Сергей Авраменко. Боль войны

БОЛЬ ВОЙНЫ

Атака

По траншее пронеслось громогласное «УРА»!

Значит, снова надо подниматься и бежать, наступать на позиции врага.

Кто выживет в этом бою? Ответ очевиден и давно известен – немногие…

Беру свою «трехлинейку» с пристегнутым уже штыком. Эх, сколько фашисткой нечисти этот стальной молодец отправил на тот свет!

Смотрю, солдаты начинают подниматься, кто-то – в последнюю свою атаку.

Ладно, и мне тоже пора, надо только собраться с мыслями и… вперед, в неизвестность!

В голове промелькнули строки вчерашнего письма, которое я получил из дома. Тяжело моей семье на Смоленщине. Проклятая оккупация, видимо, затянулась в моих родных краях надолго. Верю – прогоним проклятых фрицев от Москвы, и от Смоленских ворот погоним захватчиков! Главное, что дети и жена живы! Дай-то Бог этого всем тем, кому досталась тяжелая доля войны!

Вчера в сыром блиндаже, когда читал нежные строки письма, пронизанные такой любовью и теплотой, а дочурка с сынишкой в конце нарисовали такой забавный рисунок, что на миг показалось, будто бы войны и нет вовсе, что это просто какой-то кошмарный сон.

Рядом прогремел взрыв, земля попала в лицо и немного засыпала глаза.

Смотрю, недалеко от меня лежит мой товарищ из Пензы – Коля, чуть подальше Михаил из Запорожья. Они лежат без движения и уже не поднимутся – смерть! Смерть открыла новый счет в этом очередном бою. Сколько тебе надо, старая, чтобы угомониться?

Пули зажужжали как большой пчелиный рой. Это проклятый немец стал огрызаться. Сколько хочешь огрызайся, все равно мы эту высоту возьмем! До немецкой траншеи метров двести. В мирное время это расстояние можно было преодолеть за считанные минуты, но не здесь.

Возле пулемета лежит комбат. Из ушей и носа течет кровь. Он хочет что-то сказать. Подбегаю к нему, что-то хочу сам спросить, но тут же понимаю – сильная контузия, да еще оторванная осколком рука – не дадут получить ответ на мои вопросы. Единственное, что он все еще в силе сделать – это показать свободной рукой вперед, в сторону врага. Я знаю, родненький, что надо бежать вперед! Все мы про это знаем!

Оглянулся. Сзади уже без движения лежат многие из тех, с кем поднимался в атаку – смоляне, сибиряки, татары, украинцы, белорусы.

Сколько их лежит сейчас по всей матушке России? Не сосчитать…

Впереди показалась колючая проволока, значит, уже скоро. То там, то тут, на проволоке висят убитые мои товарищи, которые пытались с ходу преодолеть эти смертельные мотки и были сражены вражескими пулями. Повсюду кровь, стоны раненых, и сплошная пелена дыма и гари, застилающая глаза.

«Трешку» заклинило, да и в ближнем бою она не совсем удобна. Быстро достаю саперную лопату.

Ну, вот и первый! Бью со всей силы по каске – по голове фашистской сволочи!

Слышу позади выстрел… Ну все, думаю, отжил! Поворачиваюсь. Нет, это сержант Семенов застрелил нападавшего на меня сзади фрица. Эх, спасибо тебе, Андрюха, что не бросил в беде, подстраховал! Только хочу крикнуть слова благодарности, не успеваю – Андрей убит… Если останусь жив, обязательно напишу письмо его родным.

Первую линию взяли, пот вместе с каплями крови течет по голове. Снова заработала артиллерия, застрочили пулеметы.

