств будет больше, можно будет создать федерацию и частично отменить визовое сообщение. Кстати, пока налицо демографическая проблема, визы для девушек не обязательны – нужно развивать туристический рынок, делать его привлекательным
а вот экономику придётся поднимать. Дауншифтинг для нас неприемлем. Для начала нужна твёрдая валюта, из падающей рублёвой зоны нужно немедленно выходить. И такая валюта у нас есть. Это гречка – самый надёжный ликвидный продукт. Финансовый рынок уже определил курс нашей валюты: одна килогречка равняется пятидесяти российским рублям, одному доллару и двум евро. Устойчивость её не подвергается сомнению, а волантильность в пределах небольшого коридора
до сих пор мы зависели от банков, подсадивших нас на бабло. С сегодняшнего дня их бабло ничего не стоит. Надо это осознать. Сами подумайте, что если кризис? Не будешь же жрать грязные доллары или грызть золото? А вот гречку… Гречка – стабильный продукт и удобная мера измерения. Создадим валютный резерв и напечатаем купюры, обеспеченные реальной продукцией
увы, нас подсаживают не только на бабки, для того чтобы лишить независимости и свободы. Современные рабовладельцы совершенно цинично эксплуатируют и наши пороки, и достоинства. В первом случае нас приучают к алкоголю, куреву, наркотикам и продажной любви, во втором – к сетевому маркетингу, компьютерным играм и таблеткам. А совсем скоро людям вживят электронные чипы с социальными номерами и будут выдавать нормированные порции счастья. Это неизбежно и уже происходит под красивым названием глобализации
это неизбежно, пока формой управления в обществе остаётся пирамида, на верхней площадке которой совсем немного места. Обычные люди находятся в самом низу пирамиды, именно они обеспечивают её устойчивость, и именно на них сидит множество верхних слоёв. И каждый ещё сидит на таблетке. А таблеток всем не хватает, поэтому они дорогие. Всё логично: если бы их хватало, то как извлечь выгоду? Как властям убедить людей, что обладание сомнительными благами и есть настоящее счастье и смысл жизни? Заметьте к тому же, что на каждом уровне социальной лестницы свои таблетки. Самые лучшие – для тех, кто наверху, а для остальных – низкопробные. Лишь бы мы не сдохли до той поры, пока из нас не извлекли выгоду
и тогда возникает известный вопрос Чернышевского – что делать? Первое, что приходит на ум, – разрушить пирамиду и отказаться от таблеток. Согласно принципу Оккама, наиболее простое решение обычно является правильным. Но если не пирамида, то тогда что? Вы изучали геометрию? Какая геометрическая фигура является идеальной? Конечно, шар! Сама природа подсказывает, что всё кругом круглое: звёзды и планеты, которые вертятся вокруг них. То есть некое ядро, пусть, например, Солнце, даёт энергию и обеспечивает жизнь всем, кто вокруг ядра крутится. Ведь ни одной из планет не взбрело ещё в голову заставить солнце крутиться вокруг себя. Это невозможно, это безумие. Таким образом, в центре большого хозяйства должны находиться производители благ. Изначальное социальное устройство было шарообразным, тогда не было верхушки, зато было крепкое ядро. Я думаю, что до сих пор идеальной сферической общностью остаётся семья. Пирамида понимает это и стремится её уничтожить, предлагая взамен педерастию и лесбиянство. Однако сами богатейшие люди давно вернулись к родовому строю и живут кланами. Взгляните на Большую печать США, заменяющую им герб: на ней изображена пирамида, а на пирамиде небольшой шар с всевидящим оком. Согласитесь, что это весьма цинично
встаю, смотрю на флаг и слушаю гимн. Играет музыка. Впервые за многие годы я ощущаю себя гордым, свободным и счастливым. Хотя по большому-то счёту мне никакого счастья и не надо. На что оно мне одному? Может, вы меня спросите, не вспомню ли я самый счастливый день моей жизни – день, который навсегда запомнился, когда я был по-настоящему счастлив? Если спросите, то расскажу. Это был май 1985 года. Братишку забирали в армию. Хотя считалось, что правильнее говорить «призвали в армию», на самом-то деле я понимал, что его забирают
наверное, стоит напомнить, что в то время шла война в Афганистане. Моего однокурсника – высокого светловолосого парня, игравшего на гитаре красивые башкирские песни, – привезли домой в цинковом гробу, который даже не разрешили вскрыть, чтобы родители смогли убедиться, что труп юноши, в котором они души не чаяли, которого любили младшие братья и сёстры, именно в этом металлическом ящике. Просто закопали на кладбище, а солдатики, сопровождавшие гроб, выстрелили в воздух из калашникова. Таков был обычай. Но я-то ведь не хотел стать участником подобного обряда, и поэтому переживал сильно
помню, мы с отцом проводили братишку до призывного пункта, двери за ним закрылись. И зависла над нами гнетущая неизвестность. Никто тогда в семье этого вслух не произносил, но каждый про себя думал: «Лишь бы не в Афганистан! Лишь бы не в Афганистан!» А как узнать, куда? Никакой связи в ту пору не было: ни скайпа тебе, ни мобильного. Да и не считалось нужным тогда разъяснять родителям, что станется с их сыном. Оставалось молиться и ждать письма. А когда оно ещё придёт, это письмо? И вдруг прям на следующий день, спеша на электричку, у железнодорожного вокзала я увидел новобранцев, ждавших поезд. И среди них был мой братишка. Мне удалось проводить его с вокзала и даже посадить в вагон! Неслыханное везение! Однако никто из мальчишек не имел ни малейшего понятия о том, куда они едут. «Товарищ майор, куда вы их везёте?» – спросил я офицера без всякой надежды получить ответ. Но он ответил: «В Свердловск». Так раньше назывался город Екатеринбург. От других городов он отличался тем, что в нём молоко продавали в больших литровых бутылях. В Уфе подобных бутылок никогда не было. А если бы и были, нам было бы все равно, потому что наша семья жила в пригороде и держала корову. Молоко обычно хранилось в трёхлитровых банках – свежее, настоящее коровье молоко, и его можно было пить сколько захочешь, и разрешалось прямо из банки
моё сердце ликовало и учащённо билось, когда я бежал в гору на станции «Юматово» – бежал к нашему дому и кричал, задыхаясь от радости: «Свердловск! Свердловск!» А навстречу, ничего ещё не понимая, выбегали встревоженные мама, и папа, и бабушка. И все тогда были живы, и с женой, которая будет обнимать меня в дни грусти и печали, мне ещё только предстояло познакомиться. И я был счастлив тогда, и играла музыка
Рассказ опубликован в сокращенном варианте в газете «Истоки» (2015. – № 6) под названием «И играла музыка…»
© Салават Вахитов, текст, 2015
© Книжный ларёк, публикация, 2016
Теги:
—————