Осталось совсем немного… еще сто метров и все, Победа! Собираю последние силы в кулак, надо бежать вперед, да и народу остается все меньше и меньше…

Рядом раздался взрыв, за ним еще один, и еще… Какая-то неведомая сила подхватила меня, и, уже не чувствуя под собой земли, я куда-то лечу…

Очнулся… Вокруг тишина, отдельные очаги пламени да задымленное вокруг русское поле, и ни души…

Хочу что-то сказать – не получается, ком в горле стоит такой, что не продохнуть. Хочу привстать, не могу, тело, словно ватное, ни руки, ни ноги не подчиняются. Мысленно хочу пролистать назад моменты этой атаки. Понемногу возвращается память. Встаю, окидываю поле уставшим взглядом. Убитые, очень много убитых то тут, то там лежат, закрыв всё поле, а вокруг тишина…

В небе слышен какой-то крик. Поднимаю голову. Надо мной пролетает журавлиный косяк, теряющийся в черном дыме еще не остывшего поля.

Проводил птиц взглядом, встал на колени, отхлебнул из фляги горькой и вспомнил о них, обо всех тех, кто упал в этой последней атаке у незнакомого поселка, на неизвестной высоте…

09.12.2014 г.

Затишье

Прошло вроде минуты две, а создалось такое ощущение, что минула вечность! Усталость такая, что невозможно стоять на ногах, да еще ранение в правую руку дает о себе знать.

Пошел мелкий моросящий дождь. Смотрю, хрупкая медсестричка пытается вытащить на себе полумертвого солдата. Их три у нас осталось после этого боя, а было семь. Тоже сильно им достается на этой проклятой войне! Бессонные ночи и дни, а еще куча смертей, ужаса, грязи и холода выпала на эти хрупкие плечи наших фронтовых подруг.

– Эй! Подожди, я тебе помогу! – кричу сквозь хлопающие о землю капли дождя, и начинаю двигаться в ее сторону.

– Да, что Вы… Не нужно этого делать! Да Вы и сами ранены, вон как кровь течет, я сейчас мигом все перевяжу! – говорит она мне в ответ с искренней улыбкой на сильно уставшем лице, доставая уже несколько раз простиранный бинт.

Присаживаюсь на пустой ящик от артиллерийских снарядов. Смотрю в сторону и тут же отвожу взгляд, закрывая здоровой рукой глаза медсестры. Недалеко, в кустах, остатки нашей «сорокапятки» и полностью убитый расчет, точнее, то, что от него осталось после прямого попадания немецкого снаряда – кровавое месиво из частей человеческих тел, рваной одежды и амуниции. Жутко…

– Как звать то тебя? – сквозь боль пытаюсь поговорить с сестричкой.

– Александра, – отвечает она, не отвлекаясь от бинтования моей раны. – Мы в деревне жили до войны. 22 июня над деревней пролетели немецкие самолеты, и началась бомбежка. Я с матерью в поле была в тот день, а вот братик мой меньшенький… – проглотив ком горечи и едва сдерживая слезы, продолжила рассказ Александра.

– Он был с бабушкой дома. И вот одна из бомб попала прямо в него. Так мы даже тел их найти не смогли, все разлетелось, ничего не осталось. Просто положили на том месте цветы в знак памяти и скорби. Если дождусь окончания войны, обязательно поставлю на том месте красивый памятник. А отец мой и два старших брата с началом войны тоже ушли на фронт, но где сейчас они, один только Бог знает.

Медсестра, перевязав мою рану, что-то пытается рассказать мне еще, но тут в небе слышится нарастающий гул моторов. Это немецкие самолеты возвращаются обратно для очередной атаки, нужно быстрее прятаться и уходить в лес.

18.07.2015 г.

Ад

Взрыв, еще один, и еще! Гул летящих стервятников ни с чем нельзя сравнить, паника такая наступает от этого душераздирающего звука, что просто кошмар!

– Куда ты? Андрей! – кричу вставшему во весь рост, но уже контуженому бойцу из нашего взвода, схватившему пулемёт, и пытающемуся с ходу сбить летящий низко над землей немецкий самолет.

– Беги в лес! Убегай!

Вдруг произошло чудо и, задымившись, «юнкерс» падает в болото. «Неужели сбил?»,– мысленно проносится в голове.

Так и есть! – молодец, пулемётчик Максимов, не зря носит знак «ворошиловский стрелок»!

Из горящего леса стали выбегать звери. Выбегают на поляну и не знают, куда деваться, везде разрывы, стрекот пулемётов и летящие одна за другой в воздух сигнальные ракеты.

На поляну выскочил олень с перебитыми, видимо, осколком от снаряда, задними копытами. На какой-то миг он остановился напротив меня, посмотрел в мои черные от копоти и гари глаза. И тут я увидел слезы, да, это были слезы, которые градом катились из его красивых глаз. Во взгляде зверя чувствовалась мольба о помощи, а еще сильная боль и отчаянье.

Я услышал сзади душераздирающий крик. Это недалеко встал подбитый наш танк, открылся люк, из кабины выкатился командир машины. Судя по петлицам, это был гвардии лейтенант, он пытался сбить с себя адское пламя. Я понимал, что все бесполезно, таких случаев я встречал десятки. Я не мог смотреть в его сторону. Через несколько минут раздался выстрел. Я все понял. Он не хотел мучиться, даже эти последние минуты своей жизни, сгорающий живьем. Когда ветер перевернул выпавшую фотокарточку из его кармана, на меня смотрели жена и двое детишек, которые больше никогда в жизни не увидят своего папу…

В небе, словно стрекозы в жаркий летний полдень, носились наши «илюши», пытаясь отразить атаку немецких стервятников. Один загорелся. Не выпрыгивая из горящей кабины, пилот направил свою машину на скопившуюся колонну немецких танков. Взрыв раздался такой силы, что земля перевернулась под ногами.

Да, после этого боя родную матушку-землю никаким плугом не вспашешь! Можно сразу брать и кидать в печки на переплавку – столько здесь останется железа после этого кошмара.

И опять, куда ни глянь, сотни и сотни скрюченных и покореженных кровавых тел дополняют угрюмый пейзаж этого поля на неизвестной высоте.

09.02.2016 г.

Седые

Поздно вечером нас построил командир батальона.

– Завтра будет награждение за взятие и удержания этой проклятой высоты! – со слегка нервными нотками в голосе произнес он. Он знал всех нас не только по фамилиям, но даже по имени и отчеству, хотя был над нами старшим всего-то ничего.

Когда я зашел к нему в блиндаж, на столе лежал список на поощрения живых, а рядом лежал такой же список, но только в три раза длиннее. Это был список тех, которые больше никогда не встанут, не прижмутся к своим родным и близким людям. В этом списке были фамилии тех, кто остался лежать здесь в самом начале Великой Отечественной войны.

Я подошел к небольшому зеркалу. В приглушенном свете лампады я посмотрел на свое отражение. С той стороны зеркала на меня смотрел поседевший старик. Не может быть! Неужели это я? Неужели юноша, которому исполнилось недавно двадцать лет, это тот седой старик в зеркале? Я не хотел верить в это, хотя жестокая действительность доказывала совсем обратное.

В эту ночь я не мог уснуть. Мне то снился дом с моей женой и детишками, которые встречали меня на пороге с букетом красивых цветов, то я подскакивал в холодном поту и собирался снова бежать в очередную атаку. То я просто впадал в забытье, и ничего не помнил от дающих знать о себе ранах, полученных за время этих тяжелых боев. То мне просто снились мои погибшие товарищи, и я с ними, за одним большим круглым столом, посередине этого пропитанного кровью поля…

Мы уходили все дальше и дальше от этого места Славы, Доблести и Боли. В последний раз, обернувшись, я, посмотрел на выстроившиеся стройными рядами могилы возле дороги, которые укрывали красивые вековые ели. Когда будет всему конец? Когда все это закончится? Рой вопросов носился у меня в голове.

И никто из нас тогда не знал, что обелиски вдоль фронтовых дорог будут возвышаться еще дольше, чем четыре долгих года…

30.07.2015 г.

© Сергей Авраменко, текст, 2014–2016

© Книжный ларёк, публикация, 2017